1-й. Это не чушь. Быть вещью гораздо удобнее.
2- й. Что такое человек без костюма? Просто голый человек.
3- й. А костюм без человека все равно костюм.
4- й. И он гораздо честнее человека: на костюме всегда обозначена его настоящая цена.
ЭЛ. Ты прав… Человека нельзя оценить ни в каком антиквариате. Все, что относится к человеку, нельзя ни сосчитать, ни измерить.
ЛЕТЧИК. Это хаос и непорядок!
ЭЛ. Это счастье и чудо нашей планеты! Как ты оценишь Сезанна, когда он застыл перед этюдом? Его полотно бесконечно, как сама жизнь. Ты, костюм, на котором обозначена цена! Как ты измеришь чудо, когда светящийся мрамор Венеры становится светящейся плотью, трепетной и ждущей твоего взгляда, твоей теплоты?
ЛЕТЧИК. В каком заведении ты это видел?
ЭЛ (усмехнувшись). В заведении!.. Это было в городе, который называется Все-Равно-Где…
ХОР Дигби: «За соседним столиком»
1-й. За соседним столиком ужинала женщина.
2-й. Она была в вечернем платье с глубоким треугольным вырезом на спине.
3-й. Тебе видны были только ее затылок, плечи и непроницаемая спина, по которой пробегал судорожный трепет.
4-й. Трепет плоти, этой вечно восстанавливающейся и неуловимой материи.
5-й. Женщина курила, опершись на руку и наклонив голову, и ты видел лишь безликое тело.
ДИГБИ. Я чувствовала твой взгляд, Эл!
ЭЛ. Танцовщицы начали свой номер.
6 -й. Их шаги были упруги, душа танца наделила душой их самих.
7 -й. Тебе нравился этот ритм, который держал их тела в непрерывном равновесии.
8 -й. Это равновесие могло ежеминутно нарушиться, но танцовщицы снова с поразительной уверенностью восстанавливали его.
9 -й. Они намечали образ, который на пороге завершения, на пороге смерти, переходил в новое движение …
10 -й. … и снова начиналась жизнь, равновесие тел, похожее на полет во сне…
ЭЛ. А передо мной была все та же загадочная спина, неподвижная, как озерная гладь.
ДИГБИ. Я чувствовала твой взгляд, Эл!
ЭЛ. Нет… спина тоже танцевала. Вот от какого-то жеста или мысли по озерной глади пробежало едва заметное волнение…
ДИГБИ. Я просто чувствовала твой взгляд, Эл!
ХОР ДИГБИ (широко). И была ночь…
ДЖИНН (зажимает уши). Я не хочу этого!
ДИГБИ. Что же я такое? Зверь или жизнь? Ты мне так и не ответил.
ЭЛ. Уже рассвет.
ДИГБИ. Да. Жаль. Меня больше не венчает твое желание. Женщина ночью – калиф на час. Я отвернусь к стене, чтобы ты не видел моего утреннего лица. Теперь ты, чистый, холодный, неподвластный телу, стоишь на носу корабля и держишь путь в открытое море. А я прибой, заливающий и животворящий тебя и вновь отступающий. Я зло, раздирающее тебя и отступающее. Я любовь, пришедшая к тебе и непреходящая вовек. Я – лазейка в темнице, я – ошибка в расчете, я – жизнь!
ЛЕТЧИК. Ты не должен так вспоминать. Ты просто не имеешь права так вспоминать! Ты был на грани того, чтобы почувствовать себя вещью. В этом было твое спасение. Но ты предпочел прикасаться кожей к раскаленным углям!
ЭЛ. Ты думаешь, что тень твоего “Мессера” перечеркнула меня? Это всего лишь тень! А ты собираешь тени от слов и пытаешься ими оправдаться.
ЛЕТЧИК. Мне не надо оправдываться: я первым успел нажать на гашетку.
ЭЛ. Ты без конца оправдываешься. Но тени от слов меня не могут убедить. Ты не заметил, как сам стал огромной тенью, нависшей над живыми людьми. Ты страшен, но ты всего лишь тень. Слышишь? Всего лишь тень!
ЛЕТЧИК. Что ты кричишь?
ЭЛ. Разве?.. Я часто пугаюсь теней и кричу на них.
ЛЕТЧИК. Мне жаль, что ты боишься меня и моей веры. Но это произошло потому, что ты не смог почувствовать себя вещью. Все дело в этом.
ЭЛ. Я испугался один раз, тогда, в Мадриде. Я почувствовал, как над нами нависла тень твоей веры. Но испугаться один раз – это не значит бояться. Когда я понял, что ты такое, из меня сразу вырвался человек. Ты говоришь, в тебе отразились мои руки, мои глаза? Но человек не глаза, а взгляд. Человек не руки, а их действие. Мое действие – это я, больше меня нет нигде. И смысл моего существования стал вдруг ослепительно ясен: это мой долг, моя ненависть, моя любовь, моя верность. У нас с тобой они разные.
ЛЕТЧИК. Возможно. Но ты мне в них не отказываешь.
ЭЛ. Тебе сделали прививки. Тебе привили ложный долг, ложную ненависть, ложную любовь, ложную верность. Тебя спасли от всех подлинных чувств.
ЛЕТЧИК. Ты уверен, что твои подлинные?
ЭЛ. Они во имя человека.
ЛЕТЧИК. Моя вера – это прогресс человечества.
ЭЛ. К прогрессу не ведут под конвоем, в прогресс не загоняют танками.
ХОР: «Прогресс»
1-й. “Немыслимо совершенство рода человеческого, который так боится стать совершенным”.
2-й. Это сказал даже не немец, это сказал англичанин Свифт.
ЛЕТЧИК. Вот видишь?..
3-й. Совершенство надо навязывать, а тут не обойтись без танков.
4-й. Люди должны стать прочными и полезными, как вещи.
5-й. Телефонная трубка отдает приказания.
6-й. Мундир получает ордена.
7-й. Макинтоши пересекают площадь.
8-й. Пиджак влюбляется в дамское платье.
ЛЕТЧИК. Мир движется к прогрессу.
ЭЛ. Вы к этому уже почти пришли.
ЛЕТЧИК. Да.
ЭЛ. Если бы прах умел мыслить и обладал активной силой, он все постарался бы обратить в собственное подобие. Полотна Веронезе, стихи Петрарки, музыку Моцарта… Все! Разумеется, с точки зрения праха это был бы прогресс.
ЛЕТЧИК. И это говоришь ты?.. Ты – ты, а не я! – через несколько минут станешь прахом, над которым даже не пропоют “мир праху его”!
ЭЛ. Подумаешь, тело! Да мне на него начхать! Я выброшен из него вон, и ничего мне не нужно! Только отношения важны для человека. Ты думаешь, я не спрашивал себя перед каждым полетом, какими они будут, последние секунды?.. Теперь я знаю: я перестал интересоваться собой, мне важно лишь то, к чему я причастен.
ЛЕТЧИК (кричит). Но мне тоже! Мы с тобой двойники!
ЭЛ. Ты первым успел нажать на гашетку. А я причастен ко всему, что живет и выживет после тебя. Я причастен к жизни, слышишь? я причастен к жизни!.. Джинн, пойдем гулять!
ЛЕТЧИК. Джинн, пойдем гулять.
ЭЛ. Ты хочешь вклиниться и в это?
ЛЕТЧИК. Твои воспоминания как темная комната. В ней бродят люди и стоят вещи, и не знаешь, на кого или на что натолкнешься. Почему в темноте девочка не может принять меня за тебя?
ЭЛ. Она сразу почувствует разницу.
ЛЕТЧИК. Джинн, пойдем гулять!..
ДЖИНН. И у нас будет цель?
ЛЕТЧИК. Конечно!
ДЖИНН. А какая?
ЛЕТЧИК. Мы будем узнавать друг друга.
ДЖИНН. Разве мы не знаем друг друга? Мы с тобой встречаемся уже почти год.
ЛЕТЧИК. Почти!
ДЖИНН. И почти каждый день.
ЛЕТЧИК. Почти!
ДЖИНН. Да, почти. Но все равно, это почти год и почти каждый день. А ты знаешь, почему ты мне назначаешь свидание всегда в четыре часа?
ЛЕТЧИК. Разве?
ДЖИНН. Да, в четыре. Всегда в четыре. Почему?
ЛЕТЧИК. Не знаю.
ДЖИНН. И я не знаю.
ЛЕТЧИК. Может быть, мы с тобой первый раз встретились в четыре часа?
ДЖИНН. Может быть.
ЛЕТЧИК. Я подумаю и постараюсь найти объяснение.
ДЖИНН. А зачем? Четыре часа – это самое лучшее время. Это лучше, чем шесть, семь, десять, двенадцать…
ЛЕТЧИК. Почему же лучше?
ДЖИНН. Потому, что в четыре часа ты мне назначаешь свидание. Почти целый год и почти каждый день. И всегда в четыре часа.
ЛЕТЧИК. Расскажи мне о вещах. В которых не признаются.
ДЖИНН. Я соскучилась по твоим рукам. Я никогда их не знала, но я уверена, что я по ним соскучилась.
Эл делает рывок в сторону летчика, но летчик поднимает руку. Это можно принять и за останавливающий жест и за готовность прикоснуться к Джинн. Пауза.
ЛЕТЧИК (к Джинн). Теперь мне невозможно даже погладить тебя по голове.
ЭЛ (тихо). Это неправда!.. Это было со мной, а не с тобой! С тобой так не могло быть!.. Это я сказал так. Тогда…
ЛЕТЧИК. Да, да, конечно! А я должен был затащить девочку в какой-нибудь отель и по дороге еще прихлопнуть пару негров. Ты гордец, амиго.