§ 3.1. История развития владения и владельческой защиты
...Еще больше должны знать закон свой и те,
которым иногда по выбору и жребию жизни достается
быть участниками законоположений... Они в сие
высокопочетное звание приглашаются под клятвой
и присягою не инако как хранителями древнего
и утвердителями нового российского закона: и сколь
стыдно казаться должно члену законоположения
давать свой голос на новый закон, когда он
вовсе не знает и не разумеет старого.
Десницкий С.Е. Юридическое рассуждение о пользе
знания отечественного законоискусства.
М., 1778. С. 23
Одной из ключевых особенностей восприятия института владения и его защиты отечественным гражданским правом является, с одной стороны, то, что акты правового регулирования на протяжении практически всего исторического развития носили крайне разрозненный и неединообразный характер, а с другой - то, что отечественная теория гражданского права с завидным постоянством ставила вопрос о недостаточности средств законодательного регулирования в российской действительности для развития идеи о защите владения <1>.
--------------------------------
<1> См.: Гуляев А.М. Материалы для учения о владении по полному собранию законов. М., 1915. С. 9; Попов А. Владение и его защита по русскому гражданскому праву // Журнал гражданского и уголовного права. 1874. Кн. 4. С. 127; Юренев П. Иск о защите владения по русским законам // Журнал гражданского и уголовного права. 1875. Кн. 2; Вельяминов-Зернов В.Ф. Опыт начертания российского частного гражданского права. СПб., 1821. Ч. 1. С. 11; Кранихфельд А. Начертание российского гражданского права в историческом его развитии. СПб., 1843. С. 53; Варадинов Н. Указ. соч. С. 8. Наряду с этим обстоятельством хотелось бы отметить особое значение понятия владения в контексте действовавшего дореволюционного гражданского законодательства. Об этом более подробно см.: Зайков А.В. Владение в Своде законов Российской империи и римская possessio // Древнее право. 2004. N 1. С. 117 - 128.
Дополнительная сложность исследования проблематики владения в истории правовой системы России обнаруживает себя в особенностях становления и законодательного закрепления исходных юридических конструкций в источниках права.
В первую очередь следует отметить особенности взаимоотношения понятий "владение" и "собственность" в российской правовой традиции. Правовое понятие "собственность" появилось только в период правления императрицы Екатерины II - до Жалованной грамоты дворянству и городам 1785 года само понятие собственности в исконно российском гражданском законодательстве не встречалось. В научной дореволюционной литературе высказывалась точка зрения, согласно которой это понятие представляет собой перевод немецкого Eigenthum из жалованных грамот прибалтийским немцам. Собственность как правовое понятие встречается в указах, касающихся Эстляндии, Лифляндии, Курляндии, начиная с 1710 года. Получается, что из этих указов, касающихся по сути окраин, "собственность" перешла в законодательные акты общего значения, к которым, безусловно, следует отнести и Грамоту 1785 года. В последней, по мнению проф. А.М. Гуляева, понятие "собственность" начинает заменять прежнее "вечное потомственное владение" <1>. Как отмечалось в литературе того времени, проблема разграничения понятий собственности и владения выходит далеко за рамки научных обсуждений и обыденного словоупотребления, так как на законодательном уровне "даже для высших классов населения суррогатом собственности долго служили различные формы зависимого обладания, которые сводились к расплывчатому понятию "владение" <2>.
--------------------------------
<1> См.: Гуляев А.М. Материалы для учения о владении по полному собранию законов. С. 9.
<2> См.: Пахман С.В. Обычное гражданское право в России. СПб., 1877. Т. 1. С. 2.
И это обстоятельство едва ли можно считать случайным: в литературе отмечалось особое значение споров о защите владения в гражданском праве Древней и средневековой Руси в периоды, предшествующие появлению понятия права собственности. Как видно, внешнее проявление обладания в то время могло иметь решающее значение в споре, предметом которого являлась вещь. В своих лекциях первый профессор юридического факультета Московского университета Ф.Г. Дильтей отмечал эту особенность, акцентируя внимание на различиях с римским правом: "...невозможно установить, какое у нас в древние времена было понятие о собственности. Стяжал ли кто вещь, а особливо такую, которая ни в чьем еще не была стяжании? В таком случае оная приобретается по силе натуральной справедливости тому, кто оную стяжал" <1>.
--------------------------------
<1> См.: Артемьев А.А. Краткое начертание римских и российских прав. М., 1777. С. 56.
Смешение понятий "владение" и "собственность" прослеживается и в тексте действовавшего закона и в XIX веке. Так, согласно ст. 4 Горного устава частные горные промыслы могли состоять или на праве посессионном, или на праве владельческой собственности. Приведенное словоупотребление не только демонстрирует смешение различных правовых категорий, но и свидетельствует о появлении в законе нового юридического понятия владельческой собственности, содержание и значение которого так и не было раскрыто ни теоретическими изысканиями, ни отраслевым законодательством <1>.
--------------------------------
<1> См.: Савич Г.Г. Русское горное законодательство с разъяснениями. Устав горный. СПб., 1905. Ч. 1; Струкгов В.Г. Курс горного права. СПб., 1907; Митинский А.Н. Посессионное право. СПб., 1911.
В целях обоснования и раскрытия отмеченных выше обстоятельств обратимся к анализу источников права, отображающих особенности защиты владения в российском гражданском праве на разных исторических этапах его развития.
Первые упоминания мы находим в памятниках древнего права. Так, в договорах великих князей Олега и Игоря с греками 912 и 945 годов могут быть обнаружены истоки регулирования защиты владения. В частности, в указанных договорах оговариваются случаи пропажи русского раба в Греции (во время пребывания там рабовладельца) и особые полномочия розыска и возврата пропавшего раба хозяином, управомоченного беспрепятственно отыскивать его в любом помещении и жилище. При этом достаточным доказательством принадлежности и пропажи раба считалась присяга рабовладельца <1>. Как видно, здесь речь идет о защите не любого, а только законного владения.
--------------------------------
<1> Текст памятника права цитируется по: Мрочек-Дроздовский П.Н. Толкование некоторых памятников древнерусского права. М., б.г. С. 39.
Особую регламентацию институт владения получил в источниках феодального права <1> - в Русской Правде. Нормы о защите владения могут быть обнаружены в ст. 13 и 14 Краткой правды. Статья 13 Краткой правды содержит следующие положения: "Аще поиметь кто чюжь конь, любо оружие, любо порт, а познает в своем миру, то взятии ему свое, а 3 гривне за обиду". Статья 14 Краткой правды гласит: "Аще познаеть кто, не емлеть его, то не рци ему: мое, нъ рци ему тако: пойди на свод, где еси взял". В современной литературе данные нормы предлагается трактовать в качестве способов защиты права собственности, причем в отдельных случаях говорится даже о выделении понятий добросовестного и недобросовестного владения <2>. Как представляется, данные комментарии нельзя признать в полной мере точными. В первую очередь в тексте цитируемых источников права понятия собственности и добросовестного владения прямо не упоминаются, стало быть, какие-либо основания к их использованию в устоявшемся юридическом значении отсутствуют. Скорее логичнее было бы предположить, что Русская Правда содержит отдельные нормы, включающие положения как материального, так и процессуального права, где устанавливается порядок защиты владения от самоуправства и не делается особого акцента на вопросе законности владения. Другое дело, что нет оснований не согласиться с М.Ф. Владимирским-Будановым в том, что понятие владения в тот период не стоит понимать в узком смысле, напротив, его следует считать общим термином для обозначения владения и вещных прав <3>. При таком понимании получается, что указанные средства юридической защиты будут актуальны в равной степени и для отношений владения, и для отношений собственности в современном понимании значения последних.
--------------------------------
<1> Надо сказать, что в научной литературе признается, что в языческую эпоху на Руси все-таки существовали споры о защите владения. См.: Самоквасов Д.Я. Древнее русское право. М., 1903. С. 186; Дювернуа Н. Источники права и суд в Древней России. М., 1869. С. 173.
<2> См.: Российское законодательство X - XX веков / Под ред. О.И. Чистякова. М., 1984. Т. 1. С. 56. Возможно, такой подход основан на высказанной в литературе радикальной идее, что в древнерусском праве не было четких границ понятий владения и собственности, а потому и само владение якобы не имело особых юридических последствий. См.: Сергеевич В. Лекции и исследования по древней истории русского права. СПб., 1910. С. 523; Рейнц А. Опыт истории российских государственных и гражданских законов. М., 1836. С. 301.
<3> См.: Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. Ростов н/Д, 1995. С. 496. Ср.: Десницкий С.Е. Указ. соч. С. 12.
Особую регламентацию институт владения получил в эпоху образования и укрепления русского централизованного государства. Как представляется, буквальное толкование ст. 61 - 63 Судебника 1497 года позволяет рассуждать о разграничении юридического и фактического владений <1>. При этом нельзя не отметить, что особых исков о защите владения Судебник не называет, как и не устанавливает особенности владельческой защиты.
--------------------------------
<1> Данная точка зрения поддерживается в литературе. См.: Бибиков А.И., Кузнецова Е.В., Яковлев А.Н. Основы законодательного конструирования отношений собственности (владения) по Судебнику 1497 года // Судебник Ивана III как основной правовой акт централизованного Российского государства. Иваново, 1997. С. 43.
Тем не менее в научной литературе появление института владельческой защиты в русском праве больше принято связывать с источниками права периода политико-правовой самостоятельности Пскова и Новгорода. Например, К. Неволин в связи с этим придал особое значение следующей норме Новгородской судной грамоты 1471 года: "Кто на ком поищет наезда или грабежа в земном деле, ино судити наперед наезд и грабеж, а о земли после суд" <1>. Однако более раннее законодательное положение о владельческой защите, по мнению И. Энгельмана, содержится в Псковской судной грамоте 1467 года, которая позволяет предположить возможность приобретения права собственности по давности владения, а равно наличие особой защиты владения как фактического отношения к вещи <2>.
--------------------------------
<1> См.: Неволин К. История российских гражданских законов. Т. 2. СПб., 1851. С. 112 - 113.
<2> См.: Энгельман И. Систематическое изложение гражданских законов, содержащихся в Псковской судной грамоте. СПб., 1855. С. 16.
Думается, абсолютная обоснованность суждений К.И. Неволина и И. Энгельмана в этой части может быть подвергнута сомнениям как с точки зрения хронологии возникновения особых споров о владении в русском праве, так и с содержательной точки зрения. Так, комментируемое К.И. Неволиным положение Новгородской судной грамоты может быть подвергнуто двоякому толкованию как в смысле наличия в ней положений о защите владения, так и в смысле описания процедуры и очередности рассмотрения и разрешения соответствующих вопросов. При этом приведенный текст нормы права не содержит никаких указаний на порядок и основания рассмотрения соответствующего требования. Учитывая изложенное, более аргументированным, основанным на буквальном толковании источника права может показаться мнение И. Энгельмана. Однако сам по себе общий запрет на совершение самоуправных действий в отношении вещи, находящейся во владении другого лица, еще нельзя рассматривать в качестве признака наличия посессорной защиты фактического владения в той или иной правовой системе.
Более подробную регламентацию институт владения и владельческой защиты получил в особом памятнике права - в Литовском статуте 1588 года, который имел свою специфику, поскольку на исконно русских землях он не действовал, тогда как для прибалтийских губерний Российской империи сохранял свое значение как источника права вплоть до 40-х годов XIX века, когда был окончательно отменен. Правда, по данному вопросу существует и иная точка зрения, согласно которой "Статут был, по существу своему, сборником древнего русского обычного права, общего всей Руси - Восточной и Западной" <1>. Конечно, речь идет о точке зрения отдельного автора, но осмысление данного положения позволяет еще раз убедиться в родственности русского права римским и немецким правовым традициям, положенным в основу Статута.
--------------------------------
<1> См.: Филиппов А. Учебник истории русского права. СПб., 1911. С. 324; Бардах Ю. Литовские статуты - памятники права периода Возрождения. М., 1976. С. 90.
Тем не менее Статут содержал нормы о владении и его защите, устанавливая специальные положения и правила. В первую очередь речь идет о процессуальных особенностях рассмотрения требований по соответствующей категории дел. В частности, ответчик был лишен права представлять письменные доказательства своего титула. На эту ситуацию было рассчитано следующее правило Статута: "А естли бы ответчик в ыску истцове не заперся и сказал бы, что он жалобщика из того, об чем он бьет челом, насильством не выбивал и держит то по крепостям каким, и хотел бы на то имение и крепости письменные показать, тогда, однако, тому ответчику оправдаться в том не допускать" <1>. Истец же, напротив, имел право представления таких доказательств, а также мог подтвердить факт нарушения своего владения присягой. Особенностью рассмотрения соответствующего требования следует считать и положение Статута, согласно которому после восстановления владения истца ответчик имел право доказывать свое право на спорную вещь. Далее, Статутом устанавливался укороченный (шестинедельный) срок для обращения в суд по делам о восстановлении владения.
--------------------------------
<1> См.: Лаппо И.И. Литовский статут в Московском переводе-редакции. Юрьев, 1916.
Осмысление положений о владении и владельческой защите, регламентированных Литовским статутом, позволяет предположить, что случаи применения особой владельческой защиты здесь ограничивались ситуациями, охватываемыми в римском праве интердиктами - interdictum de vi.
Распространение норм и правил о посессорной защите владения на всей территории Российской империи происходит в эпоху расцвета абсолютизма и справедливо связывается с принятием Учреждения для управления губерний Всероссийской империи от 7 ноября 1775 года <1>. В частности, ст. 243 этого документа закрепляла, что "буде где в уезде окажется насильство, то земский капитан тотчас на месте о том исследывает без многого письменного производства, но единственно в ясность приводит, учинился ли такой-то случай или нет, и свидетелей допрашивает, и буде у кого что отнято и оно налицо находится, тотчас велит возвратить и дает о том знать уездному суду, к которому просьбу производить дозволяется тем, кои доказывать могут, что земский исправник пристрастно или несправедливо поступил" <2>.
--------------------------------
<1> См.: Учреждение для управления губерний Всероссийской Империи от 7 ноября 1775 года // Полное собрание законов Российской империи (далее - ПСЗ). Вып. 1. Ст. 14392. Далее - Учреждение о губерниях.
<2> См.: Там же. Ст. 243.
Однако защищается ли владение здесь само по себе как самостоятельная ценность правопорядка и гражданского общества? Едва ли. Прежде всего следует указать, что соответствующие нормы формировались в эпоху просвещенного абсолютизма и, по всей видимости, имели цели не только защитить неприкосновенность владения, но и покарать чинимое самоуправство, безнаказанное существование которого немыслимо в условиях сильного государства. Как представляется, идею о защите беститульного владения следует рассматривать не как самостоятельную ценность в русском праве этого периода, а связать с двумя обстоятельствами: 1) с развитием в российском правопорядке отношений собственности и их защиты, 2) с усилением борьбы с самоуправством и укреплением государства как института общества. Об этом могут свидетельствовать и объяснения императрицы Екатерины II <1>. В порядке развития этого положения был принят также ряд сенатских указов, в которых конкретизировался порядок разрешения владельческих споров и была определена компетенция судебных и полицейских органов <2>. В частности, Сенатским указом от 30 июня 1820 года <3> судебным и полицейским органам было предписано учитывать, что в случае насильственного нарушения владения потерпевший был вправе обратиться как к гражданскому, так и к следственному производству. По поступлении такой жалобы земской или городской полиции надлежало "немедленно приступить на месте к исследованию и открытию истины" с использованием показаний сведущих и добросовестных свидетелей и иных доказательств, "не требуя и не входя в разбор представленных сторонами письменных документов", а восстанавливать нарушенное владение лишь по установлении факта незаконного насильственного нарушения на основании ст. 243 Учреждения о губерниях <4>. Указ от 16 августа 1821 года "О допущении споров между казенными крестьянами о их собственности к разбору судебных и полицейских мест не прежде, как по рассмотрению оных в волостных правлениях" <5> предусматривал, что земская полиция обязана возвращать насильственно отнятое владение, "несмотря на то, хотя бы отнимающий по документам и повод имел на присвоение; ибо никто сам собою управляться не должен". Далее, 3 мая 1824 года было опубликовано "Высочайше утвержденное мнение Государственного Совета "О правилах для возвращения через земскую полицию от частных лиц завладенного ими казенного имущества, когда дело не доходило еще до формального суда" <6>. Содержанием данного документа был установлен срок в 10 недель для обращения в земский суд для защиты владения в порядке, установленном ст. 243 Учреждения о губерниях.
--------------------------------
<1> Косвенные свидетельства обоснованности данного положения обнаруживаются в трудах самой императрицы Екатерины II: "...Propriete, c'est le droit que chaq'un des individus dont une societe civile est compose, a sur les biens qu'il a aquis legitimement. Une des principales vues des hommes en formant des societes civiles, a ete s'assurer la possession tranquille desavantages qu'ils avoientacquis; ou qu'ils pouvoit acquerir, ils ont voulu que personne ne peut les troubler dans la jouissance de leurs biens..." ("Собственность - это право каждого индивидуума на имущество, приобретенное законным образом, на котором основано гражданское общество. Одна из основных целей людей при создании гражданских обществ заключалась в обеспечении свободного владения благами (вещами), которые они приобрели или могут приобрести в будущем" (Пер. наш. - С.С.)) (Собственноручные объяснения Екатерины II понятий о собственности, движимых и недвижимых имущественных поместьях и вотчинах) // Гос. архив X-261 (дело б.г.), С. 4).
<2> Примечательно, что в научной литературе того времени отрицалась возможность самозащиты владения силами самого владельца, утратившего владение. См.: Кранихфельд А. Указ. соч. С. 78.
<3> См.: Сенатский указ от 30 июня 1820 года "О производстве дел о насильственном завладении недвижимым имением" // ПСЗ. Вып. 1. Ст. 28338.
<4> При этом Н. Варадинов отмечает, что в данном случае было исключено ведение "пространного письменного производства" и излишне принесение присяги. См.: Варадинов Н. Указ. соч. С. 133.
<5> Сенатский указ от 16 августа 1821 года "О допущении споров между казенными крестьянами о их собственности к разбору судебных и полицейских мест не прежде, как по рассмотрению оных в волостных правлениях" // ПСЗ. Вып. 1. Ст. 28721.
<6> См.: Высочайше утвержденное мнение Государственного Совета "О правилах для возвращения через земскую полицию от частных лиц завладенного ими казенного имущества, когда дело не доходило еще до формального суда" от 3 мая 1824 года // ПСЗ. Вып. 1. Ст. 29889.
Статья 531 т. X Свода законов гражданских, принятого в 1832 году, установила, что "всякое, даже и незаконное, владение охраняется правительством от насилия и самоуправства дотоле, пока имущество не будет присуждено другому и сделаны надлежащие по закону о передаче оного распоряжения".
Уставом гражданского судопроизводства 1864 года срок предъявления требований по владельческому иску был увеличен до шести месяцев, а само рассмотрение владельческих споров отнесено к подсудности мировых судей, объем полномочий которых в этой части соответствовал компетенции органов полиции в предшествующий исторический период.
Существенные изменения в нормы о защите владения были внесены Законом "О преобразовании местного суда" от 15 июля 1912 года, в соответствии с которым владельческая защита стала предоставляться потерпевшим не только в случаях нарушения владения, но и при его утрате. При этом срок для предъявления владельческого иска был увеличен до одного года, а в случае пропуска этого срока судья отказывал в восстановлении владения, что не лишало истца возможности предъявить иск о праве собственности или о праве на владение в соответствии с подведомственностью спора. Осмысление новелл о владельческой защите в русском законодательстве, внесенных Законом "О преобразовании местного суда" от 15 июля 1912 года, позволяет провести соответствующие общие параллели в развитии института владельческой защиты в гражданском праве России и Германии (ср. с положениями § 861 и 864 BGB) и еще раз подчеркнуть при этом восприимчивость русского законотворчества идей германской цивилистики.
Несмотря на существенные нововведения и постоянное совершенствование законодательства о защите владения, обнаруживают себя противоречивость имеющейся судебной практики и неоднозначное отношение юридического и судейского сообщества к проблематике защиты владения в России. Так, не без иронии проф. А.М. Гуляев указывал, что в практике имеется около 170 разрозненных решений Кассационного департамента Правительствующего Сената "в разъяснение точного разума закона", которые объединяет по сути то, что в них в целях установления точного разума закона Сенат творит новые нормы права <1>. Нельзя не отметить и конкретные проблемы, с которыми регулярно сталкивалась практика при разрешении споров о защите владения. Так, член Изюмского окружного суда Попов отмечал, что "в нашем Своде" нет определения владения; из положений ст. 513, 514, 533, 560 следует, что "наше законодательство различает владение как составную часть права собственности от владения самостоятельного, в то время как различие это во всех оттенках понятия не проведено". Председатель Елисаветпольского окружного суда и вовсе предлагал исключить определения законного и незаконного владения как не имеющие практического значения <2>.
--------------------------------
<1> См.: Гуляев А.М. Иски о восстановлении нарушенного владения в практике Гражданского кассационного департамента Правительствующего Сената // Журнал Министерства юстиции. 1910. N 3. С. 10.
<2> См.: Замечания о недостатках действующих гражданских законов. Издание редакционной комиссии по составлению проекта Гражданского уложения. СПб., 1891. С. 249 - 250.
Дальнейшим шагом, сделанным в развитие положений о посессорной защите фактического владения в России, могло и должно было стать Гражданское уложение, однако этот документ так и не был принят в связи с началом Первой мировой войны, а затем и революционными преобразованиями в российском обществе. Проект Гражданского уложения Российской империи (далее - Проект), которому так и не было суждено стать законодательным источником гражданского права, - это единственный в России целостный акт, который вобрал в себя нормы о защите владения, выстроив их в логически стройную систему.
Как известно, российская система гражданского права, являясь частью континентального права, всегда находилась под существенным воздействием германской цивилистики. В частности, этот вывод подтверждается при анализе содержания соответствующих параграфов BGB и статей Проекта, посвященных вопросам владения и его защиты, которые во многом схожи <1>. Приведенное обстоятельство еще раз свидетельствует о преемственности правовых идей между германскими и российскими учеными. Несмотря на это, имеются и некоторые различия, на которых и предполагается сконцентрировать внимание.
--------------------------------
<1> Ср.: Симолин А.А. Определение владения по нашему проекту и Германскому уложению // Журнал Министерства юстиции. 1904. Кн. 1. С. 208.
В области юридической техники Проект (ст. 883) предусмотрел как основание защиты владения его "самовольное нарушение", а не насилие и самоуправство, как это имеет место в BGB. С позиций существовавшей российской судебной практики это понятие более подходит гражданскому праву, поскольку под насилием и самоуправством понимались не имущественные, а личностные отношения <1>. Далее в поименованной статье определяются два вида нарушений владения: во-первых, лишение владельца имущества полностью или в части, а во-вторых, любые действия, стесняющие либо препятствующие ему осуществлять господство над вещью. В первом случае владелец может предъявить иск о восстановлении нарушенного владения, во втором предметом иска будет требование об устранении возникших препятствий. Своего рода гарантию интересов истца-владельца содержит ст. 890, позволяющая суду по представлению последнего воспретить нарушителю-ответчику дальнейшее нарушение владения под угрозой взыскания в пользу владельца денежного штрафа за каждое последующее нарушение.
--------------------------------
<1> См.: Гражданское уложение: проект Высочайше учрежденной Редакционной комиссии с объяснениями / Сост. А.Л. Саатчиан. СПб., 1910. Т. 1. С. 737. Первоначальный проект ГК РСФСР 1922 года предусматривал главу о владении и его защите, но под влиянием активной критики буржуазной системы права в окончательный текст закона соответствующая глава включена так и не была (см.: Новицкая Т.Е. Гражданский кодекс РСФСР 1922 года. М., 2002. С. 42).
При анализе гл. II о защите владения на первый взгляд может показаться, что Проект не содержит норм о самозащите владения, как это имеет место в BGB. Действительно, с квалифицированной формой этого права проект не знаком, но, по мнению разработчиков Проекта, владельцу предоставляется право самостоятельной защиты владения от противоправных посягательств, а в некоторых случаях даже право возвращать похищенное силой согласно общим положениям о самозащите гражданских прав <1>. Однако это не в полной мере логичное решение. Дело в том, что Проект регламентировал владение как фактическое состояние, одновременно распространив на него действие общих норм о самозащите гражданских прав. Это было правильное решение, если бы Проект определил владение как субъективное гражданское право.
--------------------------------
<1> Гражданское уложение: проект Высочайше учрежденной Редакционной комиссии с объяснениями / Сост. А.Л. Саатчиан. Т. 1. С. 737.
В части субъектов, наделенных правом предъявления владельческого иска, между BGB и Проектом также нетрудно заметить расхождения (§ 859 и ст. 887). Иными словами, вопреки германской традиции Проект предоставил владельческий иск совладельцам не только против третьих лиц, но и друг против друга. В данной связи небезынтересно заметить, что при его разработке именно под влиянием немецкого права против данной законодательной формулы выступил крупнейший отечественный ученый проф. К.И. Малышев <1>. Тем не менее такая точка зрения в кругу членов комиссии одобрения не встретила. Несмотря на это, противоположная позиция германского законодателя, опирающаяся на то, что в отношениях между совладельцами речь может идти только о границах принадлежащего им пользования, и по сей день остается незыблемой. Более того, по свидетельству некоторых авторов, современная практика Федерального суда по гражданским делам ФРГ позволяет предполагать, что именно по этим соображениям не наделены правом предъявления владельческих исков участники коммандитного товарищества <2>.
--------------------------------
<1> Там же. С. 744.
<2> Ср.: Gotwald P. Sachenrecht. Muenchen, 2010. S. 2.
Отдельного внимания заслуживают положения Проекта, посвященные объектам владения. Как нам уже приходилось говорить ранее, категория владения правом не была признана отечественной теорией гражданского права. Впрочем, детальный анализ Проекта позволяет сделать вывод, что идея о возможности владения правами нашла все-таки в нем отражение. Действительно, ст. 877 Проекта гласит, что предметом владения могут быть движимые вещи и недвижимое имущество. Обращает на себя внимание отсутствие четкого указания на невозможность владения правами, так как ст. 37 Проекта в свою очередь содержит оговорку о том, что к движимому имуществу принадлежат также требования по обязательствам. Думается, что практическое применение положений Проекта в части защиты владения в таком случае могло служить основанием для наделения правомочиями владельческой защиты всевозможных правообладателей, что исказило бы саму суть идеи владельческой защиты как упрощенного порядка защиты интересов фактического обладателя вещи.
Осмысление реально действовавшего в то время законодательства позволяет предположить, во-первых, что дореволюционный российский посессорный процесс регламентировался многочисленными разрозненными актами материального и процессуального права. К числу наиболее значимых из них можно отнести такие, как Учреждение о губерниях 1775 года, Устав гражданского судопроизводства (ст. 29 и 73), отдельные нормы Свода законов Российской империи (ст. 531), и др. Во-вторых, что его содержание сводилось к сокращенной по времени судебно-административной процедуре по восстановлению нарушенного владения.
Пришедшая на смену система советского права, сформированная под влиянием известных идеологических стереотипов, искусственно затормозив динамику имущественных отношений, и вовсе перестала видеть необходимость в присутствии данного института на законодательном уровне.
При этом в литературе по советскому гражданскому праву можно встретить точку зрения, что владельческая защита не только не нужна советской системе права, но и несовместима с принципом выявления объективной истины судом <1>. Иными словами, советский период развития гражданского законодательства изначально отказался воспринять категорию владения в том качестве, в котором она знакома ряду буржуазных правопорядков <2>. Как видно, особенности административно-командной организации советской экономики по принципу планового построения сыграли не последнюю роль в развитии имущественных отношений. Так, не без влияния ленинской установки на отождествление области частного права с публичными началами хозяйствования наиболее распространенные в имущественном обороте правоотношения по владению закрепленным за государственным предприятием имуществом рассматривались как административные, хотя и отличались от организационно-властных <3>.
--------------------------------
<1> См.: Малинкович М.В. Защита прав титульного владельца-несобственника // Ученые записки. 1971. Вып. 19. С. 18. Порой даже подчеркивалось, что исчезновение института владения из советского права - это особенность социалистического законодательства в сравнении с буржуазными кодексами, от которой молодое Советское государство не отступилось даже в период нэпа. См.: Генкин Д.М., Новицкий И.Б., Рабинович Н.В. История советского гражданского права. М., 1949. С. 115.
<2> См.: Курский Д.И. Избранные статьи и речи. М., 1948. С. 89.
<3> См.: Братусь С.Н. Имущественные и организационные отношения и их правовое регулирование в СССР // Вопросы общей теории советского права. М., 1960. С. 104.
Заметим, что и в научной литературе того времени преобладал аналогичный подход. Будучи связанными нерушимыми политическими установками и идеологическими стереотипами, ученые вынуждены были констатировать, к примеру, что "вопрос о владении средствами производства... является вопросом о собственности на средства производства" <1> или что институты гражданского права должны излагаться в соответствии с экономическими законами социализма <2>, в связи с чем проблематика владения в советском гражданском праве находилась в тени проблем права собственности <3>. Это решение влекло за собой целый ряд последствий, к примеру, тезис об объективности экономического закона вынуждал искать аналогичные правовые решения в зарубежных правопорядках, что не могло не сказаться на манере изложения зарубежного гражданского права. Так, при изучении проблем владения в гражданском праве ученым приходилось подчеркивать и обосновывать его ничтожную роль и несамостоятельный характер, делая выводы, что посредством защиты владения даже в зарубежных правопорядках всегда защищается собственник, в распоряжении которого и без того находятся виндикационный и негаторный иски <4>.
--------------------------------
<1> См.: Венедиктов А.В. Вопросы социалистической собственности в трудах Иосифа Виссарионовича Сталина // Советское государство и право. 1949. N 12. С. 53.
<2> См.: Генкин Д.М. Роль советского гражданского права в осуществлении требований экономических законов социализма // Тезисы докладов научной сессии, посвященной задачам ВИЮН и вопросам гражданского права в свете труда т. Сталина "Экономические проблемы социализма в СССР" и решений XIX съезда партии. М., 1953. С. 3.
<3> Ср.: Генкин Д.М. Основы советского социалистического гражданского права. М., 1926. С. 24.
<4> См.: Гражданское и торговое право капиталистических стран / Под ред. Д.М. Генкина. М., 1949. С. 212.
В порядке исключения А.В. Венедиктов констатировал в то же время, что судебная практика в некоторых случаях все же допускает возможность владельческой защиты, но только под "активным контролем" суда, который на любой стадии гражданского процесса по собственной инициативе либо по заявлению заинтересованной стороны вправе поставить вопрос о титуле обладателя спорным имуществом <1>.
--------------------------------
<1> См.: Венедиктов А.В. Проблема защиты фактического владения в советском праве // Государство и право. 1941. N 4. С. 124; Он же. Защита фактического владения в условиях мирного и военного времени // Ученые труды ВИЮН. М., 1947. С. 46.
Вместе с тем обращает на себя внимание и то любопытное обстоятельство, что ситуация полного забвения категории владения не была характерна для многих социалистических государств. Так, законодательства ряда государств, входивших в социалистический лагерь, понимая под владением фактическое состояние, устанавливали особую вещно-правовую защиту, охранявшую от противоправных посягательств даже недобросовестного владельца. Причем в ЧССР признавалось владение не только вещью, но и правом с особым инструментарием защиты <1>.
--------------------------------
<1> См.: Суханов Е.А. Общие тенденции развития гражданского права зарубежных европейских стран - членов СЭВ: Дис.... д.ю.н. М., 1986. С. 244.
§ 3.2. Современное понимание владения
и владельческой защиты
В настоящее время вопрос о необходимости введения института владельческой защиты как в положительном <1>, так и в отрицательном <2> смысле учеными поднимается все чаще и чаще. С нашей точки зрения, раздел о защите владения, включенный в общую часть гражданской кодификации, регламентирующую большинство спорных вопросов в законодательстве, объективно необходим для развивающегося имущественного оборота в области капиталистического строительства