Дверь возможностей открыта, Обри. Ты держишь ключ, а я порву твои цепи. 4 глава




— Мне позвонить в больницу? Сказать, что вы не сможете прийти?

— Нет! — я не собиралась произносить это слово настолько яростно, как произнесла, но я отказывалась упускать возможность покинуть эту крысиную дыру на несколько часов. Единственная вещь, которая удерживала меня от помешательства — это времяпрепровождение с группкой сломленных и побитых жизнью студентов — мое вознаграждение. — Нет, со мной все будет хорошо. Я просто… у меня просто остаточное кровотечение.

— Слишком много крови для остаточного кровотечения, — ее испанский акцент сделал ее ответ почти смешным, если бы не намек на тревогу за словами, но ее взгляд оставался приклеенным к пятну крови на простыне, где находилась моя задница. — Я наполню для вас ванну… или, то есть, включу теплый душ. Как вы на это смотрите?

Когда-то я сказала Кармен, что в основном не любила принимать ванну. По правде говоря, я до посинения боялась ее.

— И поменяю ваши простыни. Быстро.

— Звучит потрясающе, Кармен. Спасибо.

Она направилась в ванную, но остановилась на полушаге.

— Мисс, знаете, у меня есть подруга, которая однажды находилась в очень сложной ситуации, — она понизила свой тон, приводя мои чувства из рода «вот дерьмо» в боевую готовность, и даже не повернулась ко мне лицом. — Она наняла того парня…

— Кармен, — я перебила ее ради ее же безопасности. — Я сказала, что я в порядке.

Она кивнула и продолжила свой путь в ванную.

Когда-то я посещала курсы по психологии в колледже и не могла понять разницу между психопатом и социопатом. Для меня, любой такой «пат» был патом — безвыходной ситуацией, — которых я избегала всю свою жизнь, но, честно говоря, мне стоило уделять курсу больше внимания.

Пока звук льющейся воды эхом доносился из ванной, я подняла голову к камере в углу моей комнаты.

 

***

 

Рената, кузина Кармен, которая работала на ту же семью владельца клиринговой компании, поправила мое платье сзади, заглядывая мне через плечо, пока мы обе пялились в зеркало. Одна-единственная полоса сатина проходила от правого плеча к моей груди и спадала вниз по моим изгибам длинным, элегантным платьем, с поясом из бусин на талии. Длинный разрез открывал мое бедро, а шпильки с завязками-лентами добавляли утонченности. Пока черные перчатки скрывали шрам на моем запястье, ряды жемчуга прятали отпечаток от ремня, который Майкл оставил на моем горле.

Честно говоря, я ненавидела шикарные платья и драгоценности, которые он заставлял меня носить, будто я была его личной куклой Барби. Я выросла, не имея ничего подобного, и в моей крови выработался антиген против всего настолько пышного и изысканного.

— Какая красота! — Рената повернулась к гораздо меньшей, более вялой женщине, что собирала одежду, от которой я избавилась, чтобы переодеться в платье. Она никогда не говорила. Не могла. У нее не было языка. — Разве она не красива, Элиз? — на ее вопрос женщина слабо улыбнулась и кивнула, но быстро вернулась к уборке бардака, который поселился в моей роскошной спальне. Кончиками пальцев Рената разгладила мои длинные, каштанового цвета локоны, подкрученные на концах. — Кто вы, миссис Каллин? В вас ведь течет кровь какой-то европейки?

— Мой отец был французом, а его мать была родом из Сицилии.

— А ваша мама?

Инстинктивно, я потерла шрам на своей руке и посмотрела вниз на надпись, каллиграфически вытатуированную у меня на запястье. Цитата Шарлотты Бронте:

«Не принесет мне жизнь и доли утешенья,

И пред могилой себя страху не предам,

Пережила я час разлуки, чтоб увидеть

Того, за чью я жизнь свою отдам».

Боже, мысль о ней до сих пор пронзала меня ножом в сердце. Я потеряла ее в тот период своей жизни, когда, вероятнее всего, нуждалась в ней больше всего. В тот период, когда мой отец стал настолько разбитым скорбью, что простое упоминание ее имени заставляло его прятаться у себя в гараже — его пристанище — часами. Лишь позже, в письме, которое он написал мне в день, когда я сбежала с Майклом, я поняла, сколько боли ее смерть принесла ему.

Я никогда не знала кого-то похожего на свою мать, настолько полного жизни, яркого и свободного духом. Рядом с ней я чувствовала себя в тепле и на своем месте. Мы едва могли сводить концы с концами на зарплату папы, и все равно у меня было все, что мне нужно, чтобы оставаться живой.

— Красивая, — сказала я. — Моя мать была красивой.

— Ну, значит, вот почему вы так прекрасны. Челюсть мистера Каллина отвалится, когда он увидит вас. Просто надейтесь, что он вернется вовремя.

— Майкл уехал? — Я стрельнула взглядом в ее отражение в зеркале. Нам нужно было выезжать через двадцать минут на благотворительный вечер в больнице, о котором он напомнил мне сегодня утром. — Откуда ты знаешь, Рената? Я думала, он работает у себя в кабинете.

Он покачала головой.

— Это самое странное. Он обычно закрывает свой кабинет на ключ, но сегодня днем, когда я пришла, дверь была широко распахнута.

Слова были почти богохульными. Майкл никогда не оставляет дверь своего кабинета открытой.

— Сегодня днем? Она была открыта сегодня днем?

— Я постучала, как всегда делаю перед тем, как войти, но ответа не последовало, — он хлопнула ладонью по рту. — О боже! Я надеюсь, он не…

Мертв? Я напрягла лицо, чтобы ни брови, ни счастливая улыбка не могли выдать моего счастья.

— Ты заходила внутрь?

— О, нет. Я бы никогда не сделала этого, если бы не получила разрешения. Он очень требовательный в этом.

— Наверное, — я прочистила горло и разгладила подол платья рукой, — мне стоит проверить. Убедиться, что он не умер! — Я надеялась, что мой смех не прозвучал настолько фальшиво, как он звучал для моего слуха.

— Так я почувствую себя гораздо лучше. Я даже не думала, что с ним может что-то случиться!

Нам оставалось только надеяться. Я прекрасно знала, что меня ждет разочарование в том, что я не найду его тело, лежащее на полу, не найду опустошенное, безжизненное выражение лица с посиневшей кожей, которая, весьма вероятно, будет вещать о его смерти, но было ли это возбуждающе? Господи, я стала таким же психом, как и этот ублюдок?

— Спасибо, Рената, это все. Я проверю Майкла. Уверена, он всего лишь отлучился.

Она кивнула и заулыбалась.

— Наслаждайтесь вечером, миссис Каллин. И снова повторюсь, вы выглядите сногсшибательно.

— Gracias, — добавила я немного ликующе по сравнению с отвратительным разговором, который состоялся пару минут назад.

Как только она исчезла из моей комнаты, я направилась в кабинет Майкла.

Пожалуйста, будь мертвым. Пожалуйста, будь мертвым.

— Заткнись! — прошептала я, наказывая себя.

Почему? Он же не услышит твои мысли!

— Он явно сделает это, если попытается, — пробурчала я себе под нос.

Вниз по лестнице, мимо фойе и вниз по еще одному коридору я наконец-то достигла кабинета Майкла. Что, если он там? Мне нужно придумать извинение. Даже взгляд в щелку двери его кабинета уже принесет мне наказание, а после прихрамывания сегодня днем мне интересно, рискну ли я подвергнуть себя чему-то настолько опасному.

Я постучала в дверь. Один раз. Два. На третий раз я заглянула внутрь. Проклятье, мое сердце билось так, будто было готово вырваться из груди просто в ад.

— Майкл? — я поморщилась от нормальности моего голоса, который звучал почти как мольба, будто я внезапно нуждалась в нем для чего-то. Когда он не ответил, я проскользнула внутрь.

При виде его кабинета я почувствовала необходимость вырвать, но я проглотила желчь. Сдерживайся. Это чертово платье было феноменальным, а я не намеревалась портить его из-за своей нервозности.

Как и ожидалось, Майкла нигде не было. Я обошла его стол и стала открывать ящики. Месяцами я была взбудоражена ожиданием найти что-либо на него — фотографию, документ, проклятую отрубленную голову, которая могла бы стать неотразимым доказательством в суде. Хотя, зная Майкла, с помощью его связей он, скорее всего, сфальсифицирует какую-нибудь вопиющую историю, словно обезглавленная жертва сама упала на гильотину, и Майкла освободят.

Его стол напоминал вещь из журнала для душевнобольных ОКР (прим. пер. — обсессивно-компульсивное расстройство). Все аккуратно стояло на своих местах. Ничего не вызывало подозрений.

Я подняла документ, отчего на пол упала флешка, и нырнула под стол, чтобы поднять ее, кладя бумаги назад в ящик. Схватив флешку, я быстро встала из-под стола, резко ухватив ртом воздух — в двери стояла тень.

Бл*дь, бл*дь, бл*дь. Мой желудок упал в кровавое месиво из моих органов на пол, в тот момент, когда одеяло изо льда покрыло мои вены, сокрушая грудь паникой.

— Что ты здесь делаешь? — его голос был пропитан устрашающим спокойствием, что всегда означало красный флаг.

— Ищу тебя, — слова скатились с языка, пока мой желудок вращался по кругу от тревоги. — Твоя дверь была открыта.

— Моя дверь не бывает открытой.

Было бессмысленно спорить в данный момент, и я не хотела, чтобы Ренату убили. Нет ни единого шанса убедить его в том, что она действительно не была заперта. Мой желудок напрягся, когда я протянула палец по поверхности его стола, надевая на себя такой необходимый, хоть и презираемый, образ, и встала перед ним.

— Правда в том, Майкл, что я не могу перестать думать о прошлой ночи, — я томно приближалась к нему. Я поняла, что не стоит показывать и доли удовольствия, когда дело доходило до секса с ним. — Есть… что-то в том, чтобы трахаться на твоем столе. Сгребать твои идеальные бумаги, пока твоя сперма будет стекать по моей спине. Мне нравится уничтожать то, что тебе важно, таким образом, — мне пришлось поглотить желчь от желания вырвать прямо сейчас. Господи Боже, при мысле о его сперме, стекающей по моей коже, я чувствовала зуд.

Это вызвало мурашки на моей коже. Он не купится на это. Он не купится на это.

— Возможно, мы вернемся к этому разговору позже сегодня вечером, — я почти могла почувствовать, как его взгляд сканирует меня на признак отклонения от правды. — Мы опоздаем на благотворительный бал.

 

***

 

Больница Детройта «Риверсайд» показалась на горизонте. Структура цилиндрической формы, выполненная из стекла, построенная под углом, простиралась между кирпичными зданиями и стояла освещенная мягким, оранжевым светом.

— Дорогая, ты выглядишь восхитительно, — опустив руку на мое бедро, Майкл сидел возле меня на заднем сидении лимузина.

Я не утрудила себя тем, чтобы повернуться к нему лицом. Я боролась с дрожью в руках, которая поглощала меня большую часть поездки, потому что меньше, чем полчаса назад, он поймал меня у себя в кабинете. За пять лет я ни разу не входила туда, если он меня не приглашал. Кабинет Майкла был запретной территорией и при обычных обстоятельствах — заперт днем.

В ночь перед этим был первый раз, когда он трахнул меня там, что дало мне правдоподобную причину для прикрытия настоящей причины, ради которой я рисковала своей жизнью, идя туда, куда меня предупреждали не ходить. В спешке и растрепанном виде он забыл запереть дверь до того, как закончить со мной в моей постели.

И имея то, что я считала важной информацией на флешке, я солгала ему в лицо, каждой фиброй своей души, и сказала ему, что не могла думать ни о чем другом, кроме секса с ним на его столе.

Казалось, он купился на это, но мне стоило вспомнить страшную правду: понимание Майкла было редкостью, если вообще было.

— Благодарю, Майкл, — ответила я самым роботоподобным голосом, который смогла из себя выдавить. Мое плечо дернулось от прикосновения его дыхания к моей шее. Отчаянное желание оттолкнуть его барабанной дробью выбивало у меня под кожей.

— Я с нетерпением жду, когда смогу сорвать с тебя это платье позже. Возможно, я позволю тебе кончить на краткий отчет для исполнительных директоров, над которым я работаю.

От этой тошнотворной мысли меня охватила потребность — та самая потребность, которая появлялась при редких случаях, когда он вывозил меня из поместья для сопровождения на некоторых мероприятиях.

Побег.

Если мне удастся, меня станут преследовать.

Если не удастся, меня убьют.

Я знала, потому что не в первый раз отдавалась мыслям о побеге. Я на самом деле один раз сделала это, и меня поймали. Майкл воплотил наказание в жизнь. Я была прикована к постели неделю. Это не было наказанием. Это было предписанием врача после тех ран, от которых я страдала. Глупый шаг. Вот что случается, когда у тебя нет плана игры. Хотя это было не важно. Узкая натянутая ткань платья, сковывающая мои ноги, напоминала мне о том, что далеко мне уйти не удастся. Платья, которые он выбирал для меня, уже сами по себе были оковами.

Майкл знал людей и заплатил бы им смехотворные суммы денег, чтобы они нашли меня, и чтобы он мог убить меня надлежащим образом. Он контролировал департамент полиции через самопровозглашенного, проклятого, коррумпированного шефа полиции. Они могли бы скрыть мою смерть с таким изяществом, что можно было бы подумать, что меня и вовсе не существовало.

И все же, от инстинктов у меня сводило живот, а рука сжималась в кулак. Если он узнает, что флешка пропала, то поймет, что я рылась в его столе. Никто не заходит в кабинет Майкла, кроме Ренаты.

Вернуться назад в поместье означало получить наказание, последствия которого я, наверное, не видела никогда в своей жизни. Благотворительность была моим одним и единственным шансом — тот простой момент, о неиспользовании которого я бы жалела. Кто знал, когда он снова вывезет меня из поместья? Он, наверное, похоронит меня заживо в подвале за то, что я взяла ту флешку. Я не упущу возможности. Я попытаюсь сбежать от Майкла, невзирая на то, насколько это может быть опасно.

Лимузин остановился перед входом, когда к нам приблизился служащий парковки. Я потянула вниз свое платье и заметила бешеную дрожь в коленях и мертвенный холод кончиков пальцев в перчатках.

— Расслабься, это просто вечеринка. Я рядом, — его липкая рука накрыла мою.

Когда-то я сказала ему, что такие мероприятия заставляют меня нервничать, что я ненавидела наряжаться и покидать поместье — признание, которое обеспечило мне его сопровождение на подобных вечерах.

Я выдавила фальшивую улыбку. Подозревал ли он о том, что я предавала его? Использует ли он возможность позже сегодня вечером, чтобы исследовать то, что я сделала? Если он узнает, что флешка пропала, я могла даже сказать, какая судьба ожидала меня, потому что я никогда настолько откровенно не ослушивалась Майкла, кроме нескольких случаев попыток побегов. Несомненно, все закончится кричащей смертью, которая заставит даже «Черный Георгин» выглядеть, как убийство из милосердия (прим. пер. — Элизабет Шорт, жертва оставшегося нераскрытым преступления 1947 года. Тело Элизабет было найдено разрубленным на две части в районе талии и изуродованным. Были удалены внутренние и наружные половые органы, а также соски. Рот женщины был изуродован улыбкой Глазго. Убийца так и не был найден, а дело под названием «Черный Георгин» осталось нераскрытым).

— Со мной все будет в порядке.

Я не могла вернуться с ним домой. Мне нужно было найти выход — способ убежать. Я не жалела о том, что украла флешку — в конце концов, это нужно закончить, — но вернуться с ним в поместье могло означать мой конец. Я видела, как он убивает человека настолько обыденно, будто читает утреннюю газету и после выбрасывает ее. Ни совести. Ни отчаяния. Я могла бы прожить жизнь под острием страха, быть убитой и оскверненной.

— Вот это моя смелая девочка, — он сжал мое бедро и провел рукой вверх по моему телу, по груди и завел ладонь за спину, поднявшись к моему затылку. — Чтобы ни на секунду не уходила из моего поля зрения. Ты меня поняла?

Приклеив свой взгляд к сжатым в кулаки рукам, дрожащим у меня на коленях, я резко кивнула.

Пошел ты на хер.

 

Глава 7

Ник

 

Я стоял снаружи полуразрушенного здания, находящегося в четырехсот пятидесяти метрах от новехонькой больницы. Когда-то оно использовалось студентами медсестринства, которые всегда пользовались подземными туннелями, чтобы добраться из одного здания в другое.

Я закинул большой мешок на плечо, натянул капюшон на голову и закрепил лом под древесностружечной плитой, которая прикрывала окно. От двух резких рывков она отскочила. Песок и галька посыпались к моим ногам, когда я пролез в разбитое окно и включил фонарик, луч которого прорезал мне большой круг света во мраке.

Справа стоял письменный стол перед стеной, заставленной коробками для корреспонденции. Окинув взглядом мусор и копоть, спрессованную на полу, я заметил дверь слева, переступил через строительный мусор и потянулся к ней. Она открылась от одного хорошего толчка, отчего я услышал отдаленный писк крыс, эхом доносившийся изнутри. Лестничные пролеты вели наверх и вниз, и я направил фонарик на перила, чтобы посмотреть вниз. Лестница заканчивалась через два пролета, я быстро спустился по ней, прыжками огибая каждый поворот на площадке, осторожно, чтобы не споткнуться обо что-то острое, чего я не увидел в блеклом свете фонаря.

Внизу лестницы на покосившейся двери висел знак, на котором покрытые ржавчиной буквы гласили «В больницу». Удар по двери чуть не сорвал ее с петель, и я попал во вход в темный туннель.

Ускорив свой темп до легкого бега, я достиг конца туннеля за минуту и зажал фонарик так, чтобы зубы оставались на кнопке, пока сбросил мешок с плеч. Основываясь на чертежах, которые изучил, я знал, что дверь передо мной была заварена намертво. Из мешка я вытащил переносную установку для плазменной резки и фонарь с блоком питания. Надев пару сварочных перчаток и темные сварочные очки, я вырезал немалую арку в толстой стальной двери. Искры летели, пока пламя быстро двигалось по металлу с небольшим усилием с моей стороны, и за несколько минут я проделал дыру достаточно большую, чтобы пробраться через нее. Я пнул сапогом в центр круга, выбивая разрезанную сталь и пролезая через примерно полуметровый пролом между дверью и стальной камерой, которая являлась складом.

Камера была установлена впритык к стенам с каждой стороны углубления, без прохода где-либо, кроме как напрямую через нее. Я направил фонарь к прутьям, вырезал хороший кусок размером примерно шестьдесят сантиметров на полтора метра, затем сунул фонарь обратно в мешок, беря взамен пистолет для вскрытия замков. Внутри камеры я расчистил тропу к входной двери, отодвигая в сторону тележку с препаратами для анестезии, мониторами для слежения за кровяным давлением, маленькие инкубаторы для детей.

Поднимая замок на двери камеры, я три раза щелкнул пистолетом для вскрытия замков по замочной скважине, пока он не открылся, и убрал цепь, оставляя свою сумку у входа. Сбросил с плеч пальто, открывая логотип клининговой компании, у которой с больницей был контракт.

Хотите узнать о новых больницах? Новые лица были не в новинку — в основном временные контрактные рабочие. Я понял это, когда впервые выбрал ее пару недель назад — ни один член персонала не задал мне вопрос из-за моей униформы.

Сбросив скомканную одежду в мешок, я схватил свою компьютерную сумку и, немного пробежав дальше мимо других камер хранения, достиг лестничного пролета. Согласно чертежам, я находился сразу под центром исследования рака, где в галерее «Искусство исцеления» проводилась вечеринка.

Остановившись у подножья лестницы и разместив ноутбук у себя на коленях, мне удалось взломать систему безопасности больницы, основываясь на некоторых указаниях Алека. Я уже присматривался к этому месту и знал, что камеры следили за каждым лестничным пролетом, где находились двери в новое крыло. Я поднял взгляд на камеру, установленную в углу пролета и направленную на дверь этажа. Нажав на пару клавиш, я сместил ее ракурс вверх и влево, пока на экране оставалась картинка, показывающая зрителю только внешнюю сторону двери.

Надевая назад свои кожаные перчатки, проверил время. Без десяти восемь. Загадочное отвлечение было запланировано на четверть девятого, что означало, что у меня есть всего лишь минуты, чтобы вычислить местонахождение Обри и обеспечить себе возможность.

Я наблюдал за ними достаточно долго, чтобы понять — у меня никогда не будет золотой возможности поймать их где-либо в сраном Детройте, где никто их не найдет. Каллин разъезжал по улицам, как треклятый президент страны, и приводил с собой жену только когда собирались камеры и большая толпа. Обри редко покидала особняк, но когда покидала, ее всегда сопровождала свита телохранителей и полиции. Бал-маскарад был идеальной возможностью.

На ходу разглаживая рубашку, я обогнул лестничный пролет первого этажа, который вел в вычурное лобби. У здания был современный фасад, но мне тяжело было поверить, что однажды оно выглядело, как та крысиная дыра, находившаяся через туннель отсюда.

Прямо передо мной стоял стеклянный цилиндр, внутри которого были камни и деревья, с небольшим ручейком, который проходил по кругу комнаты и заканчивался в фонтане в центре. Вывеска впереди гласила: «Пруд отражения». На второй вывеске снизу были указаны часы занятия йогой. К этому была присоединена еще одна стеклянная закрытая установка, стенки которой выступали под углами, со светильниками на них, сменяющими угол освещения над графикой на переднем дисплее, размещенном идеально по центру каждой маленькой стенки. Непрочно свисая на кабелях, соединенных с высокими потолками по всему периметру, странные переплеты бронзовых прутьев давали ощущение легкого индустриального дизайна.

Гул разговоров заполнил комнату, которая выглядела похожей не на больничную приемную, а больше на холл в музее. Комната просто разграничивалась на зону для приема приглашенных и официантов, основываясь на смокингах и униформах, хоть и все они носили вычурные маски на лицах, преимущественно скрывая свои личности. Женщины были одеты в длинные платья, и на мгновение я почувствовал себя, будто ворвался в фильм «С широко закрытыми глазами». Движением руки проверил, что мой «Глок» был наготове на бедре на случай, если повалит дерьмо, когда выудил маску из ряда идеально разложенных на соседнем столике.

— Ты из обслуживающего персонала?

Я повернулся лишь слегка, чтобы прикрыть большую часть своего лица и заметил синие слаксы и поношенные, но до блеска натертые выходные туфли. Хер знает, какое количество ключей свисало на кольце у него на поясе. Охрана.

— Ага.

— В мужском туалете проблема. Мне нужно, чтобы ты проверил, и быстро, — он прочистил горло, что выдало, что, по всей вероятности, он и стал причиной проблемы.

— Уже занимаюсь.

Он помедлил минуту, а затем добавил:

— Не задерживайся слишком. У нас важные гости, — и ушел через двойную дверь.

Еще один взгляд на часы дал мне знать, что до начала шоу осталось двадцать минут. Внутри моего кармана я сжал маленький пузырек ГГБ (прим. пер. — Гамма-гидроксибутират — наркотик для изнасилования). Наркотику понадобится добрых двадцать минут, чтобы подействовать до степени отключки.

Поддевая крышку спрятанного пузырька, я просканировал людей, пока мой взгляд не остановился на высокой брюнетке, стоящей возле Майкла Каллина в дотошной черной массе людей, что ввело меня в оцепенение. Да, Алек был прав. Обри Каллин была невероятно красивой с длинными, каштаново-золотистыми волосам, кожей настолько безупречной, что на нее было больно смотреть, и большими золотисто-карими глазами, которые, казалось, сверкали под оранжевыми огнями.

Клер Дэйвенпорт, молодая телеведущая канала «Сикс Ньюз» заняла их разговором, пока ее оператор стоял позади.

Пробираясь по стеночкам, держась в тени, я обогнул комнату, проложив себе путь ближе к месту, где она стояла. Если я облажаюсь, плану конец. Финиш. Все, что мы задумывали, вылетит в окно. Я поправил маску на лице, убедившись, что скрываю большую его часть.

На круглом столике на одной ножке стоял поднос с одиноким бокалом шампанского, почти взывая ко мне. Он, казалось, также взывал и к Обри Каллин, по тому, как она приподняла голову, глядя на меня, стоя возле Каллина. Теребя тряпку, которую я засунул в свой карман, я двинулся вперед, занимая себя поднятием бокала, вытиранием стола и опорожнением пузырька с наркотиком в шампанское.

Легкий удар по моему локтю напряг мои мышцы, когда один из официантов поднял поднос со стола, и мой желудок скрутило в узел, когда я увидел, что он уходит. Бл*дь. Я сам должен был предложить ей этот бокал! Я проследил взглядом за официантом, который сделал всего два шага, прежде чем Обри сделала шаг в сторону и взяла предлагаемый бокал шампанского.

Черт, это было близко.

Когда она поднесла бокал к губам, золотые глаза уставились через щели в маске прямо в мои, и на мгновение, клубок жара пронесся по моему телу.

Колючая боль ударила мой череп изнутри, отчего правый глаз начал подергиваться от сжимающих конвульсий. С белой вспышкой лица Лены перед глазами ярость снова впиталась в мои вены, и я вырвался из необъяснимого порабощения, поглотившего меня на секунды.

Опуская бокал, Обри не отвела от меня глаз. Будто время замедлилось и остановилось, мы стояли друг напротив друга, глядя глаза в глаза через маски, скрывающие наши лица.

Она глотнула шампанского, поставила бокал и сделала шаг ко мне.

Немного рановато, но мои мышцы скрутило в спираль, я был готов напасть, если бы пришлось, сделать глупейшую вещь посередине мероприятия, как например, в открытую сбежать с женой мэра.

Ее целенаправленная походка была кричаще прервана резкой остановкой, когда еще один человек в смокинге поднял ее руку к своим губам для поцелуя. Отпрянув и нахмурившись, она прошлась взглядом по новому мужчине, вверх и вниз, будто существовала какая-то тревога. Будто бы я мог исчезнуть.

Я мог. Хоть и пялясь из затемненного коридора, ведущего — как я предполагал — к закрытым комнатам для пациентов, я не выпускал ее из виду.

Каллин приблизился к ней сзади, и, если мои глаза меня не обманули, она напряглась от его прикосновения к ее плечу. Он одарил мужчину, поцеловавшего ей руку, улыбкой. Несколько секунд прошло прежде, чем Каллин увел Обри ко второму темному коридору с другой стороны от лифтов.

Ощутив любопытство, я последовал за ними на расстоянии и нырнул в прилегающую дамскую уборную, приотворив дверь.

Удерживая ее за горло, чем заставил скривиться, Каллин со стуком прижал ее к стене и наклонился к ее уху. Я не мог разобрать, что он ей сказал, но по тому, как она сжала губы и почти зарычала в ответ, я понял, что это не было милостями. Он провел рукой по ее лицу, размазывая помаду по губам, будто был зол, и должен признать, причиной этой злости был поцелуй, оставленный на ее руке. Он скользнул ладонью вверх по разрезу ее платья, издав похлопывающие звуки между ее бедер, и я услышал его рычание:

— Моя.

Он указал на ее лицо, махнул рукой, освобождая, и ушел, оставляя ее в беспорядке, причиной которому стал сам.

Острый спазм пробил мой череп, и я с силой зажмурил глаза, мысленно считая секунды, через которые он рассеется. Двигая челюстью вперед и назад из-за тянущей боли, пока дымка перед глазами не уступила место ясности. Я посмотрел вниз на свои часы. Пять минут до начала шоу, и пятнадцать с тех пор, как она глотнула шампанское.

Майкл вернулся к остальным гостям, пока Обри прикрыла лицо, мелкими шагами убегая в уборную.

В дамскую уборную, в которой я прятался.

Идеально. Даже слишком идеально.

Словно хищник, я скользнул назад, запираясь в первой из двух кабинок, и ждал.

Двери уборной распахнулись, и Обри, словно обезумевшая, влетела в комнату и направилась к зеркалам. Влажная тушь стекала по блестящим щекам.

— Сраный ублюдок, — прошептала она, стягивая перчатки и бросая их на стойку с раковиной. Она увлажнила комок из бумажного полотенца под краном и использовала его, чтобы стереть красные разводы и потеки туши с лица прежде, чем поправить помаду.

— Не позволяй ему увидеть слезы, — ее слова слетели словно мантра, витавшая у нее в мыслях.

Стук в дверь заставил Обри замереть на месте. Мое собственное внимание метнулось ко входу, пока я ожидал, что в дверь войдет усложнение.

Вместо этого снаружи позвал женский голос.

— Миссис Каллин, ваш муж попросил уведомить вас, что главный врач больницы собирается вручить награду терапевту года. Он хотел бы, чтобы вы были рядом во время церемонии.

Две минуты.

— Спасибо! Я сейчас буду, — она наклонилась к умывальнику, встречаясь глазами со своим отражением. — Пожалуйста, Боже. Пусть в этот раз у меня получится. Ты можешь сделать это, Обри. Пора… — она отошла назад, удерживаясь лишь на край стойки, — …сбежать от этого ублюдка.

Одна минута.

Бойкими шагами она на цыпочках подошла к двери уборной, открыла ее на маленькую щелку и выглянула наружу. С тем, как она одной рукой сжала цепочку своей сумочки, и, учитывая напряженную позу ее тела, она выглядела, будто готовилась сделать неистовый рывок, словно была готова сбежать. Хотя у нее едва ли было время шевельнуться, пока она совершила вторую за секунды ошибку, и я ринулся к ней, запустив свои руки по ее, прижимая сумочку Обри к ее локтю.

Легкое напряжение сковало ее мышцы, когда голова откинулась назад, а глаза принялись изучать мое лицо. Ее брови сошлись вместе.

— Кто ты… что ты… — она уже не могла нормально разговаривать, пока тело обмякало, и она не перестала двигаться.

Поднимая ее на руки, я встал у двери. Готовясь. Выжидая.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-04-14 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: