Лорд Кентервиль выслушал речь почтенного посланника с величайшим вниманием, лишь изредка подергивая себя за седые усы, чтобы скрыть невольную улыбку. Когда мистер Отис закончил, он крепко пожал ему руку и сказал:
– Дорогой мистер Отис, ваша прелестная дочь оказала моему несчастному предку, сэру Саймону, поистине неоценимую услугу, и я, как и все мои родственники, чрезвычайно признателен ей за это и восхищен ее поразительной отвагой и самоотверженностью. Драгоценности по праву принадлежат только ей, и если бы я забрал их у нее, то, ей-богу, я проявил бы такое бессердечие, что через каких-нибудь пару недель старый грешник непременно вышел бы из могилы и не давал бы мне покоя до конца дней моих. Что же до того, являются ли эти драгоценности фамильными, то их, несомненно, нельзя считать таковыми, поскольку среди них нет ни одного предмета, который был бы упомянут в завещании или ином юридическом документе, и об их существовании до сих пор не было известно. Уверяю вас, у меня на них столько же прав, сколько, например, у вашего дворецкого, и я не сомневаюсь, что, когда мисс Вирджиния станет взрослой, она с удовольствием их будет носить. К тому же вы забываете, мистер Отис, что купили замок вместе с мебелью и привидением, а стало быть, все, что принадлежало привидению, автоматически стало вашей собственностью – ведь, хотя сэр Саймон и проявлял по ночам некоторую активность, с точки зрения закона он считается мертвым, а значит, покупая поместье, вы приобрели также и всю его личную собственность.
Мистера Отиса немало огорчил отказ лорда Кентервиля принять драгоценности, и он просил его изменить свое решение, но благородный пэр был тверд и в конце концов уговорил посланника позволить дочери оставить подарок, сделанный привидением. Когда весной тысяча восемьсот девяностого года молодую герцогиню Чеширскую представляли по случаю ее бракосочетания самой королеве, ее драгоценности вызвали всеобщее восхищение. Да, да, герцогиня Чеширская – это и есть наша маленькая Вирджиния, ибо она, выйдя замуж за своего юного поклонника, едва он достиг совершеннолетия, стала герцогиней и получила герцогскую корону – награду, которую получают за образцовое поведение все американские девочки.
|
|
Вирджиния и юный герцог были так очаровательны и так влюблены друг в друга, что их союз привел в восторг всех, за исключением старой маркизы Дамблтон, которая пыталась пристроить за герцога одну из своих семи незамужних дочерей и дала с этой целью целых три дорогих званых обеда, а также, как ни странно, самого мистера Отиса. При всей своей личной привязанности к молодому герцогу он теоретически был против титулов и в данном случае, если привести его собственные слова, «опасался, как бы из-за расслабляющего влияния приверженной наслаждениям аристократии не были бы забыты незыблемые принципы республиканской простоты». Но в конце концов его удалось убедить в безосновательности его опасений, и когда он вел свою дочь к алтарю церкви Святого Георгия, что на Гановер-сквер, то, кажется, вряд ли во всей Англии нашелся бы человек счастливее его.
По окончании медового месяца герцог и герцогиня отправились в Кентервильский замок и на второй день пребывания там посетили заброшенное кладбище близ соснового бора. Им долго не удавалось придумать эпитафию для надгробия сэра Саймона, и в конце концов они решили ограничиться его инициалами, а также стихами, начертанными на окне библиотеки. Герцогиня принесла с собой свежие розы и усыпала ими могилу. Немного постояв над местом вечного упокоения Кентервильского привидения, они направились к полуразрушенной старинной церквушке. Герцогиня присела на упавшую колонну, а ее молодой супруг расположился у ее ног. Он курил и молча любовался ее прекрасными глазами. Вдруг он выбросил недокуренную папиросу, взял ее за руку и сказал:
|
|
– Вирджиния, у жены не должно быть секретов от мужа.
– У меня нет от тебя секретов, дорогой Сесил.
– А вот и есть, – ответил он улыбаясь. – Ты ведь никогда не рассказывала мне, что случилось, когда вы заперлись вдвоем с привидением.
– Я никому этого не рассказывала, Сесил, – сказала Вирджиния, посерьезнев.
– Знаю, но мне ты могла бы рассказать.
– Ну пожалуйста, Сесил, не надо меня просить, я не могу этого рассказывать. Бедный сэр Саймон! Я стольким ему обязана! Не смейся, Сесил, это действительно так. Он открыл для меня, что есть Жизнь и что есть Смерть, и почему Любовь сильнее Жизни и Смерти.
Герцог встал и нежно поцеловал жену.
– Что ж, пусть эта тайна будет твоей, лишь бы твое сердце было моим, – прошептал он ей на ухо.
– Оно всегда было твоим, Сесил.
– Но ведь нашим детям ты расскажешь когда-нибудь?
Вирджиния зарделась от волнения.