– Ты клянешься.
– Клянусь, – повторила она, – только не говори об этом ему. Я его боюсь, – вдруг всхлипнула женщина. – И дай мне хоть пенни, чтобы было чем заплатить за ночлег.
Он вырвался от нее, громко выругался и побежал на угол улицы, но Дориана Грея не было уже и в помине. Когда он оглянулся, женщина также исчезла.
Глава 17
Неделю спустя Дориан сидел в оранжерее поместья Селби-Роял и разговаривал с милой герцогиней Монмаут, которая приехала к нему вместе со своим худощавым шестидесятилетним мужем. Как раз было время пить чай, поэтому мягкий свет большой лампы сверкал на фарфоре и серебре изысканного сервиза. За столом степенно хозяйничала герцогиня. Ее изящные ручки кружили между чашками, а на полных красных губах застыла улыбка – Дориан шептал ей что-то веселое. Лорд Генри полулежал в обитом шелком кресле и наблюдал за ними. Леди Нарборо сидела на диване персикового цвета и делала вид, что слушает герцога, который рассказывал о редком жуке, которого ему удалось добавить в свою коллекцию. Трое юношей в смокингах угощали дам пирожными. На данный момент в доме было двенадцать гостей, и еще несколько должны были прибыть на следующий день.
– О чем вы там говорите? – спросил лорд Генри, потянувшись к столу, чтобы поставить чашку. – Скажите, Глэдис, Дориан уже рассказывал вам о моем намерении все окрестить по-новому? Это такая замечательная идея.
– Но я не хочу, чтобы меня заново окрестили, Гарри, – ответила герцогиня, осеняя его взглядом своих волшебных глаз. – Мне вполне нравится мое собственное имя, как и мистеру Грею – его. По крайней мере, я так думаю.
– Дорогая Глэдис, я ни за что на свете не стал бы менять ваши совершенные имена. Собственно, говоря, я думал о цветах. Я вчера срезал орхидею для бутоньерки. Она была прекрасна, как семь смертных грехов. Мне хватило глупости, чтобы спросить садовника, как она называется. Он ответил, что это замечательный сорт «Робинзониана» или какой-то ужас вроде этого. К большому сожалению, мы потеряли способность давать вещам прекрасные имена. Имена – это главное. Я никогда не выступаю против поступков. Я выступаю против слов. Именно поэтому мне противен грубый реализм в литературе. Мужчину, который называет лопату лопатой, нужно заставить этой лопатой работать. Только на это он и способен.
|
|
– А как же нам тогда называть вас, Гарри? – спросила она.
– Его будут звать Принц Парадокс, – сказал Дориан.
– Да, это действительно о нем! – воскликнула герцогиня.
– Ни в коем случае, – засмеялся лорд Генри, удобнее устраиваясь в кресле. – Как только к кому-то пристает ярлык, от него уже нет спасения. Я отрекаюсь от титула.
– Король не имеет права отречься от титула, – сказали красивые губки.
– Так вы хотите, чтобы я стал защитником престола?
– Именно так.
– Я открываю людям истины будущего.
– Я предпочитаю недостатки настоящего.
– Вы оставляете меня без оружия, – сказал лорд Генри, которому уже передалось веселье герцогини.
– Я отобрала щит, Гарри, но копье все еще с вами.
– Я никогда не берусь за оружие в борьбе с красотой, – сказал он, взмахнув рукой.
– Зря, Гарри, поверьте. Вы слишком высоко цените красоту.
– Как вы можете такое обо мне говорить? Я действительно считаю, что лучше быть красивым, чем хорошим. Но в то же время вы не найдете человека, более охотно признающего, что лучше быть хорошим, чем безобразным.
|
|
– Так получается, что уродство – один из смертных грехов? – поинтересовалась герцогиня. – Вы только что сравнивали с ними орхидею.
– Уродство – это одна из семи смертных добродетелей, Глэдис. И вам, как настоящей тори, не стоит пренебрегать ими. Пиво, Библия и семь смертных добродетелей сделали Англию такой, какая она есть.
– Вы так не любите свою страну? – поинтересовалась герцогиня.
– Я в ней живу.
– Чтобы можно было еще яростнее критиковать ее?
– А вы хотели бы, чтобы я согласился с европейцами? – ответил он.
– А что говорят европейцы?
– Что Тартюф переехал в Англию и начал здесь торговать.
– Это ваше выражение, Гарри?
– Дарю его вам.
– Я не смогу его использовать. Слишком уж оно правдиво.
– Не стоит бояться. Наши соотечественники никогда не узнают себя в чужих словах.
– Они благоразумные.
– Скорее, хитрые. Они компенсируют собственную тупость богатством, а собственные грехи – лицемерием.
– Однако нам принадлежит много выдающихся достижений прошлого.
– Нам их навязали, Глэдис.
– А мы с честью несли это бремя.
– Пока не пришли к фондовой бирже.
Она покачала головой.
– Я верю в нашу нацию.
– Она выживает только благодаря упорству и настойчивости.
– Благодаря им же она и развивается.
– Меня больше привлекает упадок.
– А как же искусство? – спросила она.
– Оно представляет собой болезнь.
– А любовь?
– Иллюзия.
– Религия?
– Модный заменитель веры.
– Вы ужасный скептик.
– Ни в коем случае! Скептицизм дает дорогу вере.
|
|
– Кто же вы тогда?
– Определить – значит ограничить.
– Дайте мне хоть какую-то нить.
– Нити обрываются, и вы рискуете заблудиться в лабиринте.
– Вы запутали меня. Давайте сменим тему разговора.
– Например, поговорим о любезном хозяине этого поместья. Много лет назад его назвали Прекрасным Принцем.
– Не напоминай мне об этом! – воскликнул Дориан Грей.
– Хозяин сегодня просто невыносим, – сказала герцогиня, краснея. – Мне кажется, он считает, что Монмаут женился на мне из чисто научного интереса, видя во мне красивый вид бабочки.
– Что ж, надеюсь, он не тычет в вас иглы, – пошутил Дориан.
– О нет, мистер Грей, этим занимается моя служанка, когда сердится на меня.
– А за что же она сердится на вас, герцогиня?
– За самые обыденные вещи, мистер Грей, поверьте. Чаще всего это случается, когда я захожу в комнату без десяти девять и говорю, что должна быть одета в половине девятого.
– Как невежливо с ее стороны! Следовало бы выгнать ее за такое.
– Не могу, мистер Грей. Она придумывает мне шляпки. Помните ту, что была на мне на приеме у леди Хилстон? Вижу, что нет, но вы достаточно вежливы, чтобы сделать вид, будто помните. Так вот, она сделала ее просто из ничего. Все хорошие шляпки сделаны из ничего.
– Как и хорошие репутации, Глэдис, – вмешался в разговор лорд Генри. – Стоит только сделать что-то стоящее, как у тебя сразу же появляются враги. Чтобы быть популярным, нужно быть посредственностью.
– Но с женщинами это правило не срабатывает, – отметила герцогиня, покачав головой. – А женщины управляют миром. Поверьте, мы терпеть не можем посредственных мужчин. Мы, женщины, как однажды кто-то сказал, влюбляемся ушами, а мужчины влюбляются глазами, если вы вообще когда-то влюбляетесь.
– По-моему, мы только это и делаем, – сказал Дориан.
– Значит, вы никого не любите по-настоящему, – ответила герцогиня с притворным сожалением в голосе.
– Дорогая Глэдис! – воскликнул лорд Генри. – Как вы можете говорить так? Любовь живет благодаря повторам, и только эти повторы превращают простую жажду в искусство. К тому же каждая влюбленность – это единственная влюбленность в жизни. Меняется только объект, но страсть все та же. Она только усиливается со временем. Мы можем пережить только один выдающийся момент в жизни, а тайна жизни заключается в том, чтобы переживать его как можно чаще.
– Даже если это причиняет боль, Гарри? – спросила герцогиня после короткой паузы.
– Особенно если это причиняет боль, – ответил лорд Генри.
Герцогиня повернулась и посмотрела на Дориана Грея. В ее глазах читался интерес.
– Что вы думаете по этому поводу, мистер Грей? – спросила она.
Мгновение Дориан колебался. Затем он откинул голову назад и засмеялся.
– Я всегда соглашаюсь с Гарри, герцогиня.
– Даже когда он не прав?
– Гарри никогда не ошибается, герцогиня.
– Его взгляды дарят вам счастье?
– Я никогда не искал счастья. Кому оно может быть нужно? Я искал удовольствий.
– И находили, мистер Грей?
– Часто. Даже слишком часто.
– А я ищу покоя, – вздохнула герцогиня. – И если я не пойду сейчас переодеваться, то сегодня его точно не найду.
– Позвольте мне выбрать для вас орхидеи, герцогиня, – сказал Дориан, вскочив на ноги и направившись в оранжерею.
– Вы открыто флиртует с ним, Глэдис, – обратился к своей кузине лорд Генри. – Будьте осторожны! Он слишком привлекателен.
– А иначе не было бы никакого смысла бороться.
– Значит грек против грека?
– Я на стороне троянцев. Они сражались за женщину.
– И потерпели поражение.
– Есть вещи, страшнее плена, – ответила герцогиня.
– Вы скачете, отпустив вожжи.
– Именно в этом смысл жизни.
– Я запишу это в свой дневник.
– Что?
– Что ребенок, когда обожжется, снова тянется к огню.
– Я никогда и близко не была у огня. Он не коснулся моих крылышек.
– Все равно они вам служат для чего угодно, но только не для полета.
– Смелость перешла от мужчин к женщинам. Это для нас новый вызов в жизни.
– У вас есть соперница.
– Кто?
– Леди Нарборо, – с улыбкой прошептал он. – Она просто в восторге от него.
– Не пугайте меня так. Интерес к старине губителен для нас, романтиков.
– Ха! Романтиков! Да ведь женщины пользуются всеми возможными научными средствами.
– Нас этому учили мужчины.
– Но они не смогли изучить вас.
– А как бы вы описали наш пол?
– Как сфинкса без загадок.
Она с улыбкой посмотрела на него.
– Что-то долго нет мистера Грея, – сказала она. – Пойдемте поможем ему. Я еще даже не сказала ему, какого цвета платье надену.
– Вам придется надеть платье под цвет его орхидей, Глэдис.
– Это стало бы преждевременной капитуляцией.
– Романтика в искусстве возникает в момент кульминации.
– Я должна иметь пути для отступления.
– Как парфяне?
– Парфяне убежали в пустыню. У меня же нет такой возможности.
– У женщин не всегда есть выбор, – ответил лорд Генри, но не успел он закончить предложение, как в дальнем конце оранжереи раздался сдавленный стон, и они сразу же услышали, как упало что-то тяжелое.
Все вскочили на ноги. Герцогиня оцепенела от ужаса. А очень испуганный лорд Генри поспешил в дальний конец оранжереи, где нашел Дориана Грея, который лежал лицом вниз без сознания.
Его сразу же перенесли в гостиную и положили на диван. Через несколько минут он пришел в себя и растерянно оглянулся вокруг.
– Что произошло? – спросил он. – А! Вспомнил! Гарри? Я здесь в безопасности?
Он задрожал.
– Дорогой Дориан, – ответил лорд Генри, – ты просто потерял сознание, ничего страшного. Ты, наверное, слишком истощен. Лучше тебе не выходить на обед. Я обо всем позабочусь.
– Нет, я пойду, – сказал он, поднимаясь на ноги. – Мне нельзя оставаться одному.
Он пошел в свою комнату и переоделся. За обедом он вел себя отчаянно весело, но время от времени его пронизывал ужас, когда он вспоминал смертельно бледное лицо Джеймса Вэйна, которое увидел в окне оранжереи.
Глава 18
На следующий день Дориан не выходил из дома. Он даже почти не выходил из своей комнаты, пребывая в оцепенении от страха перед смертью, хотя и жизнь была ему безразлична. Им овладели мысли о том, что на него охотятся, за ним крадутся, ожидая момента, чтобы убить. Он вздрагивал, даже когда слышал, как ветерок шуршит занавесками на окнах. Опавшие листья, которые ветер прижимал к стеклам, напоминали ему о собственных неудовлетворенных амбициях и горьких сожалениях. Когда он закрывал глаза, то вновь и вновь видел перед собой лицо моряка, и сердце его сжималось от страха.
Хотя, возможно, это все лишь плод его воображения, которое решило увидеть месть в темноте и показать ему ужас возможной казни. Реальная жизнь неподвластна логике, в отличие от воображения. Именно воображение заставляет раскаяние сопровождать грехи. Именно воображение добавляет преступлениям чудовищности. В реальной жизни злые люди никогда не получают заслуженной кары, а хорошие – вознаграждения. Сильные достигают успеха, а слабых ждут неудачи. Вот и все. Кроме того, разве могло случиться так, что никто из слуг не заметил, что вокруг дома бродит чужак. Если бы на клумбах были хоть какие-то следы, об этом сразу же сообщили бы садовники. Именно так, это все лишь плод его воображения. Брат Сибилы Вэйн не возвращался, чтобы убить его. Он отправился в дальнее плавание, чтобы сгинуть где-то посреди моря. К тому же моряк не знал, не мог знать, кто он такой. Маска молодости спасла его.
Однако, даже если это была лишь иллюзия, какой же ужасной была сама мысль о том, что сознание способно создавать ужасные фантомы, придавать им видимые очертания и заставлять их проходить перед глазами. Во что превратилась бы его жизнь, если бы тени его преступлений преследовали его день и ночь, смеялись бы над ним из своего укрытия, нашептывали разные ужасы ему на ухо, пока он сидел за обедом, или заставляли его просыпаться среди ночи от невыносимых кошмаров. Когда мысль об этом заполнила его сознание, он весь побледнел, и ему даже показалось, что в комнате стало прохладнее. Ах! Он убил собственного друга в безумном порыве! Какой же невыносимой была сама только мысль об этом! Он вновь и вновь видел перед собой сцену убийства. Каждая отвратительная деталь теперь казалась ему еще более ужасной. Тень греха, ужасная и красная, как кровь, приближалась к нему из темной пещеры памяти.
Когда лорд Генри заглянул к нему в шесть, то застал Дориана в слезах, будто его сердце разбили вдребезги.
Он не выходил на улицу целых три дня. Зимнее утро со своим прохладным, насыщенным ароматом сосен воздухом, казалось, снова пробудило в нем радость и жажду жизни. И это изменение вызвала не только сила природы. Его душа восстала против чрезмерных переживаний, которые могли отравить ее, лишив покоя. Именно так всегда случается с утонченными натурами. Они должны укрощать или забывать слишком сильные переживания. Такие переживания или убивают их, или умирают сами. Тусклые сожаления и тусклые чувства длятся годами. Сильные же сожаления и влюбленности обречены из-за своей избыточности. Кроме того, он уже убедил себя, что стал жертвой собственных ужасающих иллюзий и теперь воспринимал свои страхи с сожалением и в значительной степени с презрением.
После завтрака он час погулял с герцогиней в саду, а затем отправился в другую часть парка, чтобы присоединиться к охоте. От мороза трава была будто присыпана солью. Небо напоминало перевернутую чашу голубого металла. Тоненькая полоска льда проводила границу спокойного, заросшего камышом озера.
На краю соснового леса он заметил сэра Джеффри Клустона, брата герцогини, который как раз вынимал пустые гильзы из своего ружья. Дориан выскочил из своего экипажа, приказал извозчику возвращаться домой и отправился навстречу своему гостю сквозь густые, но невысокие кусты.
– Ну как охота, Джеффри? – спросил он.
– Да не особо, Дориан. Пожалуй, большинство птиц уже улетели. Надеюсь, после обеда, когда мы переберемся на другое место, нам повезет больше.
Дориан пошел рядом с ним. Чистый, прозрачный воздух, золотистые и красные блики солнца, хрипловатые крики загонщиков, порой разносившиеся по лесу, и резкие выстрелы ружей – все это захватывало его, дарило ему ощущение счастья и свободы. Он находился в плену собственной беспечной радости.
Вдруг заяц с черными пятнышками на кончиках ушей выскочил из-за бугорка ярдах в двадцати от них. Сэр Джеффри сразу же приложил ружье к плечу, но было в грациозных прыжках животного нечто такое, что очаровало Дориана, и он воскликнул:
– Не стреляйте, Джеффри! Пусть живет.
– Не говорите глупостей, Дориан! – ответил его спутник и выстрелил, как только заяц юркнул в кусты.
Сразу же раздались два крика. Ужасный крик раненого зайца и еще более ужасный предсмертный крик мужчины.
– Боже милостивый! Я попал в загонщика! – воскликнул сэр Джеффри. – Каким же дураком надо быть, чтобы полезть под пули! Прекратите стрелять! – изо всех сил закричал он. – Здесь человек ранен.
Сразу же прибежал старший егерь с палкой в руках.
– Где, сэр? Где он? – спросил старший егерь.
В то же время во всем лесу утихли выстрелы.
– Вот, – сердито ответил сэр Джеффри, спеша в кусты. – Какого черта вы не смотрите за своими людьми?! Всю охоту мне испортили.
Дориан наблюдал за тем, как они нырнули в кустарник, продираясь сквозь ветви. Через минуту они снова показались, таща за собой тело. Он с ужасом отвернулся. Ему казалось, что несчастья неустанно преследуют его. Он услышал вопрос сэра Джеффри, умер ли загонщик, и утвердительный ответ егеря. Лес сразу же ожил и закишел людьми. Послышался топот множества ног и гомон голосов. Над их головами пролетел большой фазан с красной грудью.
Через несколько секунд, которые для расстроенного трагедией Дориана показались бесконечными часами, он почувствовал руку на своем плече. Дориан вздрогнул и огляделся.
– Дориан, – сказал лорд Генри, – на твоем месте я бы объявил, что на сегодня достаточно охотиться. Будет не совсем уместно продолжать стрелять.
– Лучше бы люди навсегда прекратили охотиться, Гарри, – ответил он с горечью в голосе. – Это ужасное и жестокое развлечение. Загонщик?.. – Он не смог договорить.
– Боюсь, что так, – отозвался лорд Генри. – Ему в грудь попал целый заряд дроби. Он, скорее всего, умер сразу. Пойдем, нам стоит вернуться к дому.
Они молча прошли ярдов пятьдесят, когда Дориан наконец посмотрел на лорда Генри, глубоко вздохнул и сказал:
– Это дурной знак, Гарри, очень дурной знак.
– Что? – спросил лорд Генри. – А! Ты об этом случае. Но, друг, здесь уже ничем не поможешь. Тот человек сам виноват. Зачем было лезть на линию огня? К тому же нас это не касается. Конечно, для Джеффри это неприятность. Негоже дырявить загонщиков. Люди могут подумать, что он не умеет стрелять. А это не так – Джеффри прекрасно стреляет. Но теперь уже нет смысла говорить об этом.
Дориан покачал головой.
– Это дурной знак, Гарри. Я чувствую, что с кем-то из нас вот-вот случится что-то ужасное. Скорее всего, со мной, – добавил он, закрывая глаза рукой, словно пытаясь укрыться от боли.
Лорд Генри засмеялся в ответ.
– Единственная по-настоящему ужасная вещь в нашей жизни, Дориан, – это скука. Это единственный грех, который невозможно простить. Но нам она не грозит, по крайней мере, пока публика будет обсуждать этот несчастный случай за обедом. Надо будет сказать им, что это запретная тема. А относительно знаков, которые дает нам судьба, то их не существует. Судьба не посылает нам вестников. Она или слишком мудра, или слишком жестока для этого. К тому же, ну что может с тобой случиться, Дориан? У тебя есть все, чего только можно желать. Любой сочтет за счастье оказаться на твоем месте.
– А я сочту за счастье поменяться местами с любым, Гарри. Не надо так смеяться. Я говорю тебе правду. Бедный крестьянин, который только что умер, находится в гораздо лучшем положении, чем я. Я не боюсь смерти. Меня ужасает только ее приближение. Кажется, будто ее гигантские крылья уже навевают на меня холод. Господи! Разве ты не видишь там за деревьями человека, который ищет меня взглядом, ожидает меня?
Лорд Генри посмотрел в ту сторону, куда дрожащей рукой указал Дориан.
– Действительно, – сказал он с улыбкой на лице. – Я вижу, что там тебя ждет садовник. Думаю, он хочет спросить, какие цветы ставить на стол сегодня вечером. Друг, ты слишком нервный! Посети моего врача, как только мы вернемся в город.
Увидев, как к ним приближается садовник, Дориан облегченно вздохнул. Садовник снял шляпу, неуверенно посмотрел на лорда Генри, достал из кармана письмо и отдал его своему хозяину.
– Герцогиня приказала мне дождаться ответа, – сказал он.
– Скажите герцогине, что я сейчас приду, – сухо ответил Дориан и спрятал письмо в карман.
Садовник развернулся и быстро направился к дому.
– Как же женщины любят рискованные поступки, – засмеялся лорд Генри. – Это одно из тех качеств, за которые я их больше всего люблю. Женщина готова флиртовать с кем угодно, пока окружающие наблюдают за этим.
– А ты так же любишь рискованные слова, Гарри! Но в данном случае ты не прав. Герцогиня нравится мне, но я в нее не влюблен.
– А вот герцогиня очень влюблена в тебя, хотя нравишься ты ей гораздо меньше. Из вас выйдет отличная пара.
– Ты пытаешься создать скандал, а для этого нет никаких оснований.
– Основанием для любого скандала является вера в отсутствие морали у людей, – заметил лорд Генри, закуривая.
– Ты готов пожертвовать кем угодно ради удачной эпиграммы, Гарри.
– Люди сами восходят на жертвенный алтарь, – прозвучало в ответ.
– Если бы я мог любить! – вдруг пафосно воскликнул Дориан Грей. – Но кажется, во мне уже умерли все страсти и уснули все желания. Я слишком сосредоточен на себе. Собственная личность стала для меня обузой. Я хочу убежать, забыть все. Мне не стоило сюда приезжать. Думаю, нужно написать Харви, чтобы готовил яхту. На яхте можно чувствовать себя в безопасности.
– В безопасности от чего, Дориан? Я же вижу, что ты в какой-то беде. Почему ты не хочешь рассказать мне, в чем дело? Ты же знаешь, я охотно помогу тебе.
– Я не могу рассказать тебе, Гарри, – грустно ответил Дориан. – К тому же это все только мои выдумки. Этот несчастный случай очень расстроил меня. У меня ужасное предчувствие, что нечто подобное может случиться со мной.
– Ну что за глупости!
– Надеюсь, ты прав. Но я не могу ничего с этим поделать. А вот и герцогиня, похожая на Артемиду. Как видите, герцогиня, мы вернулись.
– Я уже слышала об этом несчастье, мистер Грей, – ответила она. – Бедный Джеффри очень огорчен. Кажется, вы просили его не стрелять в зайца. Надо же, как все вышло.
– Действительно, интересно получилось. Даже не знаю, почему я это сказал. Возможно, это была просто прихоть. Слишком уж прекрасное было то создание. Но зря они рассказали вам про это. Ужасная история!
– Она меня уже раздражает, – вмешался лорд Генри. – Эта история не имеет никакого значения с точки зрения психологии. Вот если бы Джеффри сделал это намеренно – это было бы интересно! Я хотел бы познакомиться с настоящим убийцей.
– Гарри, ваши слова отвратительны! – воскликнула герцогиня. – Разве не так, мистер Грей? Гарри, мистеру Грею снова плохо. Он сейчас потеряет сознание.
Дориан с трудом поднялся и улыбнулся.
– Ничего страшного, – успокоил он герцогиню, – просто в последнее время меня подводят нервы. Вот и все. Пожалуй, я слишком много ходил пешком сегодня утром. Я не слышал, что сказал Гарри. Что-то очень плохое? Расскажете мне как-нибудь в другой раз. Думаю, мне стоит пойти полежать. Вы же простите меня, правда?
Они пришли к большой лестнице, которая вела из оранжереи на террасу.
Когда дверь за Дорианом закрылась, лорд Генри обернулся и внимательно посмотрел на герцогиню.
– Вы сильно влюблены в него? – спросил он.
Некоторое время она не отвечала, а только молча смотрела вдаль.
– Если бы я знала, – в конце концов ответила герцогиня.
Он покачал головой:
– Знание было бы губительным. Людей завораживает неопределенность. Туман добавляет красоты вещам.
– Но можно сбиться с пути.
– Все дороги ведут к одному.
– К чему же?
– Разочарованию.
– У меня с него все только начиналось, – вздохнула она.
– Оно пришло к вам в короне герцога.
– Я устала от листьев земляники.
– Они уже стали частью вас.
– Только на публике.
– Вам их будет недоставать.
– Я не собираюсь терять ни одного.
– У Монмаута есть уши.
– В его возрасте они уже ничего не слышат.
– Он никогда не ревновал вас?
– Если бы…
Он оглянулся вокруг, будто в поисках чего-то.
– Что вы ищете? – спросила она.
– Наконечник вашей рапиры, – ответил он, – кажется, вы его потеряли.
– Однако маска все еще на мне, – засмеялась она.
– Она подчеркивает красоту ваших глаз, – прозвучало в ответ.
Герцогиня снова засмеялась. Ее зубы напоминали белоснежные семена ярко-красного плода.
Наверху же, в своей спальне, лежал на диване Дориан Грей, и тело его сотрясалось от ужаса. Бремя жизни вдруг стало слишком тяжелым для него. Ему казалось, что ужасная смерть несчастного загонщика, которого застрелили в кустарнике, как дикого зверя, предвещала его собственную гибель.
Услышав слова лорда Генри, сказанные с шутливым цинизмом, Дориан едва не потерял сознание.
В пять часов он позвал слугу и приказал упаковать его вещи и подать карету в половине девятого, чтобы он мог отправиться в Лондон ночным экспрессом. Он решил больше не ночевать в Селби-Роял, этом проклятом месте, где смерть бродит и среди белого дня, а трава в лесу была полита кровью.
Затем он написал лорду Генри записку, в которой объяснял, что едет в Лондон к врачу и просил развлечь гостей во время его отсутствия. Когда он вкладывал письмо в конверт, в комнату постучали, и слуга сообщил, что старший егерь хочет поговорить с Дорианом. Он нахмурился и закусил губу.
– Пусть войдет, – наконец сказал он.
Как только егерь вошел, Дориан достал с полки свою чековую книжку и положил ее перед собой.
– Я так понимаю, вы пришли, чтобы поговорить о несчастном случае, который произошел сегодня утром, Сорнтон? – спросил он, беря в руки ручку.
– Да, сэр.
– Бедняга был женат? У него есть семья? – спросил Дориан с уставшим видом. – Если так, то я не оставлю их на произвол судьбы, я отправлю им сумму, которую вы сочтете целесообразной.
– Мы не знаем, кто он такой, сэр. Именно поэтому я решился побеспокоить вас.
– Не знаете, кто он такой? – рассеянно спросил Дориан. – Что вы имеете в виду? Разве он не из ваших людей?
– Нет, сэр. Я его никогда не видел раньше. Он похож на моряка.
Ручка выпала у Дориана из рук, и он почувствовал, что его сердце замерло в груди.
– Моряк? Вы сказали, моряк?
– Да, сэр. Татуировки на обеих руках и все такое.
– У него что-то нашли? Что-то, что могло бы рассказать, кто он такой?
– Немножко денег и шестизарядный револьвер. Никаких документов. Мужчина вроде приличный, но простой.
Дориан сразу поднялся. Перед ним мелькнула надежда, и он схватился за нее обеими руками.
– Где тело? – воскликнул он. – Пойдемте скорей! Я должен увидеть его.
– Оно в пустой конюшне на ферме, сэр. Люди не хотят держать труп в доме. Говорят, мертвецы приносят несчастья.
– На ферме! Немедленно отправляйтесь туда и ждите меня. И скажите конюху, чтобы привел мне лошадь.
Минут через пятнадцать Дориан уже мчался галопом в направлении конюшни. Деревья стеной проносились мимо, а на пути раз за разом встречались невероятные тени. Однажды кобыла свернула в сторону белых ворот и чуть не сбросила его с седла. Он ударил ее по шее кнутом, и она помчалась вперед, будто стрела. Из-под ее копыт летели камни.
Наконец он прискакал на ферму. По двору ходили двое мужчин. Он соскочил с лошади и отдал вожжи одному из них. В отдаленной конюшне мерцал свет. Что-то ему подсказывало, что труп должен лежать именно там. Он быстро пошел туда и уже положил руку на дверь.
На мгновение он остановился, чувствуя, что стоит на пороге открытия, которое может спасти или же разрушить его жизнь. Затем он резко открыл дверь и вошел.
В дальнем углу на куче мешков лежал труп мужчины, одетый в грубую рубашку и синие брюки. Его лицо было накрыто платком, а позади него догорала свеча.
Дориан Грей вздрогнул. Он понял, что не сможет собственноручно убрать платок, поэтому позвал на помощь одного из работников фермы.
– Уберите платок с лица. Я хочу его увидеть, – велел он, опираясь на косяк двери.
Когда работник фермы открыл лицо трупа, Дориан сделал шаг вперед. Радостный возглас сорвался с его губ. Перед ним лежало тело Джеймса Вэйна.
Он еще несколько минут смотрел на мертвое тело. Когда же он возвращался в дом, то в его глазах стояли слезы, ведь теперь он был в безопасности.
Глава 19
– И зачем ты говоришь, что решил стать лучше? – сказал лорд Генри, погружая свои бледные пальцы в медный сосуд с розовой водой. – Ты и так совершенен. Не надо меняться.
Дориан Грей покачал головой:
– Нет, Гарри. Я совершил много ужасных поступков в своей жизни. Но больше этого не случится. Вчера я начал делать добро.
– Где же ты был вчера?
– В деревне, Гарри. Я остановился в маленькой таверне.
– Дорогой друг, – улыбнулся лорд Генри, – в деревне любой может быть праведником. Там же нет никаких соблазнов. Именно поэтому люди, которые живут в деревне, полностью лишены цивилизованности. Цивилизованным быть непросто. Этого состояния можно достичь только двумя способами. Нужно быть или культурным, или испорченным. Крестьяне не имеют ни одной из этих возможностей, поэтому они до сих пор добродетельны.
– Культура и испорченность, – повторил за ним Дориан. – Я кое-что знаю и о том, и о другом. Мне очень жаль, Гарри, что их невозможно совместить. Ведь у меня теперь новый идеал в жизни, Гарри. Я стану другим человеком. Думаю, я уже немного изменился.