— Вы применили не только гипноз.
— Возможно. — Он махнул рукой. — Скажите, можно у вас немного отдохнуть, прежде чем я продолжу поиски? Мне бы не хотелось, чтобы обо мне узнала миссис Брайер.
— Я прослежу, чтобы вас не беспокоили.
Но я уже принял решение: нет, Эндрю Фелану так просто от меня не отделаться. Выход только один — начать самостоятельное расследование, несмотря на его предостерегающие намеки и замечания. Помимо всего прочего, есть еще и тайна самого Фелана, о котором два года назад трубили все газеты; значит, мне предстоит раскрыть и ее. Предложив своему гостю чувствовать себя как дома, я ушел, сказав, что иду в колледж, однако вместо этого, выйдя на улицу, позвонил туда и предупредил, что сегодня не смогу посетить занятия. Затем, наскоро перекусив, я отправился прямиком в Кембридж, в библиотеку Уайденера.
Эндрю Фелан говорил, что прибыл с Целено. Я запомнил необычное название и решил прежде всего выяснить, что это такое. Вопреки моим ожиданиям, Целено я нашел очень быстро — и не продвинулся вперед ни на шаг. Более того, еще больше запутался.
Поскольку Целено — это одна из звезд скопления Плеяды в созвездии Тельца!
Тогда я обратился к газетам и начал просматривать выпуски за сентябрь 1938 года, где могли быть сообщения об исчезновении Эндрю Фелана. Я надеялся, что смогу найти в них хоть какие-нибудь объяснения, кроме описаний комнаты, из которой он исчез и в которую сейчас так внезапно вернулся. Однако чем больше я читал, тем больше у меня возникало вопросов; все, что сообщали газеты, представляло собой лишь перечисление совершенно необъяснимых загадок. Впрочем, в некоторых заметках проскальзывали довольно туманные намеки на некие зловещие и непонятные события; и тут я насторожился. Фелан работал у доктора Шрусбери, проживавшего в Аркхеме. Как и Фелан, доктор Шрусбери в свое время внезапно исчез и столь же внезапно вернулся после многолетнего отсутствия. Незадолго до исчезновения Фелана дом доктора Шрусбери, равно как и он сам, был уничтожен пожаром. Фелан служил у него секретарем и при этом подолгу работал в библиотеке Мискатоникского университета.
|
|
Итак, искать ключ к разгадке тайны следовало в Аркхеме, где я наверняка смог бы найти список книг, которые чаще всего читал Фелан — скорее всего, по просьбе доктора Шрусбери. Прошел всего час; времени для расследования у меня было достаточно. Я сел в автобус, который доставил меня из Бостона в Аркхем, и вскоре входил в учреждение, где надеялся получить информацию об Эндрю Фелане.
Моя просьба показать список книг, которыми чаще всего пользовался Фелан, была встречена со странной настороженностью; в итоге меня пригласили в кабинет директора библиотеки, доктора Лланфера, и тот спросил меня, почему я интересуюсь книгами, которые хранятся под замком и выдаются только по личному распоряжению директора. Я ответил, что расследую причины исчезновения Эндрю Фелана и интересуюсь его работой.
Директор прищурился.
— Вы из газеты?
— Я студент, сэр.
К счастью, у меня был с собой студенческий билет, который я не замедлил предъявить директору.
— Очень хорошо. — Он кивнул и словно бы нехотя выписал мне разрешение. — Должен сообщить вам, мистер Кин, что из тех немногих, кто пользовался этими книгами, в живых не осталось почти никого.
|
|
Получив столь зловещее предупреждение, я был препровожден в маленькую комнатку — чуть больше обычной библиотечной кабины, — куда помощник библиотекаря принес нужные мне книги и документы. Самой главной из них — и, вероятно, наиболее ценной, судя по тому, как бережно обращался с ней служащий, — был древний фолиант под названием «Некрономикон», написанный арабом по имени Абдул Альхазред. Фелан несколько раз пользовался этой книгой, однако, как выяснилось, она предназначалась только для посвященных, а не дилетантов вроде меня, ибо имела отношение к вещам, абсолютно мне неизвестным. И все же кое-что я понял — книга повествовала о зле, ужасах, вечном страхе перед неведомым и разных кошмарных тварях, что разгуливают в ночи — не в той ночи, которую знают люди, а в ночи беспредельной, полной тайн и таких ужасов, какие только существуют на свете, иначе говоря, темной стороне мироздания.
Так ничего и не выяснив и от этого находясь на грани отчаяния, я перевел взгляд на рукопись книги профессора Шрусбери «Ктулху и “Некрономикон”». Вот на ее-то страницах, совершенно случайно — поскольку и в ней содержались вещи столь же непонятные, что и в книге араба, — я нашел одну сноску, от которой внезапно похолодел. Просматривая страницу, где говорилось о потусторонних мирах и обитающих в них тварях, в середине фразы я внезапно увидел цитату из другой книги, озаглавленной «Текст Р’льеха», в которой говорилось:
«Великий Ктулху поднимется из Р’льеха, Хастур Невыразимый спустится со своей черной звезды, что в Гиадах… Ньярлатхотеп будет вечно выть во тьме, Шуб-Ниггурат породит тысячи себе подобных…»
|
|
Я перечитал отрывок еще раз. Это было невероятно, чертовски невероятно… однако вот уже второй раз за прошедшие двадцать четыре часа я натыкаюсь на упоминание о далеких мирах и звездах — Гиады в созвездии Тельца… но ведь именно там находится звезда Целено!
И словно в насмешку, перевернув рукопись, я обнаружил под ней запечатанную папку, на которой чьим-то мелким почерком было написано: «Материалы с Целено». Увидев, что я взял ее в руки, седой библиотекарь сразу подошел ко мне.
— Эту папку никто не открывал, — сказал он.
— Даже мистер Фелан?
Старик покачал головой.
— Мистер Фелан сам принес ее к нам, но, поскольку на ней стояла личная печать доктора Шрусбери, мы решили, что и мистер Фелан ее не открывал. Впрочем, утверждать этого нельзя.
Я взглянул на часы. Время летело быстро, а мне нужно было еще успеть в Инсмут. Неохотно, с каким-то дурным предчувствием, я отодвинул от себя рукописи и книги.
— Я зайду к вам в другой раз, — сказал я библиотекарю. — А сегодня мне нужно засветло добраться до Инсмута.
Старик окинул меня внимательным взглядом.
— Да, в Инсмут лучше ездить днем, — помолчав, сказал он.
Эти слова заставили меня задуматься. Глядя, как он складывает в стопку рукописи и книги, я сказал:
— Странные вещи вы говорите, мистер Пибоди. Разве в Инсмуте что-то не так?
— Лучше не спрашивайте. Я туда никогда не ездил и не поеду. В Аркхеме и так хватает всякой чертовщины, к чему ехать еще и в Инсмут? Но я кое-что слышал — ужасные вещи, мистер Кин, такие, что лучше о них и не говорить. Послушать, что толкуют о Маршах и их заводе…
— Заводе! — невольно воскликнул я, сразу вспомнив свой сон.
— Да. Все началось со старого Обеда Марша, капитана Обеда, как его называли, да только кому теперь какое дело? Нет его ныне, зато есть Ахав, Ахав Марш, его правнук, но ведь и он уже старик, хотя вроде как и не стар — у них там, в Инсмуте, вообще не увидишь древних старцев.
— А что говорят об Обеде Марше?
— Не знаю, стоит ли об этом рассказывать… В общем, ходят слухи, что он вступил в сношения с дьяволом, из-за чего в Инсмут пришла чума — то было в тысяча восемьсот сорок шестом году. Его потомки были связаны с какими-то тварями с Рифа Дьявола, что недалеко от Инсмутской гавани, а зимой двадцать седьмого/двадцать восьмого года всю прибрежную часть города вместе с домами и верфями взорвали, разнесли в клочья. В городе сейчас мало кто в живых остался, и этих выживших не очень-то жалуют за пределами Инсмута.
— Что, расовые предрассудки?
— Есть в них что-то такое… на людей они не похожи, в смысле, на обычных людей. Я видел как-то раз одного — хотите верьте, хотите нет, но он был похож на лягушку!
Я был потрясен. Существо, которое в моем сне или видении, словно тень, кралось за Феланом, тоже напоминало лягушку. И я решил немедленно отправиться в Инсмут, чтобы воочию увидеть те места, где побывал во сне.
Но когда я стоял на автобусной остановке возле аптеки Хэммонда, что на Рыночной площади, дожидаясь ветхого инсмутского автобуса, я внезапно почувствовал сильный страх, от которого никак не мог избавиться. Забыв о своем любопытстве, я каким-то шестым чувством ощутил, что мне не следует садиться в подъехавший автобус, из кабины которого выбрался угрюмый, очень сутулый тип, ненадолго заглянул в аптеку и вернулся за руль, чтобы продолжить путь в Инсмут, конечную цель моего несколько сумбурного расследования.
Подавив в себе тревогу и страх, я забрался в салон, где, кроме меня, был всего один пассажир, в котором я сразу узнал жителя Инсмута по характерным чертам лица и глубоким складкам на шее; это был мужчина лет сорока, с узким черепом, выпученными водянистыми глазами, плоским носом и какими-то недоразвитыми ушами, которые я впоследствии видел у многих жителей Инсмута. Водитель явно был также родом оттуда, и тогда я вспомнил слова мистера Пибоди о том, что жители Инсмута «не похожи на людей». Потихоньку, стараясь не привлекать к себе внимания, я сравнивал водителя и своего попутчика с той тварью, что видел во сне, и немного приободрился, когда понял, что между ними есть определенные различия. Призрак из моего сна выглядел угрожающе, в то время как эти люди походили скорее на тихих безобидных идиотов.
Я никогда прежде не бывал в Инсмуте — приехав в Массачусетс из Нью-Хэмпшира учиться богословию, я еще ни разу не выбирался из Бостона дальше Аркхема. И теперь городок, который предстал передо мной, когда автобус спустился с холма к берегу океана, произвел на меня самое удручающее впечатление. Он казался тесно застроенным и в то же время пустынным; нигде ни одного автомобиля; из трех колоколен, что возвышались над трубами, ветхими мансардными крышами и остроконечными фронтонами, многие из которых совсем покосились и грозили вот-вот упасть, только одна имела мало-мальски приличный вид, тогда как остальные две, ветхие, дырявые, с отколовшейся черепицей, явно нуждались в ремонте. Пожалуй, не только колокольни, но и весь городок нуждался в ремонте, за исключением двух зданий, которые я уже видел в своем сне, — завода и дома с колоннами в окружении церквушек, на котором висела черная табличка с надписью золотыми буквами: «Тайный орден Дагона». Вот его-то, равно как и расположенное на берегу Мануксета здание завода, принадлежавшего перерабатывающей компании Марша, судя по всему, недавно отремонтировали. Что же касается остальных построек, то все они, включая деловой центр города, были отталкивающе древними, с облупившейся краской и давно не мытыми окнами. Впрочем, это можно было сказать обо всем городке, хотя его старинные улицы Броуд, Вашингтон, Лафайет и Адамс, где проживали остатки самых почтенных фамилий Инсмута — Марши, Джилмены, Элиоты и Уэйты, выглядели немного лучше, то есть нуждались не столько в ремонте, сколько в уборке, ибо их садики напоминали скорее дикие заросли, а густо покрытые ползучими сорняками заборчики превратились в непроницаемые стены.
Стоя на тротуаре, я разглядывал унылый, безобразный Инсмут, затем спросил у водителя, когда автобус отправится в обратный рейс; получив ответ — в семь часов вечера, — я стал думать, что делать дальше. Разговаривать с местными жителями не хотелось — у меня было такое чувство, что заводить с ними беседу значило подвергать себя опасности; и все же любопытство взяло верх. Мне пришло в голову, что управляющий сетью магазинов «Ферст Нэшнл» может и не быть уроженцем Инсмута; у подобных компаний существует правило: периодически менять управляющего, который на этот раз вполне мог быть и человеком со стороны — наверняка любой, кто не был уроженцем этого городка, должен был остро чувствовать себя чужаком среди местных. И я направился к расположенному на углу магазину.
К моему удивлению, там никого не оказалось, кроме одного пожилого господина, который был занят тем, что расставлял на полках консервные банки. Я спросил насчет управляющего; человек ответил, что это он и есть. В его внешности не было отталкивающих признаков, что отличали всех жителей Инсмута; итак, мои предположения оправдались — он был не из местных. Заметив, что мое появление его как будто напугало, я был несколько разочарован; впрочем, немного подумав, я решил, что его можно понять — трудно жить в городе, населенном такими выродками.
Представившись, я сказал, что, судя по всему, он тоже приезжий, и с ходу задал несколько вопросов. Что происходит с жителями Инсмута? И что такое «Орден Дагона»? А также: что говорят в городе о человеке по имени Ахав Марш?
Его реакция была мгновенной. Впрочем, я ожидал чего-то подобного. Управляющий вздрогнул, бросил испуганный взгляд на входную дверь, затем крепко схватил меня за руку.
— Здесь нельзя спрашивать о подобных вещах, — хриплым шепотом сказал он, трясясь от страха.
— Простите, что напугал вас, — сказал я, — но я здесь проездом и просто хочу знать, почему такой прекрасный порт находится в таком запустении; он ведь действительно в запустении — верфи никто не ремонтирует, конторы закрыты.
Управляющий содрогнулся.
— А они знают, какие вопросы вы задаете?
— Вы первый человек в этом городе, с кем я заговорил.
— Слава богу! Послушайте моего совета — немедленно уезжайте. Вы можете сесть на автобус…
— Я приехал сюда на автобусе. И хочу узнать о вашем городе как можно больше.
Управляющий помедлил, бросил опасливый взгляд на дверь, затем, видимо решившись, прошел вдоль прилавка к двери, скрытой за занавесками, — наверное, это была его комната — и сказал:
— Пойдемте, мистер Кин.
Когда мы оказались за занавеской, он начал говорить — нерешительно, хриплым шепотом, словно находился в доме, где подслушивают даже стены. Он сказал, что я задаю вопросы о таких вещах, которые никто не должен знать, поскольку не существует никаких доказательств. Единственное, что он знает, это слухи — слухи и медленное, но ужасное вырождение целых семейств, которые, ввиду своей полной изоляции, из поколения в поколение вынуждены совершать близкородственные браки. Этим частично объясняется странный вид жителей Инсмута, так сказать, «инсмутская внешность». Да, старый капитан Обед Марш занимался коммерцией в дальних странах, откуда привозил какие-то странные вещицы — и, по слухам, странные обряды вроде поклонения какому-то языческому морскому божеству; он называл это «Орден Дагона». Говорили, что он торговал с существами, которые в лунные ночи всплывали из темной глубины на поверхность в районе Рифа Дьявола, где он с ними встречался, — это в полутора милях от берега; лично он не знает никого, кто их видел, но говорят, что в ту зиму, когда в Инсмут приехали военные и взорвали всю прибрежную часть города, к Рифу Дьявола подошла подводная лодка и начала пускать торпеды прямо в самую глубину океана. Управляющий был весьма убедителен, однако у меня создалось ощущение недосказанности — большая часть моих вопросов так и осталась без ответов.
Да, о капитане Обеде Марше ходило много разных историй, и не только о нем, а вообще обо всех Маршах. Подобные истории рассказывали и о Джилменах, Уэйтах, Орнах, Элиотах — обо всех этих старинных, некогда очень богатых семействах. Верно и то, что от перерабатывающего завода Маршей, а также здания, где располагается «Орден Дагона», лучше держаться подальше…
Здесь наш разговор был прерван треньканьем дверного колокольчика. Пришел покупатель, и мистер Хендерсон отправился его обслуживать. Выглянув в щелочку между занавесками, я увидел женщину — инсмутскую женщину, судя по ее отталкивающему виду. Она не просто походила на мужчин, которых я уже видел; она походила скорее на рептилию, чем на человека, — когда она заговорила, я услышал хриплое кваканье, однако Хендерсон прекрасно ее понимал и держался с ней если не подобострастно, то, во всяком случае, чрезвычайно услужливо.
— Она из семейства Уэйтов, — сказал он, вернувшись ко мне. — Они все такие, а до них такими стали Марши. Их уже почти никого не осталось, кроме Ахава и двух старух.
— А их завод работает?
— Работает потихоньку. У них было несколько судов, но после визита военных ничего не осталось; потом, в середине тридцатых, они снова купили несколько судов. А потом Ахав вернулся неизвестно откуда, просто приплыл на корабле однажды ночью, и все. Говорят, он Обеду Маршу внучатым кузеном приходится или правнуком. Я его видел однажды, издалека. Он редко куда ходит, только в «Орден Дагона», Марши такие развлечения всегда любили.
В ответ на мои настойчивые расспросы он объяснил, что «Орден Дагона» — это некая форма древнего идолопоклонничества, к которому допускаются только посвященные. Задавать вопросы об этом ордене смертельно опасно. Вспомнив, что я будущий богослов, я возмутился и резко спросил управляющего, почему молчит церковь. Он ответил мне вопросом на вопрос: почему бы мне не спросить об этом руководство самой церкви? Оказывается, и церковь в этом городе себе не принадлежала, более того — время от времени бесследно исчезал то один пастор, то другой, а иногда прямо в здании церкви совершались странные языческие обряды.
От всего, что я услышал, голова шла кругом. Страшно было даже не то, что рассказал мне управляющей, страшен был тайный смысл его слов, за которым скрывалось зло, пришедшее к нам извне, тайные сношения между семейством Маршей и некими подводными жителями, загадочные ритуалы, творимые «Орденом Дагона». Что-то случилось в этом городе в 1928 году, что-то такое ужасное, что скрыли даже от прессы, такое, что привело к вмешательству правительства и последовавшему за этим уничтожению нескольких кварталов этого старинного рыбацкого городка. Я хорошо знал библейскую историю и помнил, что Дагон — это древнее божество, рыбообразный бог филистимлян, поднявшийся из вод Красного моря. Однако инсмутский Дагон не был сродни этому языческому божеству, являясь символом неведомых темных сил и ужасов, с которыми были связаны и необычная внешность горожан, и тот факт, что Инсмут, обретя дурную славу, оказался в полной изоляции, отрезанный от всего мира.
Я попросил управляющего рассказать мне что-то более конкретное, но он ответил, что ничего знает, намекнув, что и так рассказал мне слишком много, поэтому я решил уйти. На прощание Хендерсон умолял меня прекратить расследование, поскольку в городе то и дело пропадают люди — «был и вдруг пропал, и только богу известно, куда он делся. Никто его больше не видел и, думаю, не увидит. Но они знают все».
На том мы расстались.
Времени у меня оставалось немного; ожидая автобуса, я прошелся по улочкам Инсмута, расположенным близ остановки. Все здесь было в полном запустении; от домов несло гниющей древесиной, замшелым камнем и еще каким-то резким морским запахом. Дальше я не пошел, поскольку не раз замечал на себе странные взгляды прохожих; мне даже казалось, что из-за всех окон, дверей и заборов за мной потихоньку наблюдают; однако сильнее всего меня угнетала атмосфера страха, царящая в городе, угнетала настолько, что я очень обрадовался, когда в положенный час появился автобус, и я отбыл сначала в Аркхем, а оттуда домой, в Бостон.
Эндрю Фелан меня ждал.
Было уже далеко за полночь, но он не спал. Мне показалось, что в его взгляде, устремленном на меня, читалась жалость.
— Я часто спрашиваю себя, почему человеческое любопытство так ненасытно, — сказал он. — Полагаю, вы относитесь к тем людям, которым всегда недостаточно одних объяснений, они должны все проверить сами.
— Вы уже знаете?
— О том, где вы были? Да. Вас кто-нибудь преследовал, Абель?
— Не заметил.
Фелан молча покачал головой.
— Ну и как, нашли, что искали?
Пришлось признаться, что я не только ничего не узнал, но даже сильнее запутался. И немного испугался.
— Целено, — сказал я. — Что вы имели в виду, говоря об этом?
— Я был там, — ответил он, — вместе с доктором Шрусбери.
На какое-то мгновение мне показалось, что он решил подшутить надо мной, однако выражение его лица было серьезным.
— Думаете, это невозможно? Вам просто не хватает фантазии заглянуть чуть дальше привычных земных законов. Постарайтесь не вдумываться в мои слова и просто поверьте тому, что я сейчас скажу. Вот уже много лет мы с доктором Шрусбери преследуем огромного злобного монстра, чтобы перекрыть пути, по которым он может попасть из своей подводной темницы в наш мир. Выслушайте меня, Абель, и поймите наконец, какой смертельной опасности вы подвергались в этом проклятом Инсмуте.
И он начал рассказывать мне о невероятном, древнем зле, о Властителях Древности и родственных им божествах, повелителях стихий: огня — Ктугхе; воды — Ктулху; воздуха — Ллойгоре, Хастуре Невыразимом, Зхаре и Итакуа; земных недр — Ньярлатхотепе и других. Многие тысячи лет назад Старшие Боги, что обитают на звезде Бетельгейзе, наложили заклятие на Властителей и заключили их в темницы; однако у великих сил зла есть слуги, а также тайные почитатели и помощники среди людей и животных, которые по-прежнему мечтают о том, чтобы вернуть своих богов обратно, ибо того хотят сами Властители Древности — вернуться и восстановить некогда утраченную власть над всей вселенной. То, что рассказывал мне Фелан, пробуждало в моем сознании пугающие параллели с содержанием запретных книг из университетской библиотеки; он говорил так уверенно, с таким знанием дела, что даже поколебал мою веру в догматы церкви.
Человеческий разум, сталкиваясь с необъяснимыми явлениями, как правило, реагирует двумя способами — либо категорически все отрицает, либо принимает и начинает проверять; однако в том, что я услышал, было нечто такое, что самым жутким образом объясняло все, что произошло в моей комнате с момента появления в ней Эндрю Фелана. Жуткая картина, которую рисовал мне Фелан, оказывалась и удивительной, и вместе с тем совершенно невероятной. Он говорил, что вместе с доктором Шрусбери отыскивал «проходы», по которым из своего подводного «дома в Р’льехе» в мир людей может проникнуть Великий Ктулху — по-видимому, это какое-то морское чудовище. Тому, кто обладает магическим камнем в виде пятиконечной звезды, который был привезен из древнего Мнара, не страшны приверженцы Властителей Древности — Глубинные жители, шогготы, народ чо-чо, дхоли и воормисы, валусианцы и подобные им создания, однако есть другие, более могущественные твари, против которых этот камень бессилен; доктор Шрусбери и Фелан сумели избежать мести Ктулху, улетев на межзвездных странниках, крылатых слугах Хастура, Того Кого Нельзя Называть, вечного соперника Ктулху. Выпив особый напиток, они вышли из-под власти законов времени и пространства, что позволило им свободно перемещаться во всех измерениях и отправиться на Целено, где они продолжали свои изыскания в древней каменной библиотеке — собрании текстов, некогда украденных Властителями у Старших Богов, а после поражения Властителей оказавшихся вне их контроля. Живя на Целено, доктор Шрусбери и Фелан были в курсе того, что происходит на Земле; вскоре они узнали, что между Глубинными жителями и населением Инсмута опять установились сношения и что один из местных жителей ведет усиленную подготовку к возвращению Ктулху. Чтобы предотвратить это, доктор Шрусбери и отправил его, Эндрю Фелана, на Землю.
— А что это за связь между жителями Инсмута и обитателями Рифа Дьявола?
— Разве вы об этом не узнали?
— Управляющий что-то говорил о браках.
Фелан мрачно улыбнулся.
— Верно, только речь идет не о старинных родах, проживающих в Инсмуте, а о браках с подводными тварями из города Й’ха-нтлеи, который находится под Рифом Дьявола. «Орден Дагона» — это название тайного общества почитателей Ктулху и его слуг; сейчас они заняты подготовкой прохода, по которому Ктулху сможет попасть в наш мир из своего подводного царства.
Погрузившись в размышления, я молчал. Если верить тому, что рассказал Фелан — а ему, кажется, было абсолютно безразлично, верю я ему или нет, — то сразу после выполнения своей миссии он вернется на Целено. Я спросил его, так ли это. Он ответил, что так.
— Значит, вам уже известно, кто из жителей Инсмута готовит возвращение Ктулху и его прислужников?
— Скажем так: я кое-кого подозреваю.
— Ахав Марш?
— Да, Ахав Марш. А начал все это Обед, с его страстью к путешествиям и далеким странам. Известно, что как-то раз, находясь на маленьком островке посреди Тихого океана, Обед встретил Глубинных жителей; остров этот находился в таком месте, где раньше не было никаких островов. Познакомившись с Глубоководными, Обед показал им путь в Инсмут. С тех пор Марши начали богатеть, но они не смогли уберечь себя от физиологических изменений, вызванных браками с морскими жителями. Эта примесь в их крови передается из поколения в поколение. События тысяча девятьсот двадцать восьмого — тысяча девятьсот двадцать девятого годов прервали их контакты с Глубоководными, но ненадолго, менее чем на десять лет. Когда вернулся Ахав Марш — никто не знал, где он был и как оказался в городе, — все началось снова, только на этот раз менее открыто, поэтому речь о привлечении правительственных сил уже не идет. Я прилетел с небес, чтобы наблюдать и по возможности предотвратить расселение мерзких тварей по всей Земле. Мне нельзя ошибиться; я должен выиграть этот бой.
— Но как?
— Там видно будет. Завтра я поеду в Инсмут, чтобы наблюдать, а затем, в решающий момент, приступить к действиям.
— Управляющий говорил, что за всеми приезжими в Инсмуте следят и вообще относятся с подозрением.
— А я изменю свой облик.
Всю ночь я не спал, мучимый желанием отправиться в Инсмут вместе с Эндрю Феланом. Если свою историю он выдумал, то его воображению можно было только позавидовать — так сильно оно возбуждало чужой мозг и чувства; если же нет, то и мой долг состоял в том, чтобы пресечь распространение зла, исходящего из Инсмута, ибо зло есть вечный противник добра, как известно не только современным христианам, но было известно и древним народам. Все мои знания, почерпнутые в школе богословия, внезапно показались мне пустяком по сравнению с тем, что я услышал от Фелана; и все же меня по-прежнему мучили сомнения: а как могло быть иначе? Как мог я вот так взять и поверить в каких-то жутких монстров, существующих, может быть, лишь в воображении Фелана? Такова природа человека — ему гораздо проще сомневаться, чем поверить во что-либо, даже в самые простые вещи. И все же одна параллель — та, что была так хорошо знакома мне, студенту-богослову, — напрашивалась сама собой: удивительная схожесть между рассказом Фелана о Властителях Древности и их борьбе со Старшими Богами и всем известной легендой о восстании Сатаны против Господа.
Утром я сообщил Фелану о своем решении.
Он покачал головой.
— Спасибо за желание помочь, Абель, но вы сами не понимаете, на что идете. Я рассказал вам обо всем лишь в общих чертах, не более. Вам не следует вмешиваться.
— Я беру ответственность на себя.
— Нет, она ложится на меня, поскольку это я посвятил вас в свои дела. Поймите, даже доктор Шрусбери, не говоря уж обо мне, не знает всего до конца. Я бы даже сказал, что мы с ним до сих пор ходим вокруг да около; а теперь подумайте, как мало знаете вы.
— Я должен исполнить свой долг.
Он насмешливо взглянул на меня, и тут я впервые заметил, что его взгляд совсем не похож на взгляд тридцатилетнего мужчины — это был взгляд старика.
— Вам сейчас двадцать семь, Абель. Вы понимаете, что если сейчас настоите на своем решении, то будущего у вас может и не быть?
Я ответил, что все прекрасно понимаю, я уже давно положил свою жизнь на алтарь борьбы со злом, а зло, с которым собирается бороться он, более опасное, чем то, что подстерегает человеческие души, — здесь Фелан слегка улыбнулся, — и далее в том же духе. В конце концов он сдался, явно продолжая сомневаться, чем вызвал у меня некоторое раздражение.
Первым шагом в нашем деле по изгнанию зла из Инсмута была смена места жительства — нужно было переехать из Бостона в Аркхем, который, во-первых, находился недалеко от Инсмута, а во-вторых, там Фелан мог не бояться случайной встречи с домовладелицей, поскольку свое возвращение на Землю он должен был хранить в строгой тайне, особенно от прислужников подводного монстра, один раз уже едва не схвативших его и доктора Шрусбери. Если бы слуги чудовища узнали о возвращении Фелана, преследование возобновилось бы с новой силой.
Город мы покинули ночью.
Фелан счел, что мне не следует отказываться от комнаты в Бостоне, поэтому я продлил срок аренды еще на месяц, не имея ни малейшего представления о том, когда смогу вернуться.
В Аркхеме мы сняли комнату в сравнительно новом доме, расположенном на Кервен-стрит. Позже Фелан признался, что этот дом стоит на месте сгоревшего дома доктора Шрусбери. Расположившись, мы прежде всего предупредили хозяйку, что будем подолгу отсутствовать, после чего принялись закупать все необходимое для визита в Инсмут, ибо Фелан категорически заявил, что для успешного наблюдения мы должны ничем не отличаться от местных жителей.
В тот же день поздно вечером Фелан приступил к делу: должен сказать, что он оказался превосходным художником-гримером. Постепенно мое лицо начало изменяться — из простоватого юнца с открытым и наивным взглядом я превратился в старичка с узким черепом, плоским носом и странными ушами, характерными для всех жителей Инсмута. У меня появились толстые губы, грубая, шершавая кожа сероватого оттенка, на которую мне было страшно смотреть; Фелану даже удалось что-то сделать с моими глазами — теперь они были выпученными, как у лягушки, и с шеей, на которой появились отвратительные складки и даже что-то похожее на чешую! Весь процесс занял три часа, зато результат получился превосходным — я не узнавал сам себя.
— Отлично, — сказал Фелан, осматривая свою работу, после чего уселся перед зеркалом и принялся за себя.