Жанна Перен рассказала, что, когда она шла по лесу с Клодой Гийар, Клода заявила ей, что она собрала больше милостыни, чем она сама, после чего ушла за кустарник, и Жанна увидела, как вслед за этим из-за кустарника вышел волк, который стал ходить вокруг нее, так ее напугав, что она, перекрестившись, бросила все подаяние и убежала. Она утверждала, что этим волком была не кто иная, как Клода Гийар, т. к. та сказала потом Жанне, что этот волк не причинил ей никакого вреда. Что же касается рук и ног, которые видели Бенуа Бидель и Жанна Перен, то разве они не являются свидетельствами того, что Пернет Гандийон и Клода Гийар на самом деле не превращались в волчиц?
Признания Жака Боскэ, Франсуазы Секретэн, Клоды Жамийом, Клоды Жампро, Тевьены Паже, Пьера Гандийона и Жоржа Гандийона отвечают нашему взгляду на превращения, т. к. все они говорили, что для обращения в волков они сперва натирались мазью, затем сатана набрасывал на них волчьи шкуры, которые их полностью скрывали, после чего они вставали на четвереньки и отправлялись рыскать по округе, нападая то на человека, то на животное в зависимости от характера своего голода. Они сказали также, что крайне уставали после своих пробежек. Я, помнится, спросил Клоду Жампро, как она при ее годах и хромоте могла поспевать за остальными, даже когда они взбирались на утесы, на что старая женщина мне ответила, что ее нес сатана. Однако сатанинская помощь не избавляла их от утомления, и те, кого дьявол носил на шабаш, тоже говорили, что прибывали туда, а также возвращались обратно в сильном изнеможении.
Вместе с господином Клодом Мейнье, нашим рикордером, мы видели всех вышепоименованных людей перемещающимися по комнате на четвереньках точно так же, как они передвигались по лесам и полям, но они сказали, что не могут превратиться в волков, т. к. не имеют при себе мази, а также, находясь в заключении, лишены необходимой для этого силы. Я обратил внимание, что все эти люди имеют множество царапин на лице, руках и ногах, а Пьер Гандийон был в силу этого так обезображен, что весьма отдаленно походил на человека, вызывая ужас во всяком, кто на него смотрел. Одежду детей, которых они умертвили и съели, находили совершенно целой, что свидетельствовало о том, что их раздевали человеческие руки.
|
|
Кто теперь может сомневаться, что эти колдуны и колдуньи сами выходили на свою охоту и все, о чем мы рассказывали, творили сами? Иначе какова причина испытываемой ими усталости? Если бы они просто спали в кустах, с чего бы им так утомляться? Откуда взялись их царапины, если не от колючек и шипов кустарников, через которые они продирались, преследуя человека или животное? И кто тогда снимал, не порвав, с детей одежду, если не люди? Я уже не говорю об их признаниях, которые свидетельствуют сами за себя.
Я знаю, что есть люди, которые не могут поверить в то, что ведьмы ели человеческое мясо. Но им следует учесть, что всегда существовали племена - не племена оборотней, - применявшие эту практику и получившие за это название антропофагов; их до сих пор еще много в Бразилии и Новом Свете, и лучшей похвальбой у них считается перечисление лично съеденных врагов. Ведьмы также едят мясо висельников. Лукан говорит:
Она перегрызает веревку, спускает труп на землю И в жутком пиршестве, разодрав ему живот, Впивается зубами во внутренности, Выгрызает костный мозг.
|
|
Гораций тоже отмечает свойственное ведьмам людоедство:
Вспоров раздутый живот старой колдуньи, Они вытащили ребенка, который еще дышал.
А Апулей в "Золотом осле" рассказывает, что в Фессалии жили ведьмы, которые повсюду разыскивали только что умерших людей и, если тело не охранялось, могли объесть ему нос, щеки, губы и некоторые другие части. Не так давно в Нанси, в Лотарингии, труп одного запытанного насмерть был брошен за городом на дороге, и ночью у него кто-то отрубил ногу. В связи с этим строилось много различных предположений, я же совершенно уверен, что это дело рук ведьмы, т. к. этой же ночью проходивший по дороге человек увидел возле трупа смутную фигуру, как он думал - призрак, и, хотя он схватился за шпагу, был так напуган, что бросился бегом в город.
Фулос тоже упоминает об одном крестьянине, который убил несколько детей и засолил их мясо, чтобы потом есть.
Единственное, что меня удивляет, так это то обстоятельство, что все наши колдуны и колдуньи говорили, что они не могли есть головы и правые бока своих жертв. Большой Жак утверждал, что он не мог притронуться к голове из-за святого елея, которым она намазана, а Клода Жамийом объяснила, что они не трогали правого бока из-за того, что крестятся правой рукой. Но я на самом деле не знаю, насколько эти причины истинны, хотя они действительно испытывают воздействие силы, заключенной в крестном знамении и мире.
Если кто-нибудь спросит, какими способами колдуны и колдуньи, после того как они якобы превратились в волков, умерщвляют свои жертвы, я отвечу, что они пользуются многими средствами: иногда это ножи и шпаги, как в случае Пернет Гандийон, смертельно ранившей Бенуа Биделя его же ножом, или тех трех оборотней в Полиньи, которых рисовавший их художник изобразил с ножами в правых лапах; иногда они волокут свои жертвы по камням и утесам и так убивают их - в этом сознались Клода Жампро, Клода Жамийом и Тевьен Паже. Я не сомневаюсь, что они их так же часто душат.
|
|
Жан Боскэ и Пьер Гандийон тоже подтвердили, что, когда хотели превратиться в волков, натирались мазью, которую им дал дьявол; Мишель Удон, Большой Пьер и Филибер Монто сознались в том же. Они сказали также, что когда хотели вернуть свой прежний облик, то катались по мокрой траве или обливались водой, что согласуется с утверждением Шпренгера, что обращенному в зверя человеку можно вернуть его прежний вид, если окунуть его в проточную воду. Опять же к тому человеку, упоминаемому Винсентом из Бове, которого превратили в осла, вернулся его облик после купания в воде. Апулей дает другой способ превращения обратно в человека из осла, по которому нужно поесть свежих роз либо аниса и лавровых листьев и запить их ключевой водой. А Пьер Бурго говорит, что он натерся какими-то травами, чтобы избавиться от волчьего облика, но, коль скоро превращение человека в зверя, как мы показали, является вопросом весьма спорным, мы не будем уделять особого внимания этим лекарствам. К тому же я уверен, что, как правило, ведьмы не моются с целью вернуть себе свой обычный вид. Чуть не забыл сказать, что оборотни совокупляются с настоящими волчицами, которых они, по словам Мишеля Удона и Большого Пьера, обнимали как своих жен и находили это не менее приятным.
На этом я думаю закончить разговор о ликантропах, или оборотнях. Однако мне не хотелось бы закрывать этот вопрос, не высказав упрека в адрес тех, кто снимает с ликантропов вину, целиком перекладывая ее на сатану, словно бы они и вовсе не виноваты, т. к. из всего вышесказанного можно усвоить, что именно сами колдуны и ведьмы убивают людей, иллюстрируя собой поговорку "Человек человеку волк". Но, даже если бы они больше ни в чем не были виноваты, кроме как в своих отвратительных умыслах, они все равно заслуживали бы смерти, т. к. суд принимает намерения во внимание и в делах менее серьезных, хотя бы они не получили реального воплощения. Остается только добавить, что подобные умыслы появляются лишь у людей, которые сперва отреклись от Бога.
Но в отличие от настоящих оборотней они могли вернуться к нормальной жизни, просто перебравшись обратно через болото. Греческие мифы сообщают также о проводившемся в горах Аркадии посвященном Зевсу древнем ритуале поедания тошнотворной смеси из волчьих и человеческих внутренностей.
В Древней Греции ликантропию называли Lupinam Susaniam, буквально "волчье сумасшествие", но даже в то время многие ученые люди сомневались в существовании оборотней. Некоторые ученые трактовали ликантропию как форму меланхолии, но большинство соглашалось, что правильнее ее описывать как безумие или сумасшествие.
Вообще надо заметить, что почти у всех народов Европы есть истории о людях, пораженных "волчьим" помешательством. Известен, например, случай, происшедший в Падуе (Италия) в 1541 году, когда один человек твердо уверовал в то, что он волк, и стал бегать в буйном поме-. шательстве, всем своим поведением показывая, что он дикий зверь.
Богемию и Венгрию этот бич терзал постоянно, и легенды об оборотнях и о тех, кого поразила волчья болезнь, были изрядно перепутаны.
Описывая портреты уродов из картинной галереи замка Амбрас в Тироле, ученые Раду Флореску и Раймонд Т. Мак-Налли упоминают портрет "человека-волка" Гогонза, уроженца Канарских островов, подхватившего таинственную болезнь, "которая покрыла его шерстью с головы до пят".
По-видимому, двое его детей тоже были покрыты волосами и описываются как "дети-волки", а жена его была вполне нормальной. Нет сомнений - каприз природы, но случай интересен в свете возможного влияния на верования того времени.
Говорили, что в Восточной Европе в средние века существовали люди, которые днем прятались, а ночью выбирались из дома, отправлялись на заброшенные кладбища и там лаяли и выли на могилах. Эти несчастные, настоящие ли оборотни или пораженные болезнью, были очень худые и бледные. У них были глубоко запавшие глаза и покрытые струпьями ноги. Также говорилось, что они одержимы "неутолимой жаждой". Современная медицина, как мы увидим дальше, дает этому объяснение.
Исследуя проблему оборотней, следует помнить, что с древнейших времен человек использовал шкуру волка, свирепейшего из зверей, в качестве одежды и украшения, и было бы странным, если бы волчью смелость или агрессивность с течением времени не стали бы связывать с теми, кто их носит. Подобным же образом много столетий спустя в Африке развился отвратительный культ людей-леопардов, которые носили шкуры, клыки и когти леопардов, наводя ужас на свои жертвы перед тем, как их убить. Но с этими африканскими культами не все просто. Давайте взглянем на них попристальнее.
Начать, скорее всего, надо с того, что между человеком и животным может устанавливаться определенная связь, которую Дж. Фрезер в своей знаменитой "Золотой ветви" назвал симпатической, а сегодня ученые называют полевой. Таким человеком может быть колдун, шаман - словом, человек, обладающий экстрасенсорными способностями. В странах Западной Африки распространен обряд, в котором колдуны берут кровь из уха животного и из своей руки и прививают свою кровь животному, а кровь зверя-себе. Считалось, что с этого момента между ними возникает связь, причем настолько тесная, что гибель одного влечет за собой смерть другого.
Такими животными-побратимами могут быть и леопарды, и гиппопотамы, и даже крокодилы. Помните "Маугли": "Мы с тобой одной крови, ты и я!.."
Не каждый человек способен найти свою лесную душу, но он может обратиться к прорицателю и узнать, в каком животном она находится. Как правило, лесными душами отца и сыновей становятся звери одного вида. То же относится и к женской линии. Не в этой ли невидимой, но в очень тесной зависимости - корни тотемизма?
Теперь я перейду к рассказам об удивительных событиях, происходящих в наше время. Примерно за три года до прибытия графа Джона в Ирландию случилось так, что один священник, путешествующий из Ольстера в Мит, вынужден был остановиться на ночь в лесу на самой границе Мита. Наблюдая, как его спутник, молодой парень, разводит огонь, он вдруг увидел - представьте себе, - как из-за деревьев вышел волк и, обращаясь к ним, сказал: "Отдыхайте спокойно и не пугайтесь, вам совершенно нечего бояться". Путешественники были поражены и встревожены, и волк произнес еще несколько общепринятых, касающихся Бога фраз. Тогда священник стал просить его, заклиная всемогущим Господом и верой в Святую Троицу, не причинять им вреда и объяснить им, что за существо они видят перед собой, которое, имея облик зверя, говорит человеческим языком. На это волк ответил ему: "Нас двое - мужчина и женщина, мы из числа жителей Оссори, которые из-за проклятия некоего Наталиса, аббата и праведника, вынуждены каждые семь лет покидать людные места, утрачивая человеческий облик и принимая волчий. По истечении этого срока, если очередным двум несчастным удастся выжить, они возвращаются к своей прежней жизни, а на их место заступают двое других. Теперь же женщина, которая составляла мне компанию в этом наказании, лежит опасно больная недалеко отсюда, и, если она находится при смерти, я умоляю вас во имя милосердия Божьего дать ей последнее утешение согласно вашему долгу священника".
Выслушав эти слова, священник с трепетом последовал за волком, и тот привел его к находящейся неподалеку норе, где лежала волчица. Она издавала человеческие вздохи и стоны и, увидев священника, смиренно приветствовала его и возблагодарила Бога, который в столь тяжелом ее положении соблаговолил ниспослать ей такое облегчение. Затем священник уныло совершил над ней все полагающиеся в этом случае церковные обряды за исключением причастия, но она стала настоятельно просить, умолять его завершить свое доброе деяние и причастить ее. Он стал решительно отказываться, заявляя, что не имеет для этого всего необходимого, и тогда волк, все это время находившийся неподалеку, приблизился и указал ему на маленький дорожный служебник, содержащий и несколько освященных облаток, который священник, следуя обычаям этих мест, прежде снял с шеи и спрятал под одежду. После этого он стал просить не лишать их оказанной Богом милости, помощи, ниспосланной божественным провидением, и, чтобы устранить у него все сомнения, спустил с волчицы полосу шкуры от горла до живота, и она тут же обратилась в старую женщину, после чего священник, движимый больше страхом, чем рассудком, совершил причастие. Сразу после этого волк вернул полосу шкуры обратно на ее место.
После того как все ритуалы, исполнявшиеся скорее тупо, чем истово, были закончены, волк проводил священника обратно к их костру и, оставаясь с ними всю ночь, вел себя более как человек, чем как зверь. Когда наступило утро, он вывел их из леса и указал направление, которым им надлежало следовать. Он еще раз горячо поблагодарил священника за оказанное благодеяние, обещая отплатить как следует, если Богу будет угодно вернуть его из нынешнего изгнания, две трети срока которого были уже позади. Тот же, уже расставаясь, спросил его, далеко ли продвинется вторгшийся на остров враждебный народ и как долго он тут будет оставаться. На это волк ему ответил: "За грехи нашего народа, за его пороки Бог обрушил на него свой гнев, предав его в руки врагов. Поэтому, пока чужестранцы, выполняя божью волю, будут дальше продвигаться своим путем, они останутся неудержимыми и непобедимыми, но если - ведь по наклонной дороге запретных развлечений и удовольствий так соблазнительно и легко идти, а человеческая натура подвержена влиянию дурных примеров - этот народ, живя среди нас, переймет наши порочные привычки, он, вне всякого сомнения, вызовет божий гнев и на себя".
Схожее высказывание есть у Левита: "...все эти мерзости делали люди сей земли, что перед вами, и осквернилась земля; чтоб и вас не свергнула с себя земля, когда вы станете осквернять ее, как она свергну-ла народы, бывшие прежде вас" (Левит, 18:27-28). И это впоследствии случилось сначала с халдеями, а потом с римлянами. Нечто подобное этому есть и у Екклесиаста: "Гибель постигает то один народ, то другой по причине их неверности, зловредных деяний, их надменности и самодовольства и лживости".
Случилось так, что спустя два года я проезжал через Мит как раз в то время, когда здешний епископ созывал сбор духовенства, пригласив и соседних епископов и аббатов для содействия в разборе этого дела, которое стало ему известно в связи с признанием священника. Узнав, что я нахожусь в этих местах, епископ отправил мне с двумя служками послание, в котором просил меня, если это возможно, присутствовать при разрешении столь важного вопроса; в случае же, если я не смогу прибыть, прислать, по крайней мере, мое изложенное письменно мнение. Служки описали все обстоятельства, уже известные мне от других людей, и, ввиду того, что я был понуждаем неотложным делом и не мог прибыть на сбор, я решил компенсировать свое отсутствие, отправив письмо с советом. Епископ и сбор, согласившись со мной, велели священнику отправиться к папе, взяв с собой письма от них, и рассказать, что произошло, предъявив свое письменное признание, к которому все епископы и аббаты, присутствовавшие на сборе, приложили свои печати.
Это невозможно опровергнуть, но в это должно твердо верить, что Бог предназначил человека для спасения мира, и в данном случае Бог же, чтобы показать свою силу и отправить справедливую кару, превратил его в волка. Но считать ли такое животное зверем или человеком? Разумное животное представляется стоящим по своему уровню гораздо выше зверя, но кто решится отнести четвероногое, к тому же такое, от-г нюдь не вызывающее симпатию животное к людскому роду? А если кто-нибудь убьет это животное, можно ли будет назвать его убийцей? На это можно ответить, что божественные чудеса совершаются не для того, чтобы люди их обсуждали, но чтобы они им поражались. Как бы то ни было, Августин в 8-й главе 16-й книги своего труда "О граде божьем", говоря о живших на востоке людях-монстрах, одни из которых имели собачьи головы, другие были совсем без голов с глазами, расположенными на груди, третьи имели еще какие-то странности, поднимает вопрос о том, были ли они вообще людьми, происходящими от прародителей человечества, и резюмирует: "Нам следует смотреть на них так же, как на встречающихся среди людей уродов, о которых мы часто слышим; и здравый смысл говорит, что, каково бы ни было определение человека, смертное животное, какой бы вид оно ни имело, если оно разумное, должно быть признано человеком". В 18-й главе 18-й книги того же труда он упоминает об аркадийцах, которые, по жребию, переплывали озеро, превращались в волков и жили с ними в глухом лесу. Если они не притрагивались к человечине, то через девять лет переплывали озеро обратно и вновь обретали человеческий облик. Рассказывая далее о превращениях разных людей в волков, Августин сообщает: "Я сам в то время, когда находился в Италии, слышал, что там в одной области живут женщины, содержащие конюшни, которые, будучи обученными колдовству, подмешивают что-то в сыр останавливающимся у них путешественникам, отчего те превращаются во вьючных животных, и после того, как они перетаскают все, что на них нагрузят, они снова становятся людьми. Разум же их на все время превращения остается человеческим". В своей книге "Золотой осел" Апулей рассказывает, что случилось с ним самим, когда он, приняв какое-то снадобье, обратился в осла, сохранив при этом свой рассудок.
Да и нам приходилось видеть людей, которые при помощи колдовских средств превращают разные попадающиеся им под руку предметы в жирных свиней, каковыми они начинают представляться (но всегда бывают красного цвета), и несут продавать их на рынок. Однако по пересечении любой воды они опять принимают свой прежний вид и при любом самом осторожном с ними обращении не сохраняют свой обманчивый облик дольше трех дней. С давних времен и до наших дней люди нередко жалуются, что некоторые ведьмы в Уэльсе, Ирландии и Шотландии принимают вид зайца, чтобы при помощи такого обмана приникать к женской груди и сосать молоко. Мы соглашаемся с Августином в том, что ни демоны, ни колдуны не способны создавать новые или изменять свои сущности, но те, кого сотворил Бог, могут с его позволения внешне преображаться так, что они начинают казаться тем, чем на самом деле не становятся; чувства людей при этом усыпляются и обманываются странными видениями, так что вещи видятся не такими, какие они есть, но невероятно искаженными благодаря наваждениям или колдовским чарам, действующим на глаза.
Однако надо непоколебимо верить, что всемогущий Бог, творец всего сущего, может, когда захочет, превращать одно в другое или для отправления своего наказания, или для демонстрации своей божественной мощи, как, например, в случае с женой Лота, которая, нарушив запрет, оглянулась на разрушаемый Содом, за что была превращена в соляной столп, и в случае с водой, обращенной в вино; или же, оставляя внутреннюю сущность, он может изменить лишь внешность, как в приведенных выше примерах.
Что же касается обращения хлеба в плоть Христову (которое, если говорить точно, следовало бы назвать нематериальным, т. к. тут при сохранении внешнего вида меняется сущность), полагаю, его подлинность не подлежит обсуждению: понимание этого процесса не под силу человеческому разуму...
Изучая древнескандинавский эпос, то и дело встречаешься с феноменом превращения человека в животных. В мифах, преданиях и поэмах мужчины и женщины появляются в виде разных зверей, а боги и богини показываются людям в обликах зверей, птиц и рыб. А искусство дохристианского периода, в котором значительное место занимают образы животных, служившие различными символами, показывает, что люди использовали звериные маски и переодевались в животных...
Среди животных в скандинавских сказаниях чаще всего фигурируют медведи, волки, моржи и кабаны, а также домашний рогатый скот, козлы, собаки и рыбы. Примером таких живых по стилю и вместе с тем трудно понимаемых по существу повествований может служить история из саги о Хрольве Краки (Жердинке), легендарном датском короле. Она относится к числу так называемых старинных саг и является фольклорным переложением древних героических преданий и необыкновенных событий, имевших место в языческом прошлом. Центральным персонажем в этой саге выступает не столько сам Хрольв, как и король Артур (в кельтском эпосе), окруживший себя многими прославленными воинами, сколько один из его ближайших соратников Бодвар Бьярки. Отец Бодвара Бьерн был превращен в медведя злой королевой после того, как отверг ее домогательства, и в конце концов был затравлен на охоте. Будучи медведем, он по ночам мог снова превращаться в человека. К нему в пещеру приходила девушка по имени Бера, которую Бьерн перед своей гибелью предупредил, чтобы она никогда не ела медвежьего мяса. Однако злая королева однажды заставила ее проглотить целый кусок, и когда Бера родила трех сыновей, то один из них оказался полу-человеком-полулосем, другой вместо ног имел собачьи лапы, а третьим был Бодвар Бьярки, выглядевший вполне нормальным. Но пришло время королю Хрольву отправиться на свою последнюю битву с врагами, значительно превосходящими его силы, и Бодвар показал, что обладает весьма необычными способностями. По непонятной причине он вдруг исчез с передней линии битвы, и тут началось нечто невероятное: "Люди увидели огромного медведя, появившегося рядом с королем Хрольвом. Своими лапами он сметал больше врагов, чем пятеро лучших витязей короля. Клинки и копья скользили по его шкуре, не причиняя вреда, и он сбивал наземь пеших и конных ратников короля Хьерварда и всех, кто попадал к нему в лапы, разрывал своими зубами, так что вскоре ужас и паника покатились по рядам армии короля Хьерварда".
Тем временем друг Бодвара Хьялти отправился на его поиски и, найдя его в палатке сидевшим без движения, принялся бранить за то, что он покинул короля в трудную минуту. В конце концов, Бодвар поднялся и вышел из палатки, заметив, что теперь он принесет меньше пользы королю, чем мог бы, если бы его оставили там, где он сидел. Когда он появился в рядах сражающихся, медведь уже исчез, и с этого момента ход битвы переменился, и все доблестные витязи Хрольва полегли вокруг своего короля. Впечатляющий образ могучего медведя, сеющего ужас и смерть во вражеском войске, недавно был весьма эффектно использован Ричардом Адамсом в его романе "Шардик".
Скрытый смысл этого эпизода понятен: Бодвар сражался в образе медведя в то время, как его тело оставалось неподвижно сидящим в палатке. Описываемая в саге битва часто упоминается в датских эпических преданиях, о ней также имеется свидетельство на латинском языке, которое оставил Саксон Грамматик (датский хронист-летописец) в начале XIII века, основываясь, видимо, на древней поэме "Biarkamal", из которой сохранилось несколько фрагментов на исландском языке. Похоже, "Бьярки" ("Biarki" - имя, которое употреблял Саксон) изначально значило "рожденный от героя", а "Бодвар" на самом деле является прозвищем: "рожденный битвой" или "боец".
В этой поэме речь идет об истории девушки, ставшей женой медведя и родившей детей, которые были наполовину людьми, наполовину медведями, служа своеобразным связующим звеном между миром людей и миром животных. Лапп Тури, чей труд о верованиях его народа под названием "Книга Лапландии" был издан в 1910 году и который, несомненно, знал это сказание, сообщает следующее:
"Я слышал, что некогда жила девушка, которая попала в медвежью берлогу- и благополучно проспала там целую зиму, родив впоследствии от медведя ребенка. Ребенок этот был мальчиком, но вместо одной руки у него была медвежья лапа, которую он всегда прятал от людских глаз. Однажды какой-то человек пожелал увидеть ее, но он не хотел показывать, сказав, что это опасно. Но человек не поверил ему и настоял... Обнажив свою руку-лапу, он потерял над собой контроль и разорван этому человеку лицо. Тогда все увидели, что он говорил правду..."
Медведь был самым сильным и опасным зверем на скандинавском севере и, очевидно, производил сильное впечатление на охотников. На медвежьи шкуры укладывали умерших или, что более вероятно, мертвецов в них заворачивали перед тем, как опустить в могилу; на это указывают следы когтей, сохранившиеся в норвежских и шведских могильниках, относящихся к периоду, предшествовавшему эпохе викингов.
...Мэри Даниэлли, исследовавшая обряд посвящения, упоминаемый в исландских сагах, приводит ряд сказаний, в которых герой для доказательства своего мужества выходит один на один на медведя, а в одном из них юноши носят накидки из медвежьих шкур до тех пор, пока не принесут медвежью голову, что свидетельствовало бы об их зрелости... За этими преданиями стоит память об испытаниях юношей, принимаемых в компанию воинов после схватки с медведем, настоящим или символичным, и что воины на таких обрядах надевали медвежьи шкуры.
В давние времена медведь весьма почитался в Лапландии, где ему присваивались разнообразные имена и посвящались сложные ритуалы и где в разных местах сохранилось немало письменных свидетельств об этом. Слово saivo, означающее "душа" мертвого человека, применялось и для обозначения убитого медведя, а на посвященных медведю празднествах убивший этого зверя охотник должен был надевать на себя его шкуру с головой. Существовало также обыкновение пить кровь убитого медведя, чтобы перенять его силу и храбрость. Все эти обычаи создавали благоприятную почву для появления сказаний о превращениях людей в медведей. Ученые, занимающиеся изучением культа медведя у лопарей (саами) и других северных народов, отмечают, что у охотников вызывали изумление его огромная сила и необыкновенные повадки, отличающие медведя от других животных, и прежде всего его способность переживать зиму без пищи. Чрезвычайно опасный зверь и безжалостный противник, медведь тем не менее не считался злобным существом в отличие, например, от волка. Кроме того, мясо медведя было весьма ценным для человека, а многие внутренние органы, особенно жир, считались обладающими особой исцеляющей силой. Люди ощущали близость этого зверя к себе отчасти из-за его привычки вставать на задние лапы и поражать свою жертву передними либо сжимать ее в смертельных объятиях, а также из-за того, что его следы напоминают отпечатки человеческих ног... Так же считалось, что медведь не имеет врожденной вражды к людям. У Тури в "Книге Лапландии" по этому поводу говорится:
"Медведь - удивительное животное, которое всю зиму живет без пищи. Он не впадает в ярость, когда встречает человека, и не стремится причинять ему вред". И еще: "Природа медведя такова, что он не сможет спать спокойно зимой, если погубит человеческое существо, и улды (духи), которые кормят его во время спячки, не станут заботиться о таком звере, который запятнает себя кровью человека. В старину лопари даже были убеждены, что медведь обладает сознанием".
Лопари также глубоко верили, что медведь не станет по своему желанию нападать на женщину, и ей при встрече с ним нужно было только показать свою юбку, чтобы он оставил ее в покое.
Т. к. в Исландии не обитали медведи и самым крупным зверем был песец, можно предположить, что подробная история о рождении Бьяр-ки (героя исландских саг. - Ред.) и его превращении в медведя пришла из Норвегии. Менее замысловатый сюжет о человеке, сражавшемся в медвежьем облике, возник из древнего сказания "Landnamabok", в котором содержалось описание колонизации Исландии в IX веке, составленное в XIII веке из воспоминаний о первых поселенцах.
...Человек, принявший облик медведя, был сыном знаменитого Ке-тила Хенга, который пришел из земель, населенных лопарями, хорошо знакомыми с этим зверем. Другой связанный с медведем эпизод касается Ервара Странного, потомка Кетила. Высадившись со своей командой на одном из балтийских островов вблизи побережья, он был враждебно встречен приплывшими сюда с континента людьми и, готовясь к сражению с ними, поднял на шесте медвежью шкуру с головой. Отражая нападение вышедшей на бой против них великанши, Енвар вложил в медвежью пасть тлеющие угли и стал пускать в нее магические стрелы, заставив противника покинуть поле сражения. Водружение подобным образом медвежьей шкуры, как части ритуала, посвященного удачной охоте, отмечено у лопарей и некоторых других народов.