На этом этапе мы должны обратиться к некоторым альтернативным моделям мужского психосексуального развития и интегрировать в них социальные и реляционные факторы. Психологическая теория маскулинности, которую я нахожу полезной и к которой обращусь в следующих главах, проистекает частью из последних работ постфрейдистских психологов – исследователей личности. Список релевантных теоретиков и их трудов обширен, но может быть сведен здесь к именам Эрика Эриксона, Ральфа Гринсона, Эдит Джейкобсон, Маргарет Малер, Грегори Роклина, Роберта Столлера и Д.В. Винникотта.
Основная идея здесь касается особых проблем, связанных с происхождением маскулинности как категории самоидентификации, отличной от фемининности. Теория начинается с утверждения, что все младенцы, мужского и женского пола, вырабатывают первоначальную идентичность и социальную связь с кормящим родителем, то есть матерью. Это утверждение уже расходится с классическим фрейдизмом, который утверждает, что ребенок мужского пола вначале имеет мужскую идентичность и естественное гетеросексуальное отношение к своей матери, достигающее кульминации в эдиповом конфликте, и что мужская идентичность мальчика аксиоматична и бесконфликтна. Новая теория, напротив, постулирует ранний и продолжительный период единства или психологическогослияния мальчика и его матери, который Фрейд рассматривал под названием периода «первичного нарциссизма», когда младенец не может провести различие между собой и матерью. Аргументация такова: физическое разделение матери и ребенка не приводит к сравнимому по травматичности и окончательности психологическому разделению.
По мере взросления ребенка наступает критический рубеж, который Малер назвала разделением-индивидуацией. В этот момент растущая уверенность ребенка в психическом отделении от матери совмещается с его увеличивающейся физической мобильностью и совершенствованием самостоятельных моторных навыков, таких как умение ходить, говорить, манипулировать игрушками. Эти независимые действия вознаграждаются социально как родителями, так и другими членами группы, наблюдающими за взрослением ребенка. Мальчики и девочки равным образом проходят этапы сепарации, самомотивации, поощрения и наград и начала осознания себя личностью; и те и другие учатся воспринимать требования социально одобряемого гендерного поведения. Однако, согласно данной теории, мальчик сталкивается в этот период с особыми проблемами, которые препятствуют его дальнейшему осознанию себя как независимой личности.
Особая участь мальчиков предопределяется различием в исходе первоначального психического единства детей с матерью. Осознание себя в качестве самостоятельного индивида приносит с собой параллельное осознание гендерной идентичности – бытия в качестве мальчика или девочки, мужчины или женщины. В большинстве обществ каждый индивид может выбрать ту или иную идентичность, в том числе для того, чтобы быть самостоятельной личностью, признаваемой таковой его сверстниками, и получить таким образом общественное одобрение. Особая проблема, с которой сталкиваются в это время мальчики, заключается в том, что им необходимо преодолеть предыдущее чувство психологического единства с матерью для того, чтобы обрести независимое самосознание, определяемое обществом как мужское, – и для этого необходимо усилие, не только функционально эквивалентное психической сепарации, но также подразумевающее создание новой автономной личности, одобряемой обществом. Девочка не переживает эту проблему столь же остро, поскольку, согласно данной теории, ее женственность формируется из первоначального симбиотического единства с матерью, идентификации, которая предшествует обретению самоидентификации и достигает кульминации в будущем материнстве девочки (Chodorow 1978). В большинстве обществ чувство осознания личностной независимости маленького мальчика должно включать сознание себя как существа, не похожего на мать в смысле личностной самоидентификации и выполняющего иную социальную роль. Таким образом, для мальчика период сепарации осложняется дополнительными проблемами и рисками. Роберт Столлер сжато сформулировал это так:
«Хотя справедливо, что первый объект сексуального интереса мальчика гетеросексуален [это его мать], он должен сделать гигантский шаг, прежде чем "осознает" это: сначала он должен отделить свое самосознание от материнского. Таким образом, весь процесс приобретения мужественности мальчиком подвергается риску с момента его рождения; его все еще не постигнутая маскулинность все время находится под угрозой первичного, глубокого, первобытного единства с матерью, блаженного опыта, который не забыт, он погребен, но проявляет активность в глубинах самосознания как фокус притяжения, который на протяжении всей жизни соблазняет индивида вернуться в это примитивное единство. Это – скрытая угроза, заключенная внутри маскулинности».
Для того чтобы стать независимой личностью, мальчик должен совершить большое дело. Он должен пройти через испытание: прервать цепь, связывающую его самосознание с материнским. Он должен отречься от этой связи и искать свой собственный путь в мире. Его маскулинность представляет, таким образом, отделение от матери и вступление в новый и независимый социальный статус, признаваемый как отдельный и противоположный материнскому. Согласно этой точке зрения, главная угроза взрослению мальчика – не только и не столько страх кастрации, не страх перед отцовским наказанием, имеющий только одно измерение, но более амбивалентный страх-фантазия перед своей матерью. Эта неискоренимая фантазия – возвращение в первоначальный материнский симбиоз. Это неустранимый страх того, что желание воссоединиться с матерью пересилит чувство осознания собственного «я».
В последнее время некоторые неофрейдисты, вооруженные новыми идеями, стали обращать более пристальное внимание на загадку культов моделирования маскулинных ролей. Их менее интересовали вопросы гендерной идентификации и страха кастрации, чем связанные с ними проблемы регрессии и их отношение к формированию социальных ролей. На недавнем симпозиуме по данной проблематике психоаналитик Джеральд Фогель утверждал, что дилемма мальчика «выходит за пределы кастрационного комплекса» к конфликтной попытке явиться от аналитического единства со своей матерью, которое лишает мальчика независимости. На том же симпозиуме другой психоаналитик говорил об уютном чувстве всемогущества, которое дает это симбиотическое единство. Купер считает, что именно чувство всемогущества, нарциссической завершенности, ощущаемое и хранимое в фантазиях как блаженное переживание единства с матерью, мощно тянет мальчика назад в детство, прочь от вызовов независимой мужественности. Согласно этой точке зрения, обретение мужественности – это сражение против подобных регрессивных желаний и фантазий, отречение от тяготения к идиллическому блаженству детства. С таких позиций, формула возмужания это «восстание против детскости». Эта борьба специфически направлена «против регрессии». Данная ревизионистская теория вооружает нас психологическим ключом к загадке норм и идеалов возмужания. Ясно, что страх кастрации также важен в индивидуальном развитии. Но идеологии мужественности не только интрапсихичны; в большинстве обществ они также являются коллективными представлениями и служат направляющими образами. Для понимания социологического смысла возмужания и оценки, в первую очередь, его общественных, а не индивидуальных функций изучение регрессии более важно. Причина в том, что в целом регрессия представляет более серьезную угрозу целостности общества. Регрессия, как мы увидим далее, неприемлема не только индивидуально, но и на социальном уровне, поскольку большинство обществ в интересах своей функциональной эффективности требуют отречения от эскапистских желаний в пользу деятельной и созидательной мужественности. Хотя всем мужчинам приходится преодолевать кастрационный комплекс тем или иным способом, он не представляет подобной общей угрозы социальной преемственности. Суммируя, мы можем сказать, что система образов возмужания может быть интерпретирована с неофрейдистских позиций как защита от вечного ребенка внутри каждого индивида, от ребяческой незрелости, от того, что иногда называют комплексом Питера Пэна. В дальнейшем мы будем постоянно возвращаться к этой аргументации.
А сейчас давайте начнем наше путешествие в поисках примеров образов мужества. Наша первая остановка будет в колыбели западной цивилизации, в бассейне Средиземноморья, а точнее – в Испании. Там дорога к возмужанию трудна, но все мужчины обязаны идти ею, хотят они того или нет.
[1] Гилмор, Д. Становление мужественности: Культурные концепты маскулинности / Д. Гилмор. – М.: РОССРЭН, 2005. – Гл. 1 Тайна возмужания. – С. 17–38.
[2] Знак «!» обозначает альвеолярно-палатальный (церебральный) щелкающий звук, подобный (только более слабый) звуку вытаскиваемой из смылки пробки. – Здесь и далее примечания переводчика.
[3] В оригинале – military weapons. Действительно, у бушменов!кунг не было специального боевого оружия, боевое и охотничье оружие не различались. Людей, подобно крупным антилопам,!кунг изредка приканчивали стрелами, отравленными очень сильным ядом, или ассегаями (короткими копьями с массивным железным лезвием).