Беовульф, владыка геатов, в гневе взревел как медведь, схватился за свой острый меч, яростно озираясь по сторонам. Остальные же были в ужасе, ибо боялись они злобы Отца Бед. Увидев это, Кинрик повелел Хеорренде спеть веселую песнь: 
Заря встает,
Петух поет,
Героев зовет
На пир волков!
Друга, вставайте,
Утро встречайте,
Щитами сверкайте,
Водена кровь!
Виглаф Скильдинг,
Геатов опора,
Перед врагом
Не опустит взора!
Рад не вину он
И не утехам —
Ждет он кровавей
Копий потехи!
От песни этой воспрянули духом герои. Приготовили они оружие, надели кольчуги и выступили вместе с королем к месту жертвоприношения. Там намеревались они принести блот, чтобы Владыка Мертвыхмог отметить врага своим Копьем, даруя победу своим приверженцам. Так пришли они на священное поле близ леса, называемое Эт Веонфельда. Там главный блотере двора Кинрика приготовил великий сиге-блот Дарителю Побед.
Кинрик поднялся на стоявший там королевский курган, на вершине которого стоял королевский помост, стапол, с которого король изрекает знамения года. Кинрик воссел на трон, установленный на стаполе, положив руки на колени ладонями вверх в знак мольбы к Тому, кто живет за Радужным Мостом. Вокруг священного поля собрались воины Вест-Сэксе, жрецы, совершающие блот и хусл, а также землепашцы, чьи рабы возделывали эту землю. Девять ночей мир был в этом святилище. Никто не смел приносить сюда оружия, поскольку мир короля был на Эт Веонфельда все время сиге-блот.
Когда король занял свое место на стаполе и все его люди уселись вокруг на священном кургане, перед ними явился сын Кинрика Кеавлин. Был он наг, одет лишь воздухом, чтобы клятва его стала действенной. Был он открыт перед всеми стихиями, открыт взору бога. Он поклонился стихиям, прежде чем приблизиться к подножию королевского кургана. Туда привели того бриттского князя, чью крепость Кинрик взял обманом. Царственный пленник лежал навзничь на большой каменной плите. На теле его зияли раны, он был весь в крови. Но белое тело его окружало сияние, и многие это заметили.
Руки и ноги его были крепко стянуты веревками из жил, поскольку люди боялись, что на нем есть рунное заклятье, которое может освободить его. Разве сам Христос, Бог бриттов, не высвободил душу из тела, холодной темницы души, когда висел на своем виселичном дереве? Воистину, был то великий знаток заклятий, и среди его последователей, как известно, было много колдунов, леодрунан, которым их тролль-владыка пожаловал силу напускать чары.
Кеавлин взял острый нож у главного блотере, стоявшего рядом, и приблизился к пленнику. Подняв сверкающий клинок над головой, принц гевиссов повернулся к собравшимся и воскликнул:
— Ныне предаю я этого человека Водену, чтобы даровал он нам победу в дни войны и изобилие в дни мира!
Сказав это, он перевернул пленника на живот и сорвал с него лохмотья. Затем, упершись мускулистым коленом в крестец несчастной жертвы, он поднял нож и всадил его между лопаток связанного человека. Он тщательно отделил ребра от хребта и из разреза вынул легкие и сердце. Из рассеченной гортани мертвого вырвался протяжный пронзительный вопль, похожий на визг свиньи, которой мясник перерезает глотку на Блотмонат.
Так Кеавлин вырезал кровавого орла на спине князя бриттов, и тот умер у могильного кургана. Кровь его оросила камень и траву вокруг. [33] Так погиб благороднейший из юных князей бриттов, посвященный Владыке Виселиц, на священном поле Эт Веонфельда.
Его долгий дрожащий вопль задохнулся в окружающих поле зарослях, а от поклоняющихся послышался вздох радости и священного трепета. Все увидели, что блот приятен Водену, когда огромный ворон опустился с хриплым хихиканьем на ясень неподалеку, а затем, хлопая черными крыльями, улетел к ясному своду небес. Толпа воинов дружно раскачивалась в восторге, полузакрыв глаза. Король Кинрик все время сидел на своем стаполе, молитвенно держа руки на коленях ладонями вверх, и его старое лицо было непроницаемо. Он вместе со своим народом молился о том, чтобы дана была ему удача Хенгиста, власть обширная и жестокая, как у Эорманрика, и битва страшная, как та, на которую Этла привел людей земли. Этле Кинрик посвятил своего сына Кеавлина, если только получит он победу над врагами.
Главный блотере наполнил сосуд кровью, все еще бившей из тела молодого человека, и поставил его на каменную плиту. Веточками он разбрызгал кровь, рассмотрел получившийся узор и возвестил грядущее. Затем короли подошли и испили крови князя бриттов, произнеся здравицу сначала Водену, дарителю побед, затем королю Кинрику, чтобы было процветающим его правление, и под конец сонму богов, каждому в должной последовательности.
После этого тело разрезали на части и развесили на ветвях дерева в рощице неподалеку. На остальных ветках повесили волков, которых в сетях притащили туда рабы. Затем Кинрик спустился с королевского кургана, и, подойдя туда, где висело окровавленное тело молодого князя без рук и ног, он вывел на нем знак Ведена острием своего копья — руну славы и знак Колесницы, что верно служит всем князьям. И эта жертва была приятна Владыке Повешенных.
Кеавлин, юный, нагим плясал перед ним на лезвиях мечей в тени виселичного дерева. Как загорающийся на востоке рассвет, светло мелькало его гибкое тело, как огненный дракон, летящий над далекими холмами, как выходящая из-за облака луна. И пока благородный прыгал в пляске, короли и воины пели хором, выли и топали по зеленой земле. 
— Прочь! Прочь! — кричали простолюдины, подданные короля Кинрика — Прочь, туда, где вэлькирге ищут убитых! Идите за нами к пещере, откуда мало кто вернется! Из леса подползает злое время тьмы, тьмы смерти и радости битвы! Мы мчимся по пути воинов — херепат, — что ведет к Вэль-хеалле, вокруг холма, на котором стоит светлый чертог Водена! Мудрейший Всеотец, исполни наши желания! Это ты даешь золото щитоносным героям, ты, подаривший шлем и кольчугу Херемоду, который положил перед Сигемундом острейший из мечей, ты помог ему обрести Хрунтинг, погибель курганного духа! Одним ты даешь славу, другим — сокровища, многим — щедрость на слово, Ос, даруешь цену ока своего, мудрость, королям. Кораблям-драконам, странствующим по волнам морским, посылаешь ты попутный ветер, искусство сложения рун даруешь ты скопам — дай же мужества воину, наносящему удар!
На краю камня для блот рунознатец вырезал следующие руны:
Ни железу резать,
Ни солнцу видеть,
Ни людям читать
Эти заклятья,
Покуда на запад
Идет луна
Ни твари безумной
Их силу украсть
Политы красным
Сердца соком,
Вырезаны
На крепкой уключине.
Столп Бриттене
Послушен веслам
И нашим рукам
Что за личину
Носил Воин-бог,
Идя на закат
От страны бойцов?
Чешуей одетые
Стаей плывут
Стремниной битвы
Птица сражений
Кричит на трупе
Врага убитого —
Страшитесь, веалы,
Гореносцы!
Блот был совершен, блотере обвел окровавленными веточками спет, и знамения, которые увидели герои по дороге к священному полю, были благоприятными. Черный ворон летел над ними, у дороги видели двух отважных воинов, и дважды провыл под ясенем серый волк. Рабы вырезали из священной земли ленту дерна, которую повесили на копье Кинрика. И все облаченные в кольчуги герои прошли сверкающей вереницей под этим Земляным Ожерельем, поклявшись не омывать рук и не чесать волос, покуда холодные уста секиры не принесут победу Кинрику. Под этим дерновым сводом было богатство большее, чем ожерелье Бросингов, ибо был это Остров Бриттене, богатейший край, что лежит за пределами королевства румвалов вокруг Вендель-сэ.
Теперь, уже облаченный в звонкую кольчугу и шлем, эделинг Кеавлин вынес вперед тууф, стяг Вест-Сэксе с Белым Драконом из хранилища в священной роще. Мрачный курганный житель, он выдыхал пламя и ронял яд, когда злые враги пытались украсть у него сокровище, принадлежащее только ему. Вылетел он из королевского кургана, от кровавого рунного камня у его подножия, вырвался на широкий херепат, что ведет к полю, над которым кричат вороны, стоят лужи крови героев, выбитые зубы убитых плавают в кровавых водоворотах, стачиваясь о камни на пути, блестя в жиже среди осколков костей и отсеченных конечностей. Место схватки подплывает кровью, вокруг стоячие кровавые реки, и густая дымящаяся кровь бьет из жил, затопляя трупы убитых!
Настал миг, когда Кинрик должен был расстаться со своим сыном Кеавлином, и перед лицом всех воинов высказал он ему то, что лежало у него на душе:
— Пришло время, сын мой, тебе с сотней стойких воинов держать для нас эту каменную твердыню бриттов. Скоро их войско появится под этими стенами, не зная, что теперь их удерживают воины Одноокого Владыки Побед! Твоя задача — задерживать бриттов, пока мы тайными тропами не подойдем туда, где их король остался без защиты в разрушенных стенах старой крепости, не ведая о подходе нашего непобедимого войска. И когда их войско узнает, что их король убит, мы с благородными королями подойдем к ним с тыла яростной волчьей стаей, и они не смогут дать нам сильного отпора.
Но остерегайся, сын мой, завязывать с бриттами сражение вне стен — ведь твой отряд мал, а их войско велико. Помни, что я, отец твой, стар, и наши родичи среди гевиссов и племена Вест-Сэксе метят тебя в мои преемники!
Кеавлин поклялся выполнить волю своего отца, заявив, что щит его готов, стрела на тетиве, меч заточен. Отвага — смелым, шлем — храброму, и ничего трусливому сердцем! Тогда владыка гевиссов, благородный сын Кердика, поцеловал своего сына и обнял его. Слезы показались на глазах седого воина. Был он стар, и годы принесли ему мудрость, и понимал он, что может ждать лишь двух исходов. Второй был менее вероятен, хотя кто знает, какой вирд уготован ему на этой земле? Может, он никогда больше не увидит своего благородного сына среди столь воинственного собрания. Сын его был ему так дорог, что не мог он сдержать источника своего сердца. Тоска по любимому сыну горела в его крови, и крепко держали ее завязки его сердца. Он заплакал, и сердце его заныло.
Кеавлин остался со своим отрядом — малым, да бесстрашным — выполнять приказание отца. Он отправился в крепкие стены древнего города, построенного умелыми людьми Ромабурга в давние дни.
Кинрик с великим войском выступил в поход — билось перед ними знамя тууфа, ревели рога, кричали воины, топали копыта. Из города, что некогда принадлежал румвалам, а затем бриттам, а ныне был в руках ангель-кинн, вышли герои через западные ворота. Перед ними через лес шла прямая, как стрела, широкая дорога, старинное чудесное творение людей Ромабурга. Широкие плиты бледно мерцали в лучах утреннего солнца Оно вело воинов за собой. Каждое колечко в каждой кольчуге сверкало переплетениями, каждое кольцо в одеянии идущих на битву воинов пело. Горе врагам, что осмелятся встать на пути этого могучего войска!
По холмам и долинам стремилась дорога, и казалось, что это стрела мчится сквозь податливый воздух, а не дорога пробирается сквозь кусты и болота, через реки и сырые нагорья. Наконец, через много дней, подошел Кинрик со своим войском к Кердикес-беоргу. Там совершил он в низине богатое жертвоприношение, блот, своему отцу Кердику, князю гевиссов, который был убит в сражении с Артуром, королем бриттов. В этом высоком кургане, насыпанном воинами гевиссов над пеплом своего павшего владыки, скрывалось множество обручий и драгоценных украшений, награбленных у бриттов, богатство танов. Теперь это сокровище хранила земля — золото лежало там, да и сейчас лежит, недоступное людям.
Высоко на могильном кургане водрузил Кинрик тууф Белого Дракона и немного постоял рядом с ним. Горькими были мысли его — вспоминал он тот день, когда пламя костра поглотило вождя воинов, столь часто противостоявшего железному ливню, когда вихрь стрел слетал с тетивы лука, стремясь к стене щитов, и оперенное древко совершало свое дело, направляя наконечник в цель.
И поклялся Кинрик катящимся к югу солнцем, высокой Скалой Водена и священным Кольцом Вульдора отомстить за смерть своего отца и за тана Вигмера, который сгинул в темнице Артура. Этими тремя клятвами обещал он разорить землю бриттов, напитать ее кровью ее воинов, забрать ее себе и предать Мэглкона, наследника Артура, жестокой смерти. После этого его блотере наложил на курган заклятья, чтобы не отверзался он, чтобы не вспыхивали могильные огоньки, чтобы могильный дух спокойно лежал в своей гробнице. Но прежде, чем воткнуть вокруг королевской усыпальницы рунные посохи, блотере посмотрел, как с них капает кровь зарубленных, и понял, что ушли они торить красную дорогу войны.
После этого войско двинулось вперед, пока наконец не достигло оно другой большой дороги, пересекавшей прежнюю с севера на юг. К югу она вела к большому дворцу Кинрика у Винтанкеастера, который намеревалось разорить войско бриттских королей, не ведая о том, что их замысел известен мудрому королю гевиссов. Они замышляли осквернить этот прекраснейший из домов кровью, оросить его каплями, падающими с острых мечей. Но вирд сулил совсем иное!
Князья проехали по дороге несколько миль, пока не достигли другого перекрестка. Там Кинрик и бесчисленное войско королей крови Водена повернули к западу, вступив на тропу, пересекавшую широкую дорогу. Не по искусно проложенной дороге румвалов было им идти, но по священной тропе, хеарх-вег, проведенной Владыкой Насыпей, прежде чем ангель-кинн пришли населить Остров Бриттене. Эта дорога пересекает Остров от моря до моря, от королевства Кантваре, которое Хенгист вырвал у Виртгеорна, до полуострова Корнвеалас, где некогда был двор Медведя Бриттене. А посередине ее стоит Круг Великанов, Пуп Бриттене.
Теперь лес копий двигался по хеарх-вег, пересекая холмы и каменистые гребни, переваливая через далекие дюны и обходя трясины нагорий. Далеко внизу теперь лежали прямые дороги румвалов — среди равнинных зеленых пастбищ, окутанных туманом в теплых лучах солнца. По дорогам этим часто ходили войска бриттов. На счастье их коварных врагов, всадники в кольчугах служившие Красному Дракону, не подумали посмотреть на холмы, на поросшую колючим кустарником россыпь камней, на нехоженый край, где по поросшим утесником холмам извивалось темное воинство Белого Дракона, гибкое и осторожное, как змей в своем кургане.
Под рваными облаками, беспокойно мятущимися по грозному небу, на черных крыльях бешеного ветра с криком парил черный ворон — вечно жаждущая битвы птица. И по этому поняли князья гевиссов и воинство ангель-кинн, что Даритель Побед, любящий пустынные края, смотрит на них и направляет их путь.
Так войско пересекло пустоши, и шаги их направлял по хеарх-вег Владыка Копья. Сопровождала их в пути черная птица, которую Друг Ворона послал вести их к месту битвы. Днем они шли за пернатым разбойником, придерживаясь хеарх-вег, идущей по гребням холмов. Ночью, отдыхая под звездами, видели они вдалеке бледный свет, как будто от светильника перед вратами чертога.
Наконец достигли они места, где дорога спускалась в роскошную зеленую долину, по которой спокойно вилась между поросшими осокой болотами и летними лугами полноводная река. Путь ее отмечали волнующиеся на ветру ивы — там, где она разливалась весенним половодьем. Поначалу показалось им, что единственным признаком жизни в этом одиноком зеленом уголке среди голых холмов был лишь слабый печальный крик кроншнепа, что принес разыгравшийся ветерок. Но, посмотрев вниз на эту сторону, короли увидели далеко под ними дымок, поднимавшийся от усадеб, теснившихся вдоль опушки леска. Садящееся солнце отбрасывало длинные тени туда, где земледельцы усердно трудились, возделывая светлую известковую почву.
Были ли это смуглые враги ангель-кинн, говорившие на трескучем наречии веалов, или далеко забравшиеся поселенцы из их собственного народа, стойкие почитатели Ведена, понять было невозможно. Кто бы они ни были, кучка хижин среди зарослей утесника там, внизу, показалась наблюдателям на гребне холма самой дальней границей Срединного Мира.
На дальней стороне широкой равнины поднимался темный ряд угрюмых обрывистых холмов, ограждавших весь этот край с севера. Красный отблеск садящегося солнца на них не попадал. И на этом высоком крутом откосе короли едва могли рассмотреть свою тропу, которая, пройдя ниже мощеной дороги, через заливные луга, карабкалась по глубокой расщелине среди скал.
Сидя верхом на коне на склоне южных холмов рядом с согнувшимся под ветром ясенем, Кинрик окинул взглядом этот пустынный вид. Теперь он понял, что ворон на самом деле вел их верно, поскольку на гребне холма перед ними, на хмуром небе вырисовывались темные очертания огромного могильного кургана. Он возвышался высоко над долиной, мрачный и черный, как припавший к земле волк, что лежит, подняв широкую морду, чтобы поймать резкий ветер, летящий с востока. И, словно отвечая его мыслям, черная птица хрипло каркнула в вышине, паря над ним на волне ветра, поднятого биением его могучих крыльев.
Кинрик понял, что перед этим курганом ему предстоит встретить свой вирд, и приказал войску пересечь заливные луга и подняться на противоположные вершины. Стойкие шлемоносцы, пересекли они мощеную дорогу под цокот конских копыт, разбрызгивавших воду на броде, и подъехали к подножью скалистого утеса. Там им пришлось спешиться и вести коней в поводу, отважно взбираясь по узкой тропке вверх по холодному крутому склону. Ночь окутывала мир своим темным плащом — настали сумерки, час, когда огнедышащий страж курганного сокровища рыщет вокруг своего логова, все сжигая и извиваясь в своем безжалостном гневе. Отважные воины плотно шли друг за другом вверх по тропе, пока вдруг как-то сразу не оказались на вершине, где увидели темные очертания кургана на ночном небе.
Вокруг кургана плясали могильные огоньки, что послужили сигнальными кострами войску в ночной дороге. У подножья кургана они были бледными и тянулись вверх, окружая курган стеной алых и белых щитов, сдвинутых край к краю, которой ни одному воину не проломить. Река пламени струилась вокруг кургана — так Мировой Змейопоясывает землю. Ни одному человеку не пересечь этой огненной границы живым, но Кинрик, седобородый мудрый король, и Беовульф, сын Эггтеова, величайший из воителей, что когда-либо жили на земле, оставили войско на дороге и приблизились к огненному кольцу.
Показалось королям, что за мечущимися тенями в кругу пламени увидели они огромное дерево, тянущееся из вершины кургана. Оно было таким высоким, что казалось, будто бы оно достигает самого звездного неба, где ярко блещет на закопченных стропилах небесного чертога Карлес Вэн.
На дереве висело нагое изможденное тело, и холодное пламя окутывало его пляшущими тенями. На его плечо опустился ворон, который выклевал глаз из его глазницы и стал срывать мясо с костей. С нагого трупа падали куски гнилого мяса и личинки, и огромный вепрь у подножья дерева пожирал их.
Тело повешенного было все переломано и скручено, и тень окутывала его лицо — Гримес врасен. Но теперь старые воины поняли, что пришли они к волчьему дереву на холодном ветру, что к закату от Вэль-хеаллы, и что раскачивается на нем сам Владыка Виселиц, скача на страшном жеребце к пасти Хель. Некоторое время думали они, что он мертв, но затем в холодной ночи на вершине продуваемого ветром утеса услышали его хриплый смех.
— Зачем прилетел, ворон? — прокаркал он своему мрачному товарищу. — Откуда прилетел ты ввечеру с окровавленным клювом? Лохмотья плоти на твоих когтях, вонь гнилого мяса исходит из клюва твоего. Сдается мне, был ты на месте, где рядами лежат трупы!
Черноперый брат орла вытер клюв и, наклонив голову, ответил:
— Я летел тропой Кинрика, сына Кердика, с той поры, как вылупился из яйца.
Повешенный на миг замолк, затем ответил голосом, казалось, полным муки от усталости и страданий:
— Тогда алой дорогой прилетел ты, сырой дорогой, дорогой побоища. Если это твой путь, то да будет тебе пир в конце его, столь же обильный, как и у героев в Вэль-хеалле! Ты прилетишь на поле, где от трупов будет так тесно, что пятки бойцов будут скользить на рассеченных лицах убитых. Многие останутся там на поживу воронам, плоть их будут рвать кривые клювы голодных орлов — гусь трупов набьет брюхо до отвала на пиру мертвых! Но таков путь бесстрашных князей — пасть в бою, окружая своего короля тесным кругом даже в смерти.
Но почему страшишься таких речей ты, седобородый сын Кердика, и ты, могучий герой ведеров, убийца чудовищ в чертоге и болоте? Какой воин-король ждет Анатирма, Червя Ауна, безболезненной смерти от старости? Лишь герой, сраженный копьем или зарубленный острым мечом, может войти в великие врата Вэль-хеаллы и пировать вместе со мной!
Тогда поняли князья, с кем говорят они, чье это тело висит на курганном ясене.
— Верно, это Владыка Повешенных, — сказал Кинрик Беовульфу, — могучий в битве, которому хватает и одного ока. Если хочешь встать с ним лицом к лицу, то наклони голову и посмотри здесь, под моей рукой, где я упираю ее в бок. Ты должен осенить свои глаза знаком победы, если хочешь познать взгляд бога войны.
Но могучий сын Эггтеова, троллеубийца, владыка ведеров и геатов, сердито рассмеялся на эти слова и мрачно прорычал:
— Даже Владыки Убитых не устрашится убийца Гренделя и его родительницы! В хватке моей — сила тридцати мужей. Этим светлым мечом Нэглингом встречу я Разжигателя Битв. Думаю я, не будет законным уложить на войне разжигающего войну бога, ежели он выйдет против меня со своим Копьем!
Нагой повешенный рассмеялся в ночной тьме на эти нахальные слова, хотя ворон все клевал его отстающую от костей плоть.
— Ты храбрый человек, Беовульф, сын Эггтеова! Приятны мне такие слова, и много сделаю я для тебя, когда придешь ты пировать в мой медовый чертог. Сдается мне, ты меня не боишься — но почему тогда ты ищешь меня здесь, на моем древе на ветру? Дам я тебе совет: не выходи ночью, разве что тебя поставят в дозор или будешь искать место облегчиться. Думается мне, что ты сюда пришел не за первым и не за вторым. Хотя ты и презираешь мое Копье, мои слова будут хоть сколько-то полезны тебе.
Не смейся над стариком, троллеубийца! Часто мудрые слова исходят от того, у кого сморщенная кожа, обвисшая, высохшая, таятся они среди изношенных внутренностей! Не всегда был я таков и не всегда есть я таков, каким ты видишь меня сейчас. Много раз обнимал я на ложе дочь тана — белой была ее нежная кожа, когда пробуждалась она от стрел утреннего солнца. Среди тростников ждал я, под крышей коровника, под повозкой на грязном дворе — пусть отцы и мужья следят как могут — всегда я добивался своего!
— Говорят люди, что ты обманщик, — ответил Кинрик из-за могильных огней. — Хотя ты и клялся на священном кольце, ты же все равно украл у великанов мед поэзии и магические руны. Верно ли это или нет, о Даритель Побед?
При этих словах тощий висельник испустил тяжкий стон. Из разрыва в несущихся по небу облаках на миг выглянула луна и осветила его истерзанное тело, и вид его изрубленной и изорванной плоти пробудил жалость в сердцах закаленных битвой героев.
— Правдивы слова твои, о сын Кердика, — я действительно украл мед и забрал руны. Но, сдается мне, не людям роптать на мой обман, ибо жестокую цену я заплатил. Девять ночей висел я на качавшемся на ветру виселичном дереве, целых девять ночей, одна за другой, висел я, пронзенный Копьем, посвященный себе же самим собой, висел на виселичном дереве — кто ведает, откуда идут его корни? И никто не пришел принести мне хлеба, никто не подал рог, чтобы напиться. Я смотрел вниз, я похитил руны. Вопя, я схватил их и лишился чувств.
Ветер, что летел над холмом, улегся в лесу внизу. На курган Воднесбеорг пала ночная тишь. Неподвижно висело истерзанное тело на дереве, и стало казаться, что страдалец испустил дух.
Наконец владыка геатов нарушил молчание, решительно крикнув над пламенной стеной:
— Не поможешь ли ты нам, Даритель Побед? На Запад Дорогой Китов приплыл я с моими благородными соратниками, дабы помочь Кинрику добыть такое же королевство, какое добыл Эорманрик или уничтожил Этла. Гляди, это меч Нэглинг, коим убил я страшную тролльшу в ее пещере. Теперь же клянусь я не вкладывать его в ножны, доколе не пройдет он между головой и плечами Мэглкона, называющего себя Драконом Бриттов. Он почитает Криста, жуткого повелителя инеистых великанов, и, сдается мне, не друг он тебе и твоим почитателям.
С этими словами Беовульф обнажил могучий клинок, искусную работу гномов, светлый блеск которого отразился в ночном небе, где на плаще ночи ярко блистал Меч Тюра.
Кинрик, седой и умудренный годами король, тоже заговорил:
— Ищем мы мудрости, что идет из чтения рун, о Высокий. Наши воины отважны, как этот доблестный враг пчел, и бесчисленны их отряды, пришедшие по пути китов, как звезды на Тропе Иринга. Мы все опасаемся, как бы враг наш не избегнул нашей мести. Нашей собственной хитростью разлучили мы их короля с его воинством, а теперь мы хотим найти его крепость в этих пустынных краях, чтобы поскорее убить его, прежде чем его таны раскроют обман. Направишь ли ты наши шаги, о Знающий Дороги Отец Побед?
Снова повешенный на некоторое время замолчал. Огни вокруг его священного кургана становились все ниже и ниже, судорожно вспыхивая, пока не показалось, что они вот-вот уйдут под тронутую инеем траву на отвесном склоне холма. Воины ангель-кинн на проходящей рядом дороге с ужасом наблюдали за тем, как умирало пламя судьбы. Они боялись, что их королей схватят горные тролли или эльфы, которые иногда мелькают перед взором человека, пролетая над курганами. Наконец услышал Кинрик во мраке тихие слова страдальца:
— Я направлю ваши шаги, разгадаю загадки, прочту руны, — прошептал нагой повешенный. — Я знаю чары, посредством коих я, увидев висящее на дереве мертвое тело, режу и черчу руны, приманивая висельника спуститься и говорить со мной. Такого человека видел я совсем недавно в твоей священной роще, сын Кердика, и с ним я говорил. На тебя и твое войско наложу я могучие чары, крепкие заклятья власти, которые мудрейший из людей начертал и кои главный из богов вырезал.
Сила моя убывает, как эта луна, и вы должны держать свой путь, чтобы встретить свой вирд. Я не отвергну вашей просьбы. Вам не придется долго идти. Перевалите через насыпь, затем пройдите лощину. Час дереву, час камню — держитесь левой стороны, держитесь правой, пока не увидите Семь Курганов. Если вы верно прочтете руны, то окажетесь в Кольце Вульдора, Кольце, на котором я клянусь хранить вас и ваших людей — ведь они и мои тоже. Тогда появится злато-щетинный, друг Фреа, и поведет ваше войско путем, что ведет в Чертог Водена.
Теперь небо совсем затянуло тучами, заморосил дождь и загасил круг умирающего пламени. Могучее дерево растворилось во тьме, и лишь бледным пятном виднелось во мраке тело повешенного.
— Еще одно скажи! — взмолился Кинрик, громко крикнув напоследок: — Придем ли мы туда к вечеру и что встретим там, когда придем?
Король уловил слабый, угасающий голос:
— С трудом и тревогами доберетесь вы туда к рассвету или около того. А что вы увидите — думаю, вы сами уже знаете. Я-то сам вижу валькирий и воронов вокруг Древа Победы и траву, окропленную ведрами крови. Искусен был ваш обман, и принесет он вам почетные места среди героев, и богата будет награда. Но и я не без прибытка, ибо вижу теперь, что и я получил немного из того, чего даже Тунор не сумел поднять в чертоге великанов, — пусть мало, но и этого может оказаться довольно!
С этими словами Повешенный исчез, растворившись во тьме. И не стало видно ни ворона, терзавшего его плоть, ни вепря, жравшего у него под ногами. Кинрик и Беовульф вернулись к войску и рассказали, что они видели и слышали у Воднесбеорга. Хотя некоторые слова казались загадочными, совет нагого висельника был сочтен добрым и стоящим того, чтобы ему последовать. Ведь в обычае Скрытого говорить загадками, это все знают.