27:15-20: «На праздник же правитель имел обычай отпускать народу одного узника, которого хотели. Был у них тогда известный узник, называемый Иисус Варавва…Но главные священники и старейшины убедили толпу просить Варавву…»
Поздние тексты по очевидным причинам исключают «Иисус» («Б. с нами»), оставляя только «Варавва».
Скорее всего, имелись в виду не иудеи вообще, а толпа, обыкновенно присутствовавшая в синедрионе (M.Sanh4:4). Включая учеников раввинов, это легко могло быть несколько сот человек.
Возможно, Варавва (бар Абба – «сын отца») также является вымышленным, указывая на то, что разбойник был самым обычным человеком. Соответственно, иудеи потребовали отпустить не другого героя, а кого угодно. Впрочем, бар Абба встречалось и как имя собственное, поэтому здесь не более чем предположение.
M.Sanh6:4 упоминает, что синедрион не осуждал более одного человека в день (обсуждение казни 80 ведьм Симеоном бар Шетой). M.Sanh6:1: приговор сразу приводился в исполнение. То есть, одновременно казнить нескольких человек по решению иудейского суда, видимо, не могли. Если допустить, что Варавва был осужден римским судом префекта, то его освобождение было бы для иудеев более важно: с их точки зрения, он был казнен без законного суда.
Эпизод интересен и что-то означал, но искажен до неузнаваемости. Не было обычая отпускать узников, то есть, историческая основа здесь отсутствует (скорее бы отпускали на радостный праздник Суккот, чем на Песах, отмечающий исход из Египта). О фальсификации свидетельствует и известная вставка аналогичного тезиса в Лк23:17.
Лука содержит намек на возможное происхождение эпизода. У него, Пилат настойчиво предлагает толпе отпустить Иисуса (поскольку его не следует казнить). Но народ просит отпустить преступника Варавву. Здесь нет ссылки на обычай, просто толпа просит о помиловании. Позднее какой-то редактор решил, что Пилат освободил Варавву именно по случаю праздника, и описал такой обычай.
|
|
Такая традиция маловероятна и сама по себе: обычно, толпа не захочет освобождать преступников, приговоренных к казни. Исключение обычно составляют популярные разбойники. Но именно они были наиболее опасны для власти, и префект не стал бы их отпускать.
Называть в фальсификации разбойника именем (соседнего с ним) героя совершенно неестественно.
Не исключено, что Иисус бар Абба – это сам Иисус, сын Отца Небесного. Эпизод вначале был отдельной легендой о том, что Иисус (или его двойник бар Абба, возможно, он же Фома-близнец) спасся. Возможно, отсюда пошло и воскрешение Иисуса, и рассказы очевидцев, встречавших его в разных местах, вплоть до Индии. Можно только предполагать, что в этой истории было реальностью, а что – мифом.
Позднее эпизод был вставлен в Евангелие, причем очень грубо, так что образовались коллизия: из двух других узников Пилат предлагает освободить только Варавву, а, в итоге, рядом с Иисусом все равно еще два разбойника.
Еще другая возможность: коллизия двух версий. В одной иудеи требуют отпустить Иисуса (называя его бар Абба), а римляне его казнят. В другой – римляне предлагают отпустить Иисуса, а иудеи отказываются. В итоге получилось, что римляне предложили отпустить одного Иисуса, а иудеи потребовали освобождения другого Иисуса.
Вполне возможно, что здесь отражена традиция, аналогичная изложенной Платоном: Сократа предложили отправить в изгнание вместо казни, но он выбрал казнь. В итоге, то, что должно было быть формальным судом с целью изоляции от общины, вынужденно переросло в трагедию.
|
|
27:23: «Но они кричали еще больше: ‘Да будет распят!’»
Но ведь казнь за религиозное преступление – побитие камнями. Распятие – политическая казнь. Почему бы иудеи стали требовать ее для Иисуса?
27:24: «Пилат… взял воды и умыл руки пред народом, и сказал: невиновен я в крови Праведника Сего; смотрите вы».
Втор21:6: умывание рук как очищение от неизвестного убийства (когда находили тело вне города, старейшины города умывали руки в знак того, что жители этого города не совершали убийства). Возможно, во время Иисуса этот обряд использовался в других случаях, более близких к намеренному убийству.
С чего бы Пилат, известный своим пренебрежением к иудаизму, стал бы использовать древний иудейский обычай доказательства невиновности? Он наверняка не заботился о моральной или легальной ответственности.
27:25: «И тогда весь народ сказал: кровь Его на нас и на детях наших».
Это явная вставка с целью привести иудейское Евангелие от Матфея в соответствие с антииудейской ориентацией языческого христианства. Церкви было необходимо показать, что у Матфея тоже есть откат от иудаизма.
Совершенно очевидно, что иудеи никогда не стали бы использовать (тем более добровольно, неспровоцированно, без необходимости) такое проклятие, тем более, в отношении своих детей.
Автор явно перешел от Втор21:6 в предыдущем перикопе ко Втор21:8: «не дай вине невинной крови находиться среди Твоего народа, Израиля».
|
|
M.Sanh4:5 приводит речь судьи перед свидетелем: «если невинный человек будет осужден, его кровь будет на тебе и твоих потомках во всех поколениях». То есть, иудеям (или только присутствовавшим в суде) приписаны слова, показывающие, что они заведомо знали о невиновности Иисуса и все равно свидетельствовали против него – как группа.
Если «на нас и детях наших» означает иудеев вообще, то непонятно, как воспринимали этот текст члены секты Матфея. Если это относится только к присутствовавшим на суде, то такое осуждение именно этой группы (а не, например, бывших в доме первосвященника или оговоривших Иисуса) выглядит странно.
Такое осуждение иудеев выглядит весьма странно, если Иисус пришел к ним в качестве спасителя. Даже языческий Лука в пророческом гимне Симеона Лк2:30-32: «ибо глаза мои видели Твое спасение, которые Ты приготовил в присутствии всех людей, свет откровения язычникам и славу народу Твоему Израилю».
27:26: Пилат, «Иисуса, бив, предал на распятие».
Но иудеи требовали казни Иисуса, а Пилат с этим не соглашался. Иудеи не требовали бить Иисуса. Если это была инициатива Пилата, то она не вяжется с его нежеланием казнить Иисуса.
Представляется более вероятным, что, если бы Пилат не хотел осуждать Иисуса (как государственного преступника, объявившего себя царем – на распятие), то он разрешил бы иудеям (а иудаизм был легальной и охраняемой законом религией Римской империи) побить Иисуса камнями (за религиозное преступление).
27:28-29: римские солдаты «надели на него пурпурное одеяние; и, сплетя венец из терна, возложили Ему на голову. Дали Ему в правую руку трость…»
Это несколько сомнительное описание. Римские солдаты в Иудее были, вероятно, знакомы с облачением иудейского правителя. Но Иисуса одели как римлянина. Видимо, живя вне Иудеи, фальсификатор не знал об этом различии. Если речь идет о «червленых ризах из Восора», в которых, по Исаии, должен придти Мессия, то это описание касается военного, а не духовного Мессии.
Сплести венец из терна не так просто – это жесткое и колючее растение. Тем более, без навыка (в отличие от мастеровых, которые потом во множестве плели венцы для христианских представлений). Раны от колючек у Иисуса должны были быть меньше, чем у солдат.
Если же предположить, что история с распятием и воскрешением придумана гностиками, то все становится на свои места – в мистерии, посвящаемому надевают пальмовый венец с торчащими наружу листьями – подобно солнцу и его лучам («Метаморфозы»). Который похож на терновый. Интересно, фальсификатор просто исправил пальмовый венец на терновый (в соответствии со своей концепцией распятия) или действительно кто-то на расстоянии не разглядел, что венок пальмовый? Возможно, ответ лежит посередине: фальсификатору было доступно описание венка, но не из чего он был сделан, что-то вроде: «венец с торчащими острыми листьями». Оно было принято за описание тернового венца.
Аналогично, Дионисий был казнен на деревянном столбе в венце из плюща и терновой одежде.
Лк22:64: «закрывши Его, ударяли Его по лицу…» Действительно, это было принято (напр., b.A.Zarah4), и, вероятно, не только у иудеев, но и в других культурах (закрывать лицо).
Однако более существенно то, что ритуальное избиение могло быть частью мистического обряда посвящения. Евангелисты ни откуда не могли узнать об этом происшествии (в стенах претории). Очень похоже, что здесь отголосок мистического обряда, когда посвящаемого били те, кто считался мастерами. Смысл придавался, по-видимому, различный: доверие, послушание, кротость, безразличие к мирскому, но сам обряд был популярен. Ритуальное избиение в наши дни сохранилось в тибетском буддизме. Тогда понятно, что Иисус во время ритуала избиения (или после него) носил торжественное одеяние, венец и держал в руках жезл.
Загадка одежды Иисуса (27:35). Солдаты не могли ее поделить – то есть, это был один цельнотканый хитон. Такую одежду использовали священники в обрядах, но она выглядела бы странно на нищем проповеднике (срывание колосков в субботу, ящик для пожертвований у Иуды подтверждают бедность Иисуса). А в мистическом обряде, посвящаемый был одет именно в цельнотканый хитон. Кстати, как и при крещении у гностиков и ессенов.
Здесь же может лежать объяснение истории с въездом Иисуса в Иерусалим на двух ослах одновременно. Осел интенсивно использовался в мистических обрядах, иногда как божественный образ, более часто – как образ дьявола. Восседать на осле – могло значить, покорить дьявола. Это вполне могло быть частью обряда.
Тогда, в первоначальной редакции, Иисус въезжает на осле. Потом какой-то редактор обнаружил пророчество о въезде Мессии на молодом осле, неправильно переведенное в Септуагинте как описывающее двух ослов одновременно. Фальсификатор решил иудаизировать описание, изменив его для полного соответствия пророчеству.
Причем, из Вифании в Иерусалим ехать было около 500 метров. Это несколько странно для Мессии – который, получается, шел пешком (совсем не победно), а уже перед Иерусалимом нашел себе осла. В мистическом же обряде на осле было далеко не уехать, поездка на осле должна была быть именно короткой.
В этом контексте легко объяснить и воскрешение. Египетские мистерии включали ритуальную смерть, помещение в саркофаг и выход из него через некоторое время. Не исключено, что посвящаемый мог проводить в саркофаге 2-3 дня, как и Иисус в пещере. В гностической Wisdom of Jesus Christ Иисус воскрешен как сияние, а не как тело.
Позорная смерть на дереве – один из основных доводов иудеев против мессианства Иисуса. Даже Юстин в фальсифицированном «Диалоге с Трифоном», приписывая иудею максимально возможную (для оппонента) поддержку христианства, не доходит до согласия Трифона с возможностью повешения Мессии (о подделке, кроме собственно текста, свидетельствует и название – «Диалог», а не «Против Трифона»). Можно предположить, что имитация позорной смерти была частью обряда посвящения наравне с ритуалом избиения.
27:32-33: Симона Киринеянина «заставили нести крест Его. И, пришедши на место, называемое Голгофа, что значит ‘Место Лба’…»
Если в этом месте всегда казнили разбойников, то зачем было нести крест. Очевидно, казни осуществлялись достаточно регулярно, и незачем было устанавливать крест каждый раз заново.
Это описание более реалистично, чем Иоанна, где Иисус сам несет крест. Как можно было заставить человека, уже осужденного на смерть, нести крест? Это и физически весьма непросто. Крест должен иметь высоту не менее 2 метров, иначе осужденный бы стоял на земле. Тогда нести его на спине можно только почти горизонтально согнувшись. Пройти в такой позе с грузом 60-80кг по узким улочкам? Это испытание даже для здоровых христианских паломников, имитирующих последний путь Иисуса.
Вероятно, осужденные несли не крест, а перекладину, к которой у них были привязаны руки. Или, M.Sanh6:4: подвешивали за связанные вместе руки. Такая схема явилась бы еще одним аргументом против проткнутых рук Иисуса, которые трогает Фома у Иоанна.
Неизвестно, действительно ли Голгофа была местом казни, хотя такое место должно было находиться вне города (M.Sanh6:1). Возможно, христианский автор заимствовал популярную у ессенов традицию о том, что именно там был похоронен Адам.
Преступников казнили по месту их основной деятельности (Tan. Tetzaweh7), соответственно можно ожидать казни Иисуса в Галилее, хотя в некоторых случаях преступников привозили в Иерусалим и казнили перед праздником.
27:34: «Дали Ему пить вина, смешанного с желчью…»
Синодальный перевод для большей убедительности заменяет «вино» (аналогично 27:48: «скисшее вино») на «уксус». Видимо, это было даже не скисшее, а дешевое сухое вино.
Вероятно, эту смесь обычно давали перед распятием, чтобы осужденный не умер сразу от болевого шока или для облегчения страданий. Последнее отнюдь не невероятно, поскольку традиция уделяет большое внимание сравнительной гуманизации казни. Sanh43: «Осужденному на казнь дают {около литра} вина, смешанного с frankincense, чтобы он потерял сознание».
То, что Иисус не хотел пить, могло быть обычной реакцией человека, который предпочел быструю смерть. Возможно, этим объясняется и то, что он умер необычно быстро.
Ин19:28-29: солдаты дают Иисусу вино не до распятия, а когда он сказал, что хочет пить. В этом контексте сухое вино – отнюдь не издевка: солдаты поделились тем вином, которое они и сами пили.
Параллель с Пс69 весьма натянута. Пс69:21: «Они дали мне яд в пищу, и уксус, чтобы утолить жажду». Отравленную или вообще какую-то пищу Иисусу никто не давал. Автор использует одну часть пророчества для доказательства, а другая – игнорирует.
Контекст Пс69 не подходит к Иисусу:
«неправды мои не скрыты от Тебя». Но какие же грехи мог совершить Иисус?
«Не дай надеющимся на Тебя быть опозоренными из-за меня». Но ведь своим распятием Иисус прославлял Б.
«О Б. Израилев!» Это никак не совместимо с обращением к другим народам.
«Я стал чужаком соплеменникам моим». Это трудно совместить с концепцией богочеловека.
«Когда я плакал в посте души моей, они обижали меня за это». Евангелия описывают похожий эпизод с молитвой об избавлении в Гефсимании. Но там никто Иисуса не обижал из-за плача.
«избавь меня от врагов моих». Но Иисус сознательно стремился к распятию. У того, кто проповедовал отсутствие ненависти и любовь к врагам, не мог считать окружающих врагами.
«не дай аду поглотить меня». Иисус же говорил о своей вечности и обещал синедриону, что они увидят его рядом с Б.
«не прячь лица Твоего от Твоего слуги». Если Иисус был богочеловеком, то он в любой ситуации видел бы (конечно, в мистическом смысле) лицо Б.
«пусть стол их будет западней для них». Иисус проповедовал любовь к врагам.
Если принять, что Пс69 описывает Иисуса, то следует признать, что Иисус совсем не стремился искупить человечество своим распятием, и всячески старался избежать этой участи.
27:35: «Распявшие же Его делили одежды Его, бросая жребий».
Какие одежды были у Иисуса, тем более такие, которые могли бы приглянуться хорошо оплачиваемым римским солдатам?
Эпизод вызывает сомнения с точки зрения практической реализации. Все время по дороге от претории у Иисусу руки были привязаны к перекладине, и снять одежду было бы проблематично. Можно допустить, что перекладину нес Симон Киринеянин. Но даже тогда солдатам необходимо было бы предусмотрительно запастись куском ткани для набедренной повязки Иисуса.
Если родственники Иисуса присутствовали при казни (Ин19:26), то одежды должны были получить они, а не солдаты.
Не довольствуясь прямым заимствованием Пс22:18, некоторые редакции добавляют: «да сбудется реченное чрез пророка…»
Контекст Пс22 не соответствует описанию Иисуса:
«Почему Ты удалился, не помогаешь Мне…» «На Тебя уповали наши предки…» «Но я червь, а не человек…» Невозможные слова для богочеловека.
«Твой престол – восхваления Израиля». Давид явно не описывает израильтян как грешников.
«Ты вынул меня из чрева; Ты охранял меня на материнской груди…» Характерно отсутствие упоминания о непорочном зачатии и о специальном статусе Марии.
«С тех пор, как я рожден, Ты – мой Б.» А раньше? Ведь Иисус вечен.
«Псы вокруг меня; делающие зло окружают меня…» А как же: «не суди…», «любите врагов своих»?
«Спаси душу мою от меча…» Речь не о распятии.
«Я провозглашу имя Твое между моими соплеменниками…» То есть, тот, кого описывает псалом, отнюдь не собирался погибать.
Основная привязка псалма к Иисусу по Пс22:16: «мои руки и ноги проткнуты…» Но «проткнуты» - это только предположение. Значение глагола на иврите неизвестно. Без «проткнуты» любая аналогия с распятием основывается только на более или менее свободном воображении.
27:37: «И поставили над головою Его надпись, означающую вину Его: ‘Это Иисус, Царь Иудеев’».
Официальное распятие по решению суда – не место для шуток. Надпись должна была обозначать вину. Распятого не могли назвать «Царем Иудеев». Могли написать «который называл себя…» или вроде того.
Но в синедрионе были другие обвинения, 26:61,63: обещание разрушить Храм и то, что Иисус называл себя сыном Б.
27:38: «Тогда распяты с Ним два разбойника…»
Почему же Пилат предложил отпустить или Иисуса, или Варавву, не упомянув второго разбойника? К тому же, Пилат отпустил Варавву, и Иисус должен был остаться один. 27:32 описывает, как несли только один крест, а не три.
Вероятно, эпизод 27:15-16 (Пилат предлагает толпе отпустить по случаю праздника одного узника) вставлен еще позднее.
Фальсификатор заимствует описание из ошибочного перевода Исаии. На самом деле, Ис53:9: «Они сделали ему могилу рядом со злыми, предали смерти с богатым». Правильность именно мазоретской редакции подтверждается продолжением: «хотя он не совершал насилия, и не было обмана в устах его»: то есть, атрибутов, соответственно, злых и богатых.
Впрочем, в попытке обосновать соответствие Исаии, Иисуса хоронят не на общественной земле (как положено по Закону и, возможно, упомянуто в 27:7), а в склепе зажиточного человека, Иосифа.
27:39-40: «Проходящие же злословили Его… говоря: ‘… Если Ты – Сын Б., сойди с креста’».
В общем-то, не такой плохой совет. Он бы обеспечил немедленное признание Иисуса, обращение и пр.
Апологеты объясняют, что у Иисуса была иная задача: своим страданием заставить мир обратиться. Но чудо, зафиксированное римлянами, было бы не худшим поводом сделать то же самое.
Откуда на Голгофе могли взяться прохожие? Тем более после полудня в пятницу праздничного (или предпраздничного) дня?
27:41-42: «Подобно и главные священники с книжниками и старейшинами, насмехались над Ним, говоря: ‘Он спасал других, но не может спасти себя’».
Священники, во время праздника особенно тщательно сохранявшие ритуальную чистоту, вряд ли присутствовали на Голгофе. Да и едва ли иудейские аристократы стали ожидать несколько часов кончины распятого Иисуса.
Матфей не уделяет существенного внимания собственно спасению. Для него пришествие Иисуса связано прежде всего с наступлением царства небесного. Отсюда и кульминация – восхождение в Иерусалим. Старейшины же только о спасении, в данном случае, и говорят. Похоже, перикоп датируется периодом, когда концепция прихода Иисуса для спасения заняла центральное место в христианской доктрине.
27:42: «Он Царь Израиля. Пусть сойдет сейчас с креста, и мы поверим Ему».
В общем-то, действительно, это было лучшим способом обратить иудеев. Если Иисус пришел для спасения, то совершенно непонятно, почему он не избрал этот – лучший – способ демонстрации своей власти.
27:43: «Он надеется на Б., пусть Б. избавит Его, если захочет…»
Фраза «он надеется» несколько противопоставляет Иисуса говорящему. Она не звучит вполне естественно у человека, который сам надеется на Б. – как священники, или книжники, или старейшины, которое это говорили.
27:45: «От полудня, тьма опустилась на землю до трех часов пополудни».
Похоже на ссылку на Ам8:9: «В этот день, говорит Господь Б., Я погашу солнце в полдень, и погружу землю в тьму посреди дня». Фальсификатор буквально толкует стандартный для пророчеств образ погасшего солнца, означающий разрушение. В данном случае, речь идет о разрушении нечестивой Самарии (GFP2:29).
Трудно удержаться, чтобы не заметить, что солнечное затмение не может продолжаться три часа. Полное затмение наступает на не более чем три минуты. Более того, праздник Песах приходится на полнолуние, а для солнечного затмения требуется новолуние.
Возможно, здесь часть метафоры Иоил2:31: «Солнце обратится во тьму, и луна – в кровь, перед великим и страшным днем, когда придет Господь». Темно-красная, цвета крови, луна видна при лунном затмении. Оно возможно при полнолунии. Вечером 1 апреля (предположительно 14 нисана) 33г. в Иерусалиме было видно частичное лунное затмение. Оно могло напомнить пророчество Иоиля, а потом уже, когда события были забыты, оставили только часть, касающуюся солнечного затмения. Псевдоэпиграфия «Послание Пилата» также упоминает обращение луны в кровь – лунное затмение.
Древнее исчисление времени не соответствует современному. В Иудее, день начинали отсчитывать с предыдущего вечера. В Галилее, предполагается, - с утра. Это же объясняет 26:17: «В первый же день опресночный приступили ученики к Иисусу и сказали Ему: ‘Где велишь нам приготовить тебе Пасху?’» В Иудее первый день праздника – это следующий день после пасхального вечера. В Галилее, предполагается, день перед пасхальным вечером. Более прозаическое объяснение может заключаться в том, что греки тоже, по-видимому, считали день с утра, и Евангелия могут отражать взгляды их, а не галилеян.
Среди иудейских сект солнечная хронология употреблялась только ессенами и христианами, еще раз указывая на их родство. Они начинали отсчет дня с восхода солнца (современные 6 утра). В то же время остальные иудеи считают день начинающимся с предыдущего вечера (так, суббота наступает в пятницу с появлением звезды).
Шестой и девятый час в Евангелиях – соответственно, полдень и три часа пополудни современного исчисления.
Вообще говоря, редакция 12 – 3 часа представляется малореальной.
27:1: суд над Иисусом начался утром. Причем, участвовали «все главные священники и старейшины». По крайней мере, много людей. То есть, скорее всего, не ранее 7 утра.
27:2: Иисуса отвели Пилату. При скором суде, Иисус мог появиться у Пилата в 9 утра. Судя по талмудической процедуре, суд должен был продолжаться не менее нескольких часов.
27:11: суд Пилата. 27:20: собрался народ. 27:22: Пилат обращается к иудеям. 11 утра.
27:26: солдаты бьют Иисуса. 27:27: собирается вся когорта, и издеваются над Иисусом. Вряд ли меньше 3 часов. Итого 2 часа пополудни.
27:32: Симон из Киринеи несет крест. Тащить тяжелый крест на подъем – никак не меньше 3 часов. Потом устанавливать. Итого 6 часов вечера.
27:38: Иисус находился на кресте некоторое время до наступления тьмы.
Итого не ранее 7 вечера, а никак не полдень. Согласовать хронологию можно, только если объявить синедрион, Пилата, путь на Голгофу выдумкой.
Совсем неоднозначно, что римляне в Иудее подвергали обычных преступников распятию заживо. Это считалось особой жестокостью и именно так упоминалось в летописях. Например, Флавий упоминает, что Антиох Епифаний, сирийский царь, захватив Иерусалим во 2в. до н.э., распял некоторых заживо.
Иисус был на солнце с девяти (Мк15:25, по версии Матфея – никак не раньше 11 часов) до двенадцати утра, когда наступило затмение. Утром было не так уж жарко. Во время затмения – тоже. Поэтому он едва ли мог так быстро умереть – до снятия с креста. Мк15:44: «Пилат удивился, что Он уже умер…»
Апологеты с 19в. выдвигают теорию о том, что Иисус умер от удушения. В медицинских опытах, действительно, в положении, когда руки подняты над уровнем плеч, наступает асфиксия. Но наступает через 5-15 минут, а не через девять часов.
Наверняка это было эмпирически известно и римлянам. Соответственно, при распятии руки помещали на уровне плеч. Отсюда и история про то, как Иисус нес крест. Он нес перекладину креста: на плечах, с привязанными к ней руками. Именно в таком положении его и распяли бы.
Ни заражением крови, ни болевым шоком (он отказался пить вино) невозможно объяснить смерть именно через девять часов. В хрониках часто упоминается, что распятые были живы еще через один – два дня.
Иисус не умер и от инфаркта – поскольку за мгновения до того он призывал Б Он бы не мог громко и сознательно говорить при наступающем ударе.
То есть, причиной смерти было обезвоживание организма. Невозможно указать ни одну рациональную причину смерти через примерно девять часов. Наиболее вероятно, что Иисус в момент снятия с креста был жив. Возможно, в трансе или без сознания – когда его проткнули копьем, потекла кровь. На это же указывает и Евангелие от Филиппа, написанное гностиками в 3в.
Кстати, едва ли предложение вина было издевкой, поскольку Числ6:3 запрещает назореям употреблять его. По традиции, заключенным предлагали вино для облегчения страданий.
Впрочем, страдания Иисуса несовместимы с монотеизмом. Если Иисус был аспектом Б., он не мог испытывать чувства в результате внешних воздействий.
Распятие не является единственной версией. Деян5:30, 10:39 упоминают, что Иисус был «повешен на древе» Здесь вероятное заимствование процедуры из Втор21:22-23: «Если в ком найдется преступление, достойное смерти, и он будет умерщвлен, и ты повесишь его на дереве…» То есть, вначале повешение было способом демонстрации казненного, а не собственно казнью. Таковой оно могло стать впоследствии, когда традиция адаптировала Втор21:22 к популярному у греков и римлян распятию.
Если правда, то повешение Иисуса, скорее, это означало не виселицу, но что его труп был вывешен напоказ (после казни мечом или побития камнями). Такое толкование согласуется и с процедурой казни по M.Sanh6:4. Причем последующее повешение применялось только для богохульников и идолопоклонников, почему такая казнь была особенно позорной.
Распятие было неудобно для синедриона и по другой причине. Никто не мог сказать точно, сколько осужденный останется в живых. Но его труп нельзя было оставлять на ночь (Втор21:23) и, вообще говоря, нельзя было заниматься похоронами в субботу. Поэтому планировать время казни было проблематично. А казнить нужно было сразу после суда (M.Sanh6:1).
Некоторая потеря крови при распятии могла быть одной из причин, по которой первоначальное повешение на дереве заменили в традиции на распятие. В таком виде казнь больше напоминает принесение жертвы. Возможно, именно с оглядкой на Лев17:11 («душа тела в крови, и Я назначил ее вам для жертвенника, чтобы очищать души ваши…») Иоанн описывает истечение крови, когда солдат проткнул Иисуса на кресте копьем, Ин19:34.
Трудно сказать, действительно ли сохранился тогда обычай вывешивать трупы на дереве после побития камнями. M.Sanh6:4 содержит дискуссию о том, как правильно устанавливать столб для повешения: вертикальный с перекладиной или прислоненный к стене. Такая неоднозначность мнений по, казалось бы, практическому вопросу, может указывать на отсутствие реальной традиции.
Betz обращает внимание на то, что из известных текстов только Храмовый свиток ессенов содержит такое толкование: казнь путем повешения (привязывания к дереву), а не повешение для демонстрации казни. Конечно, и другие иудеи использовали распятие (Флавий приводит пример Александра Янная, распявшего 800 фарисеев), но лишь ессены известны его теологическим обоснованием.
Не исключено, что Лука в Деяниях действительно располагал реальной традицией, а в Евангелие эпизод с распятием был вставлен позднее. Тогда Талмуд, как и полагают христианские теологи, может описывать повешение именно Иисуса Назаретянина. Поздние редакторы, возможно, предпочли для Иисуса смерть мученика или политического бунтаря (на кресте) позорному вывешиванию на дереве – которая была апофеозом исключения человека из общины Израиля.
Тогда становятся понятным и многочисленные упоминания о «позорной смерти» Иисуса – ведь распятие едва ли носило такую негативную окраску, вспомним хотя бы массовые распятия римлянами восставших в Иудее. Необходимо предположить, что миф о распятии появился в иудейском окружении. Для греков и римлян именно распятие носило окраску позора, поскольку применялось к разбойникам и изменникам.
После ликвидации иудейского теократического государства, это отношение переняли и иудеи. A. de R.Nathan38 приводит слова раббана Симеона бен Гамалиила: «Горе нам, ибо мы будем казнены как преступники». То есть, тогда уже не предполагали, что казнь может быть связана с верой.
Похоже, что эбиониты не знали о распятии. Эби6: «Я пришел покончить с жертвоприношениями, и если вы не прекратите приносить жертвы, вы не перестанете испытывать гнев». Очень похоже, что этот тезис служит для объяснения разрушения Храма (и прекращения жертвоприношения).
Тогда как именно распятие Иисуса и отказ от его учения являются наиболее очевидным объяснением разрушения Иерусалима. Видимо, эбиониты о таком объяснении (деоциде) просто не знали.
27:46: «А около трех часов возопил Иисус громким голосом:… Б. Мой, Б.Мой! для чего Ты Меня оставил?»
По мнению христиан, Иисус был как раз на пороге самого важного момента: воскрешения. То есть, во внимании Б. Иисус мог так сказать, только если не рассчитывал на воскрешение. И, конечно, такое упование несовместимо со статусом Иисуса как аспекта Б. Очевидно, тогда еще не сложилась доктрина триединства.