Там же во множестве блестели серебряные монетки, омываемые и не тускнеющие. Он заинтересовался тёмными крестиками на веточках, поясочками и тряпочками, но бабушка осторожно отстранила его протянутую руку, и он понял, что ничего трогать нельзя.
Марья помолилась на все четыре стороны, умыла Васю, и они напились холодной сладкой воды, набрали полный котелок и пошли назад. Васятка всё оглядывался на вербушки, охраняющие и закрывающие волшебный ключ с живою водой, и было ему страшно и хорошо, влажное лицо ласково утирал и сушил ветерок тёплый...
Нёс Вася котелок сам, боясь расплескать и уронить, обгоняя и торопя бабушку к тяжёлым воротам, за коими ждал помощи его лохматый и верный друг...
Но не помогла живая Васина вода; когда они вернулись с бабушкой, Никита уже затих навсегда, испустил последнее дыхание и взлетела его медвежья душа в небесные леса, к молочным рекам и кисельным берегам, к медовым озёрам и малиновым кущам...
Сбрызгивал плачущий Вася его тело водою из солдатского котелка, ждал с нетерпением, теребил за уши и трогал ручонкой холодный шершавый нос, в отчаянье сокрушённо говорил бабушке:
— Не помогает живая вода...
— Знать, не хочет медведушка ворочаться к нам, истомился жизнею и не след неволить, Васятка, ево... Утешься и помни его добро всю жизнь свою...
Все перебывали у мёртвого медведя и простились с ним, а вечером под командой Солнышкина пришли белые монахи с зажжёнными факелами, положили на носилки усопшего Никиту и обнесли трижды вокруг собора, сотрясая факелами и медвежьим рыком вознося своё ратное заклинание, что быть их Державе без ворога...
Схоронили его на сухом берегу озера Чистик у стен монастыря, невдалеке от родничка с живой водою, бегущего от святого колодца...
Солнышкин вёл обряд захоронения по древним русским северным правилам успения медведя, клятвой простились с ним белые монахи, а озеро всю ночь виделось воинам охранным со стен и колокольни — белым-белым, как парное молоко...
Утром заехал в ворота автомобиль, вылез из него радостный Лебедев и велел срочно позвать Илия с Васенькой.
Когда они пришли, Лебедев с опаской открыл багажник машины и отшатнулся. Все увидели там взъерошенного медвежонка с горящими глазами, в ошейнике на ржавой цепи. Он скулил и злобно ворчал, глядя на людей.
— Вот ещё сироту прислал Скарабеев, лётчики привезли ему из тайги. Вычитал он, что святые отцы ладом жили с этим зверем... Только будьте осторожны, он двоих офицеров покусал, пока мы его засовывали, и меня хватанул за локоть...
Илий спокойно подошёл, взял за цепь и легонько потянул к себе. Медвежонок прянул на землю, озираясь и ворча, а старец уже гладил его по голове и отстегнул ошейник, отбросил в сторону цепь.
Она брякнула по камням, и Ирина ойкнула в испуге, вспомнив своего прикованного медведя, понимая освобождение зверя от ржавого железа по-своему и глубоко...
— Никитушка явился, — вздохнул облегчённо Илий и перекрестился. А когда пошёл в келью, медвежонок покорно кинулся вслед ему, вперевалку шёл рядышком, как привязанный, косолапя потешно и оглядывая свой новый дом и мир... А следом устремился Васенька...
* * *
Лебедев сам принимал экзамены у белых монахов. Дивился разительной перемене в этих молодых ребятах, которых отбирал тщательно и долго по одному ему ведомым признакам и приметам.
Лики воинов просветлели, налились мужеством и силой, мускулы отвердели, расправились плечи, вознеслись взоры уверенностью и смелостью. Все науки знали назубок, все приемы подладили под себя и готовы были выйти из ворот монастыря дружиной единой для пользы Родины своей.
У каждого на груди был крест на верви, тайный оберег, освящённый Илием. Кресты были эти особые, выкованные из железа церковного-древнего, промоленного за века.
Старец сам дал полосу, а ковал Солнышкин, и вышли они на славу. Ни ржа их не брала, ни злая сила, только темнели и наливались огнём крепости ратной.
...Сам заготовил и отвёз Мошняков три машины дров Надежде и принёс от неё весть дивную.
Оказалось, что все ближайшие деревни знали о медведе отшельнике и ни один охотник не посягал на его жизнь, ибо двое промазавших в него, помутились в одночас разумом и пропали, а один заезжий стрелок в тот же вечер захлебнулся во сне пьяный, а людская молва остерегла остальных и даже имя ему дали — Монах...
А Надя плакала и благодарила Мошнякова за помощь и радостно сказала, что весточку долгожданную получила от Саши своего, и всё взглядывала на его карточку, привешенную в переднем углу под образами, и тихо улыбалась, молясь во спасение...
Опять Мошняков поразился ясной душе и великому обаянию этой женщины. Затомился верой, что непременно сыщет такую же себе в жёны, а времени нет искать — война проклятая...
Молебен прощальный служил Илий в древнекаменном соборе... Ирина и бабушка особо хорошо пели вслед, сотня дружины монолитом утвердилась на хладных плитах, согревая их духом своим... Все собрались на молитву, и видел Егор, как умело и вдохновенно молятся Лебедев, Окаемов, Мошняков и Селянинов — все внимали молитве и дружно осенялись крестным знамением...
Оторвавшись от медвежонка у кельи, возбуждённый Васенька влетел в собор и медленно брёл, обходя молящихся, запрокинув голову. Он шёл, как в лесу, белые стволы людей высоко возносились над ним, и лики их сияли, как озарённые солнцем кроны деревьев.
Вася искал мамушку и нашёл, она пела так хорошо, что он не решился потревожить, а залез на крутые ступени клироса, смотрел сверху на людей, на иконы, на Спаса под куполом...
А в паузе молитвы и пения вдруг прозвенел его чистый восторженный возглас-ангнельский:
— Как в ска-азке-е-е...
Бабушка испуганно поманила его рукой, и Вася прижался к ней, внимая и переживая всё своим ясным умом... Он причастился одним из первых и ушмыгнул в конец очереди... причастился ещё раз, а когда третий раз вскинул глаза в ожидании сладкой ложечки и хлебца, Илий удивлённо промолвил:
— Радость моя... третий раз подходишь...
— Васенька, нельзя больше, — отстранила его бабушка.
— Я ещё хочу...
Старец с улыбкой покачал головой и подал ему причастие. А бабушка дала ему тёплую от руки зажжёную свечку, и он спросил:
— А кому её поставить?
— Пресвятой Богородице...
Он бережно понёс свечку к большой тёмной иконе, глядя на неё и видя сложенные на груди руки, по складам читал слова по кольцу нимба её: «Ра-дуй-ся не-вес-то не-не-вест-ная». Утвердил свечу, зная, что эта икона зовется Умиление Божьей Матери, и очень она ему полюбилась.
Чем-то походила тётенька грустная на его мамушку Ирину... и на бабушку, они такие же добрые и хорошие... Васятка сожалел, что Никиту не дозволил дедушка взять с собой, и теперь скучает его друг в малиннике и плачет о нём и ждёт поиграть...
Стоит монастырь... Град духа твёрд и высок, основание царства русского... Парит собор над землёю, приподнятый святыми молитвами, золотом обновившихся куполов сияя в золоте солнца заревого, заходящего.
Качались невидимые колокола, и звонарь при них весёлый играл, восставший из пеплов Соловецких, вернувшийся солнечным бликом на родную колокольню...
Привычные верви дёргал он руками-лучами, и чудная, великая музыка звонов животворных лилась от обители святой над озёрами и полями, над лесами тёмными и лугами томными, достигала самых дальних деревень и городов, сливалась со звонами тамошних храмов и единым, мощным хоралом поднимала тучи, рвала их в клочья и доходила к звёздам смотрящим...
Светлыми, солнечными столпами стоят по Руси святые старцы... Стоят до Неба! Денно и нощно сияет их свет духовный, соединяя Дольний и Горний миры, озаряя пространства великие...
Нужно только приглядеться хорошо, и удивлённый увидишь, столпы сии огненные — двенадцать над Оптиной пустынью, по числу святых её... над Троице-Сергиевой лаврой, над Киевом и Вологдой, над Новгородом и Псковом, над Владимиром и Суздалем, над всеми монастырями и пустынями русскими, где подвигами духовными, постом и молитвою, обетами затворничества и молчания, веригами и каменьями тяжёлыми в ношах заплечных — томили отцы святые свою плоть, изгоняя соблазны и страсти изводящие, дабы очиститься и проникнуть моленным сознанием к самому Богу и Матери его Пречистой, за помощью и советом, ради спасения Отечества русского...
Горят столпы огненно-чистые... Жития святых служат великим примером для страждущих чад сей просторной земли... Молитвы их живут и слышны, как звоны убиенных колоколов расстрелянных звонарей...
Прозрения чудотворцев вещих остерегающи каждому разумному человеку, душеполезное их молитвословие сохранено и помощью его достигается мера христианского, православного совершенства...
Идут дорогой смирения и святости озаренной столпами прозорливцев и провидцев святых новые поколения монахов, путь их ещё горше и труднее в разлитом зле по русской земле, исполнен страшными соблазнами и страстями, гонениями и внедрениями иных религий, вплоть до убиения сатанистами кротких иноков при агонии зла и погибели бесов.
Но, на то и родится русский человек, чтобы пройти огни и воды, преодолев духом все пакости и скверны, все обольщения врагов и ухищрения дьявола, все испытания на крепость веры Православной в душе своей, дабы ещё более окрепиться и закалиться и смертию смерть поправ, ибо таится в душах завет древний и неистребимый — «В сером камне искры нет — только в кремне!»
Искру эту страждут и находят, и возгорается пламень Веры, неугасимая лампада её...
И слышат белые монахи слова напутствия святого старца Илия:
— Укоряют — не укоряй, гонят — терпи, хулят — хвали; осуждай сам себя, так Бог не осудит... никогда не льсти... познавай в себе добро и зло; блажен человек, который знает это; люби ближнего твоего; ближний твой — плоть твоя... Не воструби, а где нужно — не промолчи... иди средним путём: выше сил не берись — упадёшь, и враг посмеётся тебе... Если ярость в ком есть — не слушай... Неверного ничем не уверишь...
Когда Илий сошёл к воям с сумой ветхой и дал каждому по горсти зерна пшеничного, никто поначалу не понял смысла этого дара, а он обратился к ним с последним напутствием:
— Горение веры угашает вокруг себя пламень, в котором горят и стрелы и оковы, но окованные не сгорают... Сейте на благой земле, сейте на песке, сейте на камени, сейте при пути, сейте и в тернии: всё где-нибудь прозябнет и возрастёт и плод принесёт, хотя и не скоро... Сейте!!! Во благо Родины и Веры! Сейте Любовь и Добро...
Огненными столпами от земли до небес светятся старцы святые России... Вышла из храма дружина в темь ночи, каждый в левом кулаке сжимал зерно, как горсть родимой земли, а правой вознёс над головой горящий факел, круг обережный тронулся вокруг собора, круг огненный и яростный своею верою в победу над злом лютым...
Внимали белые монахи сердцами плачи божественные колоколов монастыря, и под эту великую музыку молодая сила всколыхнулась священной клятвой к Небу, гласом единым:
Быть России без ворога!!!
Быть России без ворога!!!
Быть России без ворога !!!