А сейчас давайте остановимся и подведем некоторый итог. Что мы знаем о происхождении подобной гендерной образности? До самых недавних пор изучение полового поведения велось в стабильной парадигме, берущей свое начало в механистических представлениях девятнадцатого столетия. Определяющей была идея о природных типах – Универсальном Мужчине, противопоставленном Универсальной Женщине, – сексуальной симметрии, предположительно порожденной самоочевидным дуализмом биологии и психологии. Фрейд, например, считал анатомическое разделение неизбежностью <…>. Западная литература и философия полна подобными фундаментальными и предположительно непреложными дуализмами; их мы также можем найти в некоторых азиатских космологиях, например в китайских инь и янь и в бесчисленных наборах дуальных оппозиций из философии и конкретных наук. Что может быть более ясным выражением полярности, чем пол? Наши воззрения на возмужание в прошлом были простым отражением мысли о полярности мужской и женской «природы» или «принципов». Такая точка зрения получала некоторую научную поддержку со стороны биологов и психологов, многие из которых считали, что агрессивность и маскулинность, включая ее испытание и подтверждение, является простым следствием мужской анатомии и гормонов: мужчины ищут вызовов потому, что они агрессивны по природе. Просто они таковы; женщины им противоположны – и точка.
Взгляды на половые роли, однако, за последние десятилетия радикально изменились. Хотя половые дуализмы и оппозиции привлекательны для мышления многих, они явно вышли из моды в науке, наряду с половыми универсалиями и биологическим детерминизмом. Причина этого, помимо недавно появившейся тенденции ухода от статических структурных дуализмов в социальных науках, частично заключается в феминистской революции <…>. Начиная с 1960-х гг. феминистская атака на биполярную природу полового мышления поколебала дуалистическое здание до самых оснований, но, честно говоря, оно с самого начала не было крепким. Например, и Фрейд и Юнг признавали, что в каждой индивидульной психике можно найти некоторую внутренне присущую ей смесь маскулинности и фемининности. Выделяя мужские и женские принципы, Юнг, надо отдать ему должное, признавал наличие анимуса и анимы в определенных пропорциях во всех индивидах; бисексуальность, собственно говоря, была одним из оснований, на которых покоились рассуждения Фрейда. Ни в одном человеческом существе, отмечает Фрейд, ни на психологическом, ни на биологическом уровнях невозможно найти чистые маскулинность или фемининность. Напротив, каждый индивид демонстрирует наличие их «смеси».
Более того, представители феминистского направления с различной степенью научной подготовки и убедительности в целом несомненно продемонстрировали, что традиционная, основанная на биологии биполярная модель ущербна; равно как и то, что пол (биологическая наследственность) и гендер (культурные нормы) – это разные категории, которые могут быть взаимосвязаны, но не и изоморфны друг другу. Большинство наблюдателей согласятся, что гормоны и анатомия сильно влияют на наше поведение. Биолог-антрополог Мелвин Коннер убедительно показал это в своей книге «Связанные крылья» (1982). Осмысливая факты из новейшей научной и клинической литературы в своем высоко оцененном коллегами обзоре, Коннер заключает, что тестостерон (главный мужской половой гормон) предопределяет некоторый более высокий средний уровень агрессивности у мужчин по сравнению с женщинами. Но он полностью согласен с тем, что биология не определяет ни всего нашего поведения, ни даже большей его части и что культуры действительно заметно различаются в части предписываемых ими половых ролей, занятий и задач. Дискретные концепции маскулинности и фемининности, основанные на вторичных половых различиях, существуют во всех без исключения культурах, но они не всегда сконструированы и противопоставлены друг другу одинаковым образом. Гендер это символическая категория. В качестве таковой ей присущ сильный моральный оттенок; таким образом, она аскриптивна, культурно относительна и потенциально подвержена изменегию. С другой стороны, половые различия коренятся в анатомии и, таким образом, довольно стабильны. Сейчас общепризнано, даже наиболее консервативными исследователями-мужчинами, что маскулинный и фемининный принципы представляют собой не врожденные полярности, а «перемывающийся континуум» или, по выражению Спенс и Хельмрайха, «ортогональные измерения».
И все же, как мы видели из примеров, приведенных выше, наблюдается повторяющаяся культурная тенденция к разграничению и поляризации гендерных ролей. Вместо того чтобы допустить свободу в сложении баланса половых и гендерных ролей, большая часть обществ стремится выйти за пределы биологических потенциалов, ясно очерчивая половые роли и определяя надлежащие формы поведения для мужчин и женщин как противоположные или комплементарные. Даже там, где существуют случаи так называемого «третьего пола», как, например, бердаче у индейцев прерий или ханит у омани, традиционные мужская и женская модели поведения все же сильно дифференцированы. Таким образом, вопрос постоянства в гендерных представлениях выходит за пределы биологических предрасположенностей и охватывает культурные нормы и моральные предписания. Даже если мужская (и женская) образность и основана на архетипах, последние должны быть большей частью сконструированы культурой как системы символов, а не как простые продукты анатомии, потому что анатомия мало что определяет в тех контекстах, где вступает в действие морализирующее воображение. Ответ на загадку возмужания должен лежать в сфере культуры: мы должны понять, почему культура преувеличивает биологические различия, и притом определенным образом.