Рорайма Последнее оставшееся великое приключение 7 глава

Я провел утро за писанием корреспонденции для «Обсервера». Джо одолжил мне для этой цели свою фактурную книгу с копирками. Так у него заведено писать письма домой: один экземпляр жене, второй дочери, третий остается себе, и домой он привозит фактурную книгу, похудевшую на две трети. Дон за­нимался стиркой и продолжал разбирать горное сна­ряжение. Генри и мой паук безмятежно висели в своих полиэтиленовых мешочках на краю хижины. Подняв голову, я мог видеть клубящиеся облака вдоль осно­вания Носа. Они словно исполняли танец с вуалями, позволяя временами рассмотреть заманчивые участки красной скалы.

Внезапно кто-то окликнул нас. Отложив писанину, я соскочил с гамака и увидел Нила, изможденного и всклокоченного. Мятая синяя шляпа нахлобучена кое-как, полы рубашки распахнуты наподобие дверец бара, и живот заметно втянулся (Нил каждый день придирчиво обозревал свое брюшко и с волнением справлялся, как мы его находим).

—«Кто эти грязные бородачи в лохмотьях, — проци­тировал я на память Флеккера. — Что всю дорогу нам загородили?»

—«Мы пилигримы, мы всегда в пути, — тотчас ото­звался он, поднимая трость. — Туда, где синих гор по­следняя гряда».

—Вот не думал, что ты знаешь «Гасана»! — удивил­ся я.

—Вот не думал, что ты знаешь «Гасана», дружище! Надо будет как-нибудь еще почитать друг другу.

Из хижины вышел Дон.

—Привет! — поздоровался он. — Кого я вижу! Безум­ный Хлюпик собственной персоной!

—Если бы ты знал, Дон, до чего я вымотался, так-перетак, — с чувством отозвался Нил. — Не много наберется в моей жизни таких тяжелых переходов...

Вскоре явились также Гордон и Алекс; последний, как всегда, держал в объятиях свой «Эклер». За ними пришли и другие члены отряда, только Рагу и Майка не было видно — они малость забуксовали на послед­нем подъеме. Алекс был в приличном состоянии. Утром им досталось на завтрак всего по три ложки картофельного пюре и по три галеты. Нехватка про­вианта давала себя знать весьма наглядно.

До самого вечера лагерь встречал членов экспеди­ции. Рагу и Майк устали донельзя.

—Господи, я уже думал, что не дойду, мэн, — говорил Рагу. — Думал, там и подохну на тропе.

По нему было видно, как ему досталось. Весь в поту, рубашка и брюки разорваны, он опустился на груду сумок, словно проколотый воздушный шар. К тому времени в лагере уже кипела жизнь, и замыкающим тут же подали чай.

Я обратил внимание на полиэтиленовый мешочек, который пил осторожно положил на свой рюкзак.

—Что там у тебя в оранжерее?

—Ничего особенного. Я поймал паука-птицеяда. Жуткая тварь, правда?

—У меня есть такой же. — Я указал на висящий на шнурке мешочек с моей добычей. — Можешь вос­пользоваться концом моего шнурка — хватит и твой мешок перевязать.

—Мы их несколько штук видели, — сообщил Гордон. — Но уж не стали ловить.

Судя по всему, эти крупные птицеяды водятся пре­имущественно на высотах, соответствующих лагерю 6, то есть около тысячи двухсот метров. По словам Айзе­ка, выше и ниже этого рубежа они помельче.

Я еще раз проверил наши припасы и подсчитал, что при нынешнем голодном пайке нам хватит про­вианта на семь дней. Наличные запасы чая и сахара уже кончились, и я стал допытываться у Адриана, где все остальное. Однако Адриан по-прежнему выражался как-то туманно. В отличие от Дона. Он был настроен весьма решительно, и я сразу распознал признаки на­двигающейся бури, но Адриана она застигла врасплох, и он был заметно потрясен, когда Дон высказал свое мнение о его организаторских способностях. Не доби­лись мы толка и от Айзека Джерри. Он высказал предположение, что недостающий провиант лежит в сумках, которые остались в лагере 3 и будут достав­лены завтра.

— Чем скорее мы уйдем от этого цирка на стену, тем лучше, — пробурчал Дон, выпустив пары. — Да и в лагере семь тоже хотелось бы обойтись без этого про­клятого зверинца. Тем более, что Мо говорит, там с местом туго.

Направляясь к хижине, он сердито бросил напо­следок:

— Шпионы, Би-би-си, любители цветочков... Мы при­были сюда, чтобы подняться вон на ту скалу!

И Дон указал своим швейцарским ножом в сторо­ну Великого Носа.

Не успел я дойти до хижины, как возник новый конфликт. Наши индейцы требовали расчет. Во-первых, их не устраивала плата; во-вторых, как члены секты адвентистов седьмого дня, они не соглашались рабо­тать в субботу.

Серьезная проблема! Нам и так не хватало носиль­щиков, а эти парни до сих пор работали безотказно. Нил снял интервью с ними. Индейцы охотно призна­ли, что им не по душе этот лес и что они могут заработать столько же у себя дома. Мы платили им по ставкам, утвержденным властями, за вычетом узако­ненных отчислений в больничную кассу.

Вечером хлынул такой дождь, словно перед тем сто лет царила засуха. О силе ливня говорит то, что капли величиной с земляной орех отскакивали от толстого слоя ила сантиметров на сорок! Мы все, кро­ме Нила, наблюдали этот потоп, удобно простершись на гамаках; когда же он с необычной для сорокачеты­рехлетнего мужчины прытью полез на свой гамак, по­слышался страшный треск — одна из балок сломалась, и с полдюжины тел шлепнулось на землю. И я осо­знал, что в минуту кризиса позиция у торца не со­всем лишена преимуществ: поскольку крайний гамак находится ближе к угловым столбам, риск постыдного падения в грязь намного сокращается. На мою долю пришелся только смягченный пружинистым гамаком рывок; правда, я затем все равно чуть не опрокинулся от хохота. Глядя, как полуголые тела разных габаритов с бранью барахтаются в грязи, я ощутил потребность утешить своих товарищей очередной избранной цита­той из Нового Завета:

—«И пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и налегли на дом тот; и он упал, и было падение его великое». От Матфея, глава седьмая, стих двадцать седьмой.

—Ты везучий, трам-тарарам, Макиннис, — с горечью отметил Джо. — Погляди на мой гамак — весь в грязи...

Воскресенье 14 октября мы объявили общим вы­ходным днем. Рагу возродился к жизни после тяжело­го перехода и в сопровождении одного индейца бодро удалился в лес, захватив кипу полиэтиленовых ме­шочков.

—Здесь в лесу можно найти кое-что интересненькое, — радостно возвестил он и покинул лагерь походкой тучного верблюда, забыв от нетерпения про недостаточ­ную гибкость своих членов.

—Пойду-ка я в лагерь семь. — Дон поглядел сквозь зеленый туннель на солнце. — Погода вроде бы ничего. Не могу смотреть, как эти пустозвоны мечутся взад-вперед, будто навозные мухи.

Добавив несколько еще более благоухающих срав­нений, он быстренько уложил свое имущество. По­скольку Мо нуждался в продовольствии, мы пригото­вили две упаковки по восемнадцать килограммов; до­ставив их в лагерь 7, носильщики должны были сра­зу же вернуться. Дон пропустил их вперед и зашагал по тропе, взвалив на спину красный станковый рюкзак и напялив на голову присвоенную нечестным путем синюю шапочку Джо.

Джонатан фотографировал растения для Адриана, и я обратил внимание на орхидею с листиками ши­риной каких-нибудь три миллиметра. «Шпион» Морис увлеченно носился со своим «Болексом», подражая Алексу. Мы не прониклись симпатией ни к нему, ни к Джонатану. Они явно соперничали между собой и весьма язвительно отзывались друг о друге. Отцы обоих занимали крупные посты в Гайане: родитель Мориса был министром, Джонатана — каким-то начальником в фирме «Букерс».

У Алекса выходных дней не бывало. Нил без кон­ца приставал к нему, чтобы он что-нибудь снял. На этот раз Алекс ответил резонным отказом:

—Нет пленки, Нил.

—Господи, совсем забыл, — вздохнул Нил. — Ниже было чересчур темно, а теперь, когда можно снимать, нету этой проклятой пленки.

—Возможно, хватит на короткий эпизод с паука­ми — предложил Алекс. — Снимем, как они топают по бревну или еще где-нибудь, на это много пленки не надо.

— Ладно, давай. Хоть что-нибудь будет в запасе. Роль морской свинки играла моя рука, покоящаяся на каркасе хижины. Я делал вид, будто увлеченно со­зерцаю Великий Нос, который временами проглядывал между облаками, меж тем как большой птицеяд при­ближался к моей руке, карабкаясь по столбу. Я ухит­рился скосить один глаз чуть ли не под прямым уг­лом к другому, ибо прежний опыт сотрудничества с преданными своему делу киношниками научил меня, что они вряд ли станут предупреждать, когда паук подойдет к моим пальцам на условленные два санти­метра! Правда, Адриан относился к этим паукам со­вершенно спокойно и даже позволял им ходить по своей руке. Я спросил одного индейца, известны ли случаи, чтобы кто-то умер от укуса птицеяда. Он от­ветил, что это маловероятно, разве что человек очень ослаблен, а вот заболевание возможно, притом доста­точно серьезное. Скорпионы куда опаснее, добавил он, и встречаются они чаще.

Утро в лагере: пыхтение индейцев, тщетно стараю­щихся развести костер из сырых щепочек. Керосин почти весь кончился, осталось только немного для за­правки фонаря Адриана, призванного, как выяснилось позднее, отпугивать вампиров (кстати, не так уж много их водилось в этом районе, вопреки всем нашим стра­хам). Слушая гул дождя, Гордон решил записать его на пленку, но, прослушав запись, пришел к выводу, что она не пригодится — зритель никогда не поверит, что дождь может поспорить с самыми искусными бара­банщиками из полицейского духового оркестра города Глазго. Переварив сие бодрящее заключение, я решил воспользоваться своей баночкой-выручалочкой, которая стояла на земле в пределах досягаемости (с наступлением темноты мы предпочитали не покидать гамаки, тем более босиком). После чего осторожно отодвинул противомоскитную кисею — чрезвычайно осторожно, по­тому что речь шла о специальной, очень нежной ки­сее (от фирмы «Букерс», Джорджтаун),— и выглянул наружу, в зеленый ад. Одно из преимуществ ночевки у торца заключалось в том, что вы могли насладить­ся видом утреннего леса, мокрого и склизкого, словно мех побывавшего под водой кролика.

Когда завтрак сулил что-нибудь получше овсянки, я не мешкая натягивал пижаму, меж т i как мой со­сед Джо звучно отхаркивался на землю между нашими гамаками в расчете на то, что я рано или поздно наступлю на содержимое его дыхательных путей.

К этому времени отделенный от меня двумя гама­ками Нил останавливал свою храповую машину, а храпел он так, что лишь немногим уступал в децибелах пятидесятисильному подвесному мотору «Ивинрад» гайанских вооруженных сил. Храп прекращался вдруг, слов­но выключалось зажигание. Не только в этом Нил напоминал мне мотор или генератор — он целый день находился в движении, метался туда-сюда, словно по­зитрон, берясь за разные дела, которые нанятые для этой цели индейцы выполняли куда быстрее.

Все это и многое другое занимало мой мозг в ран­ние утренние часы, когда пробуждался к жизни наш мирок. Наклонясь, я дотягивался до своих ботинок (они стояли у противоположной от Джо стороны га­мака) и по очереди вытряхивал их, как и надлежит бесстрашному исследователю, после чего втискивал в них ноги, отчего ботинки погружались еще на два-три сантиметра в прибывающую с каждым днем грязь.

—Мне бы сгущенки в кашу, Освальд, — попросил я в это утро. — И не больше одной-двух пчел, если от них еще пахнет медом.

—Будет сделано, мистер Хеймиш, сию минуту. Что-то сегодня с костром нелады.

—А когда у вас были лады? — пробурчал я. — Вам бы сюда Баден-Пауэлла на недельку, чтобы он вас по­учил.

—А кто это? — спросил необычайно разговорчивый для индейцев Освальд (тот самый коренастый широко­лицый крепыш, что шел вместе со мной до лагеря 5).

—Был такой тип... Он смог бы развести костер даже под водопадом Кайетур... Но еще больше прославился другой мужик, по имени Прометей. Он первым украл огонь у миссионеров, и они здорово разозлились на него, даже приковали к горе вроде гораймы, и он висел там тридцать тысяч лет, и гарпии ели его пе­чень. В конце концов его освободил один силач, вроде мистера Дона.

— Не верь ни единому слову этого человека, — предо­стерег Освальда Нил, подходя с крышкой от котелка за своей порцией. — Он просто хочет выманить у тебя побольше овсянки.

—Зеро Дельта, Зеро Дельта...

Это Чам налаживал связь, чтобы передать свежие данные о нашем продвижении и срочный запрос Нила: когда будет вертолет, поскольку группа Би-би-си оста­лась почти совсем без пленки? Мы уже управились с завтраком — по две столовые ложки овсянки на брата, — когда Чам подошел к Адриану и доложил, что с вертолетом «что-то не в порядке». Нил скрипнул зуба­ми, но ничего не сказал. Подозреваю, он боялся от­крыть рот в эту минуту, чтобы ярость не выплесну­лась через край. Разойдясь по хижинам, мы смотрели, как дождь нещадно хлещет землю, превращая ее в грязную жижу, а мирный ручей, которым мы любова­лись, когда пришли сюда, становится беснующимся потоком.

В четыре часа поступило не совсем неожиданное для меня известие: вертолет вышел из строя, и неиз­вестно, когда будут получены запасные части.

Пожалуй, именно в этот момент мы осознали до конца всю серьезность нашего положения. Несколько слов, принятых по радио Чамом, угрожали срывом экспедиции, о которой Адриан мечтал два десятка лет и в осуществление которой каждый из нас вложил свои силы и» способности. Дождь, грязь, нараставшая в последние несколько дней общая депрессия и теперь ко всему этому листок бумаги с принятой Чамом вестью... Нил поднял руки вверх над головой — жест утопающего, который уходит под воду в третий раз. Наше Эльдорадо рушилось на глазах. Адриан молча удалился в свою хижину и сел на ящик с аптечкой.

Я стоял под кухонным навесом, осаждаемый дымом от костра (в кино его никогда не видно). В лесу зву­чала обычная какофония писков и свистов. Гора над нами продолжала вырабатывать облака, подобно маши­не, производящей сахарную вату; с северо-запада на­плывали косые завесы дождя.

Адриан позвал меня. Я вошел, пригибая голову, под брезент и сел на гамак Айзека.

—Леймиш, — начал Адриан, и в голосе его звучала твердая решимость. — Нам следует обсудить тактические вопросы. Я знаю, что с продовольствием совсем плохо и что киносъемки почти прекратились из-за отсутствия пленки. Остается только одно: мы с Айзеком и еще несколько индейцев должны вернуться в Маиурапаи и забрать там провиант, пленку и горное снаряжение. Айзек пройдет по селениям и попробует нанять еще носильщиков.

—Но до Маиурапаи порядочный конец, — возразил я, не представляя себе, как он в шестьдесят один год одолеет путь до реки Како и обратно. — Это сколько времени уйдет...

—Не так уж много, Хеймиш. Мы уже обсудили это с Айзеком. Если выйти на тропу у Паиквы, кото­рую Джон Стритли, Айзек и я проложили в апреле, можно обернуться за неделю. И я сегодня же закажу по радио продукты из Джорджтауна. Мой брат все закупит, как только получит радиограмму, а Боб Фер­нандес спустится в Джорджтаун и заберет купленное.

—Но ведь лес между нами и Паиквой совсем не исследован?

—Это верно, — ответил Адриан. — Но я уверен, что мы справимся. Понимаешь, мне кажется, что тут мы пройдем намного быстрее. Когда в апреле мы с Джо­ном шли вверх вдоль Паиквы, то стали пробиваться в сторону Рораймы не там, где надо, — слишком высо­ко поднялись. А нижняя часть тропы в полном по­рядке.

Чувствовалось, что Адриану нелегко нести такую нагрузку. Он привык водить в дебри Гайаны малень­кие экспедиции, которые почти всецело обходились продуктами, закупаемыми в индейских селениях; во всяком случае, ему надо было считаться лишь с нуж­дами нескольких опытных путешественников. Нынеш­няя экспедиция, эта огромная медлительная многонож­ка, выросла больше чем вдвое против того, что пред­ставлялось ему поначалу. Мы слишком много требовали от него. Сколько времени и сил пришлось потратить Адриану, преодолевая всевозможные бюрократические препоны, еще до того, как мы покинули Джорджтаун! И он добился поразительных результатов благодаря своим связям с властями. Надо думать, мы сами в равной мере были повинны в том, что возникла не­разбериха.

Полчаса спустя у моего конца хижины раздался звонкий голос «шпиона» Мориса:

— Чей паук сидит на столбе, мэн? Он удрал из полиэтиленового мешочка!

Мы мигом соскочили с гамаков, оставив кто про­верку снаряжения, кто книгу, и сгрудились около бал­ки, по которой сердито вышагивал мой паук, но никто не рвался ловить его. Наверно, я тоже был бы сердит, если бы меня два дня держали в прозрачном мешке и не кормили. Волосатое чудовище вздыбилось на че­тырех задних ногах, демонстрируя клешни-хелицеры, похожие на грабли. В конце концов Нил снова водво­рил его в мешочек. Позже тот же расхрабрившийся Нил небрежно поднял за жало крупного черного скор­пиона. У меня, как и у ушедшего вперед Дона, не хватало духу на такие подвиги, в отличие от Джо, который быстротой реакций не уступает мангусте.

Возвратившись в гамаки, мы принялись ждать ужин (вареный рис). Алекс нервно скрипел зубами, слушая, как Нил в двадцатый раз за день гнусаво напевает одни и те же строки: «Утро наступило... Прямо на живот…»

Вечером Чам по просьбе Адриана связался с Джордж­тауном и передал наш заказ на провиант. Позднее мы узнали, что жена и брат Адриана не жалея сил рыс­кали по магазинам в поисках продовольствия для на­шей экспедиции. Задача была далеко не простая, по­тому что в столице ощущалась острая нехватка неко­торых важных продуктов. Пожалуй, мы тогда не оце­нили по достоинству их не такой уж эффектный на вид, но чрезвычайно важный труд.

Пока Чам твердил в микрофон свое «Зеро Дельта», я спросил Адриана, почему бы нам не договориться о заброске по воздуху прямо в лагерь 6. Однако он сомневался, что при такой погоде самолет сможет отыс­кать нашу расчистку, даже если мы будем сигналить ракетами, и настаивал на своем решении совершить переход до Како, обещая за неделю доставить провиант и снаряжение. До тех пор он поручил Джонатану сле­дить за распределением наличных припасов; впрочем, восходителям дозволялось взять то, что они пожелают — в разумных пределах. Главное дело экспедиции не должно было тормозиться.

Было решено, что на другой день мы с Джо под­нимемся к нашим товарищам в лагерь 7. Правда, наше личное снаряжение еще не подоспело, но у Мо и Майка были хоть горные ботинки.

Под конец ужина мы услышали вой аварийной ракеты, но заключили, что это Мо вздумалось позаба­виться, ч легли спать, надеясь, что не ошиблись.

В желудке было пусто, на душе мрачно. Вообще, в экспедиции преобладало хмурое настроение. Без сна­ряжения ни Майк, ни Рагу не могли толком осущест­влять свою научную программу.

Нужно ли говорить, что ночь опять выдалась дожд­ливая и утро было немногим лучше. Адриан встал еще до рассвета, чтобы уладить последние детали, перед тем как выходить в трудный путь до Паиквы. Мы съели немного рису и по совету Рагу выпили чай, заваренный на пальмовых листьях. Нилу до того по­нравилась эта заварка, что он продолжал отдавать ей предпочтение и после того, как прибыл настоящий чай.

В семь утра Адриан зашагал вниз по тропе в со­провождении Айзека и трех носильщиков. Он шел налегке, взял только свою аварийную сумку и длин­ный походный посох.

Строгий заведующий нашим продуктовым складом в шалаше Джонатан скупо отмерил Освальду дневной рацион. Весьма скупо, да что поделаешь!

В восемь утра мы были готовы идти наверх. Для носильщиков было приготовлено пять нош. Вместе с нами шла группа Би-би-си; Морис Бэрроу и Майк со­бирались выйти попозже. Те и другие должны были в тот же день вернуться в лагерь 6.

Глава восьмая

Стояли узловатые стволы,

Которым времени резец булатный

Придал обличье Панова отродья

Иль вид еще ужасней и отвратней —

Фигур, что из руки язычника выходят.

Томас Гуд. Вяз

 

Выше лагеря 6 тропа становилась круче. Деревья тут были заметно ниже, и, хотя пот по-прежнему ка­тился из пор, словно вода из крана с насадкой, воз­дух был куда прохладнее, чем на нижних этапах.

Джо шагал впереди меня; сзади шли носильщики; замыкала шествие группа Би-би-си. Находить тропу было нетрудно. Во-первых, хорошая разметка; во-вто­рых, участники экспедиции, ходившие между лагеря­ми 6 и 7, уже вытоптали грязную колею в лесной подстилке.

Мы с Джо радовались, что снова двигаемся, и с любопытством ожидали встречи со слизистым лесом.

Первый гребешок, хоть и оброс кустарником, был достаточно острым, и мы остановились, чтобы передох­нуть и подождать отставших товарищей. В просветах между облаками открывался вид над влажным лесом назад, в сторону Маиурапаи. Величественные древовид­ные папоротники с похожими на рыбьи ребра длин­ными перистыми листьями напомнили мне западное побережье Южного острова Новой Зеландии. Алекс первым вышел на прогалину, где мы наслаждались порывами свежего ветерка. Он сильно устал и осунул­ся. Несомненно, наша экспедиция была для него кули­нарным кошмаром: все виды провианта, какие мы нес­ли с собой, вызывали у него только отвращение, да и не так велик был выбор! Поест рису и запьет чаем из пальмовых листьев; когда же на нашу долю выпадало по ложке сахарного песка, он посыпал им ред­кие зернышки риса, творя некое подобие пудинга.

Затем появился Гордон. Как и Алекс, он носил синюю походную панаму, из тех, что я купил по де­шевке в Лондоне на распродаже военного снаряжения. Его синяя рубашка была, как всегда, чистой; к трени­ровочным брюкам защитного цвета пристало лишь несколько пятнышек грязи. На плече висел магнито­фон, а микрофон он держал в руках, как столяр держит рубанок, когда хочет очистить его от стружек. Алекс нежно прижимал к себе свой «Эклер».

—А где дружище? — осведомился я.

—Пробивается через страшные трясины недалеко отсюда, — ответил Гордон.

—Похоже, вы тут сможете снять хорошие кадры из серии «На тропе», — заметил Джо. — Света вроде бы хватает?

—В каком-нибудь другом месте я ответил бы от­рицательно, — отозвался Алекс. — Но для здешних мест, пожалуй, сойдет. Небо только на девять десятых за­крыто туками.

Мы медленно двинулись дальше, зная, что в ком­пании с индейцами Нил не потеряется. Поскольку Алекс намеревался использовать на этом этапе часть своих драгоценных запасов пленки, было ясно, что переход до лагеря 7 будет не из самых быстрых. С изменением местности наконец-то пошли интересные виды. Мы словно перелистывали экологический фото­альбом: что ни шаг — новая картина. Я представлял себе, как туго пришлось первому отряду, который про­кладывал путь на этом гребешке. Мы то и дело об­ходили поросшие кустарником крутые скалы, а в одном месте пришлось совершить длинный двойной траверс вправо; встречались мокрые и грязные камины. Де­ревья были увешаны мхом и лишайником, начисто закрывавшими обзор. Да и что мы могли увидеть, когда нас, будто влажный дым, плотным покрывалом окутыва­ли плотные облака!..

На этом участке можно было наглядно изучать ин­дейскую технику строительства мостов. Поперек крутых скальных склонов были уложены горизонтально тонкие стволы, опирающиеся на деревья. Мостики были узко­ватые, но вполне надежные, кое-где с перилами из лиан, нередко напоминающих узором змею.

Мы шли сквозь сырой туман. Здешний лес метко назвали Облачным, но мы переименовали его в Сопли­вый, и это название вполне оправдалось при первом же нашем физическом контакте с вездесущей слизью, ко­торая липла к рукам и приставала к одежде. Казалось, деревья густо смазаны солидолом.

— Эй, Джо, погляди на эту сосульку! — было моей первой слабоумной реакцией.

Тут же я сообразил, что ночью не было ничего похожего на мороз. Но на ветке и впрямь висело прозрачное, как желатин, подобие сосульки. Здесь со­стоялась наша первая встреча с кустиками кувшиночника Heliamphora nutans; кувшинчики на конце длин­ных усиков были раскрыты кверху, словно клювы го­лодных птенцов, готовые поглотить капли дождя или опрометчивых насекомых.

Крутизна склона вынуждала нас держаться за ветки низеньких деревьев самого причудливого вида. Меня поразила ветка, которая образовала петлю диаметром около сорока сантиметров, после чего она тянулась прямо еще на два-три метра. Алекс снимал вовсю, а мы с Джо вели себя словно дети в игрушечной лавке. Или как в китайском магазинчике в Сан-Франциско, где мы с ним провели однажды несколько часов, изу­чая волшебные головоломки и игральные наборы Вос­тока.

Этот склон был явно перенаселен, и растения от­чаянно боролись за лучшую позицию. Из листовых влагалищ цветущих только раз в жизни похожих на ананас пышных бромелий почти на метр поднимались напоминающие душистый горошек пузырчатки. Здесь же росли осока и печеночник, а еще причудливые дерев­ца с листьями, напоминающими ненадутую футболь­ную камеру. Впервые после Маиурапаи мы наслажда­лись ощущением воли и простора. Над частоколом низкорослых Bonnetia открывался вид на влажный лес внизу, когда расступались облака, а они расступались все чаще. Похоже было, что мы выбираемся из их плена.

— Слышишь, Джо, — сказал я, подтягиваясь за короткую ослизлую ветку, — для меня это настоящая сказка! Никакие полчища скорпионов не заставят меня рас­каяться, что я забрался в этот край!

—Нет, ты загляни-ка в эту бромелию, — отозвался Джо, уткнувшись в растение носом. — Тут целый кро­хотный мир, бездна всяких насекомых!

На высоте две тысячи десять метров гребень пере­секает зазубрина, за которой поднимается покрытая пышной зеленью крутая скала. Здесь Майк и Мо под­весили веревочную лестницу. Карабкаясь по ней, мы основательно вымазались в грязи (теперь я представ­ляю себе, каково было солдатам в окопах первой ми­ровой войны). Наверху устроили привал, и я спустил­ся по скользким ступенькам за камерой Алекса — сам он был не в состоянии подниматься с ней.

Как Тесей выходил из лабиринта, так и мы, про­бившись через последний заслон из темных и ослизлых зарослей, вышли на сравнительно открытый участок. Представьте себе покрытый белым липким песком двадцатиградусный склон, на котором поблескивают частые лужицы, — это было болото Эль-Дорадо. Фантас­тический ландшафт, будто заимствованный из «Дней триффидов» Уиндэма. Гребень в этом месте выполаживался, спускаясь налево к истокам реки Паиква. Мы знали, что в той стороне начинается невидимый от­сюда трехсотметровый обрыв. Еще дальше можно было различить мощный водопад, который висел над обры­вом, нигде не касаясь уступа. Вплоть до могучей скальной стены Рораймы, все еще закрытой облаками, простирался зеленый пояс зарослей. Справа от нас гребень обрывался почти вертикальной пятисотметровой стеной до леса, опоясывающего северо-западный склон горы.

Ноги уходили по щиколотку в пузырящееся белое месиво, и мы предпочли ступать по распластанным на песке кувшиночникам, выжимая из них сок, разбав­ленный дождевой водой. Здесь же росли алые росянки с липкими волосками на пухлых листьях, приспособ­ленными для ловли насекомых. Мох облепил ветви кустарников уродливыми париками.

В кустах впереди послышался треск, и появился Мо, одетый только в рейтузы и ботинки, с рюкзаком за плечами.

—Привет, — коротко поздоровался он.

—Вниз пошел? — спросил Джо.

—Курить нечего, — недовольно сообщил Мо. Он за­метно осунулся и побледнел.

—Совсем нечего?

—Совсем.

—Учти, в лагерь шесть ничего не забросили. Толь­ко зря время потратишь.

—Ничего, буду топать дальше, пока не достану что-нибудь, — настаивал Мо. — Без сигарет я не скалолаз.

—Это не вы запустили ночью аварийную ракету? —
осведомился я.

—Мы, — ответил он. — Здорово ахнула. Вы слышали, как отдавалось в скалах?

—Еще бы не слышать! — возмущенно сказал Джо. — Не будь тропа такая тяжелая, рванули бы к вам среди ночи!

—Откуда нам было знать, что вы такие совестли­вые! — усмехнулся Мо. — Мы просто начали беспокоить­ся, куда вы запропастились. Ну ладно, еще увидимся... Я сумею поладить с индейцами, принесут курево, хо­тя бы пришлось спускаться за ним до самого Джордж­тауна!

Я продолжал шагать по волшебному краю, будто в чудном сновидении.

Неожиданно голос Алекса вернул меня к действитель­ности:

—Обождали бы вы здесь минут десять, а мы с Гордоном пойдем вперед и снимем ваше прибытие в лагерь семь.

—Идет, — охотно согласился Джо. — Только не меш­кайте. Похоже, скоро опять с неба посыпятся дротики, которые в этой части света называют дождевыми кап­лями.

Когда мы подошли к лагерю 7, Майк, Дон и Мо­рис стояли перед хижиной, а Алекс и Гордон лихо­радочно снимали, отойдя в сторонку. Мы честно ис­полнили для потомства сцену «давно не виделись».

Внезапный просвет в облаках позволил нам с пол­минуты наслаждаться захватывающим дух зрелищем Великого Носа. Словно завороженные смотрели мы на устремленный вверх монолит, на котором глаз не раз­личал ни единой полочки. Миг — и снова исчез за об­лачной завесой... Алекс был недоволен: он даже не успел прицелиться объективом.

Ребята соорудили хижину среди боннетий с при­чудливо искривленными стволами. С юго-восточной, наветренной, стороны они нагромоздили вал из хво­роста в качестве заслона от дождя. Короткая тропа, она же «канал», соединяла хижину с маленькой про­галиной. И всюду глубокая, по щиколотку, грязь...

Приняв от Мориса первые за много часов кружки горячего чая, Алекс и я с наслаждением разделили пачку мятных леденцов. Похоже было, что здесь с питанием будет получше, чем в лагере 6.

Метрах в двенадцати от хижины на гребне нахо­дилась площадка—мокрая, само собой, но относительно ровная и свободная от кустов. Ей предназначалась роль площадки для вертолета. Еще на тропе мы сообщили Мо печальную новость о поломке вертолета; теперь об этом узнали также Майк и Дон.