Охватившая меня сила была настолько мощной, что на несколько часов лишила меня способности разговаривать и даже мыслить. Я был словно заморожен полнейшим отсутствием возможности прилагать волевые усилия. Я уже начал оттаивать, но очень медленно и понемногу.
— Без каких бы то ни было целенаправленных действий с нашей стороны, — продолжил дон Хуан, — данный прием древних толтеков разделился для тебя на две части. С помощью первой ты в достаточной степени познакомился с тем, что при этом происходит, а с помощью второй мы попробуем добиться того, к чему собственно и стремились древние толтеки.
Я спросил:
— Но что происходило на самом деле, дон Хуан?
— Существует два варианта объяснения. Сначала я изложу тебе версию древних видящих. Они полагали, что отражающая поверхность, будучи погруженной в воду, увеличивает силу воды. Они имели обыкновение созерцать[18] водные объекты. Отражающая поверхность служила им средством ускорения процесса. Древние видящие считали, что наши глаза являются ключом для входа в неизвестное. Вглядываясь в воду, они позволяли глазам открыть путь.
Затем дон Хуан рассказал, что древние видящие заметили: влажность воды только увлажняет и пропитывает, а вот текучесть — перемещает. Тогда они предположили, что текучесть воды есть устремление к поиску иных уровней бытия, лежащих ниже того, в котором пребываем мы. Согласно их верованиям, вода дана нам не только затем, чтобы поддерживать жизнь, но также и в качестве связующего звена, тропы, ведущей к нижележащим уровням.
— А там много уровней бытия? — спросил я.
— Древние видящие насчитали семь, — ответил дон Хуан.
— А тебе эти уровни известны, дон Хуан?
— Я — видящий нового цикла и, следовательно, смотрю на все это несколько иначе, — сказал он. — Я просто стараюсь показать тебе, что делали древние видящие, и рассказать, во что они верили.
Мои взгляды отличаются от взглядов древних видящих. Но это вовсе не значит, что их практики были ущербными. Неправильными были интерпретации, однако истины, в которые верили древние видящие, имели для них вполне практическое значение. В случае, например, с практиками воды древние толтеки были убеждены, что текучесть воды способна телесно транспортировать человека нашего уровня на любой из семи нижележащих, а также переносить сущность человека в пределах нашего уровня в любом направлении вдоль потока реки. Соответственно, они пользовались текущей водой для перемещения в нашем уровне, а водами глубоких озер и водных источников для погружения в глубины.
Прием, который я тебе показываю, преследует двойственную цель. Во-первых, древние видящие применяли его, чтобы с помощью текучести воды перенестись на первый из нижележащих уровней. Во-вторых, он позволял толтекам лицом к лицу встретиться с живыми существами, на этом уровне обитающими. Помнишь ту форму, которая появилась в нашем зеркале? Похожую на голову? Это и было одно из этих существ. Оно приходило на нас взглянуть.
— Получается, они реально существуют! — воскликнул я.
— Ну, разумеется, — подтвердил дон Хуан.
Он сказал, что древним видящим повредило их заблуждение в настойчивости оставаться приклеенными к своим процедурам. Однако это не снимает действенности сделанных ими находок. Так, например, они обнаружили, что самый верный способ встретиться с одним из существ нижних уровней заключается в использовании водного объема. Причем величина этого объема значения не имеет — и океан, и небольшой пруд одинаково хороши и служат одной и той же цели. Дон Хуан выбрал мелкий ручей только потому, что не любил ходить мокрым. Тот же результат мы могли получить, воспользовавшись озером или большой рекой.
— Представители иного типа жизни приходят на зов человека, чтобы выяснить, в чем дело, — продолжил дон Хуан. — Прием толтеков подобен стуку в дверь, за которой эти существа обитают. Древние видящие говорили, что светлая поверхность на дне служит и приманкой, и окном. Люди и существа нижнего уровня встречаются, подойдя к этому окну.
— Это то, что произошло со мной вчера? — поинтересовался я.
— Древний видящий сказал бы, что вчера ты был втянут силой воды и силой первого уровня. И, кроме того, попал под магнетическое влияние существа, глядевшего на тебя через окно.
— Но в моих ушах звучал голос, и он говорил, что я умираю, — сказал я.
— Голос был прав. Ты умирал, и наверняка умер бы, если бы меня не было рядом. В этом — опасность толтекских практик. Они исключительно эффективны, но в большинстве случаев смертельны.
Я сказал, что, хотя мне и стыдно в этом признаться, я был в ужасе. Я видел эту штуку в зеркале и ощущал охватившую меня силу, и это явно было чересчур…
— Мне бы, конечно, не хотелось заставлять тебя тревожиться, однако пока еще с тобой ничего не произошло, — сказал дон Хуан. — И если дело пойдет так же, как было в моем случае, тебе следует приготовиться к самому жестокому шоку в твоей жизни. И лучше тебе перетрусить сейчас, чем умереть от испуга завтра.
В уме у меня крутилось множество вопросов. Но выговорить хотя бы один из них я не сумел — настолько жуткий страх охватил меня. В горле стоял такой огромный ком, что я не мог сглотнуть слюну. Дон Хуан хохотал до тех пор, пока не закашлялся. Лицо его побагровело. Наконец, ко мне вернулся дар речи. Я начал задавать вопросы, ответами на которые были новые приступы смеха вперемешку с кашлем.
Наконец, дон Хуан произнес:
— Ты представить себе не можешь, насколько все это мне смешно. Я смеюсь вовсе не над тобой, а над ситуацией. В свое время бенефактор заставил меня через все это пройти. И, глядя на проявления твоих эмоций, я не могу не узнавать самого себя.
Я пожаловался на тошноту. Дон Хуан успокоил меня, сказав, что это нормально. В данном случае испуг — вещь совершенно естественная. Пытаться же контролировать страх — неправильно и бессмысленно. Древние видящие пытались подавлять страх даже тогда, когда пугались до безумия. На этом они и попались. Поскольку они не желали отказываться ни от своих поисков, ни от удобных конструкций, они контролировали страх.
— А что мы будем делать с зеркалом дальше? — спросил я.
— Воспользуемся им, чтобы организовать лицом к лицу твою встречу с тем существом, которое ты созерцал вчера.
— И что же происходит при такой встрече?
— Просто одна форма жизни — человеческая — встречается с другой. В нашем случае древний видящий сказал бы, что ты встретился с существом первого уровня текучести воды.
Как объяснил далее дон Хуан, древние видящие полагали, что семь нижележащих уровней — это уровни текучести воды. Поэтому источники имели для них огромнейшее значение. Ведь толтеки думали, что в источнике имеет место обратная текучесть, направленная из глубины к поверхности, и существа нижележащих уровней — то есть иные формы жизни — пользуются ею, чтобы подниматься в наш план бытия, разглядывать нас и за нами наблюдать.
— И в этом смысле древние видящие не ошибались, — продолжал дон Хуан. — Более того, они попали прямо в точку. Существа, которых новые видящие называют союзниками, действительно появляются возле водных источников.
— А то создание в зеркале было союзником? — поинтересовался я.
— Разумеется. Но не таким, какой может быть использован. Традиция использования союзников — я уже рассказывал тебе о ней — берет начало непосредственно от древних видящих. С помощью союзников толтеки совершали чудеса, но все это оказалось бессильным перед лицом реального врага — человека.
— Поскольку эти существа — союзники, они, должно быть, очень опасны, — предположил я.
— Настолько же, насколько опасны мы — люди. Не более и не менее.
— Они способны нас убивать?
— Непосредственно — нет. Но до смерти испугать — безусловно. Они могут пересекать границу самостоятельно. А могут просто подойти к окну. Как ты, наверное, уже понимаешь, древние толтеки тоже не останавливались перед окном, находя странные способы проникновения за него, вниз.
Вторая стадия практики была очень похожа на первую. Все шло по той же самой схеме, правда, на то, чтобы расслабиться и прекратить внутреннее возбуждение[19], мне потребовалось примерно вдвое больше времени, чем в первый раз. Когда это было сделано, отражения наших с доном Хуаном лиц мгновенно прояснились. Примерно час я созерцал зеркало, блуждая взглядом от его отражения к своему и обратно. Я был готов к тому, что союзник может появиться в любой миг, но ничего не происходило. У меня уже болела шея и ныла спина, ноги онемели. Я хотел было опуститься на камень коленями, чтобы несколько уменьшить боль в пояснице. Но дон Хуан прошептал, что в тот миг, когда появится союзник, ощущение дискомфорта улетучится.
И он оказался абсолютно прав. Шок, который я испытал, увидев появившуюся у края зеркала округлую форму, моментально избавил меня от неудобств.
— Что делать дальше? — шепотом спросил я.
— Расслабься и ни на чем не фокусируй взгляд даже на мгновение, — ответил дон Хуан. — Наблюдай за всем, что появляется в зеркале. Пристально гляди, но не вглядывайся.
Я подчинился. Я бегло взглядывал на все, что виднелось в зеркале. В ушах раздался специфический звон. Дон Хуан сказал, что, если я почувствую необычную силу, которая начнет меня охватывать, я должен вращать глазами по часовой стрелке, но ни в коем случае мне не следует поднимать глаза и смотреть на него.
Через мгновение я обнаружил, что отражение в зеркале состоит уже не только из наших с доном Хуаном голов и округлой формы. Поверхность зеркала потемнела и покрылась яркими пятнами фиолетового света. Они увеличивались. Там были также пятна сверкающей черноты. Потом все это превратилось в картинку, похожую на плоское изображение облачного неба в лунную ночь. Вдруг все детали изображения стали резкими, картина пришла в движение. Теперь это была трехмерная перспектива глубины, от которой захватывало дух.
Я знал, что нет никакой возможности противостоять немыслимой притягательности этого зрелища. Оно начало всасывать меня.
Дон Хуан яростно зашептал, приказывая мне вращать глазами, чтобы не погибнуть. Я подчинился, и тут же почувствовал облегчение. Я снова различал наши с союзником отражения. Потом союзник исчез и снова появился на другом краю зеркала.
Дон Хуан приказал держать зеркало изо всех сил, сохранять спокойствие и не делать резких движений. — Что сейчас будет? — прошептал я.
— Союзник попытается выйти, — был ответ.
Стоило ему это произнести, как я тут же почувствовал мощный рывок. Что-то дергало меня за руки. Рывок был из-под зеркала. Словно некая всасывающая сила создавала равномерное давление по всей поверхности рамы.
— Держи зеркало крепко, но смотри, не разбей, — велел дон Хуан.
— Сопротивляйся всасывающей силе. Не позволяй союзнику затянуть зеркало слишком глубоко.
Сила, которая тянула нас вниз, была огромна. Я чувствовал, что пальцы мои либо вот-вот оторвутся, либо их размажет по камням. В какой-то момент мы оба потеряли равновесие, и нам пришлось сойти с камней прямо в воду. Ручей был очень мелким, но вокруг рамы зеркала творилось такое, и сила ударов союзника была столь пугающей, что у меня возникло ощущение, будто мы боремся со стихией посреди огромной реки. Вода вокруг наших ног бешено бурлила. Однако изображения в зеркале оставались четкими и неискаженными.
— Смотри! — воскликнул дон Хуан. — Идет!
Биения сменились мощными толчками снизу. Что-то ухватилось за край зеркала. Не за внешний край — за него держались мы, — а изнутри стекла. Как будто поверхность стекла в самом деле была открытым окном, и что-то или кто-то пытался выкарабкаться сквозь него.
Мы отчаянно сражались. Мы толкали зеркало вниз, когда сила толкала его наверх, и тянули на себя, когда оно вжималось в дно. Согнувшись, мы топтались вокруг него, медленно удаляясь от исходной точки вниз по течению. Глубина увеличивалась, на дне появились скользкие камни.
— Теперь давай вытащим зеркало из воды и вытряхнем союзника, — предложил дон Хуан хриплым голосом.
Тем временем биения и громкий плеск не прекращались. Со стороны это выглядело так, словно мы голыми руками поймали огромную рыбину, и она яростно бьется.
Тут мне пришло в голову, что зеркало, по сути, — это люк. А странная штуковина внутри пытается выбраться сквозь него наружу. Всем своим огромным весом она навалилась на край люка, отодвинув в сторону наши с доном Хуаном отражения. Она была весьма внушительных размеров, и наших отражений не стало видно вообще. Я различал только некую массу, пытавшуюся протиснуться сквозь люк наружу.
Зеркало теперь уже не лежало на дне. Мои пальцы не были прижаты к камням. Нашими усилиями с одной стороны и рывками союзника с другой зеркало удерживалось примерно посредине между дном и поверхностью воды. Дон Хуан сказал, что сейчас он отпустит зеркало и быстро просунет под него вытянутые руки, и что я должен сделать то же самое и за его руки ухватиться. Тем самым мы увеличим рычаг и сможем приподнять зеркало на предплечьях. Когда дон Хуан отпустил зеркало, оно наклонилось в его сторону. Я быстро просунул под зеркало свои руки, чтобы там схватить руки дона Хуана, но под зеркалом не оказалось ничего. Я на секунду замешкался, и этого было достаточно, чтобы зеркало вырвалось у меня из рук.
— Держи его! Держи! — завопил дон Хуан.
Я поймал зеркало за миг до того, как оно опустилось на камни. Я поднял зеркало, вытащив его из воды, но сделал это недостаточно быстро. Вода была похожа на клей. Вместе с зеркалом я вытащил кусок какой-то резиноподобной массы. Эта масса просто выдернула зеркало у меня из рук и уволокла обратно в воду.
С чрезвычайной ловкостью дон Хуан поймал зеркало и за край без видимых усилий поднял его из воды.
Никогда в жизни я не испытывал подобных приступов меланхолии. Это была какая-то безосновательная печаль, мне казалось, она связана с памятью о глубинах, которые я видел сквозь зеркало. Бесконечная ностальгия по этим глубинам смешивалась с абсолютным страхом перед холодом их одиночества.
Дон Хуан заметил, что для воина совершенно естественно испытывать печаль без каких бы то ни было явных причин. Видящие говорят, что светящееся яйцо как поле энергии начинает чувствовать окончательность своего предназначения, едва лишь нарушены границы известного. Одного краткого взгляда на вечность за пределами кокона достаточно для разрушения того чувства внутренней благоустроенности, которое дает нам инвентаризация. В результате возникает меланхолия, настолько сильная, что может даже привести к смерти. Дон Хуан объяснил, что лучшим средством избавления от меланхолии является смех над ней. И он в шутливом тоне прокомментировал поведение моего первого внимания, сказав, что оно изо всех сил старается восстановить порядок, который был нарушен моим контактом с союзником. Поскольку восстановить этот порядок рациональными способами не удается никак, первое внимание делает это, сосредотачивая всю свою силу на чувстве печали.
Я сказал ему, что факт остаётся: меланхолия была реальной. Индульгировать в ней, оставаться безучастным, быть угрюмым, всё это не имеет отношения к тому чувства одиночества, которое я испытывал, вспоминая те глубины.
— Кое-что наконец-то доходит до тебя, — сказал он. — Ты прав. Нет ничего более одинокого, чем вечность. И ничего более уютного для нас, чем быть человеческими существами. Это действительно еще одно противоречие: как, сохраняя границы человеческого, все же, радостно и целеустремленно, отважиться погрузиться в абсолютное одиночество вечности. Когда бы ты ни разгадал эту загадку, ты будешь готов к решающему путешествию.
И тут мне вдруг с полной определенностью стала ясна причина моей печали. Это было чувство, которое приходило вновь и вновь, исчезая бесследно и не оставляя даже воспоминания о себе. Я понял, что так будет всегда — оно будет уходить, и я буду забывать об этом до тех пор, пока вновь не вспомню о ничтожности человека в сравнении с необъятностью той вещи-в-себе, отражение которой я видел в зеркале.
— Воистину, человеческие существа ничтожны, дон Хуан, — произнес я.
— Я совершенно точно знаю, о чем ты думаешь, — сказал он. — Совершенно верно, мы — ничтожны. Однако именно это и создает решающий вызов. Мы — ничтожества — действительно способны встретиться лицом к лицу с одиночеством вечности.
Он резко сменил тему, прервав меня на полуслове и не дав задать следующий вопрос. Речь пошла о нашем поединке с союзником. Дон Хуан сказал, что, во-первых, борьба с союзником была нешуточной. Конечно, вопрос жизни и смерти в ней не решался, но и развлечением она тоже не была.
— Мой выбор пришелся на этот прием, — продолжал он, — потому что мой бенефактор показывал мне именно его. Когда я обратился к нему с просьбой продемонстрировать какую-нибудь практику из арсенала древних видящих, он чуть не лопнул от смеха: моя просьба напомнила ему его собственный опыт. Ведь его бенефактор нагуаль Элиас в свое время продемонстрировал ему ту же самую практику, причем сделал это весьма жестко.
Дон Хуан сказал, что рама, которую изготовил он для своего зеркала, была деревянной. Поэтому следовало бы попросить меня соорудить свою тоже из дерева. Но ему хотелось посмотреть, что получится, если рама окажется прочнее, чем была у него, или чем рама, сделанная его бенефактором. И та, и другая сломались, и в обоих случаях союзнику удалось выбраться наружу.
Дон Хуан рассказал, что во время его поединка с союзником тому удалось оторвать раму от зеркала. Они с бенефактором остались стоять с деревянными обломками в руках, а союзник уволок зеркало на дно и выбрался из него наружу.
Бенефактор дона Хуана знал, чего следует ожидать. Пока союзник остается отражением в зеркале, он не выглядит по-настоящему пугающим, поскольку виден только как форма, как некая неопределенная масса. Но стоит союзнику выбраться наружу, как с ним возникают сложности. Во-первых, вид у него действительно устрашающий, а во-вторых, он ужасно надоедлив. Дело в том, что союзникам, покинувшим свой уровень, очень трудно вернуться обратно. Кстати, так же обстоит дело с людьми. Вероятность того, что видящий, отправившись на тот уровень, где обитают союзники, никогда больше здесь не объявится, обычно очень велика.
— Союзник разбил мое зеркало, — рассказал дон Хуан. — И окна, сквозь которое он мог бы вернуться на свой уровень, не стало. Поэтому он увязался за мной. Перекатываясь по земле, он по-настоящему за мной погнался. Дико вопя от ужаса, я ринулся прочь. Я как одержимый носился вверх-вниз по склонам холмов. Союзник не отставал, держась в нескольких дюймах позади меня.
Бенефактор дона Хуана бежал за ним, но, будучи уже очень старым, не мог долго выдерживать такой темп. Однако он догадался крикнуть дону Хуану, чтобы тот бегал взад-вперед, а он тем временем будет принимать необходимые для избавления от союзника меры. Он кричал, что сейчас разведет костер, а дон Хуан должен бегать по кругу. И бенефактор взялся за дело. Дон Хуан, сходя с ума от страха, носился вокруг холма, а бенефактор собирал хворост.
Дон Хуан признался, что, когда он бегал по кругу, в уме его шевельнулась мысль о том, что бенефактор попросту развлекается, наслаждаясь всей этой историей. Ведь дону Хуану было известно, что его бенефактор — воин, способный извлечь удовольствие из любой мыслимой ситуации. Чем плоха та, в которой они оказались? Был момент, когда дон Хуан так разозлился на бенефактора, что союзник прекратил преследование. Дон Хуан даже остановился и прямо обвинил бенефактора в злобных намерениях. Тот ничего не ответил, но с выражением дикого ужаса на лице взглянул мимо дона Хуана на союзника, маячившего над ними. Дон Хуан тут же забыл о своем праведном гневе и опять принялся накручивать круги.
— Мой бенефактор был поистине дьявольским стариканом, — со смехом продолжал дон Хуан. — Он научился смеяться внутри. По лицу его ничего нельзя было заметить. Он мог притворяться, что плачет или злится, а на самом деле — смеялся. И в тот день, пока союзник продолжал гонять меня по кругу, бенефактор стоял и произносил речь, в которой опровергал выдвинутое мною обвинение. Он говорил долго, но я, пробегая мимо, слышал лишь обрывки фраз. Покончив с этой речью, бенефактор завел еще один длинный разговор о том, как много хвороста ему предстоит собрать, ведь союзник большой, и огонь по величине должен быть таким же, как сам союзник, иначе ничего не получится.
— Только благодаря безумному ужасу мог я продолжать свой бег. В конце концов, бенефактор, должно быть понял, что я вот-вот упаду и умру от переутомления. Тогда он развел костер, за пламенем которого спрятал меня от союзника.
Всю ночь они просидели у костра. Худшими были минуты, когда бенефактор уходил за хворостом, и дон Хуан оставался в одиночестве. Ему было так страшно, что он поклялся господу оставить путь знания и сделаться фермером.
— Поутру, когда последние капли энергии покинули меня, союзнику удалось толкнуть меня в костер, и я получил сильные ожоги, — добавил дон Хуан.
— А что случилось с союзником? — спросил я.
— Бенефактор никогда мне об этом не рассказывал, — ответил он. — Но у меня такое чувство, что тот по-прежнему бесцельно слоняется где-то, пытаясь отыскать дорогу обратно.
— А как насчет твоей клятвы Господу?
— Бенефактор сказал, что по этому поводу я могу не волноваться. Обещание было хорошим, но я тогда еще не знал, что выслушивать подобные обещания некому, потому что Бога нет. Есть только эманации Орла, а им давать обещания невозможно.
— Ну, а если бы союзник тебя поймал, что тогда?
— Возможно, я бы умер от испуга, — ответил дон Хуан. — Если бы я знал, что происходит после того, как тебя поймает союзник, я позволил бы ему меня поймать. Ведь я тогда был безрассуден. Когда союзник тебя ловит, ты либо умираешь от разрыва сердца, либо вступаешь с ним в борьбу. В последнем случае, пометавшись немного в притворной свирепости, союзник быстро теряет всю свою энергию. Союзник ничего не может с нами сделать. Так же, впрочем, как и мы — с ним. Ведь нас разделяет пропасть.
Древние видящие считали, что в момент, когда энергия союзника истощается, он отдает свою силу человеку. Тоже мне, сила! У древних видящих союзники буквально из ушей лезли, но сила их не стоила ничего.
Дон Хуан объяснил, что и в этом случае новым видящим пришлось вносить ясность. Они обнаружили, что в зачет идет только одно — безупречность, то есть освобожденная энергия. Действительно известны случаи, когда союзники спасали видящих. Но дело здесь вовсе не в защитной силе союзников. Просто люди, благодаря своей безупречности, могли воспользоваться энергией, принадлежащей иным формам жизни.
Кроме того, новым видящим удалось внести ясность в самый важный момент из всех, которые касаются союзников. Они определили, чем отличаются пригодные для использования союзники от непригодных. Союзники, которых невозможно использовать, а таких — несметные множества, это те, чьи внутренние эманации не соответствуют никаким из внутренних эманации человека. Их эманации отличаются от наших настолько сильно, что делают этих союзников совершенно бесполезными. Но есть и другие союзники, отдельные внутренние эманации которых соответствуют некоторым из наших. Правда, встречаются такие союзники чрезвычайно редко.
— Как человек может использовать союзников этого типа? — спросил я.
— Пожалуй, слово «использовать» здесь не совсем подходит, — ответил дон Хуан. — Я бы сказал, что между человеком и союзником происходит честный обмен энергией.
— Каким образом?
— Энергия передается по совпадающим эманациям, — объяснил дон Хуан. — Ты, конечно, понимаешь, что эманации человека, соответствующие эманациям союзника, находятся в левосторонней части осознания, которую обычный человек никогда не использует. По этой причине союзники, полностью отстранены от мира правостороннего осознания или от стороны рациональности.
Дон Хуан сказал, что совпадающие эманации дают основу для контакта между человеком и союзником. По мере углубления знакомства связь становится более тесной. И обе формы жизни уже могут извлечь из этого пользу. Видящего обычно интересует эфирное качество союзника, которое делает последнего замечательным разведчиком и охранником. Союзника же интересует более мощное энергетическое поле человека, с помощью которого союзник иногда может материализоваться.
Опытные видящие манипулируют общими эманациями до тех пор, пока не добиваются полной фокусировки. И тогда происходит обмен. Древние видящие не понимали сути этого процесса и разработали сложные приемы созерцания, предназначенные для погружения в глубины; которые я видел в зеркале.
— В своих погружениях древние видящие пользовались одним весьма замысловатым приспособлением, — продолжал дон Хуан, — веревкой особого плетения, которой они обвязывались вокруг талии. Мягкий утолщенный конец веревки пропитывали каучуком, и ему придавали такую форму, чтобы он плотно вставлялся в пупок наподобие пробки. При каждом погружении видящий прибегал к услугам одного или нескольких ассистентов, задачей которых было держать веревку, пока видящий странствовал в своем созерцании. Естественно, непосредственное созерцание внутрь отражения глубокого чистого пруда или озера — вещь намного более ошеломляющая и опасная, чем то, что мы делали с зеркалом.
— А они действительно погружались телесно? — спросил я.
— Человек способен на удивительнейшие действия, — заверил меня дон Хуан. — Особенно тот, который умеет управлять осознанием. И хотя древние видящие и избрали неверный путь, в своих путешествиях в глубины они встречали дивные чудеса. Такая вещь, как встреча с союзником, была для них делом совершенно обычным.
Конечно, теперь ты уже понимаешь, что глубины — выражение фигуральное. Никаких глубин в действительности не существует. Есть только управление осознанием. Однако этого они так и не поняли.
Я сообщил дону Хуану, что на основании его рассказа о встрече с союзником и моего собственного субъективного впечатления от ощущения силы, бьющегося в воде, союзника, я пришел к выводу, что союзники весьма агрессивны.
— Нет, на самом деле они не агрессивны, — сказал он. — И дело здесь не в том, что у них для агрессивности не хватает энергии, а скорее в том, что их энергия — несколько иного типа. Союзники больше похожи на электрический ток. А существа органические — на тепловые волны.
— Тогда почему же союзник так долго за тобой гонялся, дон Хуан?
— В этом нет никакой загадки. Союзников привлекают эмоции. И больше всего им нравится животный страх. Когда существо его испытывает, выделяется энергия подходящего союзникам типа. Внутренние эманации союзников подпитываются энергией животного страха. Поскольку мой страх не ослабевал, союзник повсюду следовал за ним. Вернее, мой страх поймал его и не позволял ему оторваться.
Затем дон Хуан рассказал, что отношение союзников к животному страху было открыто древними видящими. Этот тип страха нравится союзникам больше всего на свете, и древние видящие доходили даже до таких крайностей, что специально насмерть пугали людей, чтобы подкормить своих союзников. Древние видящие были убеждены в том, что союзники испытывают вполне человеческие чувства. Однако новые видящие увидели, что это не так. Союзников привлекает только энергия, высвобождаемая эмоциями. И не важно, будет это любовь, ненависть или печаль — все работает одинаково эффективно.
Дон Хуан добавил, что, почувствуй он любовь по отношению к тому союзнику, тот все равно последовал бы за ним. Правда, характер преследования был бы несколько иным. Я поинтересовался, прекратил бы союзник погоню, если бы дону Хуану удалось обрести контроль над своим страхом. Дон Хуан ответил, что в контроле над страхом заключался прием, которым пользовались древние видящие. Они настолько им овладели, что даже научились произвольно генерировать страх. Чтобы постоянно держать своих союзников на привязи, они ловили их на свой собственный страх и постоянно подпитывали, выдавая его порциями.
— Древние видящие были ужасными людьми, — продолжал дон Хуан. — Впрочем, прошедшее время здесь неуместно. Они ужасны и по сей день. Они одержимы властью, они жаждут владеть и повелевать всем и всеми.
— Даже сейчас, дон Хуан? — спросил я, пытаясь заставить его продолжить рассказ.
Но он сменил тему, сказав, что я упустил потрясающую возможность — быть напуганным сверх всякой меры. То, что я залил щели между рамой и поверхностью зеркала смолой, несомненно, не позволило воде затечь под зеркало. И это сыграло решающую роль: союзнику не удалось разбить зеркало.
— Очень плохо, — сказал дон Хуан. — Может быть, он бы тебе даже понравился. Кстати, во второй раз приходил не тот, который был в первый. Второй идеально тебе подходил.
— А у тебя самого есть собственные союзники, дон Хуан?
— Ты ведь знаешь. У меня есть союзники моего бенефактора. Правда, я не могу сказать, что отношусь к ним так же, как относился он. Он был тихим, но очень страстным человеком и с готовностью отдавал все, чем обладал, включая собственную энергию. Он любил своих союзников и без особых проблем позволял им пользоваться своей энергией для того, чтобы материализоваться. Один из них даже мог принимать уродливую человекообразную форму.
Потом дон Хуан сказал, что, не испытывая особого пристрастия к союзникам, он никогда не давал мне по-настоящему почувствовать, что они из себя представляют. Зато ему самому его бенефактор в полном объеме продемонстрировал их возможности за то время, пока лечил его рану. Началось все с мысли о том, что его благодетель — человек со странностями. Едва избежав когтей мелкого тирана, дон Хуан, как ему показалось, угодил в другую ловушку. Он решил несколько дней выждать, пока силы вернутся к нему, а затем сбежать, когда старика не будет дома. Но старик, видно, прочел его мысли и в один прекрасный день в очень доверительном тоне шепотом сказал дону Хуану, что тот должен поправиться как можно скорее, чтобы они вдвоем смогли ускользнуть от страшного человека, который терроризировал старика. Затем, дрожа от страха и бессилия, старик распахнул дверь, и в комнату ввалился чудовищный человек с рыбьим лицом. Выглядело это так, словно он все время стоял за дверью и подслушивал. Наружности он был неописуемо жуткой — серо-зеленый, с огромным одним-единственным немигающим глазом, а размером — с дверной проем. Дон Хуан признался, что от удивления и ужаса лишился чувств, а на то, чтобы окончательно избавиться от этого наваждения, ему потребовалось несколько лет.