Либретто М.Мусоргского
Работа М.Мусоргского над "Хованщиной" длилась с 1872 по 1880 г. однако композитор умер, не завершив финала и не сделав оркестровки. Завершена и оркестрована опера Н.Римским-Корсаковым, сделавшим в своей редакции некоторые сокращения, (в частности исключив целиком три сцены). Отвергнутая Мариинским театром опера впервые была поставлена – с урезками и цензурными сокращениями – силами любителей (Петербург,1886 г.). Далее последовали антрепризные постановки оперы – Киев (1892), Петербург (1893),.
Полноценное признание пришло к "Хованщине" после московской постановки Русской частной оперы в театре Солодовникова с участием Ф.Шаляпина. В 1907 году в режиссуре Шаляпина (и с его участием в партии Досифея) опера была поставлена на Мариинской сцене. Впервые за рубежом (Париж. Антреприза С.Дягилева, Досифей – Шаляпин) опера была поставлена в 1913 г. в редакции И.Стравинского и М.Равеля.
Новую редакцию и оркестровку оперы осуществил Д.Шостакович (1959 г.). Среди постановок последних лет – спектакли в Лондоне, Вене, Гамбурге. В 1995 г. В.Ростроповичем и Б.Покровским была осуществлена постановка "Хованщины" на сцене Большого театра.
Настоящая публикация текста либретто следует редакции Н.Римского-Корсакова. Текст исключённых им сцен приводится в Приложениях.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Иван Хованский, князь начальник стрелецкого войска – драматический бас
Андрей Хованский, князь его сын – драматический тенор
Василий ГОЛИЦИН, князь – тенор
ШАКЛОВИТЫЙ, боярин – баритон.
Досифей, глава раскольников – бас
МАРФА, раскольница – меццо-сопрано
СУСАННА, старая раскольница – меццо-сопрано
|
|
Варсонофьев, подьячий, приближенный Голицина
ЭММА, девушка из Немецкой слободы – сопрано
КУЗЬКА, стрелец – тенор
Стрешнев, начальник "потешного" войска – баритон
ПАСТОР – баритон
Народ, черноряжцы, стрельцы, стрелецкие жёны, сенные девушки,
персидские рабыни, петровские потешные
Действие происходит в Москве в XVII веке
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Москва. Красная площадь. Каменный столб и на нем медные доски с надписями. Справа будка подьячего. Наискось площади на столбах протянуты сторожевые цепи. Светает. Главы церквей освещаются восходящим солнцем. Доносится благовест к заутрене. Слышны звуки вестовых стрелецких труб. У столба спит сторожевой стрелец Кузька.
КУЗЬКА (сквозь дремоту).
Подойду, подойду... Под Иван-город...
Вышибу, вышибу... Каменны... стены...
(За сценой звуки труб.)
Выведу, выведу... Красную девицу...
На площадь входит стрелецкий дозор – 1-й и 2-й стрельцы. Они снимают цепи.
2-й СТРЕЛЕЦ. Вона, дрыхнет!
1-й СТРЕЛЕЦ. Эх, ништо, брат Антипыч! Вчера немало потрудились.
2-й СТРЕЛЕЦ. Что говорить...
1-й СТРЕЛЕЦ.
Как дьяку-то думному, Ларивону Иванову, грудь раздвоили камением вострым...
2-й СТРЕЛЕЦ.
А немца Гадена у Спаса на Бору имали, а и волокли до места и тут по членам разобрали.
(Трубы.)
1-й стрелец. Вот так рявкают!
КУЗЬКА.
Ох, не колышь меня, Буйный ветер...
Ох, не подкось мои легки... ноженьки...
2-й СТРЕЛЕЦ.
Во имя божье сохраняют немолчно жизнь и здравие царей младых.
1-й стрелец.
От недругов лихих, бояр спесивых, лихоимателей, казны грабителей.
|
|
(Трубы.)
2-й стрелец. "Верх" поднялся.
КУЗЬКА (вскакивая). Где грабители? Вот я им!
1-й и 2-й стрельцы.
Ай да Кузька, стражник знатный, ай да паря, право любо! (Хохочут.)
КУЗЬКА (передразнивает их).
Ха-ха-ха-ха... Ну,.. кой черт вас по ночам здесь носит?
1-й и 2-й стрельцы.
Какое по ночам! Уж и утрени отбыли.
Гляди-кось: сам строчила прёт.
К будке приближается подьячий, на ходу очинивая перо.
1-й стрелец. Гуся точит.
КУЗЬКА. Чернилище-то, господи!
2-й стрелец. Вот заскрыпит-то!
Подходят к. подьячему.
1-й и 2-й стрельцы. Вашему приказному степенству... (Кланяются.)
КУЗЬКА. Скорей на этот столбик угодить!
СТРЕЛЬЦЫ, смеясь, уходят к Кремлю. Подъячий садится в будку
ПОДЪЯЧИЙ.
Содома и Гоморра! Вот времечко! Тяжкое! (Потирая руки.)
А все ж прибыток справим... Да!
К будке подьячего подходит Шакловитый.
ШАКЛОВИТЫЙ.. Эй!.. Эй, ты! Строчила! Заказец важный есть тебе.
ПОДЪЯЧИЙ.
Что ж! Что ж, настрочим, мигом настрочим. По уряду, по укладу настрочу тебе доносец.
ШАКЛОВИТЫЙ.
Если можешь пытку стерпеть, если дыба и застенок не страшат тебя, если ты можешь от семьи отречься, забыть все, что дорого тебе... строчи!
ПОДЪЯЧИЙ. Господи!
ШАКЛОВИТЫЙ.
Но... ежели когда-нибудь, при встрече со мной, ты выдашь меня, – оборони тебя господь тогда! Помни!
ПОДЪЯЧИЙ.
Знаешь, проходи-ка ты мимо, добрый человек; больно много посулил ты, друг мой любезный.
ШАКЛОВИТЫЙ. Строчи, живо!
ПОДЪЯЧИЙ (сварливо). Вишь ты! Да дуй тебя горой!.. Отчаливай!
ШАКЛОВИТЫЙ. (кладя на стойку кошель). Строчи.
|
|
ПОДЪЯЧИЙ.
А!.. Ну, сказывай. У нас, брат, комар носа не подточит... Сказывай!
"Царям-Государям и Великим Князьям, всеа Великия и Малыя, и Белыя -России Самодержцам..." (Подъячий. пишет.) Настрочил?
ПОДЪЯЧИЙ. Уж ты не сумлевайся... знай сказывай.
ШАКЛОВИТЫЙ..
"...Извещают московские стрелец люди на Хованских: боярина князь Ивана да на сына его Андрея; замутить хотят на государстве".
ПОДЪЯЧИЙ. Несолоно хлебал! С жиру бесится.
ШАКЛОВИТЫЙ. Прочти-ко!
Небольшая группа московского люда проходит с песней через площадь.
ПОДЪЯЧИЙ (читает).
"Царям-Государям и Великим Князьям всеа Великий, и Малыя, и Белыя России Самодержцам, извещают московские стрелец люди на Хованских: боярина князь Ивана да на сына его Андрея; замутить хотят на государстве".
Московский люд (одновременно с подъячим).
Жила кума, была кума,
Кума, кума, кума увидала,
Кума, кума, кума не признала.
Сидит кума, глядит кума,
Куме, куме кум деньгу сулит,
Куме, куме кум рубль дарит.
(Удаляясь.) Кума деньгу за пазуху...
ШАКЛОВИТЫЙ.
Верно. Дальше строчи! "А там мутить по всей Руси великой, по деревням, по селам, но посадам, делом злым на воевод, на власти поднять с тягла честное крестьянство. А станет смута на Руси, в тот раз избрать властей надежных, чтоб старые книги любили, а на царстве Московском сесть Хованскому Андрею..."
СТРЕЛЬЦЫ(вдали) Гой, лихо!
ПОДЪЯЧИЙ (вскакивая).
Ай! Прямая погибель, не будет пощады! Князь все узнает, князь не простит мне... Господи!
СТРЕЛЬЦЫ(вдали) Гой вы, люди!
ПОДЪЯЧИЙ. Пыткой жестокой, плетью в застенке замучат до смерти!
СТРЕЛЬЦЫ.
Гой вы, люди ратные,
Вы, стрельцы удалые,
Гой, гуляйте,
Вы гуляйте весело!
ШАКЛОВИТЫЙ (прислушиваясь). Стрельцы!.. Слышишь?.. Стрельцы!..
Закрывается охабнем и отходит к столбу.
ПОДЪЯЧИЙ (торопливо пряча письмо). Ой, матушки, лихонько!
Через площадь проходят стрельцы.
СТРЕЛЬЦЫ.
Нету вам препонушки,
А и нет запрету.
Гой, гуляйте, Гой, гуляйте весело!
(Удаляются. Вдали.)
Душите,
Ой, лихих губите!
Смуту вражью...
ШАКЛОВИТЫЙ (подойдя к будке). Уходят... Слышь ты, строчила?..
ПОДЪЯЧИЙ. Молчи уж... молчи!
ШАКЛОВИТЫЙ. Да слушай же! (Обдумывает донос.)
ПОДЪЯЧИЙ (успокаиваясь).
Слава тебе, господи! Промчало проклятых. Уж как я не люблю их, и сказать не можно. Не люди – звери, сущие звери! Что ни ступят – кровь, что ни хватят – голову напрочь; а в домах плач и стоны. А все это, вишь, для порядка надо.
ШАКЛОВИТЫЙ..
Слышь ты! Живо в строку веди! "Мы живем ноне в похоронках; и когда господь утишит и все сохранится, и тогда объявимся".
ПОДЪЯЧИЙ (пишет) «В похоронках...» «Объявимся...» Готово!
ШАКЛОВИТЫЙ (беря письмо). Оборони тебя господь; смотри ж: помни.
ПОДЪЯЧИЙ.
Да что ты стращаешь? Ей-богу, досадно! Невесть, какая птица, туда ж кичиться хочет; полна мошна, так и пугать любо.
ШАКЛОВИТЫЙ.
Ой, ли? Ой, не хоти узнать, с кем имеешь дело; ой, не нуди сказать, кто за человек я. Проклятый от века, дьявола ходатай, из нонешних будущий. Прощай. (Уходит.)
ПОДЪЯЧИЙ.
Скатертью дорога! Прощай. Вот чудак-то, право. Невдомек ему подьячая слава; и силён, кажись, и знатен, и богат, и нос свой вот ведь как воротит; да все ж, как посмотришь, хоть силён и знатен, а нашего ледащего телка глупее. А яз, червь презренный, похитрей маленько: под руку покойничка Ананьева подкинул: мертвые бо срама не имут. (Берёт кошель на стойке). А, ну, кошель, ступай-ка на расправу. (Считает деньги.)
НАРОД (вдали). Аида! Любо!
СТРЕЛЬЦЫ(вдали). Большой идет!
НАРОД. (Мужчины) Слава батьке и честь! Слава!
Бабы
Слава батьке и честь!
Ой, знатно, бабы, ой, затянем песню мы!
___________________
* Следующая затем сцена (см. Приложение I) в редакции Римского-Корсакова опущена[1].
МУЖЧИНЫ. Аида, весело!
ПОДЪЯЧИЙ.
Сам лютый зверь на нас идет, усяк человек пусть прочь дерет. (Уходит.)
СТРЕЛЬЦЫ. Большой идет!
НАРОД ( Мужчины ). Слава батьке и честь!! Слава!
Бабы. Слава батьке и честь!
Он, знатно, бабы, ой, затянем песню мы!
(Народ выходит на площадь.)
НАРОД (Мужчины). Лида, любо! Аида, весело!
СТРЕЛЬЦЫ. Большой идет!
(Мужчины)
Дорогу все, большой идет! С дороги прочь, сам батька пошел!
НАРОД.
Слава, слава лебедю белому! Знатного боярина славьте, славьте все!
СТРЕЛЬЦЫ(выходя на площадь). Сам батька идет!
НАРОД. (Мужчины)
Слава батьке, слава большому, слава боярину самому большому!
Бабы. Дорогу все, большой идет! С дороги все, сам батька пошел!
НАРОД. Слава, слава лебедю белому! Слава, слава!
Бабы. Слава! Слава!
Мужчины. Сторонись, народ, большой идет!
НАРОД. Простор ему, простор и честь!
СТРЕЛЬЦЫи НАРОД. Простор ему и слава!
СТРЕЛЬЦЫ.
Люди православные! Люди российские! Сам большой держит речь; внемлите благочинно, большой идет!
Появляется князь Иван Хованский. Поступь плавная; держится высокомерно. За ним стрелецкие полковники и московские гости.
ИВАН ХОВАНСКИЙ.
Дети... дети мои! Москва и Русь, спаси бог... в погроме великом от татей – бояр крамольных, от злой, лихой неправды. Так ли, дети?
НАРОД. Так, так, так, большой! Правда, правда! Тяжко нам!
Иван Хованский.
Того ради подъяли мы труд великий, во здравье царей младых крамолу извели... Спаси бог... Правы ль мы?
НАРОД. Прав, прав! Батьке слава! Слава! Батьке честь!
ИВАН ХОВАНСКИЙ. Готовы ли мушкеты?
СТРЕЛЬЦЫ. Все готово, батька.
ИВАН ХОВАНСКИЙ.
Теперь в обход по Москве родимой, во славу государей. Славьте нас!
НАРОД.
Слава лебедю, слава белому, Слава боярину самому большому.
Лебедю ход легок. Дай тебе боже здравье и славу.
Слава лебедю, слава белому, Слава боярину самому большому.
Слава, слава, лебедю слава, Слава, слава, батьке слава!
СТРЕЛЬЦЫ. Большой идет.
НАРОД. Слава лебедю!
СТРЕЛЬЦЫ. Большой идет.
НАРОД. Слава белому!
СТРЕЛЬЦЫ. Сам батька пошел.
НАРОД. Слава лебедю, слава, слава!
СТРЕЛЬЦЫ. Сам батька пошел.
НАРОД. Лебедю ход легок, Слава, батьке слава!
СТРЕЛЬЦЫ. Батька идет. Большому слава!
НАРОД. Лебедю ход легок, Дай тебе боже здравье и славу!
Иван Хованский уходит, сопровождаемый стрельцами и народом.
БАБЫ(уходя).
Слава лебедю, слава белому, Слава боярину самому большому!
СТРЕЛЬЦЫ(вдали) Большой идет. Большой идет.
НАРОД. (Мужчины, еле слышно) Слава самому большому!
На площади появляются Андрей Хованский. Хованский пытается обнять Эмму.
ЭММА. Сжальтесь, сжальтесь! Оставьте, пустите меня! Вы страшны!
Андрей Хованский. Нет, нет, нет, голубке не уйти от сокола хищного!
ЭММА.
Слушайте! Я знаю вас: вы князь Хованский, вы убили отца моего, вы жениха изгнали, вы не сжалились даже над бедной, матерью моей. Ну, что ж вы? Ну, казните меня, я ведь в ваших руках!
АНДРЕЙ ХОВАНСКИЙ
Как хороша ты, пташка, во гневе. Словно за малых птенцов встрепенулася. Ах, полюби меня, красавица! Ах, не тупи ты очи ясные о сыру землю!
ЭММА. Пустите меня! Если надо – скорей убейте меня... убейте!
Из-за столба за Хованским и Эммой следит Марфа.
АНДРЕЙ ХОВАНСКИЙ. Отдайся мне!
МАРФА. (про себя, насмешливо). Отдайся ему!
ЭММА. Боже мой!
АНДРЕЙ ХОВАНСКИЙ. Люби меня!
МАРФА. Люби его!
ЭММА. Князь, оставьте меня!
Андрей Хованский Эмма!
ЭММА. Оставьте, оставьте! Я сказала, убейте меня! Убейте!
АНДРЕЙ ХОВАНСКИЙ. Нет, нет спасенья голубке, что в когтях у сокола!
ЭММА. Помогите!
АНДРЕЙ ХОВАНСКИЙ. Нет, нет спасенья!
ЭММА. Спасите!
АНДРЕЙ ХОВАНСКИЙ (дерзко). Нет никого
МАРФА. (разъединяя Хованского и Эмму). Я здесь.
АНДРЕЙ ХОВАНСКИЙ. (ошеломленный) Марфа!
МАРФА.
Так, так, княже, остался ты верен мне! Видно, скоро, мой любый, опостыла я; клялся, божился ты, мой княже, что не изменишь мне, только не в пору была та клятва, любый мои.
Андрей Хованский.
Сам бес толкнул сюда ведьму лютую. Уйму ж я тебя, досадную!
МАРФА.
Не время ль молодцу покаяться? Ведь не век желать на сердце девичье. Аль в боярской спеси больше разума, нем в страданье девицы покинутой?
АНДРЕЙ ХОВАНСКИЙ.
Слыхала ль ты, красавица, про некого молодчика: как с своей-то возлюбленной, что опостыла-то, он, лих молодец, разведался без
околичностей. А и выхватил он острый нож... (Бросается с ножом на Марфу. Эмма вскрикивает. Марфа выхватывает из-под ряски нож и отражает удар.)
МАРФА.
Слыхала, княже, и навыворот.
Только не тот конец тебе я уготовала, и не от моей руки сведешь ты счеты с жизнью. (Восторженно.) Чует болящее сердце судьбы глагол; видится в горних обитель дивно пресветлая...
ЭММА. Он ужасен, он злодей! Она меня спасла; бессильна я ее спасти.
АНДРЕЙ ХОВАНСКИЙ.
Дьявол сам нагнал злую ведьму пытать меня. Словно чурована, и острый нож неймет ее!
МАРФА....И к ней в луче чудесном...
Вдали слышны трубы.
СТРЕЛЬЦЫ(вдали) Большой идет!
НАРОД (вдали) Слава лебедю!
Андрей Хованский прислушивается.
МАРФА....Мчатся усопших души!
СТРЕЛЬЦЫ(ближе) Сам батька пошел!
НАРОД (ближе). Слава лебедю, слава, слава!
Выходят на площадь.
СТРЕЛЬЦЫ. Батьке слава, слава, слава!
АНДРЕЙ ХОВАНСКИЙ. Отец идет!
ЭММА. (Марфе.) Что там?
МАРФА. Большой идет.
ЭММА. Боже, ты крепость моя!
НАРОД. Слава лебедю, слава лебедю, Слава боярину самому большому!
СТРЕЛЬЦЫ. Слава лебедю, слава белому, Слава, слава, батьке честь!
НАРОД. Лебедю ход легок, Слава, батьке слава!
ИВАН ХОВАНСКИЙ.
Что такое? Князь Андрей!..
(Марфе, мимоходом.) Здравствуй, Марфа. (Рассматривает Эмму.) И не один, с красоткой... и белолицей,.. и нам приглядной... Стрельцы, за караул ее! (Стрельцы бросаются к Эмме.)
АНДРЕЙ ХОВАНСКИЙ (заслоняя Эмму).
Прочь! Нет, не отдам ее на пытку, вам, злодеям, из потехи!
ИВАН ХОВАНСКИЙ.
Что ж это?.. Спаси бог!.. Как так? А вы, стрельцы, взять ее!
АНДРЕЙ ХОВАНСКИЙ (отталкивая стрельцов). Прочь, сказал я!
СТРЕЛЬЦЫ. Не можно, батька, князь Андрей мешает.
АНДРЕЙ ХОВАНСКИЙ. Князь-батюшка!
ИВАН ХОВАНСКИЙ.
Будто и вправду мы боле не главенствуем! Будто велели нам, что боле не властны над сыном!
АНДРЕЙ ХОВАНСКИЙ. Князь-батюшка!
ИВАН ХОВАНСКИЙ.
Что? Кто может велеть нам? Кто может противиться нам? Во имя великих государей, преславных и всемощных...
АНДРЕЙ ХОВАНСКИЙ. Батюшка!
ИВАН ХОВАНСКИЙ.
Днесь вам, стрельцы, повелеваем неотложно: лютерку, что там, отнять и к нам сюда доставить!
Стрельцы бросаются к Эмме. Входит Досифей, за ним несколько черноряжцев.
АНДРЕЙ ХОВАНСКИЙ (заносит над Эммой нож). Так мертвую имайте!
ДОСИФЕЙ (останавливая руку Андрея). Стой! Бесноватые! Почто беснуетесь?
ЭММА. (Досифею). О, кто б ни были вы...
ИВАН ХОВАНСКИЙ. Аль мы не властны?..
ЭММА. (Досифею). Не дайте сгибнуть мне! Сжальтесь!
ДОСИФЕЙ (Марфе). Сведи-ко лютерку домой. Да на пути защитой верной будь ей, чадо мое.
МАРФА. (делая поясной поклон). Отче, благослови!
ДОСИФЕЙ (благословляя ее). Мир ти! (Марфа уводит Эмму.)
А вы, бесноватые, еще спрошу: почто беснуетесь?
Приспело время мрака и гибели душевной, возможё Гордад!
И от стремнин горьких, и от язвин своих изыдоша отступление от истинной церкви русской. Братья, други, время за веру стать православную. На прю грядем, на прю великую. И ноет грудь... и сердце зябнет... Отстоим ли веру святую? (Смиренно кланяется.) Помогите, православные!
ИВАН ХОВАНСКИЙ.
Стрельцы! Живо! В Кремль! Взять все караулы и зорким быть! Все входы в выходы стеречь неотступно. Господь хранит Москву!
СТРЕЛЬЦЫ. Костьми за веру ляжем!
ИВАН ХОВАНСКИЙ. Труби поход! Князь Андрей, в полковниках идти!
Народ толпится в недоумении. Князь Иван Хованский уходит со стрельцами, Андрей Хованский следует, понуря голову.
ДОСИФЕЙ.
Господи! Не даждь одолети силе вражьей. Отче! Заступи от лихих твое откровение на благо чадам твоим!.. (Зазвонили колокола Ивана Великого.) Братья! Тяжко мне! Возможем ли спасти? Пойте, братья, песнь отречения от мира сего. Грядем на прю.
ЧЕРНОРЯЖЦЫ.
Боже всесильный, отжени словеса лукавствия от нас! Силы соблазные антихриста ты побори!
ДОСИФЕЙ (поднимая руки). Отче! Сердце открыто тебе. (Уходит.)
ЧЕРНОРЯЖЦЫ. (следуя за ним).
Боже наш благий! (Вдали, еле слышно.) Подкрепи!
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Летний кабинет князя Василия Голицина. Обстановка в смешанном вкусе: московско-европейском. В окно виден садик и красивая решетка на каменных столбах. Поздний вечер. На письменном столе зажжены канделябры. Голицин один, он читает письмо.
ГОЛИЦЫН.
"Свет мой, братец Васенька, здравствуй, батюшка мой! А мне не верится, радость моя, свет очей моих, чтобы свидеться. Велик бы день, тот был, когда тебя, света моего, в объятиях увидела!" (Всматривается в письмо.) "Брела пеша... из Воздвиженска... только отписки от бояр и от тебя... Не помню, как взошла: чла идучи". Царевна, в заботах тягостных о благе государей младых, страсти кипучей предана, мечте о минувшем наслажденье всечасно предается... Верить ли клятве женщины властолюбивой и сильной?.. Вечное сомненье во всём, всегда!..
(Задумывается.)
Нет, не поддамся я обману мечты пустой одуряющих минувших наслаждений. Вам, конечно, верю я охотно, но с вами осторожность надобна, а то – как раз в немилость, а там – голову напрочь!.. Осторожней, гетман-киязь.
Входит Варсонофьев.
___________________
* Следующая затем сцена (см. Приложение II) в редакции Римского-Корсакова опущена[2].
ВАРСАНОФЬЕВ. Светлейший князь...
ГОЛИЦИН. Ну что там?
ВАРСАНОФЬЕВ. Колдовка, та, что намедни изволили вы звать, пришла.
ГОЛИЦИН. Своя ли голова на плечах у тебя, аль чужая?
ВАРСАНОФЬЕВ.
Простите, князь, обмолвился. Та женщина, что часто к вам приходит за советом.
ГОЛИЦЫН. Ну, то-то же. Позвать!
Варсонофьев уходит. Тихо – «обычаем» – входит Марфа..
МАРФА. К вам, княже, ровно бы в засаду попадаешь: холопы так и рыщут.
ГОЛИЦИН.
Время потайных наветов, время измен и корысти. (Суеверно.) Грядущее сокрыто покровом туманным, трепещешь за каждый миг напрасной жизни.
МАРФА.
Не погадать ли о судьбе твоей, княже? Спросить веленья тайных сил, владык земли, княже?
ГОЛИЦИН. На чем?
МАРФА. Вели принесть водицы.
Голицын звонит. Входит Варсонофьев.
ГОЛИЦИН.
Воды... испить... (Варсонофьев наливает воды в серебряный ковш и подает.) Ступай. Варсонофьев уходит. Марфа накрывается большим черным платком и подходит к столу, на котором стоит ковш с водой.
МАРФА.
Силы потайные, силы великие,
Души, отбывшие в мир неведомый,
К вам взываю!
Души утопшие, души погибшие,
Тайны познавшие мира подводного,
Здесь ли вы?
Страхом томимому князю-боярину
Тайну судьбы его, в мраке сокрытую,
Откройте ль?
(Всматривается в воду.)
Тихо и чисто поднебесье,
Светом волшебным всё озарено.
Силы потайные зов мой услышали.
Княже, судьбы твоей тайна открывается:
С коварной усмешкою лики злобные
Вкруг тебя, княже, плотно сомкнулися.
Лики, тебе знакомые,
Путь указуют куда-то далече...
Вижу светло, правда сказалась!
ГОЛИЦИН. Что сказалось?
МАРФА.
Княже, тебе угрожает опала и заточенье в дальнем краю.
Отнимется власть, и богатство, и знатность навек от тебя.
Ни слава в минувшем, ни доблесть, ни знанье – ничто не спасёт тебя...
Судьба так решила.
Узнаешь, мой княже, нужду и лишенья, великую страду-печаль.
В той страде, в горючих слезах познаешь ты всю правду земли...
ГОЛИЦИН. Сгинь!
Марфа медленно отступает, озираясь. Голицин звонит. Входит Варсонофьев.
ГОЛИЦИН (тихо Варсонофьеву). Скорей утопить на «болоте», чтобы сплетни не вышло. (Марфа, услышав последние слова Голицина, быстро уходит. Варсонофьев спешит за ней.)
Вот в чем решенье судьбы моей,
Вот отчего так сердце сжималось:
Мне грозит позорная опала,
А там придет бесславье и погибель.
Так недавно, с верой крепкой в счастье,
Думал святой отчизны дело обновить я,
Покончил с боярскими "местами",
Сношения с Европою упрочил,
Надежный мир родной стране готовил...
На меня смотрели европейцы,
Когда, в главе полков, испытанных в боях,
Надменность сбил я заядлому шляхетству,
Иль под Андрусовым вырвал из пасти крулей жадных родные земли;
Те земли, кровью предков облитые,
Принес я в дар моей святой отчизне.
Все прахом пошло, все забыто.
О, святая Русь! Не скоро ржавчину татарскую ты смоешь!
Входит князь Иван Хованский.
ИВАН ХОВАНСКИЙ. А мы без докладу, князь; вот как.
ГОЛИЦИН. Прошу присесть.
ИВАН ХОВАНСКИЙ.
Присесть! Спаси бог!...вот, задача! Мы теперь своих местов лишились. Ты же сам нас удалил, киязь, с холопьем поравнял; где присесть прикажешь?
ГОЛИЦИН. Что ты, князь?
ИВАН ХОВАНСКИЙ.
Тут али ин где, дале на пороге, с челядью твоею, со смердами?..
ГОЛИЦИН.
Не чудно ль это? Ты, доблестью и силою богатый, сокрушился о боярские причуды.
ИВАН ХОВАНСКИЙ.
Слышь, не труни, Голицин! Ты, кичась успехами своими, нас, и нашу честь, и сановитость предал дьякам на посмеянье.
ГОЛИЦЫН. Дьякам?
ИВАН ХОВАНСКИЙ. Ну, ладно ж, князь, натешился ты вдоволь.
ГОЛИЦИН. Над кем бы это?
ИВАН ХОВАНСКИЙ.
У татарвы ведь тоже все равны: чуть кто не так – сейчас башку долой.
Уж не с татар ли ты пример берешь?
ГОЛИЦИН. Что? Что с тобой? С ума сошел... Опомнись, Хованский!
ИВАН ХОВАНСКИЙ. Ага, забрало!
ГОЛИЦИН.
Простите нечаянный порыв мой, князь Хованский. Быть может, я бояр обидел мерой крутою, но неизбежной; только странно, что при этом о тебе совсем забыл я. А ты, князь Хованский, ты, силою и доблестью богатый, ты, властелин стрельцов несокрушимых, ты, сам владыка всемощный, пред кем вся Москва лежала во прахе, кровью обливаясь, ты нигде места но находишь!
ИВАН ХОВАНСКИЙ.
Довольно, князь! Я выслушивал тебя спокойно, я не препятствовал тебе в злоречье, выслушай и ты меня, и ты мне не препятствуй.
Голицин делает насмешливый поклон Хованскому. Входит Досифей и приостанавливается, не сводя глаз с Хованского.
ИВАН ХОВАНСКИЙ.
Знаешь ли ты, чья кровь во мне? Гедимина кровь во мне, и потому кичливости твоей не потерплю я. Чем кичишся? Нет, изволь, скажи мне: чем кичишься? Небось, не славным ратным ли походом, когда полков тьмы там без боя ты голодом сморил?
ГОЛИЦИН (запальчиво). Что?.. Не тебе судить мои поступки!
ИВАН ХОВАНСКИЙ. Вот те раз! Как бы не так!
ГОЛИЦИН. Не твоего ума это дело, слышишь ты!
ИВАН ХОВАНСКИЙ. (гневно). Что такое?
ДОСИФЕЙ (становясь между князьями)
Князья, смири ваш гнев, смири гордыню злую.
Не в раздоре вашем Руси спасенье.
Послал ли господь всемогущий совет и мудрость вам?
ГОЛИЦИН.
Прежде всего, хотел бы я прямо к цели беседы нашей приступить.
ДОСИФЕЙ.
Познали ль вы, князья, где святой Руси погибель и в чем Руси спасенье?.. Что ж примолкли?
ГОЛИЦИН. Да надо силы знать. Где эти силы?
ДОСИФЕЙ. Наши. В сердце божьем и в вере святой.
ГОЛИЦИН. Да, это-то конечно. Нет, иные силы?
ДОСИФЕЙ.
Какие тут иные силы! Когда крестьянство домы побросало и врознь бредёт.
ГОЛИЦИН. Ну, а правленье-то какое?
ДОСИФЕЙ.
По старине мирской, по старым книгам, а дальше сам народ подскажет.
ГОЛИЦИН. Ну, к старине не больно прилежу, признаться.
ИВАН ХОВАНСКИЙ. Вишь, прыток; ась?
ДОСИФЕЙ.
Недаром же в неметчине ты школу-то отведал! Ну что ж, веди на нас Теута с ополчением бесовским его; народ бежит в леса и дебри от ваших новшеств лукавых.
ИВАН ХОВАНСКИЙ.
Правда! Вот я, я ведь тоже понял суть; князю-то кичливому все говорил, как же, все говорил: "Князь, не рушь ты старины". А он, глядишь, места боярам упразднил.
Вдали чуть слышно пение черноряжцев. Голицын и Хованский прислушиваются.)
ЧЕРНОРЯЖЦЫ..
Победихом, посрамихом, пререкохом,
Пререкохом и препрехом ересь...
ДОСИФЕЙ.
Пребудьте немы и внемлите доблим сим, в путь господа грядущим.
ГОЛИЦИН (тревожно). Что такое?
ДОСИФЕЙ. Вы, бояре только на словах горазды, а вот, кто делает...
Черноряжцы сопровождаемые толпой народа, торжественно проходят с книгами на головах за решеткою сада.
ЧЕРНОРЯЖЦЫ.
Победихом, посрамихом, пререкохом,
Прсрекохом и препрехом ересь,
Ересь нечестия и зла стремнины вражие.
ИВАН ХОВАНСКИЙ. Молодцы, ребята, лихо.
ГОЛИЦИН (тревожно). Кто молодцы?
ДОСИФЕЙ (восторженно).
Победихом и препрахом никонианцев лжеучение,
Насадихом вертоград господень, Соблюдихом веру правую,
во славу зиждителя вселенныя!
ЧЕРНОРЯЖЦЫ(удаляясь). Победихом... Посрамихом... Нечестия... (Еле слышно.) И презрехом...
ГОЛИЦИН (гневно). Раскол!
ИВАН ХОВАНСКИЙ (отважно).
Любо! Нами да стариной паки Русь возвеселится!
Вбегает Марфа, едва переводя дыхание.
МАРФА. Княже, княже! Не вели казнить, вели миловать!
ГОЛИЦИН (с суеверным страхом). Оборотень!.. Оборотень!.
ИВАН Хованский. Господь с тобой! Что ты, князь? Это Марфа!
ДОСИФЕЙ (Марфе). Что с тобой, дитя возлюбленное?
МАРФА (узнав Досифея).
Отче, ты здесь?
Шла я от князя по зорьке вечерней, только по задворкам, шасть – холоп! Я домекнулась: следит за мной, видно. Было за Белгород близко «болота». Тут при «болоте» душить меня почал, баял: ты наказал, княже. Слава ти, боже!.. Петровцы подоспели... А на задворках и держут...
ГОЛИЦИН, Хованский, ДОСИФЕЙ. Петровцы?!
МАРФА. Потешные прогулкой, что ли, шли...
Опрометью вбегает Варсонофьев.
ВАРСОНОФЬЕВ. Шакловитый!