Рорайма Последнее оставшееся великое приключение 9 глава

Я ночевал в маленькой палатке, и она надежно защитила меня от ливня, хоть порой и казалось, что я очутился внутри котла, который снаружи прилежно обрабатывают клепальщики.

Программа на следующий день, 18 октября, преду­сматривала, что мы с Доном закрепим веревки на кру­тых участках тропы, а Мо и Джо будут работать на стене. Майку полагалось отдохнуть в лагере.

Мо возглавил наше шествие. Утро было порази­тельное. Мы никогда еще не видели гору такой чис­той. Ни одно облачко не заслоняло кроваво-красный в утреннем свете массив; только над влажным лесом стелилась обычная пелена. Джо шагал впереди меня. Попугайчики делали свою утреннюю зарядку.

—Глянь-ка, Хеймиш, — Джо остановился, держа в руке змею.

Он схватил ее двумя пальцами у самой головы.

—Берегись, — предостерег я его. — Вдруг она ядо­витая.

—Не бойся, не вырвется, — заверил он меня, хотя змея извивалась, будто хвост сердитого кота. Все же я уговорил Джо прижать ее голову к толстому суку и казнил змею двумя ударами своего молотка. Мы не знали, что это за вид, однако не решались отпускать ее на волю — вдруг потом кого-нибудь укусит! Индейцы последовательно истребляют опасных змей; Адриан тоже их не щадит. Так-то оно вернее, хотя мы предпоч­ли бы никого не убивать без нужды.

Я проводил Джо до основания стены, поскольку нес веревки для работающей связки; Дон шел следом за нами.

Путь до Носа был не лишен трудностей — крутые подъемы сочетались с невероятно густыми зарослями, пестрое переплетение которых напоминало мне внут­ренности замысловатого электронного прибора. Конечно, работа, проделанная мной и Доном накануне, не про­шла бесследно, однако множество изобилующих корня­ми грязных и крутых коротких подъемов затрудняло движение с тяжелыми рюкзаками, тут было необходимо закреплять веревки. И припас предназначенную для этого дела веревку, да еще захватил шестьдесят мет­ров для Мо и Джо. Дон нес различное снаряжение, в том числе клиновидные крючья. Сделанные из стали или прочного сплава, они достигают в ширину десяти сантиметров и при вбивании в трещину издают звон наподобие колокольчика тирольских коров, отсюда их второе название — «бонг».

Двадцатиметровый отвесный грязевой склон, с ко­торым мы познакомились накануне, был отвратителен. Даже если вы ухитрялись оставаться сравнительно чис­тыми выше пояса до то минуты, когда наставала пора цеплять жумары за черную склизкую веревку, доста­точно было пройти по растительному коридору полтора метра по направлению к первому илистому карнизу, чтобы совершенно вымазаться в слизи, которая к то­му же забивала зубья зажимов.

Мо уже добрался до пещеры и надевал беседку Уайлэнза.

—Ботинки сегодня оставляю здесь, — сказал он мне. — Только грязь собирают. Надоело. Так что я взял с со­бой свои испытанные кеды.

Под навесом здесь было достаточно сухо, и лагер­ную площадку еще защищал сверху широкий карниз.

—Ну и подходы мы выбрали! — заметил Джо. — Хуже не бывает. Полтора часа топай, как черт, по жидкой грязи, прежде чем начинать настоящую работу!

— Плюс вертикальный метраж, который будет расти с каждым днем... — добавил я, глядя туда, где конец веревки пропадал из виду метрах в пятнадцати над нами.

Мо легко пошел вверх по закрепленной веревке. Мы с Доном сделали несколько снимков, потом заша­гали обратно вниз. Вот как Джо описывает ход вос­хождения в этот день:

«Мы быстро добрались до высшей точки, достигну­той накануне. На этот раз я захватил самоввинчиваю­щиеся шлямбурные крючья с зубьями на конце. Когда вбиваешь такой крюк, он сам вгрызается в породу, так что шлямбур не нужен. Однако мои шлямбурные крючья, очевидно, были плохо закалены, потому что они быстро тупились и зубья стесывались. Конечно, я понимал, что здесь на редкость твердая скала, и все же крючья явно были с браком. На одно лишь отверстие ушло двенадцать штук, так что я основа­тельно вымотался, стоя на подвешенных ниже стре­менах. И когда наконец крюк вошел, он не вызывал у меня особого доверия, а потому, осмотревшись кру­гом, я нашел малюсенькую трещину, вбил лепестковый крюк и осторожно подтянулся на нем. Таким образом я достиг узенькой полки, взобраться на которую ока­залось далеко не просто из-за здоровенных оромелий. Похожие на сосновые шишки метровой длины, они были слишком велики, чтобы их обрывать, но и не­достаточно прочны, чтобы за них подтягиваться.

В конце концов я все же ступил на полку. Однако, чтобы траверсировать оттуда на широкую площадку справа, мне надо было пройти метров пять, а полка в эту сторону сходила на нет, сменяясь гладкой пли­той. Словом, трудный кусок, и в конце концов я вбил ОКС («осознание конечной сущности» — так мы назы­ваем маленький крюк из никелевой стали, длиной не больше сустава вашего пальца, частое применение ко­торого чревато либо ранним инфарктом, либо превра­щением альпиниста в груду костей, поскольку он явля­ет собой скорее психологическую, нежели реальную опору. — X. М.).

Осторожно сжимая ОКС большим и указательным пальцами, я ухитрился дотянуться ногой до широкой полки и встать на нее. Выше просматривался харак­терный участок, изученный нами снизу, — длинный внут­ренний угол, получивший затем наименование Боль­шой впадины. Широкую полку, которой обилие бромелий придавало сходство с ананасовой плантацией, Дон назвал Капустной грядкой. Пусть эта грядка была не слишком велика, зато растущая на ней зелень от­личалась исполинскими размерами».

—Ну что, могу подниматься?! — нетерпеливо крикнул наконец ожидавший на Нише Мо.

—Не вижу смысла, Мо. Я сейчас нахожусь в на­чале внутреннего угла. Во время спуска расчищу маршрут.

—Идет, — скучным голосом отозвался Мо.

На самом деле ему было не так уж скучно на Нише; пятнадцати сантиметровая многоножка, которая спускалась к нему по стене, и летящие сверху колю­чие растения-подушки, сбиваемые Джо, вносили разно­образие в его жизнь. Огромные усилия, потраченные Джо в этот день, принесли ему и всей экспедиции выигрыш всего двух с небольшим метров по верти­кали, но это были чрезвычайно важные метры: Джо благополучно достиг Большой впадины и заключил, что ее можно будет пройти без особого напряжения. Во всяком случае, первый участок внушал нам опти­мизм.

Поскольку облачная завеса скрыла этот акт спек­такля «Затерянный мир», мы с Доном мало что видели из происходившего на стене. Мы постепенно спуска­лись обратно к лагерю 7, навешивая веревочные пе­рила. Приблизительно в то время, когда мы вернулись в лагерь, а Мо и Джо начали спуск по веревке, Чам принял радиограмму от своего коллеги в Маиурапаи. Накануне туда пришел Адриан, проделав весь путь за полтора дня, — нешуточное достижение! Мы узнали об этом вечером через Мориса, который утром пошел в лагерь 6, чтобы взять там баллончики с газом и гор­ное снаряжение, и принес нам записку от Нила.

Джо зажег газовую лампу, а Морис и Майк при­готовили ужин при ее бодрящем свете: суп, тушенка, сублимированный картофель. Нельзя сказать, чтобы мы ели досыта, но и не голодали — спасибо и на том. От Мо­риса мы узнали, что в лагере 6 с продуктами худо — рис отмеряют скупо, словно золотой песок, и обитатели лагеря чувствуют себя совсем заброшенными, поскольку все носильщики ушли.

Царившая в лагере 7 грязь не поддавалась описа­нию. Под ногами — сплошное жидкое месиво, и притом пишу готовили прямо на земле. Все вещи — мокрые, ботинки уподобились влажной промокашке, на камерах оседала влага, объективы покрывались плесенью. В 16.30 начался ливень, который затем продолжался с неосла­бевающей силой. Вокруг хижины шумели потоки; ма­ленькие ручейки просачивались в нашу обитель, так что гамаки можно было сравнить с белыми лодками.

Мо нездоровилось, и он, наглотавшись пилюль, уда­лился в свою палатку, держа в руках любимое чте­ние — «Медицинский справочник альпиниста». Его палаточка смотрелась как необитаемый остров среди вязко­го болота. Через несколько минут до нас донесся ис­пуганный вопль: в палатку Мо забрался в поисках суши здоровенный паук!

Джо тоже чувствовал себя паршиво. Откашливание, которым он прочищал себе глотку по утрам, теперь растянулось на целый день, и продукты этой долгой процедуры собирались в пустой банке из-под орехов. Джо просто не мог обходиться без этой плевательни­цы — такими густыми были мокроты...

При свете лампы я приступил к написанию коррес­понденции для «Обсервера». Было условлено, что на другое утро Майк и Морис отнесут мое сочинение в лагерь 6, куда они собирались идти за продуктами, и передадут гонцу из числа носильщиков, которые должны были вот-вот прибыть. В моем письме на имя Джереми Ханта, приложенном к корреспонденции, говорилось:

«Болото Эль-Дорадо, 20 октября.

Дорогой Джереми!

Нам приходится туговато, не хватает продуктов, и на вертолетную заброску рассчитывать не приходится. Да и без хвори в нашем лагере не обошлось — у Мо началось что-то вроде малярии (но в газете об этом не упоминай). На прошлой неделе мы обнаружили, что около половины сумок с продуктами, оставленных в лагере 1, не дошли до лагеря 6. Мы вставили кое-какой провиант в лагере 4 на обратный путь; теперь послали за ним носильщиков, потому что в лагере 6 осталось продуктов всего на три дня, положение серьезное...»

Закончив статью, я выскочил под дождь, направля­ясь в свою палатку, установленную в тот день на островке рядом с Мо. Мокрый насквозь, весь в грязи, я нырнул внутрь.

—Как дела, Мо? — крикнул я.

—Паршиво. Температура высокая, да к тому же понос. То и дело приходиться вылезать.

—Могу я чем-нибудь помочь тебе?

—Спасибо, не надо.

Дождь лил не переставая до восьми утра. Мне сни­лось, что я снимаю струи Алмазного водопада, сидя в. челне. Проснувшись, я услышал, как мимо палатки текут ручьи, а со стороны обители Мо доносились зву­ки, указывающие на рвоту. Меня очень беспокоило его здоровье, тем более что без Мо вся наша экспедиция могла сорваться.

Каким-то чудом в это утро овсянка была без ком­ков; мы запивали ее разведенным в кипятке сухим молоком. Затем Майк и Морис двинулись в путь, за­хватив свои рюкзаки, мое сочинение и экспонирован­ную пленку. Джо по-прежнему нездоровилось, и он не покидал гамака. Мы с Доном принялись готовить снаряжение для стенки, решив поработать на ней завтра, хотя наше личное снаряжение еще не подоспело, он смастерил из нейлоновой тесьмы самодельную об­вязку. Как не назвать иронией судьбы тот факт, что из всех членов экспедиции только создатель беседки Уайлэнза оказался без этого приспособления! И друзья не могли его выручить: их обвязки не налезли бы на столь обширное брюхо. Четыре обвязки, которые взял Джо в своем магазине в Лэнберисе, больше подходили для какой-нибудь стройной девушки, чем для Дона с его стадесятисантиметровой талией! Я уложил кое-какое личное имущество и продукты на те два дня, что мы намеревались провести в лагере 8, в пещерке у осно­вания Великого Носа.

День был облачный, совсем как на шотландской пустоши в ноябре. Холодные густые облака, готовые вот-вот пролиться дождем, лепились к скалам, словно белый мох, и болото Эль-Дорадо выглядело еще при­чудливее, чем обычно. Стоя возле моей палатки, я вы­смотрел двух крупных птиц, паривших слева от Носа; в это время небо на минуту расчистилось. Судя по всему, это были гарпии, которые гнездятся в этом районе. В прошлом столетии Шомбургк наблюдал гарпий по другую сторону Рораймы. Поглядев в свой цейссовский бинокль, Дон подтвердил, что они и впрямь не из маленьких, однако не сравнятся с кондорами, ви­денными им в Патагонии.

Майку повезло: придя с Морисом в лагерь 6, он узнал, что носильщик Освальд и еще двое индейцев только что прибыли с грузом из лагеря 4. Они доста­вили чай, кофе, сахар и рис. Выяснилось также, что Адри­ан послал Боба Фернандеса в Джорджтаун за продуктами, а Айзек Джерри рыскает по деревням, пытаясь нанять носильщиков. Майка встревожило подавленное настрое­ние обитателей лагеря 6. Правда, ученые продолжали пополнять свои коллекции, но вообще в лагере царило уныние; Джонатан и «шпион» Морис без конца грыз­лись по мелочам, словно соперничающие примадонны. Хотя прибытие чая и кофе заметно всех подбодрило (один Нил по-прежнему предпочитал заваривать паль­мовые листья), отношения оставались напряженными. Алекс уже не мог слышать, как Нил без конца тянет свое «Наступило утро», тем более что вторая строка звучала особенно фальшиво. А Нил, услышав от одного индейца, что тот видел капибару килограммов на девя­носто, твердил Алексу и Гордону, чтобы они ее непре­менно сняли, доводя их до белого каления.

Майк и Морис вернулись в лагерь 7 около 17.00 — потные и обильно политые из небесных леек. Они доставили изрядный груз горного снаряжения и про­вианта. Мы живо вскипятили воду и подали дымящие­ся кружки нашим двум болящим. Мо еще раньше проглотил какие-то антибиотики, но по-прежнему чув­ствовал себя похабно.

Противная сырая погода снова заставила нас лечь пораньше. Я спал крепко, как Рип ван Винкль, однако встал с колибри и тотчас направился в хижину за своей порцией овсянки. Дон и Майк уже вылезли из гамаков, и Майк, как обычно, колдовал над плитой. Он приготовил завтрак даже для Мориса, который счи­тался нашим поваром. Джо и Мо продолжали болеть, и мы с Доном, попрощавшись с ними, двинулись с солидным грузом к подножию стены в сопровождении Мориса. Нам предстояло разбить там лагерь и на дру­гой день поработать на стене.

Я с удовольствием поднимался по гребню. Тропа стала получше, а может быть, я просто свыкся с ней, как вол свыкается с ярмом. Мы отмечали привычные ориентиры: первый грязевой склон... корневой коридор... бромелиевая гряда... брешь... большой грязевой склон. И наконец, последний крутой подъем через взбесив­шиеся корни и сучья к луже у самого основания Носа. Эта лужа должна была снабжать водой лагерь 8.

Приятно было нырнуть в сухое убежище, какое пред­ставляла собой пещерка. Самые большие песчаниковые глыбы были убраны, но несколько обломков еще ле­жали на полке. Каменный пол покрывала сухая пыль, и можно было не сомневаться, что здесь обитают ле­гионы волосатых пауков, многоножек и скорпионов. Меня не очень радовала перспектива спать на полу в обществе злых краснозадых пауков; мне уже дово­дилось дразнить прутиком стоявшего на земле восьминогого, который выставил вперед огромные клешневид­ные хелицеры, напоминающие расставленные руки ат­лета. И я решил подвесить гамак.

Около четырех часов ушло у нас на то, чтобы окончательно расчистить площадку и укрепить на краю карниза брезент в качестве шторы. Вбивая нужные для этого крючья, я стоял на весьма ненадежных опорах, одной из которых было плечо Дона. Подальше, где свисала закрепленная веревка, мы оборудовали еще одно маленькое убежище, защищенное тентом. Я под­весил свой гамак под большим брезентом, в полутора метрах от пола. В общем, все получилось вполне уютно. Мы вскипятили чай, используя в качестве стола широ­кий песчаниковый блок.

—Зачем тут все эти металлические трубочки? — спро­сил Дон, показывая на воткнутые в щели футляры от сигар Джо.

—Зверинец Джо, — коротко ответил я, извлекая пару дохлых пчел из мешочка с коричневым сахаром.

—Нехватало еще коллекционировать этих тварей, как будто их тут без того мало! — заметил мой напар­ник и выбросил горсть футляров на «приусадебный участок».— Что один паук, что другой — все друг на друга похожи.

К тому времени, когда мы подготовили снаряжение для следующего дня, над лесом в нашу сторону по­ползли дождевые тучи. Ветер ерошил листву и посте­пенно набирал силу, суля непогоду.

—Что будем есть, Дон?

Он редко занимается стряпней, и поскольку я в от­личие от него не мог обойтись без еды, пришлось мне взять на себя обязанности повара. Мы останови­лись на мясной запеканке и супе. Пока я кипятил воду, Дон спустился к луже, чтобы умыться. Мы оба выглядели так, словно только что поднялись из уголь­ной шахты.

Пошел дождь, и от яростных порывов ветра брезент заколыхался, будто парус в шторм. Я поглядел на верх­ний край брезента и отругал себя за то, что оставил просвет между ним и скалой: вода с карниза стекала внутрь прямо на мой гамак. Есть пришлось без удобств, стоя — очень уж много насекомой пакости копошилось кругом, и брезент упорно норовил шлепнуть меня по лицу своей желтой ладонью. Вернулся Дон с неполным котелком воды.

— Ночуй-ка ты лучше в моем закутке, — посоветовал он, поспешно глотая свою порцию запеканки, пока она не остыла окончательно.

Он стоял спиной к ветру и дождю, одетый в не­промокаемую куртку с капюшоном.

Тесное убежище Дона не внушало мне доверия, и, окинув взглядом скос, спускающийся от незащищен­ного края скалы через бромелии до нижней стенки, я решил идти в темпе в лагерь 7, с тем чтобы на рассвете вернуться наверх. Дон сказал, что ляжет спать на полке под карнизом — авось никто не укусит. Кому-то надо было завтра попробовать укрепить брезент по­лучше... Я сказал себе, что этим могут заняться наши товарищи, если они поднимутся сюда, — нам с Доном нужно приберечь силы для работы на стене.

Шагая вниз, я напевал припев из Киплингова «На марше»:

Шире шаг, шире шаг,

Все вперед и вперед,

Что ни лагерь — тоска,

Что ни лагерь — берет.

При этом я уповал на остроумную гипотезу Мо, что мое пение распугает всех змей и прочих вред­ных тварей на моем пути. Идя со всей возможной быстротой, я успел дойти до болота Эль-Дорадо к тому времени, когда со стороны леса, подобно чернильному приливу, стали надвигаться сумерки. Бежать в такой местности невозможно, да к тому же и опасно — спот­кнешься и напорешься на острый, словно копье, сук или выколешь себе глаз.

— Привет, Хеймиш! Быстро ты вернулся...

Мо стоял у своей палатки, бледный как простыня.

— Больно ветрено там наверху. — Я промок насквозь, и меня самого била дрожь. — Как рассвет, пойду об­ратно.

— А Дон где?

— Примостился на краешке под карнизом. Мы там тент натянули, да тесновато для двоих. А ты тут как?

— Премерзко, по правде сказать. Но антибиотики как будто начинают действовать.

Я прошел к хижине, где Джо по-прежнему лежал в гамаке.

— Как тут наш харкун Браун?

— А, это ты... Я-то надеялся отдохнуть от твоих тупых шпилек.

Мне повезло — я подоспел как раз к открытию бан­ки с изюмом. Наконец-то за целую неделю что-то слад­кое, отметил Джо, изображая возмущение. Пока мы уписывали изюм, я узнал, что приходили Алекс и Гор­дон и кое-что отсняли. Как только доставят треногу и пленку, им тоже надо будет обосноваться здесь, чему они не очень радовались: уж больно холодно и не­уютно!

Через несколько дней ожидалось возвращение Адриа­на. В лагере 6 с едой было очень плохо — его обита­тели получали всего по пять столовых ложек риса в день. При таком питании Нилу грозило к концу экспе­диции сравняться комплекцией с лабарией.

На рассвете я проглотил свою овсянку и зашагал по тропе к Дону, захватив еще один баллончик с га­зом. Моросило, однако было похоже, что попозже по­года наладится. Наши партнеры сказали, что постара­ются добраться до лагеря 8, чтобы привести в порядок наш бивак, а также закрепить веревочную лестницу на отвратительно грязном склоне, где под нашими баш­маками образовалась такая каша, что вы оказывались вымазанными с ног до головы в черном месиве. Змеи мне не встретились, зато часть пути меня провожала дружелюбная колибри. Я чувствовал себя бодро и дви­гался в темпе. Дона я застал пьющим чай.

— Как дела? Ранехонько ты встал!

— Принес газ, — ответил я. — Чай остался?

— Ага, посмотри в котелке. Я так и знал, что ты придешь на запах чая.

— Ребята тоже подойдут попозже... Они подвесят веревочную лестницу.

— Давно пора. Иначе, кроме Мориса, сюда ни один носильщик не пройдет, и то ребятам пришлось научить его пользоваться жумарами.

Полулежа на моем рюкзаке, я смотрел, как вверх по скале ползет многоножка.

— Как ночь прошла?

— Сам знаешь, ползают тут разные твари, но на ночь они вроде бы угомонились. Правда, несколько раз при­шлось пускать в ход многоцелевой молоток.

— Нет, ты погляди, кто-то покушается на нашу жрат­ву! — Я поднял в руке пакет с сахаром: на одном углу была прогрызена дырочка.

Было похоже, что потрудилась мышь, хотя нам не верилось, что тут могут водиться мыши. Так или иначе, во избежание новых потерь впредь надо было подве­шивать сумки на крючьях.

Дон успел с утра заметно усовершенствовать свою самодельную обвязку и теперь пристегнул ее жумарами к закрепленной веревке. Две-три минуты — и он повис в воздухе перед пещерой, удерживаемый нижним кон­цом веревки, который был прищелкнут к крюку рядом с его биваком. Сверху ему открывался замечательный вид на нижнюю часть Алмазного водопада и истоки Паиквы.

Из-за скалы показался Джо; за ним появились и остальные. Я снова процитировал Генри Лоусона, чьи стихи очень подходили к нашей экспедиции: «Кого я вижу, чтоб я сдох! — воскликнул атаман. — Ублюдок из буша, чертов Фред наведался в наш стан».

—Мы пришли произвести у вас ремонт, — ответил, ухмыляясь, старший водопроводчик.

—Дорогой, вы не могли бы заодно обеспечить нас горячими и холодными молодицами?

—Господи, у меня такое самочувствие, словно меня кастрировали, — сказал Джо.

—Не только у тебя, — заметил я, глядя на синие губы и изможденное лицо Мо.

—Мы тут принесли пластиковую канистру, Хеймиш, и шнур, чтобы укрепить брезент, — сообщил Майк.

—А еще у нас есть змея в полиэтиленовом ме­шочке, — добавил Джо, показывая свою новую добычу.

—Давай, Хеймиш. — Дон прошел первый отрезок. Надев на веревку жумары, я последовал за ним.

С высоты птичьего полета мне было видно, как наши друзья заново прилаживают брезент. Джо болтался на забитом под карнизом крюке, и один из его грязных башмаков явно нацелился на мой гамак.

—Эй, Браун, убери свою вонючую ногу с моей постели! Мне на ней спать сегодня ночью!

—Ладно, не скули, Макиннис. Тебе представляется случай убедиться в справедливости слов поэта: «Грязь, грязь, как не хвалить лучшее средство кровь остудить!»

У меня было приподнятое настроение, несмотря на то что нейлоновые петли безжалостно сжимали ступни: мои рабочие башмаки сопротивлялись давлению не луч­ше парусиновых туфель. Я весело напевал, а Мо внизу, облегчаясь, аккомпанировал мне звуками, напоминающи­ми волынку.

—Почему ты всегда поешь и свистишь так фаль­шиво, Хеймиш?

—Потому что так намного труднее, ты, валлийская луковица! — парировал я.

Приближаясь к верхнему концу первой закреплен­ной веревки, я заметил признаки износа. Хорошо, что теперь параллельно была закреплена страховочная ве­ревка. Два зажима работали на основной веревке, третий скользил следом за мной по страховочной. Если основ­ная вдруг порвется, нижний жумар, соединенный ко­роткой петлей с моей обвязкой, сработает, и я пролечу не больше метра. Поглядев вверх-вправо, я увидел, что Дон уже оставил Нишу; Великий Нос нависал над нашими головами под причудливым углом. Мысль о том, чтобы проложить маршрут через все эти грозные карнизы, казалась безрассудной, однако у нас не было выбора. Поднимаясь ближе к Алмазному водопаду, где скала была не такая крутая, зато более разрушенная, мы запросто могли утонуть. Впоследствии мы наблю­дали, как после сильного дождя ветер относил широкие струи поперек стены метров на сто от самого водо­пада.

Я осторожно пересек Нишу, высматривая скорпионов, и крикнул Дону:

— Ну как, поднялся?!

— Еще две-три минуты.

— Ладно.

Я перестегнулся и вскоре закачался над трещиной, которую прошел Джо. Закрепленная им веревка вела прямо на край Капустной грядки, где надо было про­тискиваться мимо большой оромелии, чтобы влезть на полку. Дон поджидал меня правее, на участке с какой-то экзотической флорой.

— Ну так, — задумчиво произнес он, глядя вверх. — Отсюда начинается наш этап. Вроде бы поначалу не слишком страшно смотрится, как скажешь?

Я поднял голову:

—Могло быть и хуже. Что еще нам фауна пока­жет...

Джо оставил для нас на полке основную веревку. Мы приготовили ее, запаслись различными крючьями и карабинами и связались друг с другом. Дон поднял­ся метра на два, потом вернулся.

— Кажется, ничего, — небрежно заметил он, словно гурман, пробующий редкое вино.

Я пошел первым. Прямо над нашей полкой на гра­нях внутреннего угла выступали две другие. Я взял курс на ту, что повыше, следуя вдоль трещины слева, в которую мне удалось вбить два крюка, из них один клиновидный. По центру самого угла шла подходящая для крючьев трещина, и я предложил Дону подняться ко мне для страховки. Это давало мне достаточный запас веревки, чтобы попытаться достичь маленькой полочки метрах в тридцати выше. Оттуда угол как будто протянулся вверх еще на столько же до уходя­щей вправо террасы. На эту террасу мы возлагали большие надежды, поскольку других мест для лагеря в нижней части стены не предвиделось.

Снова пошел дождь, но в нашем желобе было сухо и вполне уютно. Во всяком случае, так мне представ­лялось, пока я, отбросив ненадежный камень, не увидел прятавшегося под ним здоровенного коричневого скор­пиона. Как только Дон наладил страховку, я вбил крюк и вдел ногу в стремя. Хорошие трещины позволяли двигаться в приличном темпе, и мне попался лишь еще один скорпион и два паука (один длиной санти­метров двенадцать). В глубине центральной трещины было видно гнездышки, но я не мог определить, кому они принадлежат — паукам или колибри, — поскольку хозяев не было дома. На мое счастье, угол не очень сильно зарос; в этом смысле Джо на первом отрезке пришлось куда хуже. Правда, раскрошенный моими движениями лишайник сыпался в глаза и в рот, от­чего я чувствовал себя так, словно шагал по пыльной тропе за караваном мулов. Вот когда мне пригоди­лись бы подаренные фирмой «Хилти» защитные очки, которые остались в лагере 7!

—Ты не можешь втиснуться в угол поглубже, Дон? Мне тут слабый камень встретился.

—Дальше некуда! — крикнул он в ответ.

Я находился метрах в двадцати пяти над ним, у полочки шириной в две-три ладони, которая составляла верхнюю плоскость шатающегося блока, — не самое луч­шее место для того, чтобы налаживать страховку...

Одетый в один только непромокаемый костюм, Дон слегка замерз. Он уже более четырех часов пребывал в стационарном положении. При моей попытке обо­гнуть блок так, чтобы не сбрасывать вниз щебень, выскочила закладка, и я сорвался. К счастью, вбитый ниже крюк удержал меня, и обошлось без травм. Я отшвырнул подальше покрывающую злополучный камень растительность; она пролетела по спирали над головой Дона и приземлилась у подножия скалы. Я был уверен, что тут обитают всякие нехорошие твари, но, сколько ни всматривался, обнаружил только одного паука. Дальше путь снова усложнялся. Между стоящими в распор ногами мне было видно лагерь 7 и крохот­ные яркие пятнышки, обозначавшие наших товарищей, которые возвращались вниз. Ниже главного уступа про­сматривалась даже площадка лагеря 6. Хотя кругом по-прежнему шел дождь, видимость была на редкость хорошей.

Время близилось к четырем часам, пробиваться дальше в этот день не было смысла. Нам предстояло использовать для страховки расчищенный мной блок, чтобы длина веревки позволила добраться до большой заросшей террасы. Я плевал на стену, чтобы не так пылила, и полчаса спустя, усталый и грязный, присо­единился к Дону на его полке. Намятые стременами ноги отчаянно болели. Растирая грязной пятерней пра­вую ступню, я обнаружил, что сломал ноготь на боль­шом пальце ноги, — очевидно, в тот момент, когда вы­скочила закладка.

Мы быстро спустились по веревке в лагерь 8, ра­дуясь, что не надо вечером возвращаться в лагерь 7. Хоть мы и вымазались довольно основательно, это была относительно сухая грязь, а не липкое месиво на тропе.

Мы плотно поели и насладились на редкость хо­рошим вечером. Прямо напротив нас возвышался Айнг-дайкс, на вершине которого побывал Джон Стритли, а вдали над пологом влажного леса вился дым,— оче­видно, индейцы расчищали клочок земли для своего маниока.

—Что ж, Дон, сегодня прошли больше тридцати метров! Можно даже заключать пари, как это делают на пароходах, когда загадывают, сколько будет прой­дено завтра.

—Хотел бы я знать, из какого расчета принимают ставки на нас джорджтаунские букмекеры! — отозвался Дон, закуривая сигарету.

—Я тоже. Надо думать, Чам гонит им свежие но­вости по своему «Зеро Дельта»!

—Нет, ты представь себе, сколько времени нужно, чтобы пройти вон через те леса, — с почтением произ­нес Дон, указывая на северо-восток, где на многие километры простерся сплошной зеленый полог.

Смеркалось, когда я полез в пещеру, чтобы забрать­ся в гамак. Кисеи от комаров больше не требовалось — здесь было слишком холодно для них. При свете фо­нарика я около часа читал «Дэвида Копперфжлда».

Ночь была ясная и прохладная, и мы оба крепко спали. Правда, меня один раз разбудил какой-то шо­рох. Посветив фонариком вниз, я заметил какую-то зверушку, которая юркнула в нору по соседству с тем местом, где мирно посапывал Дон. Впоследствии мы установили, что это щетинистая крыса — довольно ред­кое животное. Майк Эзерли и я видели ее несколько раз; нам показалось, что у нее совсем нет хвоста. Ов­сянка и тунец пришлись крысе по вкусу, но бульон­ные кубики она не трогала. Несомненно, это она была воришкой, покушавшимся на наш сахар.

—Совсем другое дело, вполне можно есть, — заметил Дон на другое утро, с удовольствием уминая овсянку. — От того быстро схватывающего наполнителя, которым нас потчевали в лагере семь, я очень скоро отдал бы концы.

Я сознательно сварил кашу пожиже, потому что мне тот цемент тоже был не по вкусу. Еще несколько дней такого варева, и нам пришлось бы глотать вазелин для смазки.

За ночь у меня отвалился ноготь с большого паль­ца ноги, а в руке я обнаружил глубоко вонзившийся шип. Даже щипчики Донова швейцарского ножа не могли его извлечь.