Длинный барак, разделенный на двенадцать двухэтажных квартир с изолированными входами и именуемый таунхаусом, мне не понравился с первого взгляда. Мало того, что внешне он напоминал неудачный эксперимент смертельно обидевшегося на город архитектора, так еще и располагался в тридцати минутах ходьбы от ближайших автобусной остановки и аптеки. Балконы и окантовку окон строители выложили черным кирпичом, который добавлял громоздкому строению мрачности. И как бы мои соседи ни старались украсить окна цветами и веселыми занавесками, здание скорее отпугивало, чем притягивало взгляд. И я бы вряд ли сняла здесь квартиру, если бы не потрясающая планировка дома, включающая в себя просторные комнаты с высокими потолками и огромную, солнечную кухню с выходом на небольшой, но все же личный задний дворик.
Дом располагался на утопающей в зелени бесконечно длинной улице, которая брала начало на автовокзале и упиралась в торговый центр на выезде из города – что еще нужно для жизни? Когда я искала жилье, умышленно рассматривала только отдаленные от центра районы, мне хотелось тишины и покоя, вечерних прогулок на велосипеде и пробежек в компании одной лишь музыки.
Каждую пятницу я закачивала в плеер новый альбом любимого или неизвестного исполнителя, тщательно следя, чтобы не было повторений. Нельзя ни к чему привыкать - ни к дому, ни к людям, ни к музыке. Два года назад я послала к черту зону комфорта, приняв решение жить так, чтобы в любой момент сорваться и сбежать, с готовностью оставляя за спиной обжитые места. Психолог сказал, что мне нужно искать другой выход, долго я не выдержу заданный ритм жизни. Ха, просто он никогда не встречал Фила и не знает, что другого выхода не существует.
Пробежки я любила. Бегать можно везде и всегда, в любое время дня и ночи, при любой погоде, в кроссовках и спортивной одежде или без этих атрибутов. И нагло лжет тот, кому не дают заняться спортом обстоятельства. Да, бег я любила, и позволила себе его.
- О, Господи! – он психует, но я продолжаю дерзко смотреть в его глаза, и не думая отступать. У меня слишком много свободного времени, которое я трачу только на него, и это действует ему на нервы. – Черт его знает, чего я хочу больше сейчас - целовать тебя взасос, да так, чтобы твои трусишки сами слетели, или орать матами, ломать, что попадется под руку! Все что угодно, только стереть эту бестолковую улыбку с твоего лица! Какие бабы, Джейк, ты о чем сейчас вообще? Аааа! – он хватается за голову.
- Меня сломать?- вырываю слова из контекста.
- На твоих глазах сломать. - Минуту назад он злился, теперь уже смеется. – Вещь важную твою. К черту! Телефон, например, - старается говорить серьезно, но в глазах задорные искорки, - в зеркало зашвырнуть.
- О да, этим поступком ты страшно напугаешь меня. Как же я буду без зеркала.
- Ты вообще в курсе, - вдруг он уже рядом, я заслушалась и упустила идеальный момент для побега. Он обнимает меня, но я не даюсь, выкручиваюсь, поворачиваясь спиной, но позволяю его теплым ладоням скользить по моей спине, талии, животу, слегка выгибаюсь, направляя его пальцы. – В курсе, что я работал гребаным аниматором в детских летних лагерях, а так же на праздниках, где вокруг бесились полчища избалованных детей, которым в их день можно ВСЕ, и никому из них ни разу не удалось вывести меня из себя?
- В курсе, - стараюсь говорить резко, скрывая свою улыбку.
- Что я показывал богатеньким прыщавым подросткам пантомимы из шестисот идеально отрепетированных движений, а мне говорили с каменным лицом: не смешно. Или демонстративно зевали. И я реагировал спокойно. А? А ведь это были реально хорошие шоу, Джейк.
- В курсе, в курсе.
Он уже покусывает мою шею, а я с трудом понимаю, к чему он ведет весь этот бесконечный монолог, наслаждаясь жаром его дыхания, впитывая каждой клеточкой сексуальную энергию, исходящую от него сейчас.
- Так скажи мне, женщина, - он резко разворачивает меня, подхватывает под бедра, бесцеремонно плюхает на стол, тут же прижимается и говорит в мои губы: - Как так получилось, что я женился именно на той одной, которая умеет то, чего не вышло у тысяч других? Взбесить меня. - Одна моя нога у него на плече, другой я обнимаю его за талию. Короткая юбка бесстыдно задралась и съехала куда-то в район талии. Грудь часто вздымается от рваного дыхания, он это видит, и его это заводит. Он подается вперед, укладывая меня на лопатки, как всегда в любом споре оказываясь «сверху» во всех смыслах этого слова. – Я не ел весь день, Джейк, я голоден. Ты ничего не сварила? Я съем тебя, обглодаю все косточки! – Кидается на мою шею, а я захожусь в хохоте, но в следующую минуту нам обоим уже не до смеха. Я накричала на него, едва он переступил порог, а через полчаса целую и млею, с обожанием заглядывая в его глаза. Они всегда напрочь вырубали мой мозг, превращая из умной начитанной современной женщины в слабовольную девочку, живущую лишь чувствами. О них я еще расскажу. О глазах. Фил смотрел на меня так, что в сердце кололо, легкие сжимались, перебивая дыхание. И это не лексический прием для красного словца, я действительно задыхалась от эмоций рядом с ним. Я любила мужа так сильно, что физически было больно от осознания собственного счастья находиться рядом с ним.
Глотнула воды и переключила песню, выкидывая из головы воспоминания о наших ссорах. Интересно, а он их помнит? Так же четко, как и я? Женя, соберись! Следующий трек!
Кто-то бежит для того, чтобы разогреть тело перед основной тренировкой, у меня цели другие. А именно: только во время бега я позволяю себе думать о Филе хорошее, снова и снова прокручивать в голове различные пути развития моей жизни, ответь я в тот или иной момент иначе. Бессмысленное времяпрепровождение, впрочем, не лучше, чем представлять свою жизнь без Филиппа и пытаться понять, что я при этом чувствую. Последнее время я несла на плечах тяжелый груз, я знала то, что не должна была. Я хотела справедливости, но не могла пойти в полицию. За те годы, что я была замужем за Филом, он заставил меня понять, что я намного сильнее, чем привыкла о себе думать. Но даже новая «я» не могла простить себе то, что мы с Филиппом натворили.
Сегодня мне пел Lil Wayne, делал это хорошо, с чувством, я же неслась по улице, изредка наклоняя голову, чтобы не задеть макушкой необрезанные ветви тополей и ив, не думая о том, что воздух обжигает легкие, ведь сегодня я бегала намного дольше обычного.
- Фил? Ты дома? – крикнула я, как только зашла в гостиную. – Давай поговорим?
Но ответом стало молчание. За окном давно стемнело, и, вглядываясь в неподвижные тени, отбрасываемые высоченными деревьями и электрическими столбами, я невольно искала его силуэт.
Когда выходишь замуж, ты обещаешь третьим лицам, Богу, государству, если хотите, заботиться о человеке, который стоит с тобой рядом перед алтарем. Я не помню, верила ли в то, что говорила, осознавала ли смысл клятвы. Понятия не имею, что думал Фил. Сейчас на ум приходит лишь то, что мы не сводили друг с друга горящих глаз и мечтали скорее оказаться наедине. Остальное формальность. Просто, в тот момент нам казалось, что будет здорово заниматься сексом с тем, кто официально является твоим супругом или супругой. Это как получить права на личного человека, своего собственного. А чувство собственничества у влюбленных зашкаливает и сносит все мыслимые границы.
Многие мои прогрессивные подруги вовсе не хотят замуж, некоторые из них десятилетиями просто живут с мужчинами, делая вид, что условности не имеют никакого значения. С высоты своего небольшого опыта могу сказать, что они лукавят. Что может быть приятнее, чем стать женой мужчины, которого любишь, уважаешь и которым восхищаешься? Я теперь его жена, он выбрал меня! – мне хотелось кричать об этом на каждом шагу. Мы с Филом были так счастливы в тот недолгий период наших беззаботных отношений, пока я не выяснила правду о своем муже, что высасывали проблемы из пальца, чтобы хоть как-то омрачить беспечность и иногда приторность нашей семейной жизни.
Я как ненормальная рылась в его прошлом, по крупицам собирала информацию о его бывших романах и накручивала себя, пока не срывало резьбу с терпения. Мне доставляло извращенное удовольствие страдать, представляя его с той или иной девицей. Фантазировать, что секс с ними ему нравился больше, сравнивать свое тело с безупречными телами тех красавиц. Не знаю, было бы мне легче, если бы Фил в школе или институте встречался со страшненькими девочками. Наверное, нет. Помню вечера, когда он приходил уставший после работы, а я, похожая по состоянию на доведенный до кипения чайник, встречала его у двери, и начиналось:
- Я тут шерстила в соц.сети аккаунт твоего брата, на некоторых старых фото ты в обнимку с девицей, с которой ходил на выпускной. Не знала, что вы встречались и после школы.
- Угу, - он шел мыть руки, а затем на кухню. Я не отставала.
- У вас был роман?
- Что-то вроде этого.
- А почему вы расстались?
- Джеки, какая разница? Это было десять лет назад, я не помню.
- Ты любил ее?
Он пожал плечами.
- Не помню.
- А если бы вы встретились вновь, как думаешь, у вас могло быть общее будущее? Она не замужем, кстати. - Да, я поискала ее в социальных сетях и собрала досье. На это у меня ушло чуть больше трех часов.
- Если ты не прекратишь, мы поругаемся. Я голоден вообще-то. Ты готовила ужин? – он проверял кастрюли, громко хлопая крышками.
- Значит, могло быть, - и я уходила в спальню, закрывала плотно дверь и злилась, сжимая в руках подушку. Я так сильно любила Фила, что меня доводила до истерики одна мысль, что он может быть с кем-то, помимо меня. Потом мы, конечно, ругались. Ведь я не могла сдаться без боя, а он был слишком уставший и вымотанный после тяжелого рабочего дня, чтобы терпеть мои ядовитые нападки. Он хотел увидеть на столе горячий ужин, но мне было не до готовки, я посвящала свободное время выдумыванию несуществующих проблем.
А потом мы страстно мирились и бессчетное количество раз извинялись друг перед другом. Не знаю, как терпел меня Фил в то время, но он ни разу не вышел из себя, не закричал на меня. Самое обидное, что доводилось услышать – «ну ду-у-ура», да и то сквозь зубы. Открытия ждали впереди, но тогда я не могла и представить, что совершенный Филипп Мухин может делать ошибки.
Подруги не верили моим рассказам о нем. Аня шутила, что он выдуманный моей больной фантазией принц, что я сошла с ума и вообразила свою любовь, соткала образ Филиппа из достоинств героев женских романов. Аня относится к тому типу людей, кто живет головой, а не сердцем. Сначала она анализирует умственные и физические способности кандидата на свою руку и сердце, затем его материальное положение и возможные перспективы, а уж потом позволяет себе проявить симпатию. Наверное, в какой-то мере все мы так поступаем, но у меня подобный анализ всегда происходил неосознанно, на первом месте было влечение. Анька же, с ее табличкой на листе в клеточку «Плюсы и минусы очередного кандидата», казалась мне слишком расчетливой.
- Как думаешь, Жень, соглашаться ли мне на свидание с Андреем?
- А как же Ваня?
- Ну что ты, он со мной почти одного роста, мне не нравится, как я выгляжу на фото рядом с невысоким парнем. А вот у Андрея маленькие руки, почти такие же, как и у меня. А еще, когда он улыбается, он отвратительно морщит нос.
- Тогда отшей его. Раз он тебе неприятен.
- У него «Порш». С одной стороны «Порш», с другой - маленькие руки. Не знаю, что делать.
- Хоть раз прислушайся к интуиции. Подумай, нравится ли он тебе кроме как обладатель дорогой тачки?
В этот момент обычно Аня смотрела на меня удивленно, словно я предлагала ей в уме перемножить два трехзначных числа.
Аня никогда не любила Фила, она ревновала меня к нему и высказала все, что накопилось, напившись мартини на вечеринке в честь моей свадьбы. С Аней мы дружили в школе, затем на время наши пути разошлись – она мечтала стать стилистом, а я изучала бухгалтерию и экономику. Хотя на мой факультет поступить было намного сложнее, чем в ее училище, после окончания она стала зарабатывать в разы больше меня.
Вечер близился к полуночи, я ходила от окна к окну, воображая худшее, что могло приключиться с Филиппом в чужом городе. Он запрещал себе быть импульсивным, это могло бы стать опасным для окружающих людей, но случались моменты, когда он не мог себя контролировать. Вернее, таких случаев я могу насчитать не больше пяти, и все они происходили по моей вине.
Однажды в баре, дело происходило не в России, а в первые два года брака мы с Филом много путешествовали вдвоем, незнакомый хорошо подвыпивший мужчина решил, что я должна пойти с ним. Уж не знаю, что натолкнуло его на эти мысли. Решил и все тут.
- Не смей трогать. Нет! Нельзя трогать! – кричу по-английски. Я плохо знаю немецкий, но очень сомневаюсь, что в Германии отрицательные резкие жесты и качание головой, слово «no», - означают призыв к действию. Как бы я ни старалась раствориться в толпе, как ни отворачивалась, его руки снова и снова находили меня, хватали и притягивали к его горячему, потному телу. Сначала я не обращала внимания, мало ли кто на кого может налететь в толкучке, но потом поведение настойчивого ухажера стало действовать на нервы.
- Хорошая песня! И ты хорошая! – кричит он мне на ухо на ломаном английском, показывая большой палец. Он хочет танцевать со мной, но я лишь отрицательно качаю головой без тени улыбки. Не даю ему ни малейшего шанса, показываю кольцо на пальце - подавляющее большинство мужчин уже бы отстали от меня после такого. Его ладони влажные, как и он сам, и кажется, прикасаясь, они оставляют на моей коже грязные следы, разводы. А еще мне кажется, что меня унижают, хотя на тот момент он еще не сделал ничего особенного. Но его взгляд, его ухмылка, его рука, каждые несколько минут поправляющая ремень брюк, - все это открыто демонстрирует желание переспать со мной, отчего становится тошно.
Прицепился и никак не отстанет. Он выбрал именно меня из-за национальности, моей легкомысленной одежды, счастливой открытой улыбки? Понятия не имею. Мой муж не показался ему достойной преградой, он попер напролом.
Весь тот вечер Фил вел себя пассивно, он проехал за рулем более двенадцати часов и жутко хотел спать, поэтому сидел за дальним столиком и молча глушил пиво, пока я отрывалась и кричала, танцуя под малоизвестную группу «Orange skulls», которая родом из моего родного города, и чей барабанщик учился со мной в параллельном классе. В общем-то, мы и спешили так сильно, чтобы успеть на это выступление. Так вот, устало оперев голову на ладонь, Фил зевает и слабо улыбается, наблюдая за безумными танцами своей жены, утонувшей в толпе юных панков и прочих неформалов. Раздирающий перепонки рев гитар вовсе не мешает ему дремать, сквозь сон следя за обстановкой. Наверное, поэтому тот парень, череп которого наполовину был бритым, а наполовину татуированным в виде паутины и жирного паука, решил, что я свободна. Он то и дело повторяет на ужасном английском «русская девочка, сладкая, безбашенная русская девочка» и много чего еще, чего я не понимаю. Он старается как можно чаще касаться меня в танце. Я уже вся в воображаемых грязных разводах, мне надо в отель, мне нужен душ.
- Отвали! – грубо кричу я ему в очередной раз, начиная волноваться. Он кивает, хохочет, хватает меня за талию и приподнимает вверх, как будто помогая разглядеть, что происходит на сцене, вгоняя при этом в панику. Ситуация выходит из-под контроля, я отчетливо понимаю, что сама не справляюсь. Он кажется мне таким сильным и мощным, что страх ледяной струйкой катится между лопаток. Собрав волю в кулак, я изо всех сил ударяю его по шее и, оказавшись на полу, пробираюсь к Филу, попутно натыкаясь на гостей бара, то и дело протискиваясь между тел. На полпути оборачиваюсь и ахаю, понимая, что незнакомец идет следом, кивая мне.
Вот и Филипп. Сажусь рядом, вцепившись в руку мужа, прижимаюсь, давая понять всем вокруг, что не одна. Но вместо того, чтобы отступить, этот распаленный алкоголем и нарывающийся на неприятности мужик подходит к нашему столику. Протягивает Филу руку, тот хмурится, но пожимает ее. Панк как будто что-то проверят по силе рукопожатия, ухмыляется, делает свои выводы. В следующий момент он пренебрежительно толкает Фила, хватает меня за руку, резко дергает на себя, да так, что я теряю равновесие и едва не падаю, чудом успев ухватиться за стол. Мои пальцы побелели, с такой силой я вцепилась в столешницу, а сердце моментом разогнало кровь по жилам, в ушах отдавалось «бах-бах-бах». Все происходит быстро и неожиданно, мужик хватает меня за бедра и дергает к себе, на пару секунд успев прижаться к моей заднице в пошлой позе и сделать недвусмысленное резкое движение бедрами, отчего я едва не лечу вперед.
Фил просыпается мгновенно. В следующую секунду я у него за спиной, а парень отлетает на несколько шагов, напоровшись на других посетителей, которые недовольно отталкивают его. К сожалению, он удерживается на ногах. Весит на вид под сотню килограммов, понятия не имею, где Фил почерпнул столько физической силы, в своей бесконечной ярости, наверное. Мой добрый веселый Фил, забавный безобидный клоун, сводящий в шутку любой скандал, в момент перерождается, приготовившись к бою. Я смотрю на его спину, лица не вижу, но даже так чувствую напряжение, исходящее от его точеного тела. За Филом я, разумеется, чувствую себя в безопасности, но слабоумием не страдаю. Мой муж - менеджер среднего звена, а не воин, он ходит в спортзал два раза в неделю и несколько раз в месяц играет в баскетбол с коллегами, у многих из которых брюшко лежит на коленях. А перед ним стоит закаленный в уличных драках громила, который именно в этот момент достает из кармана кастет и надевает на пальцы. Скалится, приглашая Фила к поединку. Охранник поглядывает на нас, но по непонятной мне причине разнимать не спешит.
Господи, лишь бы обошлось, - шепчу я, посылая к черту «Апельсиновые черепа», к черту мой глупый каприз попасть на этот концерт и вообще желание так далеко уехать от дома. Да он убьет Фила, размозжит ему голову кулаком! А что делать мне? – я испуганно оглядываюсь, но никто особенного внимания на нас не обращает. Большинство клиентов бара местные, и приезжих, как я поняла позже, не жалуют.
Звонить в полицию? Бежать, спасаться, пока этот человек убивает моего мужа? Что делают в таких случаях женщины? Хватаю Фила за плечо, впиваясь ногтями сквозь футболку в его кожу, не желая отпускать. Мы сможем добраться до охранника, мы же не на безлюдной улице, в конце концов! Почему охрана ничего не делает? Но Фил грубо отпихивает меня, отстраняя. «Я быстро. Допей мое пиво», - говорит буднично, словно отправляется в мужскую комнату, а не драться.
- Фил, пожалуйста, забей! Это не стоит того, я в порядке, – молю я. Голос дрожит, срывается на крик, в ушах снова «бах-бах-бах». Из-за меня никто никогда не дрался, я не из тех женщин, ради которых устраивают дуэли, меня злят подобные выходки.
- Джейк, займись пивом, мать твою, - он толкает меня на стул и, бешеными глазами глядя на противника, показывает рукой в сторону выхода.
«Я ее трахну после того, как трахну тебя», - читаю я по губам панка. Он сказал это на матерном английском, который я прекрасно знала, как и любой переводчик.
У Фила большие глаза. Нет, сейчас я не пытаюсь сделать ему комплимент, это констатация факта. У него нестандартная внешность и яркая мимика, из-за которой на молодом лице уже в тридцать лет можно разглядеть множество крошечных морщинок, они то разглаживаются, то становятся заметнее в зависимости от его настроения и мыслей. Филипп или стрижет под машинку, или вновь отращивает темные чуть вьющиеся волосы, улыбка непрерывно в любое время и при практически любых обстоятельствах играет на французских тонких губах. При рождении прямой, идеальный, но из-за падений в детстве ломанный дважды нос добавляет мужественности, - всё это теряется на фоне огромных карих глаз, которые либо отталкивают, либо притягивают окружающих, как необычная футуристическая форма макета автомобиля будущего. Или ты приходишь в полный восторг, или отшатываешься, но никогда не остаешься равнодушным. Фил цепляет всех в ту или иную сторону. Я обожала его глаза, и с удовольствием в них тонула, особенно когда видела, как загорается темный огонек желания. Моя мать не любила смотреть в них, говорила, что теряется и чувствует себя неловко. Аня же высказалась как-то, что он похож на муху, открыто высмеивая его фамилию.
Так вот, когда Фила выбивали из равновесия, что случалось редко, но случалось, его глаза распахивались, становились еще больше. И именно сейчас он смотрит на панка жутким, нездоровым взглядом, от которого у меня закололо в груди так резко и больно, что приходится крепче вцепиться в спинку стула. Его глаза дикие и пустые одновременно, без капли страха. Он вне себя, и уже решил, как будет действовать.
Они уходят вдвоем, но возвращается он один через шесть минут двадцать семь секунд. Я знаю точно, так как смотрю на часы. Я попросила бармена вызвать полицию, а потом не отрывалась от циферблата, не понимая, оставаться мне на месте, или бежать искать мужа. Его не было бесконечных шесть минут, после чего он, как ни в чем не бывало, улыбнулся, сел рядом, перетянул меня к себе на колени и, прерывая поток вопросов, заткнул мой рот поцелуем, крепко обнимая. «Пошли трахаться, надоело мне тут», - говорит на ухо, прикусывая мочку, его дыхание щекочет, и только по его частоте я понимаю, что Фил все еще нервничает. Уйти немедленно не получается, еще какое-то время мы обнимаем друг друга, не в силах оторваться. Я так за него боялась, что от ужаса вспомнила молитву, которой научила меня бабушка в далеком детстве. К тому времени Фил уже стал моим миром, я не представляла, как вообще можно улыбаться и о чем-то мечтать, если потеряю его.
А когда мы покидаем бар, сталкиваемся у самого входа с каретой скорой помощи и полицейской машиной. Фил тащит меня в сторону отеля, но полицейский перегораживает путь.
- Фил, что случилось? – испуганно спрашиваю. – Вы все-таки подрались? Это ты его так?
- Ты мне льстишь, - говорит растерянно, пытаясь вместе со мной разобраться, что происходит. – Если бы мы подрались, я был бы уже мертвым.
Фил понимает английскую речь, но по-прежнему говорит плохо, поэтому обычно во время наших путешествий я служу переводчиком. Свидетели подтверждают, что Фил не бил того мужчину, они поговорили прямо у парадного входа, дружески пожали руки, даже по-братски обнялись у всех на виду, после чего Фил вернулся в бар, а тот человек отошел на другую сторону дороги, и три раза врезал себе же по лицу. А на руке все еще был кастет. Бил, падал, поднимался и снова бил, никто не мог его остановить. Я видела пятно кажущейся черной под тусклым светом фонарей крови. Он сам себе проломил череп.
- Господи, ну и псих, - муж крепко прижимает меня к себе, когда мы идем по плохо освещенной узкой улочке пригорода Страсбурга в сторону отеля. – Я дал ему денег, чтобы отвалил. Он их взял. Жутко, честно слово. Он обдолбанный, что ли. Бойцовский клуб какой-то. Надеюсь, о нем позаботятся.
- Фил, полегче, мне немного больно, - говорю я, чуть отстраняясь, он слишком сильно вдавливал меня в себя.
- Если бы я только мог, запер бы тебя в безопасном месте, укрыл ото всех опасностей этого мира. Мне кажется, у меня кровь закипает от одной мысли о том, что кто-то может обидеть тебя, сделать тебе больно. Ты как облачко, Джейк.
- Облачко? – смеюсь. – В смысле толстая и рыхлая? – комично надуваю щеки.
- Такое белое, воздушное. Твоя душа как облачко - прозрачная, бесхитростная, такая нежная, что сердце сжимается. До нее нельзя дотрагиваться руками. Лапать нельзя, Джеки. Клянусь, я никогда не стану лапать, и другим не дам. Хочу тебя сохранить такой. Открытой, неиспорченной. Чтобы летела, куда хотела, над всем этим грязным ублюдочным миром. Свободная, счастливая, на встречу своим по-детски чистым мечтам и желаниям.
- Короче ты упился сегодня, да? Ну и бре-е-ед несешь.
- Да, еще как упился. Если с тобой что-то случится, я сдохну в канаве.
- Как и любой уважающий себя престарелый клоун?
- Ага. Ток ждать не стану «престарелости». Пошли уже, хочу тебя. И забыть о сегодняшнем хочу. С тобой обо всем забыть можно. Бежим трахаться, Джейк, - он хватает меня за руку, и мы несемся, как сумасшедшие, смеясь в полный голос, спотыкаясь на старинной брусчатке, спеша в гостиницу, где он прячет меня от всего «грязного ублюдочного мира» под собой, сминая простыни, бесконечное число раз целуя губы, водя языком за моим левым ухом потом вдоль линии подбородка, заставляя дрожать и постанывать.
Впереди меня ждут годы, а нельзя даже мечтать о нем. А как жить-то, когда мечтать нельзя? Жизнь ли это? Нет, конечно. Не живу, тухну я. Просыпаюсь, засыпаю, хожу, дела делаю, смеюсь, а сама плакать хочу постоянно. Год назад я могла вдруг разрыдаться вслух, например, на совещании или во время собеседования, стоило лишь подумать о том, что Фил никогда больше не коснется меня. Теперь уже нет. Не реву и не собираюсь. Я рву бумагу. Зубами рву. Поэтому в моем доме всегда так много газет и журналов. Чистые листы А4 портить совесть не позволяет, я бережливый человек, а вот купленные и исписанные, - запросто. Зачем еще нужна желтая пресса? Кромсать ее надо, что я и делаю.
- Ненавижу, ненавижу тебя, Фил, - рвала я газеты, сидя на полу в своей гостиной, - человек с глазами как у мухи, чудовище, больной псих, ненавижу тебя.
Юмористическое шоу, звучащее фоном к воспоминаниям, подходило к концу, ведущие прощались со зрителями и телезрителями, пульт из моей руки выпал, стукнулся об пол и выключил телевизор. Сон накрыл внезапно, больше не осталось сил бороться и разлеплять ресницы. Я позволила беспокойству отойти на второй план. Сну сложно сопротивляться, потребность спать может победить даже желание жить, в данном случае на кону не стояла моя безопасность, поэтому я недолго сопротивлялась. Так и вырубилась на полу в гостиной посреди груды смятых газет в неудобной позе.
Глава 4 - Только вперед
Той странной ночью, когда я вновь запуталась в воспоминаниях, как в липкой цепкой паутине, и уснула на полу собственной гостиной, мне удалось, наконец, выспаться. Может, мягкий ковер располагался в стратегически верном по фэншую для сна месте, а может, я, наконец, перестала ждать, что меня найдут. Ведь это уже случилось.
Просыпалась медленно, с неохотой, долго не понимая, что неприятный звуковой сигнал, сверлящий мозг, издает домофон. Кто-то стоит за дверью и пытается достучаться до меня, требует впустить его в квартиру. На часах шесть утра, у меня не бывает так рано гостей. Сказать по правде, у меня вообще не бывает гостей, я забыла как это, когда ждешь друзей, сервируешь стол в предвкушении приятной беседы. О, нет, Фил же в городе!
С трудом подтянув колени к груди и опираясь на ладони, я все же поднялась с пола. Левая рука оказалась единственной частью тела, которая не затекла. Некоторое время разминала ноги, как и обычно про себя ругая Фила, сваливая на него вину за эти кошмарные ощущения. Мельком посмотрела в зеркало, встряхнула волосы и отправилась открывать дверь.
- Доброе утро, Джеки! Смотри, какой сюрприз я тебе приготовил.
На пороге Фил, довольный до безобразия, а на нем, приобнимая за плечо, висит и простодушно улыбается пьяный, едва стоящий на ногах Борис. Он смотрит на меня и что-то бормочет, а Фил левой, свободной рукой показывает пантомиму, как отпускает моего Борю, и тот плюхается на пол, прямо к моим ногам. Надо отдать Мухину должное, делает это мастерски, приходится сдерживаться, чтобы никак не отреагировать.
- Я тебя убью, – прошипела я вслед Филиппу, когда они с Борисом кое-как перешагнули порог и прошли в гостиную. – Как? Зачем? О Господи, Филипп!
Сонливость испарилась, уступая место негодованию. В эту минуту я ненавидела Фила больше, чем обычно. Он тем временем сгрузил тяжелое тело собутыльника на диван и, повернувшись ко мне, широко улыбнулся. Недоуменно развел руками, дескать, не понимает, что меня так сильно разозлило. Мои же пальцы сжались в кулаки, еще немного - и я брошусь колотить его, не думая о последствиях.
- Джеки, эмм… сестра, вот, пожалуйста, твой бойфренд, - указал он на Борю, который провалился в глубокий сон, едва голова коснулась подушки.
- Что это значит? Ты мне обещал, что не будешь пользоваться даром в течение двух недель! Я, как полная дура, снова поверила тебе!
- Эй, стоп! Не горячись с выводами. Я играю честно, - он показал свои ладони, продолжая невинно улыбаться. – Никаких запрещенных приемов.
- Тогда объясни мне ситуацию.
- Я шел в ближайший бар, чтобы промочить горло, как рядом остановился «Форд» Бориса. Оказывается, бедняга весь вечер развозил подвыпивших родственников и друзей по домам и только освободился. Я спросил, не знает ли он, где можно пропустить пару стаканчиков, и он любезно предложил свою компанию. Кстати, ваш бар «Самогон» омерзителен. Мне хочется срочно помыть руки.
- Никогда не была там. Но Фил, ты не находишь, что это странно? Вы с Борисом вместе пьете… Вы говорили обо мне?
- Нет, мы избегали этой темы. Уверяю, разговоры были сугубо мужскими: о спорте, чтоб его, и... хм, медицине. Боже, Джеки, ты не поверишь, сколько пошлых анекдотов про медсестричек знает этот парень! Ходячий кладезь непристойностей.
- Не говори глупостей. Фил, я хотела с тобой поговорить. Мне, правда, жаль твоего отца. Мы с ним не ладили, но я никогда не желала ему зла. Прими мои соболезнования.
- Я знаю, детка, - он положил ладонь на мое плечо, хотел обнять, но не решился. Его улыбка стала не столь широкой, как минуту назад, но зато искренней и теплой. – Никаких проблем и никакой неловкости. Я прекрасно понимаю, что ты в ожидании худшего от меня. Все нормально. И… это случилось давно, несколько месяцев прошло, я успел примириться.
После этого он пошел в душ, а я вернулась в свою комнату. Через час нужно было вставать на работу, ложиться смысла не было. Вместо этого спустилась на кухню, чтобы заняться приготовлением завтрака.
***
Еще в школе мы с Аней заключили соглашение, что раз в месяц одна из нас будет на пару дней приезжать в гости к другой. В семнадцать лет мы надеялись, что таким образом нам удастся пронести дружбу сквозь время, несмотря на появление разных интересов и съедающих все свободное время мальчиков на нашем пути. Отчасти нам это удавалось, живя на разных концах столицы, мы оставались лучшими подругами, пока в мою жизнь, как ураган, не ворвался Филипп, снося на своем пути все связи с близкими и родными людьми, которые я так ценила в двадцать пять лет. Но сейчас, по пути на работу, я думала не о плохом. Наоборот, в памяти всплывали светлые моменты моей прекрасной беззаботной студенческой жизни. Так случилось, что и я, и Анька по отдельности являлись прилежными ученицами и хорошими правильными девочками, но едва собравшись вместе, мы из кожи вон лезли, чтобы доказать друг другу, как весело научились проводить время. Именно во время первой моей поездки в общежитие Ани – на зимних каникулах - мы с ней впервые напились пива и попробовали сигареты.
- Разумеется, я часто курю. У меня профессия такая. Ты видела хоть одного художника, который бы не имел вредных привычек? – она неумело держала сигарету двумя пальцами и отворачивалась, когда начинала кашлять после каждой затяжки.
- Моя мама оторвет мне голову, если узнает. - Я не желала отставать от новых креативных подруг моей Ани и тоже держала в руках сигарету. Спустя время мы обе признались друг другу, что с тех пор, разъехавшись, ни одна из нас не занималась саморазрушением. До следующей встречи, разумеется.
Ох, и весело нам было! Юные, не верящие в смерть и существование плохих людей, мы неслись по жизни и ночным улицам города в поисках клуба, куда нас пустят, не спросив паспорт. Сейчас я бы в жизни не отважилась на поступки, которые мы совершали сплошь и рядом, когда были несовершеннолетними. Знакомились с подозрительными парнями, садились в незнакомые машины, но, как ни странно, нам всегда везло. Нас никто ни разу не обидел, не оскорбил и не испугал. Большой город принял нас как своих, и мы полюбили его вместе с бесчисленными фонтанами, заторами и пробками на дорогах, безумной летней жарой, когда каменные джунгли раскалялись и нагревали температуру воздуха до тридцати градусов, и грязными, мокрыми зимами, благодаря которым я тоннами скупала в ближайшей аптеке капли от насморка, пару раз за сезон выбрасывала разъеденную солью обувь.
Сколько раз мы с Аней, обнявшись, рыдали из-за парней, или же, наоборот, взахлеб делились друг другом подробностями удачных свиданий. С ней мы понимали друг друга с полуслова. Многие наши новые знакомые считали нас сестрами. И в то время, и сейчас нельзя не отметить нашего внешнего сходства. Иногда мы специально одевались одинаково. Похожие стрижки, чуть ниже плеч, со спины превращали нас в близняшек, и хотя серо-голубые глаза Ани более насыщенного и глубокого цвета, чем у меня, это не мешало нам лгать при необходимости, что у нас одни родители. И у нее, и у меня рост чуть выше среднего, но фигура Ани была изящнее моей, мама всегда говорила, что у моей подруги тоньше кость. Поэтому мне приходилось пожизненно сидеть на диетах, чтобы иметь с подругой один размер одежды. Ане же держать себя в форме не доставляло никакого труда. Кроме того, она обладала врожденным потрясающим вкусом. С первого взгляда могла понять, какая одежда, прическа, макияж пойдут тому или иному человеку, а какие лишь усугубят недостатки. Позднее, когда Аня получила соответствующее образование, она превзошла саму себя. Раньше, до появления Фила, я ходила по магазинам только с ней, умудряясь за небольшие деньги набрать прекрасной, сочетающейся между собой и подчеркивающей мои достоинства одежды.
- Жень, немедленно снимай эти штаны, в них твоя задница выглядит необъятной, - ворчит Анька, когда я в очередной раз выхожу к ней из примерочной.
- А мне нравится. Давно искала себе что-то подобное, - отвечаю я, покрутившись перед зеркалом.
- Жень, ты в них ужасна.
- А можно чуть больше такта?
- Я уже поняла, что тебе нравится эта модель, но пойми, ты девушка не тощая, зауженные к низу и укороченные брюки лишь акцентируют внимание на круглых бедрах.
- Многие так ходят. Даже у тебя есть такие брюки.
- Делай что хочешь, но имей в виду, в этой одежде ты та еще жируха.
В этом вся Аня. Ее прямолинейность и резкость отпугивают от нее многих подруг и клиенток, но некоторые — те, кто принимают девушку такой, какая она есть, - обретают надежного друга и помощника.
- Вот это платье то, что надо! Берем его!
- Ты уверена?
- На двести процентов. Посмотри, какие у тебя в нем ножки. Видишь, у тебя крупноватые колени, - она деловито указывает на них, присев на корточки. - Твоя длина — это либо чуть ниже колен, но опять же не до середины икры, потому что икры тоже не худые, либо чуть выше. А прошлая юбка была именно по колено. Казалось, что у тебя не ножки, а тумбы.
- Тумбы. Очень приятно.
- Бери это платье, не сомневайся. Если хочешь, можем взять и предыдущее, но я его укорочу. Будешь щеголять в мини.
- То есть в мини мне можно? Разрешаешь? – я ее высмеиваю, не скрывая, а она делает вид, что не понимает этого. Аня вошла в роль, ее не остановить. За шопинг с ней женщины отдают большие деньги, соглашаясь на почасовую оплату.
- Нужно! У тебя идеальные ровные ноги, грех их прятать под штанами и юбками.
- Ты только что сказала, что у меня большие колени и икры.
- Не большие, а крупноватые. И это такая мелочь, Жень. Ты не представляешь, с какими ногами мне приходится работать. Некоторых девчонок природа не пожалела, но даже им мы умудряемся подобрать отличный гардероб.
- Хорошо. Тогда на кассу.
На этот раз, возвращаясь в примерочную, мне не хочется всплакнуть от обиды. Я знаю Аню всю жизнь, но иногда даже мне кажется, что привыкнуть к ее резкости не получится никогда. Зато, когда Аня хвалит, точно знаешь, что она <