Диалект японского языка на востоке острова Хонсю 5 глава




– Ну ладно, что там о нем говорить, а может, и вам подумать о машине?.. когда есть машина, жить вправду гораздо легче. Это принесет вам гораздо больше пользы, чем страхование жизни. Разве я не прав?

– В моем то возрасте учиться водить машину? С вас пятьдесят иен…

Протягиваю стоиеновую монету.

– Пожалуйста, сдачу, если можно, помельче. А что, у господина М. по прежнему дела идут хорошо?

Жена начальника почты резко, точно отвергая мой вопрос:

– Мало сказать хорошо. Раньше ведь он только углем торговал.

Начальник почты, протягивая пять десятииеновых монет, презрительно кривит тонкие губы:

– Жилых домов понастроили, и чумазый угольщик превратился в торговца пропаном, да такого чистюлю, что каждый день ванну принимает… времена…

Торговец пропаном! Сердце учащенно забилось. Значит, топливная база напротив дома господина М. принадлежит ему? Значит, вот тот повернувший сюда трехколесный пикап, который, громыхая, точно телега с жестью, и поднимая тучи пыли, везет баллоны, принадлежит господину М.? И если он не только член муниципалитета, но и владелец топливной базы, дело сразу же проясняется. Поведение исчезнувшего в то утро… связи между фирмой «Дайнэн» и господином М. …все теряет свою загадочность.

– Но такая несправедливость. – У жены начальника почты певучий, звонкий голос, совсем не вязавшийся с тем, что она говорит. – Разве может это продолжаться вечно?

Я снова оборачиваюсь к стеклянной двери. Под навесом из рифленого железа, обязательной принадлежности топливной базы, два молодых парня перекатывают баллоны с дороги в склад. В складе темно, и не видно, что там делается. В этом городке, стоящем в низине, окруженной с востока и запада холмами, солнце, наверно, заходит раньше, чем в других местах. Слышно, как, слегка покашливая, жена начальника почты встает. И сразу же загорается свет. Я закуриваю, и те несколько секунд, которые я на это потратил, как и следовало ожидать, стали приманкой для любящих сплетни языков.

– Ладно, пусть только застроят Нитемэ – Второй район. К нам сразу ж проведут газ – это точно обещали, официально… когда город вот так быстро застраивается, разбухает, превращается в город спутник, кошелек торговца пропаном тоже разбухает вместе с ним. Но как только сюда придет городской газ, тогда крах… а сейчас база его расширяется, телефонов понаставил, рабочих набирает без счета. Да одних пикапов, если считать и те, что в филиалах, штук десять…

– Девять.

– Все равно лопнет как мыльный пузырь.

– Он однажды приходил сюда, просил, чтобы мы петицию подписали… говорил, что пропан, мол, лучше, им не отравишься, и гигиеничнее…

– Глупость. В наше время одним, что ли, газом травятся. Что там ни говори, самое главное – удобство. Кто же станет сочувствовать причитаниям угольщика?

Город F., Иттемэ… Главная улица старого городка F., начинающаяся от почты… прямая, полого спускающаяся улица, метров четыреста, заканчивается у каменных ступеней муниципалитета… вперемежку с богатыми, крытыми черепицей домами много и деревенских построек с высокими крышами и решетчатыми дверьми, словно хозяева их до сих пор занимаются шелководством… но в просторных дворах вместо тутовых деревьев – малолитражка… непомерно ярко сияет, как, впрочем, и везде, магазин электротоваров… сам магазин только с виду похож на полуразвалившуюся бочарню, он все же достаточно процветающий, просто на здании – налет старины… однако уличных фонарей очень мало, и это говорит о жалкой судьбе заброшенной старой части города… на западе, за невысоким холмом, еще плывет свет, позволяющий рассмотреть каждую веточку каждого дерева – скоро на этот низинный город спустится тьма… я медленно пускаю машину по выщербленной, давно не ремонтированной мостовой, не теряя из виду глубокий кювет с правой стороны…

Недалеко от муниципалитета старая развесистая криптомерия закрывает ветвями чуть ли не треть дороги – здесь, кажется, вход в синтоистский храм. Большая площадь, стоит несколько автомашин. А светло голубая или, может быть, грязноватая светло голубая?.. из шести машин четыре – в голубых тонах, какая же из них? Окна муниципалитета на втором этаже еще кое где светятся – может быть, сверхурочная работа – готовят отчет? Разворачиваюсь и медленно еду назад по той же улице.

Я плохо представляю себе деятельность топливной базы. По мере того как жилые районы выходят за пределы старого города, угольщики благодаря пропану расширяют свою торговлю и с ростом населения процветают все больше… но, подобно тому как выросшие до гигантских размеров пресмыкающиеся не могли не уступить место млекопитающим, они вынуждены отступать перед городским газом. Сколько иронии заключено в такой торговле: она рождается благодаря росту города и умирает тоже благодаря росту города… в момент наивысшего расцвета объявляют о смерти – жалкая участь… неуютное процветание – все равно что, сидя за столом, наслаждаться деликатесами, дарами лесов и морей, когда перед тобой маячит виселица… конечно, такое не может не причинять глубокие страдания…

Но какие бы страдания ни испытывал, результат поединка известен с самого начала. Куда денешься от настигающего врага – городского газа? Есть ли хоть малейшая надежда, что удастся сманеврировать? В таком столкновении силы слишком неравны. Какова бы ни была у него цель, когда он собирался в то утро использовать Тасиро в качестве курьера, вряд ли можно предположить, что именно в связи с этим создались обстоятельства, вынудившие его к побегу. Пожалуй, правильнее всего поверить словам управляющего, ответственного за сбыт, всячески убеждавшего меня, что в данном случае не может быть и речи ни о каком преступлении. По видимому, и утверждения Тасиро о том, что он напрасно ходил на свидание, вполне правдивы. Что же касается заботы оптовой фирмы «Дайнэн» о своих мелких заказчиках, попавших в безвыходное положение, то можно сказать, что она помогает им спокойно умереть и принимает заказы на надгробья.

Останавливаю машину недалеко от топливной базы М.

Никаких перемен – только под навесом зажглись фонари, идущие в глубь склада. Так же как и раньше, двое рабочих перекатывают баллоны в склад. Один – ему не больше двадцати – ходит вперевалку, лицо серое, как у тяжелобольного. Другой – лет тридцати, обветренный, крепко сбитый, с полотенцем, повязанным вокруг толстой шеи. Работают они медленно, казалось бы, с прохладцей, но баллоны уже почти все убраны в склад.

– Что, самого нет еще?

– Самого? – Сделав вид, будто услышал непривычное слово, молодой, продолжая упираться руками в баллон, подозрительно смотрит на меня. Баллон и цветом и формой совсем как снаряд, а белая отметина примерно на середине корпуса похожа на лист дерева.

Может быть, ему не понравилось, что я употребил слово «самого»? Хоть он раньше и был угольщиком, но, поскольку теперь стал членом муниципалитета, его, видимо, следует именовать «хозяином». Но, кажется, я напрасно придавал этому такое значение: парень указал подбородком на дом через дорогу:

– Редко он завертывает сюда, на базу… да и домой еще, наверно, не пришел – машины то нет…

– Собственно, я из фирмы «Дайнэн»…

Это было почти правдой. Хотя выехал я из своего агентства, но до этого действительно побывал в фирме «Дайнэн». Даже если бы меня подвергли потом перекрестному допросу, то, ведись он не особенно придирчиво, мои ответы показались бы вполне достоверными.

Парень оставил баллон, выпрямился и переглянулся со вторым, который постарше, вышедшим из склада: видимо, мои слова произвели впечатление. Правда, реакция не была особенно заметной, но, кажется, название «Дайнэн» было им хорошо известно… значит, и после его исчезновения топливная база М. по прежнему была контрагентом фирмы «Дайнэн», связь между ними не прерывалась ни на день, и, следовательно, надежда случайно напасть здесь на его след нереальна.

Я, естественно, готов был ко всему, и это открытие не обескуражило меня, но получить нужные мне сведения стоило большого труда, и поэтому я решил по возможности продлить удовольствие. Меня пытались одурачить, пытались избавиться от меня, направляли по ложному следу, зря отнимали время – такой оттенок хотел я придать своему очередному донесению. Потому то поездка, отнявшая у меня два с половиной часа, и превратилась в откровенный спектакль – все равно что забрасывать удочку в плавательном бассейне.

Кроме того, всякий раз, когда одна за другой рушились мои надежды, раздражающее копошение гнездящейся в моей груди кроваво красной личинки какого то огромного мотылька становилось все нестерпимее, возвещая приближение часа, когда напоенный кровью мотылек разрушит кокон и вылетит на волю. И стоит лишь вырваться ему на свободу, как в тот же миг, не раздумывая и не блуждая, он полетит в то самое окно лимонного цвета… и пробившись сквозь стекло и штору, вонзит клыки в отражающегося тенью мужчину – конечно же, это напоминающая черную стену спина самозваного брата, – целясь в его сердце. Постой, у мотылька ведь не бывает клыков. Нет, так он по дороге заглянет к дантисту и вставит их… да, нужно побыстрее сходить к зубному врачу. Трогая кончиком языка дырку от удаленного коренного зуба, я ощущаю металлический привкус крови.

– «Дайнэн», – это что, наша фирма, что ли?

Шмыгнув носом, молодой парень высунул из продранной рукавицы грязный палец и высморкался. Наверно, прочищенный нос помог ему уразуметь, в чем дело. Я утвердительно кивнул, и он сказал мне:

– Чудно, а сам сказал, что ему нужно в фирму «Дайнэн», и еще утром уехал, надо же…

– Понял?.. – Тот, что постарше, затолкал под воротник спецовки полотенце, которым у него была обмотана шея, продолжая странным неразборчивым говором: – Вот оно как, только вид сделал, что уезжает, а сам куда то закатился. Ловок…

Я с таинственной улыбкой поддакнул:

– Конечно, на автомобиле до любого веселого местечка в городе добраться ничего не стоит.

– Чего? – молодой рабочий уперся руками в бока и покачивался. – Как в Нитемэ бараки появились, так сюда и из города катят… поедете обратно – поверните к речке… гостиница, ресторан – на том берегу… а на этом – здесь их вроде «микро» называют, маленькие, прямо как для детского сада, автобусы… с красными фонариками, они штук по десять выстраиваются в ряд каждый вечер – не хотите ли сосисок, не хотите ли подогретого сакэ с закуской?..

– Да брось трепаться то, когда хочешь как следует поесть, за сосисками туда не пойдешь, – прохрипел старший и харкнул плевком чуть ли не в куриное яйцо. – Если вам нужно по настоящему поесть, держитесь от них подальше… за перегородкой в этих автобусах знаете что?.. дырявые дзабутоны note 4 там, вот, что, лучше туда не ходите.

– А знаете, почему их дырявыми дзабутонами зовут? – спрашивает молодой парень со смешком, точно его пощекотали, и присаживается на корточки. И тогда его тень, рожденная фонарями под навесом, еще более черная на черной земле, вдруг сжимается и ныряет под него. – Очень просто, места там за перегородкой нет – не вытянешься, – вот их и зовут дырявыми дзабутонами, а не живыми подстилками.

– Хватит тебе болтать – дырявые дзабутоны, которые деньги заглатывают,

– сказал старший, плюнул и снова начал работать.

Молодой сразу же вернулся к своему небрежному тону и хлопнул рукавицами, которые от грязи и мазута стали похожи на потертую резину.

– Так то вот. Когда вернется, кто его знает. Здесь еще другой тоже с час назад все приставал, а мы что…

– Нахальный тип. Шныряет туда сюда, будто в собственном доме. Не спрашиваясь, стал по телефону звонить…

Оба, как сговорившись, метнули взгляд, точно камень, на здание, служившее, видимо, конторой – по всей вероятности, посетитель принадлежал к кредиторам, к тем, кого не ждут с распростертыми объятиями. Если я хочу получить нужные сведения, то смогу добыть их у этих двух рабочих. Беру в рот сигарету и предлагаю им:

– Хочу кое о чем спросить у вас…

– Курить запрещено!

Прерывает меня хриплым голосом тот, что постарше, но молодой спокойно берет сигарету, зажигалку, пламя которой взметнулось чуть ли не на два сантиметра, подносит сначала к своей сигарете, а потом, не – гася, сует мне, прямо под самый нос.

– Ничего, ветер сейчас западный.

– Пора бы тебе запомнить, как обращаться с огнеопасными материалами – у нас ведь специальные правила.

– Уж очень ты своей жизнью дорожишь. – Зажигалка продолжала гореть, но это его нисколько не смущало. Я же постарался побыстрее прикурить, решив, что лучше уж тлеющая сигарета, чем полыхающая зажигалка. – Если и загорится, страшно только в первую минуту. Здесь все кругом застраховано, и будь я управляющим, наоборот, радовался бы пожару.

Управляющим?.. управляющий – это еще одна диковина… На окраинах беспрерывно растущего города в одну ночь среди полей неожиданно возникают новые улицы. И что ж тут удивительного, если появляется огромное количество управляющих?

– Сопляк ты зеленый.

– Лучше уж быть зеленым, чем фиолетовым, как твой нос.

– Ты кого хочешь переспоришь. – Старший потер пальцами нос, посиневший то ли от холода, то ли от водки. В углах глаз у него скопилось что то похожее на мед, не то слезы, не то гной.

Молодой перепрыгнул через кювет, подошел к дороге, где в ряд стояли баллоны, и сказал мне удивительно мягко, даже ласково:

– Знаете, с ним случай то какой вышел. Он землю продал и деньги получил, а у него на автомобильных гонках двести тысяч иен вытащили, а триста тысяч он в электричке положил в сетку и забыл. С тех пор пьет.

– Хватит глупости молоть, – сказал старший без всякого выражения, не отрицая, но и не подтверждая, лениво направляясь вместе с товарищем к баллонам, – давай поторапливаться, а то скоро новые привезут.

– Я хотел только спросить… – Словно преследуя их, я тоже перепрыгнул через кювет и пошел между ними. Выражения их лиц теперь, когда они ушли с освещенного места, было уже не разобрать, и я, взяв чемодан под мышку, включил магнитофон. – Сколько времени вы здесь работаете?

– Я уже почти год, – бросил молодой, перетаскивая баллон, – а он – месяца три, наверно?

– Сегодня ровно три месяца и десять дней. Куда денешься…

– Тогда вы, наверно, знаете, – направляю микрофон в сторону молодого, – …о начальнике отдела Нэмуро из фирмы, которая вам газ поставляет… о Нэмуро сан, начальнике торгового отдела… он, должно быть, не раз бывал здесь…

– Да нет, вроде не слыхал… – На узкую, и тридцати сантиметров не будет, доску, переброшенную через кювет, нужно ловко положить наискось баллон и с силой развернуть его, а потом, используя естественный уклон, перекатывать, подталкивая его то рукой, то ногой. – Да что там говорить, когда хозяин сменил бывшего поставщика на «Дайнэн», для нас прямо как бомба разорвалась… мы совсем ничего не знали…

– Это когда случилось? – неожиданно резко и стараясь показать, что голосовые связки напряглись потому, что поперхнулся дымом. – Когда заключили сделку с нашей фирмой?..

– Вроде бы летом… когда перемена эта случилась, у меня был как раз выходной и я пошел на реку купаться, а там один парнишка утонул…

– В июле?.. Августе?

– Должно быть, в июле.

Июль – как раз то время, когда он, видимо только что назначенный начальником отдела, изо всех сил, используя все доступные методы, старался убедить топливную базу М. пересесть в новое седло. А может быть, благодаря этой успешной операции его и выдвинули в начальники отдела. Во всяком случае, его усилия принесли плоды, и сейчас эта база ведет дела с фирмой «Дайнэн». Но даже в том случае, если бы все произошло наоборот: операция провалилась и сделка не состоялась, случившееся все равно можно было связать с его исчезновением. Правда, кое о чем приходится сожалеть. О том, что опять зря расходовал батарейки магнитофона.

Где то вдали раздается металлический звук взрыва и долго перекатывается, отражаясь от холмов, окружающих город. Видимо, это выхлопная труба мощного грузовика. Выключив магнитофон, иду за молодым, парнем, ловко перекатывающим баллон:

– А в конторе нет человека, который все знает? Я бы…

– Да нет… – И не давая отдыха рукам: – В конторе одна секретарша осталась… новенькая… да еще ее измучил этот гнусный тип, неизвестно откуда он взялся, она даже разревелась – говорить с ней сейчас без толку.

– Гнусный тип?

– Да вроде бы пройдошливый коммивояжер какой то… я частенько его встречаю у красных фонариков у реки…

Мы как раз стоим у входа в склад с односкатной крышей. Вместе с подошедшим сзади рабочим, тем, что постарше, они одним движением поднимают баллон и кладут на другие, лежащие уже в три ряда. Судя по звуку от столкновения металла с металлом, весит он, наверно, порядочно.

– Можно я загляну в контору?..

– Холодно что то сегодня…

Старший, не проявляя никакого интереса, сгорбился и, приплясывая, снова идет к дороге.

– Здесь пройдете и сразу налево. – Шмыгнув носом, молодой указывает подбородком на проход между домом и складом, смотрит на густо черное небо и, зажав пальцами дыры на рукавицах, идет за старшим.

Пробираюсь через узкий проход, и тут же слева – плохо подогнанная раздвижная дверь, стекло в которой залеплено клейкой лентой. Запах, будто в бензине растворили нечистоты… или скорее запах удобрений, смешанных с мочой. Пронзительный скрип двери, движущейся по искривленному полозу. Нерешительно приоткрываю щель, достаточную, чтобы как нибудь пролезть в нее, и тут же, как это бывает лишь на топливных базах, в лицо бьет, точно мокрым носовым платком, потная жара.

Напротив двери, почти до самого потолка, ширма. Прикрепленное кнопками расписание автобусов, напечатанное в две краски. Перевожу взгляд влево – там лишь один старый канцелярский стол, как конторка вахтера, он повернут лицом к входу. Над столом – коротко стриженная головка девушки, под столом

– плотно сдвинутые круглые белые колени.

– Добрый вечер, – говорю я жизнерадостнее, чем следует, не глядя на девушку и поглаживая руки от плеч до кистей, будто втирая в тело тепло.

– Добрый вечер…

Не верю своим ушам. Ответил мне будто мужской голос. Нет, это действительно мужской голос. Он исходит не от девушки, а вроде бы из за перегородки. Голос мне нравится. Наверно, это тот самый посетитель, о котором говорили рабочие. По мере продвижения вперед в поле моего зрения, одно за другим, попадает: металлический стеллаж… белые занавески на окне, еще больше подчеркивающие безвкусное убранство комнаты… перед стеллажом странные на вид искусственные цветы из пластмассы… потом телевизор… круглый столик, покрытый пластиком, отливающим серебром… на нем уже знакомая мне пепельница с кошками по углам… и на фоне всего этого знакомый мужчина, который сидел, положив подбородок на руки…

Это был он.

Он… без всякого сомнения, он… самозваный братец… без пиджака, с распущенным черным галстуком, вспотевший лоб, он самодовольно улыбается, выпятив подбородок… без пиджака он выглядит уже не таким мощным, и плечи у него покатые и узкие… зачем понадобилось ему появляться в таком месте?.. малопривлекательная игра… секрет ловли бродячей собаки состоит в том, чтобы сделать вид, что твое внимание поглощено совсем другим, – в создавшейся обстановке я тоже должен поступить аналогичным образом, но тем не менее… как же сделать так, чтобы эта самая бродячая собака, виляя хвостом, выползла из того места, которое должно было быть этим совсем другим.

– Сегодня у нас день случайностей… нет, я просто поражен… – И даже не стараясь сделать вид, что поражен: – Я буквально потрясен… я так и думал, что вы обязательно пронюхаете об этой базе… да что же вы стоите, присаживайтесь, пожалуйста…

– Но почему же вы молчали, если знали о ней?.. – Не теряя времени, включаю магнитофон. – Ведь и в заявлении о розыске ясно сказано, что будут предоставлены все имеющиеся сведения…

– Послушайте, разве же нужно сообщать все подряд, даже сведения, не представляющие никакой ценности? – Он беззаботно окликает секретаршу: – Девушка, простите, что беспокою вас, принесите гостю чашечку чая.

Девушка молча поднимается. Смятая юбка, наэлектризованная током, прилипла, повторяя очертания зада.

– Если вам эти сведения казались ненужными, все равно было бы лучше заранее рассказать о том, что они не нужны, и объяснить, по какой причине.

– Какая неприветливая девица… – игнорируя мои слова и закидывая ногу на ногу. – Я надоел вам, верно? Куда бы вы ни направлялись, я тут как тут, в роли злодея… и, что самое удивительное, если такое отношение ко мне, как к злодею, будет продолжаться, в конце концов за мной утвердится репутация злодея, да и сам я в это поверю…

– Все таки что же вы здесь делаете?

– Действительно, что?

– Опять случайно, да? Бесцельно бродя, случайно наткнулись на эту базу и вот…

– Меня привлекла одна из версий. – Он весело рассмеялся и щелкнул пальцами. – Нет, я не шучу, вам не зря все это кажется таким подозрительным. Правда, не зря. Здесь причудливо переплелись самые разные нити.

– Коль скоро вы так считаете, следовало бы мне все подробно объяснить.

– Я хотел, если бы мне это удалось, сделать вид, что ничего не знаю… но у вас такое испуганное лицо… ладно, расскажу все как есть… по правде говоря, я приехал сюда с целью шантажа.

– Шантажа?

– Девушка, правду я говорю?

Девушка сняла металлический чайник с керосиновой печки, стоявшей перед стеллажом, и наливая кипяток в большой фарфоровый чайник, застыла в этой позе, не собираясь отвечать. Но именно это молчание и было красноречивее любых слов.

Называвший себя братом с безучастным видом продолжал:

– Сегодня я заранее предупредил, чтобы для меня был приготовлен чек… хозяин сбежал, куда – не представляю, а девица есть девица, упрямо твердит: ничего, мол, не знаю, ничего не ведаю… но только все это, девушка, шито белыми нитками и никакой пользы не принесет. Каждый лишний день только проценты нарастают, вот и все. Поняли? Вы и хозяину это растолкуйте. У меня времени сколько угодно – буду ездить хоть каждый день.

Девушка, сохраняя самообладание, с замкнутым видом ставит на стол две грубые чашки, наполненные до краев жидким чаем, и молча возвращается на свое место. Кто бы подумал, что такая упорная девушка.

– Да, неласковая девица. Может быть, у нее сложилось обо мне превратное представление? Тот, кто шантажирует, – негодяй, верно, но и тот, кого шантажируют, ничуть не меньший негодяй – вот ведь в чем дело.

Встретившись с ним всего второй раз, я уже застиг его врасплох, и, несмотря на это… он без всякого смущения, в открытую заявляет, что занимается шантажом… какие же нервы нужно иметь… я и с самого начала относился к нему настороженно, но, когда он нанес мне такой наглый, неожиданный удар, я сразу же превратился в муху, утонувшую в горшке с патокой. Действительно, у меня было тайное желание, если представится случай, сорвать с него маску – это правда. Но создавшееся положение не вселяло надежды, что он позволит мне это сделать. Так или иначе, он – частица заявительницы, он – обитатель привилегированной запретной зоны. И к чему бы ему помогать мне подловить его? Просто трюк, может быть?.. но с какой же целью? А вдруг он просто любитель саморазоблачений?.. слишком уж мало я его знаю.

– То, что вы делаете, – плохо само по себе, но, кроме того, это вообще не занятие. – И понимая, что здесь доброжелательность, наоборот, может принести вред: – Во первых, я уже начинаю сомневаться, насколько чистосердечным было заявление о розыске.

– Почему?

– Слишком много вы скрываете. У меня и в мыслях не было, что на топливной базе провинциального городка могут оказаться такие неожиданные находки. Для настоящей сцены она мне казалась чересчур грубо сколоченной.

– Но если вмешиваются шантаж, вымогательство, тогда…

– Да, и к тому же тот, кто шантажирует, – родственник пропавшего…

Продолжая смотреть на меня исподлобья, он поднес чашку к губам и, отхлебывая чай, заговорил:

– Так я и думал. Вы весьма проницательны. Но и обезьяна, бывает, падает с дерева. Я вас не собираюсь обманывать. Вам не за что уцепиться, и понадобилась моя голова, но вы просчитались. С чего же я должен начать объяснения? Прежде всего с цели, правда? Итак, зачем мне потребовалось прибегать к шантажу?..

Неожиданно его прерывает резкий автомобильный гудок. Работающий точно с одышкой мотор принадлежит трехколесному пикапу довольно старой модели. Может быть, моя машина мешает погрузке и выгрузке баллонов? Потом снаружи доносится голос: «Простите, вы машину не подадите вперед?» Я направляюсь к двери, он вслед за мной тоже встает и поспешно надевает пиджак. Ну, что ж, с этим я сегодня и уезжаю… в пиджаке он снова превращается в черную стену… проходя мимо девушки, неожиданно протягивает руку и хватает ее за нос. Она вскакивает со стула, стул падает, но девушка не издает ни звука.

– Не забудь, передай хозяину. – И сняв пальто, висевшее на гвозде, и перекидывая его через руку: – Сколько бы он ни тянул – мне все равно: проценты, которые причитаются, я получу, тютелька в тютельку.

Поднялся ветер. Небо развевается, точно черное одеяло. Когда, обменявшись с рабочими нечленораздельными приветствиями, я сажусь в машину, человек, называвший себя братом, как само собой разумеющееся, берется за ручку дверцы и ждет. Включаю мотор, и он тут же садится ко мне в машину. Сильно жму на акселератор, но остывший мотор лишь мелко дрожит – кажется, что тебя разбил паралич и ты уже никуда не годен.

А этот самый братец невозмутимо продолжает:

– Нет, нет… важнее не цель, а средство… итак, почему я пошел на шантаж? Мне нужны деньги… верно… одни только расходы по розыску, который вы ведете, – тридцать тысяч в неделю… пособие, которое получила сестра, – это же сущая мелочь… тридцать тысяч в неделю… Значит, в месяц – сто двадцать тысяч… одной честной работой разве добудешь такую сумму?

– В месяц… вы собираетесь и дальше продолжать розыски?

– Конечно. Я ведь сам занимался ими целых полгода. Неужели же вы могли рассчитывать, что справитесь за какую то неделю? Да из одного самолюбия я достану деньги. Если потребуется, пусть хоть год… ничего, посмотрим, кто из нас упорнее…

Он слегка улыбается, а я не знаю, что и подумать. Продолжение розысков… но где же моя способность хватать на лету, хотя и достаточно подпорченная… спички с черной головкой и спички с белой головкой в одном коробке… намеренно случайная встреча на автостоянке перед кафе «Камелия»… еще более намеренно случайная встреча на топливной базе М. …признание в шантаже… если он просто подозрительная темная личность, тогда все понятно, но он без конца лезет вперед, нет, он не просто подозрительная личность… закурю, пожалуй… бесконечное продолжение?.. двигатель работает с перебоями… включаю отопление… раскаиваюсь ли я?.. а что, если заявители не на словах, но на самом деле хотят узнать правду, хотят узнать истинное положение вещей?.. как бы там ни было, нужно еще раз встретиться с этой женщиной и еще раз четко наметить границы карты… стоя спиной к лимонной шторе и книжной полке и нервно теребя бескровными пальцами скатерть на углу стола, она сосредоточенно ждет чего то. То же ли это «что то», на которое надеется брат, – вот что необходимо узнать прежде всего.

Точно поняв мое состояние, он слабо улыбается и грустным голосом, в котором слышится насмешка над самим собой:

– Непростительно я себя веду… подобное поведение может быть терпимо… даже обыкновенный жулик, когда он порывает с прошлым, и тот старается не давать волю рукам… если вам не удастся добраться до сути, мы, конечно, в претензии не будем… здесь уж ничего не поделаешь, правда? сестра – женщина неполноценная, он – гомосексуалист, вы так, наверно, думаете?.. педераст так педераст, как вам угодно, но все равно, если не докопаться до сути… если любыми средствами не вернуть его и не заставить выбросить из головы мысль о побеге… сестра будет конченым человеком… черт возьми!.. вы меня понимаете?

К сожалению, понимаю слабо… прямо на нас мчится взявший слишком вправо грузовик, и я непроизвольно нажимаю на тормоз… что же он пытается внушить мне?.. зачем ему нужно, чтобы я осознал, как необходимо найти его и доставить этой женщине?.. неужели он не понимает, что, внушая мне такую мысль, он, наоборот, вредит сестре?.. пыль от пронесшегося грузовика поглотила всю дорогу… говорят, что самый умный вор – это тот, который делает вид, что его обворовали, так что…

– Так что надежда только на вас… расходы я беру на себя… не будет другого выхода – поплыву во Вьетнам… если набрать человек тридцать и составить из них команду, за один рейс тысяч двести можно заработать… вы не думаете, что нам с вами стоит сойтись поближе?..

– Вы пьяны?

Голос спокойный, но дверь остается на цепочке. То, что я пьян, видно сразу.

– Если можно, хотел бы обязательно еще сегодня поговорить с вами… необходимо для завтрашних розысков…

Женщина, колеблясь, медленно сняла цепочку, впустила меня и оставила в прохожей, сама же, одной рукой придерживая воротник пальто, накинутого поверх ночной рубахи, а другой – поправляя растрепавшиеся на затылке волосы, проскользнула в комнату. Я непроизвольно осматриваю пол в прихожей

– ищу мужские ботинки. И в то же время прислушиваюсь к происходящему в комнате… что я подозреваю?.. я сам удивляюсь, осознав свое подозрение… он здесь или его здесь нет… а что, если, притворившись пропавшим без вести, он на самом деле тайно прячется в собственном доме…

Вздор, конечно, но нельзя сказать, что подобная мысль абсолютно беспочвенна. Ведь первое ее приветствие сейчас, глубокой ночью, было: «Вы пьяны?» А разве для нанимательницы, как любой нанимательницы, не было бы естественным прежде всего ждать новых известий?



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-07-14 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: