Рорайма Последнее оставшееся великое приключение 10 глава

В десять утра мы пошли вниз в лагерь 7. Веревоч­ная лестница намного облегчила спуск, и я не сомне­вался, что теперь индейцы тоже смогут доходить до основания стены.

Поскольку и в этом лагере продукты были на ис­ходе, Майк и Морис вызвались идти вниз навстречу носильщикам. Майк явно успел свыкнуться с длинны­ми монотонными переходами между лагерями и пере­двигался по каверзным тропам почти с такой же ско­ростью, как Морис. Накануне Джонатан добрался до лагеря 7 за два с половиной часа. Он был явно дово­лен своим достижением, и Майк не стал ему говорить, что мы совершили тот же путь за два часа, притом с полезным грузом на спине.

По просьбе Майка Тамессара Морис ловил насеко­мых в слизистом лесу и на болоте Эль-Дорадо. Пора­зительная реакция позволяла ему хватать на лету даже самых быстрокрылых тварей. Видя, как я неумело ко­выряю иголкой палец, пытаясь вытащить шип, он по­дошел и в одно мгновение избавил меня от надоедли­вой занозы.

— Пойду, что ли, проведаю зону отдыха Уайлэнза, — сказал я, отсасывая кровь из ранки и отрывая на ходу бумажку от быстро убывающего рулона.

—Надеюсь, ты не станешь портить воздух так, как, в лагере восемь, — отпарировал Дон, — Меня потом не­сколько часов мутило.

—По-моему, листья бромелии вполне годятся на роль утки, — важно заметил Джо. — Использовал — и бро­сай вниз, на капустную лавину!

Провожая вниз Мориса и Майка, мы не подозревали, что снова увидимся с Майком лишь после экспедиции, когда соберемся все вместе в Лондоне.

Несколько позже Джо отправился в лагерь 6, чтобы попытаться выжать немного продуктов из Джонатана, ревностно охранявшего отощавшие сумки. Мы решили, что Мо и Дон еще до вечера поднимутся к стене. Джо рассчитывал вернуться на другое утро, а потому взял с собой свой спальник. На вертолет мы больше не надеялись, однако возможность столь важной для нас заброски на самолете не исключалась, а потому мы предпочитали не оставлять лагерь 7 без присмотра. На случай, если послышится звук самолетного мотора, стояли банки с керосиновыми тряпками, чтобы подать дымовой сигнал.

Удивительно тихо стало в лагере, когда все разо­шлись. Птицы заметно осмелели, и через всю хижину пролетела большая бабочка с толстым «фюзеляжем». На фоне неба четко выделялись причудливые контуры Марингмы и Веи-Ассипу, словно кто-то поставил вер­тикально куски гигантской мозаики. Намятые накануне ступни болели, и я почти весь этот день провел с книжкой в гамаке Дона. Во второй половине дня где-то на западе пророкотал самолет. С помощью газовой плиты мне удалось развести костер, который верно служил нам все последующие дни. Вечером я приго­товил себе нехитрый ужин: суп и рис.

На другое утро сверху донесся пронзительный свист Дона. Выйдя из хижины посмотреть, в чем дело, я уви­дел, что Дон только-только начал подниматься по за­крепленной веревке. Свистом он приветствовал ясное, утро. Я походил вокруг болота, делая фотоснимки и не переставая поражаться обилию диковинных растений, преимущественно из семейства бромелиевых. У меня намечалось что-то вроде насморка, и я спрашивал себя, уж не пристала ли ко мне здешняя лихорадка.

Дело шло к вечеру, а Джо все не появлялся, и я стал подумывать о том, чтобы спуститься в лагерь 6. Надо идти, сказал я себе наконец, Джо ушел один, и у меня нет другой возможности удостовериться, что он благополучно добрался до цели. Если, не дай бог, случилась беда, как я стану потом объясняться с его женой? На стене непрестанно стучали молотки; дож­давшись паузы, я крикнул ребятам о своем намерении. Минут десять пришлось мне терзать свои голосовые связки, прежде чем они разобрали, в чем дело.

Я двинулся в путь в темпе, захватив лишь пустой рюкзак, поскольку намеревался вернуться до темноты. Шагая через слизистый лес со всей доступной мне скоростью, я ощущал нарастающую слабость и понял, что все-таки схватил эту мерзкую болотную хворь.

Разница в температуре воздуха была весьма ощутимая — с каждым шагом становилось все теплее, как будто я спускался в прачечную. В лагерь 6 я пришел мокрый от пота, словно побывал под ливнем.

—Добрый вечер, почтенные, — поздоровался я, выходя на расчистку.

—Привет, дружище! Давненько не виделись, — от­кликнулся Нил, держа в руке крышку от котелка, в ко­торой он промывал речной песок в поисках алмазов.

—Привет, привет, Решил вот проверить, поступили ли устрицы и гусиный паштет.

Ни того, ни другого не оказалось, зато поступили тренога и автоматические кинокамеры. И Джо был тут, так что я мог больше не опасаться, что его сожрали пауки-браунояды. Однако носильщики с продуктами не появлялись.

У Алекса был совсем изнуренный вид, да и Гордон заметно осунулся и помрачнел. Джо показал мне пой­манного Майком Тамессаром скорпиона, подняв его за жало и повернув ко мне брюшком. Потом опустил его в банку, чтобы уморить спиртом, и скорпион, как полагается, сделал себе харакири — другими словами, убил себя собственным ядом, убедившись, что спастись невозможно.

Выяснилось, что накануне несколько носильщиков принесли треногу Алексу и съемочную аппаратуру; прибытие следующей группы ожидалось с минуты на минуту. Да и Адриану с Айзеком пора было возвра­щаться. Гордон рассказал, что за прошедшую неделю жизнь в лагере шла по заведенному порядку; все вра­щалось вокруг убывающих запасов продовольствия. Овсянка до того всем осточертела, что они единодушно решили вычеркнуть ее из утреннего меню; тогда уж рис и то лучше! При этом не обошлось без маленькой перепалки, когда Джонатан, движимый заботой об ин­тересах общества, взялся приготовить рис. Он совер­шил непростительный в глазах гайанцев из индийских семей грех, а именно: позволил рису развариться. «Шпион» Морис не выдержал и дал выход своему негодованию. Рагу поступил более трезво, объявив, что в дальнейшем будет сам варить рис. Майк Эзерли вы­звался помогать ему. Джонатан и Морис схватывались и по другим поводам; в общем, напряжение возрастало. Трудные переходы вкупе с нехваткой продуктов давали себя знать, и нервы были натянуты до предела. Мы с Доном уже встречались с подобным явлением на Эвересте, когда суровые условия экспедиционного быта и полная опасностей обстановка совершенно выводили из равновесия некоторых участников.

Появление в тот же день Адриана с Айзеком в со­провождении десяти носильщиков было подобно спасе­нию осажденного гарнизона. Они доставили изрядное количество продуктов; индейские вариши были набиты до отказа. Тотчас напряженная атмосфера разрядилась, и все повеселели, словно группа наркоманов получила двойные дозы после многонедельного воздержания.

—Еще шесть носильщиков идут сзади, — доложил Адриан, опираясь на свой посох. — Завтра должны быть здесь.

У него был усталый вид; за последние несколько дней он выложился так, что я только поражался, откуда он берет энергию. Страстный коллекционер до послед­него вздоха, Адриан рассказал мне про найденный им удивительный сине-зеленый гриб, подобного которому он еще никогда не встречал в своих странствиях. К сожалению, у него не было с собой фотоаппарата, так как он шел налегке. Сдается мне, по-настоящему Адриан оправился после этого форсированного марша лишь после экспедиции.

Дополнительным стимулом явилась для нас почта, но поскольку все письма были делового или чисто лич­ного свойства, мы не могли почерпнуть из них но­востей о том, что происходит в мире. И когда мы впоследствии вернулись в Джорджтаун, то были пора­жены обилием событий. Как будто мы на пару меся­цев выключились из общего тока времени и вели образ жизни узников, лишенных всякого контакта с внеш­ним миром.

Личное имущество Алекса не прибыло, так что он был вынужден по-прежнему ограничиваться одной па­рой брюк, трусами и чужим свитером. Я с радостью извлек из одного рюкзака свой специальный непромо­каемый костюм, а Джо развернул коробку с сигарами с таким почтением, словно речь шла о фамильных драгоценностях.

—Теперь я обеспечен куревом на несколько дней, —
удовлетворенно произнес он. — Если только друзья меня не ограбят.

Первую половину дня держалась хорошая погода, если не считать, что после ясного утра началось обыч­ное нашествие водяных паров и к полудню все про­галинки и деревья в лесу были окутаны поистине анг­лийским туманом. Потом начали падать крупные дож­девые капли, которые вскоре вытянулись в струйки, как будто задние капли стремились догнать передних, спеша поскорее достичь земли. Не успел я глазом моргнуть, как кругом зажурчали ручьи; канавы, кото­рыми ребята окопали лагерь, быстро переполнились. Брезент на хижине прогнулся под тяжестью воды, и понадобились соединенные усилия Нила и Гордона, чтобы сбросить на землю маленькое подобие Кайетура. Было очевидно, что сегодня мне уже не вернуться в лагерь 7. Дело шло к вечеру, и болотная лихорадка изрядно вымотала меня. Я решил оборудовать себе ложе. Взял у Рагу полотнище от раскладушки, продел по бокам веревки, и получился отличный гамак. Джо одолжил мне запасной спальник, а в сумке, которую я здесь оставил, лежала противомоскитная кисея. Таким образом, я устроился вполне удобно, да и температура воздуха здесь была повыше, чем наверху.

В лагере лежали собранные Рагу образцы флоры; часть из них была уже упакована в снабженные ярлыч­ками пластиковые корзины, адресованные в ботаниче­ский сад Кью-Гарденз в Лондоне, куда их должен был доставить рейсовый самолет из Джорджтауна. Правда, Рагу не располагал прессом и вряд ли мог рассчиты­вать на заполнение этого пробела, поскольку нам теперь доставляли только то, что было совершенно необходимо для экспедиции. Майк Тамессар тоже страдал из-за нехватки специального снаряжения, хотя группа Адриана доставила все, что смогла унести, включая тяжеленные ящики с пистолетами для шлямбурных крючьев.

Ожидая под навесом из пальмовых листьев, когда сварится рис, мы слышали голос Чама:

— Алло, Зеро Дельта, алло, Зеро Дельта... Я обнаружил, что все заразились старательской лихо­радкой. За неимением других занятий обитатели лагеря 6 отправлялись с крышками от котелков к ближайшим ручьям и промывали гравий. Нил, который потерял не меньше шести килограммов веса и приобрел куда более спортивный вид, рассказал мне, что ему попалось не­сколько интересных шлихов. Впрочем, даже если бы он нашел кучу золота и алмазов, нам не пришлось бы налаживать промысел, поскольку эта территория вхо­дила в индейский резерват. Ребята отвлекались от мыслей о нехватке продовольствия — и то ладно. Правда, теперь-то я надеялся, что эта проблема ушла в прошлое.

Тем временем Дон и Мо провели увлекательный день на стене. Погода была к ним милостива. Вот рассказ Мо о том, как они проходили верхнюю часть Большой впадины:

«Утром мы поднялись на жумарах до Капустной грядки, и я пошел вверх. Поначалу крючья входили без труда, но держались не очень прочно, и я больше уповал на закладки. Однако самый верхний отрезок оказался, мягко выражаясь, жутким. Наверно, мое восприятие объясняется тем, что я пережил неприятные минуты на полочке близ выхода из Большой впадины. Я прощу­пывал рукой трещину, которую не мог проверить ви­зуально, прикидывая, какой крюк тут подойдет. Моя нога была продета в верхнюю петлю стремени; стало быть, все держалось на последнем крюке на уровне пояса, и верхняя часть тела несколько перевешивала. Внезапно в пятнадцати сантиметрах возник паук — здоровенный тарантул принял боевую стойку на задних ногах прямо перед моим лицом! Я выскочил из стремени, повис на крюке, вытащил из чехла молоток и пришиб паука. При мысли о том, что вся проклятая терраса надо мной, возможно, кишит пауками, мне стало не по себе.

Выбраться на Тарантуловую террасу было непросто, потому что на последних пяти метрах характер скалы изменился. Поверхность ее крошилась, словно известка на стене старого коттеджа. Два крюка не выдержали проверки. В конце концов я сказал себе: «А, черт, полезу по бромелиям!» Так я и сделал, после чего наладил страховку поднимавшегося следом Дона».

На долю Дона здесь тоже выпали волнующие пе­реживания. Он преспокойно поднимался на жумарах к Террасе, мысленно находясь, как я полагаю, в каком-нибудь первоклассном баре, когда внезапно увидел, что навстречу ему вниз по веревке спускается здоровенный коричневый скорпион. Просвет сокращался с удивитель­ной быстротой. Взмах специализированного молотка — и агрессор вышел на орбиту. Надо думать, после этого данный скорпион на всю жизнь проникся недоверием к новомодным нейлоновым лианам, которые казались таким удобным средством сообщения между полками.

На Террасе Дон и Мо обнаружили кожу, сброшенную при линьке змеей. Вообще Терраса с первого взгляда ра­зочаровала их, главным образом отсутствием воды. Они осторожно прошли вправо по этой не защищенной свер­ху, покрытой обильной растительностью полке, коварной, как и все, с чем мы встречались в этом путешествии. Свисающие растения мешали определить точные раз­меры выступа. Дальше Дон и Мо намеревались подни­маться по камину, который мы рассмотрели из лагеря 7, но оказалось, что по нему стекает ручей. Пройдя об­ратно на восточный край Террасы, они нашли единственное, притом достаточно опасное решение — идти вверх по гладкой плите ржаво-красного цвета, выводящей к широким выступам. Было ясно, что здесь понадобится вбить изрядное ко­личество шлямбурных крючьев. Переварив малоприят­ные факты, они спустились по веревке в лагерь 8.

В тот вечер я записал на пленку рассказ Адриана о его переходе до Маиурапаи:

«Я вышел из лагеря 6 во вторник утром. Как только стало ясно, что на вертолет рассчитывать не приходит­ся, я решил возможно скорее пробиваться на Маиура­паи, чтобы организовать доставку сложенного там снаря­жения. И мы с Айзеком принялись рубить тропу до Паиквы. С нами шло трое индейцев. На ночной отдых останавливались только один раз, да и то уже поздно вечером. На следующий день около шести вечера пришли в Маиурапаи. Всего нами было пройдено больше сорока километров, и часть первого дня ушла на прокладку тропы от лагеря 6 до Паиквы — пять тяжелейших кило­метров по страшно неудобной местности, через лес, изо­билующий каменными глыбами. Рано утром второго дня мы пересекли Паикву и направились по правому берегу вниз к саванне Маиурапаи. Здесь проходила часть старой тропы, которую я проложил в 1956 году и обновил во время апрельской разведки с Джоном Стритли.

Придя в Маиурапаи, я обнаружил, что там нет лодок. Лодка Боба Фернандеса ушла вверх по Варуме, и никто не знал, когда она вернется. В четверг она не появи­лась. Я заподозрил неладное: очевидно, индеец Рентой оставил лодку в лагере 1, а сам смазал пятки.

В два часа ночи мы послали троих индейцев на ма­ленькой долбленке вверх по Варуме. Поскольку река разлилась, они часть пути прошли пешком по тропе, отыскали лодку и привели ее обратно на буксире. Идя на веслах, они возвратились в Маиурапаи около двух часов дня. После этого мы спустились до устья реки Арабара. Там оказалось, что все местные жители отпра­вились кто на охоту, кто на рыбную ловлю, готовясь к своему религиозному празднику. Пришлось возвра­щаться в тот же день так и не наняв носильщиков.

Благодаря очень сильным дождям, оказалось возмож­ным отвезти снаряжение на лодке вверх по Паикве даль­ше обычного. Управившись с этим делом, мы с Айзеком пошли в его деревню, поспели туда еще до ночи и наняли пять носильщиков. Около четырех утра двинулись в путь оттуда и в десять утра в воскресенье снова были в Маиу­рапаи. Тотчас опять нагрузили лодку и отправили ее вверх по Паикве; потом сделали еще второй рейс. Я под­нялся со вторым рейсом в шесть часов вечера. Поскольку мы не смогли уговорить охотника Филлипа получше рас­чистить тропу, решили пробиваться от Паиквы на Варуму в район лагеря 3. Пришли туда на другой день часов около двух, потратив на этот отрезок примерно пять часов. Оттуда поднялись по битой тропе вдоль Варумы до лагеря 4, где и заночевали, а сегодня утром вернулись в лагерь 6. По пути мы видели диких свиней, нам по­пались также следы взрослого ягуара».

Впечатляющий рассказ... Я сильно сомневался, что смогу совершить такое путешествие, когда мне будет шестьдесят один год.

Глава десятая

Я пролилась, как вода; все кости мои рассыпались; сердце мое сделалось как воск, растаяло посреди внутренности моей.

Псалом 22, 14

Я был дохлый, как больная старая корова, мои сверхлегкие брезентовые ботинки не хотели отрываться от земли — свирепая эльдорадская хворь делала свое дело. Шагая по следам Джо Брауна по знакомой теперь тропе, я размышлял о безумии такого образа жизни. Джо гово­рил, что давно отказался от экспедиций, поскольку ничего хорошего в них нет, и это путешествие только утвер­дило его в прежнем решении. Но ведь задним числом всегда забываешь тяжелый, монотонный труд, на девя­носто девять процентов наполняющий экспедиционную жизнь, помнишь только приятные минуты — так уж прихот­ливо устроена наша память. Меня не очень утешало, что Алекс чувствует себя еще паршивее, чем я. Вместе с Нилом и Гордоном он сопровождал меня и Джо до лагеря 8. Шесть рабочих несли наше снаряжение. Как всегда, висели низкие облака, но день выдался светлый.

Джо заметно опередил меня. Я еле волочил ноги, но все же остальные поотстали, и к тому времени, когда все дотащились до лагеря 7, Джо успел уже вскипятить воду,

—Вид у тебя, Алекс, такой же паршивый, как само­чувствие, — сочувственно сказал я.

—Ошибаешься, — поправил он меня. — Самочувствие паршивее, чем вид.

Подтянулись носильщики. Четверо из них должны были идти с нами до лагеря 8, остальные опорожнили свои вариши и тут же двинулись в обратный путь.

Потягивая горячее порошковое молоко, Нил сказал, что хотел бы снять несколько кадров, когда мы с Джо пойдем дальше. Я встал, разгибаясь, точно ржавая складная линейка, и решил, что надо облегчить рюкзак, иначе я не дойду до лагеря 8.

Пока мы пробирались через заросли выше болота Эль-Дорадо, небо немного расчистилось. Далеко вверху на стене стучали молотки — ребята трудились полным походом. В это утро Дон и Мо снова поднялись на Тарантуловую террасу, закрепляя понадежнее веревки. Добрав­шись до Террасы, они продолбили под узким карнизом отверстия для шлямбурных крючьев, на которые намере­вались подвесить два гамака. Вместе с тентом этот кар­низ, подобно карнизу в лагере 8, призван был обеспе­чить какое-то укрытие. После этого Мо стал отрабатывать следующий отрезок — гладкую красную плиту над Терра­сой. Дон направился в лагерь 8, а Мо еще не­сколько часов продолжал трудиться — долбил отверстия, стоя в стременах и страхуясь девятимиллиметровым репшнуром. На первых десяти метрах он сбил молот­ком головки четырех шлямбурных крючьев и начал уже сомневаться, хватит ли их на все восхождение.

Только мы с Джо в сопровождении четверых индей­цев добрались до лагеря 8, как через несколько минут сверху съехал Дон — этакий упитанный паук, возвращаю­щийся в свою норку.

— Привет! — весело поздоровался он, крутясь на верев­ке над нами.

Индейцы с почтением смотрели на него, явно восхи­щенные такой техникой. Не сомневаюсь, что кое-кто из них был бы не прочь вместе с нами подняться по стене. Морис уже намекал на это. Из этих крепких и зорких, уверенных в движениях ребят, наверно, вышли бы отменные скалолазы.

—Пожрать принесли? — строго спросил Дон, при­земляясь на полке рядом с нами.

Все в порядке, старичок, — заверил я его, — теперь мы всем обеспечены. И личное снаряжение доставлено.

—Ну, как Терраса? — спросил Джо, разбирая рюкзак собственной конструкции.

—Великий простор, — протянул Дон. — Выше, похоже, труднее придется.

Разбирая сумку с продуктами, подвешенную на крю­ке над полкой, я коснулся рукой паука. Между нами и пауками шла непрестанная война, в которой выживал наиболее проворный. Я безжалостно пришиб противника банкой с рыбными консервами.

Примерно через час мы узрели полосатые рейтузы Мо, который спускался к нам по веревке кормой вперед.

—Не вздумай вываливаться из гамака сегодня ночью, —
предупредил он меня. — Я сплю как раз под тобой.

—Вижу, вижу, — сухо заметил я. Просвет между наши­ми гамаками составлял не больше пятнадцати санти­метров. — Вот только как в уборную ходить?

—Пользуйся баночкой, — посоветовал он. — Да смотри не пролей.

—Разве я способен поступить так с другом?

—Стало быть, нам с тобой, Джо, спать под тентом? — осведомился Дон.

—Ага. Бросим жребий, кому лежать с краю. Как тут с ползучей пакостью? Хватает?

—Не бойся, — ответил Дон. — Они вроде бы уматыва­ют, когда мы появляемся.

—Эта щетинистая крыса, или как там ее звать, по-прежнему совершает ночные набеги, — сообщил Мо. — И все-то ей надо на зуб попробовать!

Ночь прошла спокойно, и нас ожидал красивый рассвет. До чего же здорово было проснуться у подно­жия стены и любоваться великолепными водопадами, спадающими к истокам Паиквы! Они казались олицетво­рением Затерянного Мира. Если не считать немногих троп, проложенных первопроходцами вроде Адриана и Айзека, этот край совсем не изучен. Думая о его непри­ступности, я чувствовал себя ничтожным и крайне уязви­мым. Здесь властвовал закон джунглей, и мы всецело зависели от жиденькой струйки забросок. Прервись она — придется с позором мчаться во всю прыть обратно, к цивилизации. Похоже было, что пауки и скорпионы понимают это и терпят наше вторжение, сознавая, что обыкновенные людишки долго не выживут в столь не­людимой среде. Место было недоброе, и место было пленительное; оно притягивало, как притягивают любовь и ненависть. Я был счастлив, что хоть на короткое время проник в этот потаенный уголок мира, в этот грозный Потерянный Рай. И все время ощущал напря­жение, постоянно был начеку. Мне вспоминалось, как Чарлз Уотертон описывал свое пребывание в гайанских лесах:

Здесь жаб унылая обитель,

Здесь скорпион исконный житель,

Здесь среди камня хвощ и мхи растут,

Здесь грозные лабарии плодятся

И в темноте вампиры кровь сосут.

В 6.30 утром следующего дня тройка ребят из Би-би-си вышла из лагеря 7. Они направлялись к нам в ла­герь 8, чтобы снимать нас, наше драматическое бытие. И по недомыслию чересчур перегрузились. Особенно Нилу пришлось туго, когда он поднимался с тяже­лым рюкзаком по веревочной лестнице. В лагерь 8 он явил­ся совершенно вымотанный. Алекс тоже выдохся. Он был мокрый от пота и выглядел так, словно подвергся ста­ринной флотской экзекуции, когда провинившихся про­таскивали под килем корабля. Гордон держался нормально, но лицо его выдавало предельное утомление. Мы по­спешили приготовить для них горячее подкрепляю­щее питье.

Хворь не оставляла меня, и я был вынужден почти весь день проваляться на гамаке. Алекс кое-что посни­мал; Джо и Мо поднялись на жумарах по закрепленной веревке. Они намеревались ночевать на Тарантуловой террасе, и Дон сопровождал их часть пути, помогая подтягивать снаряжение. У меня болела спина (Джо тоже жаловался на спину, когда его терзала лихорадка), и я решил эту ночь провести вместе с Доном в его закутке. «Все-таки лучше, чем гамак, — мечтал я, — можно вытянуться во весь рост».

Немного позже снизу из-за скалы появилось бодрое лицо Освальда. Он поднялся к нам в пещеру с запиской от Майка.

— Черт дери, дружище, недобрые вести! — с ужасом воскликнул Нил.

Майк вышел из строя. Пропорол ступню деревянным шипом, и его доставили самолетом в больницу. Беда случилась на тропе между Варумой и Паиквой. С пре­великим трудом индейцу Морису удалось помочь ему добраться до Паиквы, где они стали ждать лодку. В пер­вую же ночь, когда Майк спал в гамаке, в лагерь к ним, видимо привлеченные запахом крови, явились муравьи-воины. Большинство наших гамаков так или иначе по­страдало на трудном лесном маршруте, и гамак Майка не составлял исключения. Муравьи отыскали брешь и про­никли в его постель. Он проснулся от первого же укуса, словно в него вонзили раскаленную иглу, и позвал на помощь верного Мориса. Морис раздул костер и отогнал муравьев от Майка, размахивая горячими головешками. Все же одна колонна продолжала штурмовать лагерь и в мгновение ока очистила сумку, в которой лежало трид­цать пачек лапши.

Лодка пришла только на третий день. В конце концов, проделав весьма нелегкий путь, Майк в Камаранге сел на самолет, который перебросил его в Джорджтаун. После больничного лечения ему пришлось лететь домой, в Англию.

Лишиться Майка было для нас тяжелым ударом. Типично, что он поранился, когда, не щадя себя, повторно пробирался через дождевой лес, чтобы облегчить наше бедственное положение, вызванное нехваткой продуктов. Такие самоотверженные люди — клад для экспедиции.

Дон пошел вверх, и я сполз с гамака, словно столетний старец со смертного одра, чтобы подтянуть наверх груз, когда он пройдет первую веревку. Остальные вернулись на болото, и я остался один. Проводив глазами синий рюкзак, я перевел взгляд на зеленое море леса. Погода налаживалась; с каждым днем все дольше светило солнце. Здесь, в лагере 8, жить было вполне уютно — самый приятный лагерь на всем нашем пути. Могучий массив Рораймы работал, словно конденсатор тепла. За день солнце нагревало столовую гору до такой степени, что она всю ночь служила нам огромной грелкой (правда, только в тех местах, где по стене не текла холодная вода; выше мы убедились, что есть весьма мокрые и неприятные участки).

К возвращению Дона я приготовил добрый обед. Ве­чер выдался превосходный, солнечные лучи расписали лес золотыми полосами. Далекая саванна, которая про­сматривалась за водоразделом между Веи-Ассипу и Марингмой, выглядела заманчиво. Безлесная степь. Как хо­рошо было бы побродить там, думал я, не' спотыкаясь о корни и не сжимая в руке тесак или палку против змей... В обществе Дона я наслаждался жизнью. Мы си­дели на сумках на нашей полочке, посматривая, чтобы не подкрался какой-нибудь скорпион. Готовя обед, я уже раздавил одного ботинком.

Чудесный вечер сменился жуткой ночью. Дождь лил как из ведра, барабаня по тонкому тенту; ветер выл, что твой койот. Среди ночи я проснулся в диком ужасе: мне показалось, что в спальный мешок забралась змея. Это была всего-навсего нога Дона; мы лежали валетом на узкой полке, и он дергался во сне. Несколько погодя я услышал шорох, потом звякнули друг о друга два газовых баллончика. Включив фонарик, который я ночью всегда держал под рукой на всякий случай (необходимая предосторожность в лесах Гайаны), я успел заметить, как между Доном и краем тента промелькнула наша приятельница, щетинистая крыса.

—Эй, Дон, лови крысу!

Мне редко доводилось видеть Дона озадаченным, но тут он подскочил вверх и одним махом сдернул с себя спальник, бесстыдно выставляя напоказ свою наготу.

—Эта сволочь забралась в мой мешок!! — завопил он. Вряд ли это было так на самом деле, но просвет между Доном и тентом был достаточно узким, и я отнюдь не хотел бы быть на месте одного из самых прославлен­ных альпинистов Англии, когда крыса протискивалась между ним и тонким полотнищем бри-найлона. Позднее, когда в лагере гостил Майк Эзерли, он пытался пристре­лить крысу из своего пистолета, но я счастлив сообщить, что ему это не удалось. Хотя крыса и отличалась воро­ватым нравом, но ее оружие не представляло для нас опасности, и мы от нее не пострадали. К тому же с ней нам было как-то уютнее. Ничто так не помогает осво­иться на новом месте, как общество приветливого гры­зуна!

Я в ту ночь остался относительно сухим, поскольку лежал у самой скалы. Пусть мое ложе было более доступно для ползучих тварей, зато лучше прикрыто сверху. Спаль­ный мешок Дона к утру промок насквозь.

Хотя мне стало получше, я все-таки решил еще денек полежать. Даст бог, скоро опять войду в строй. Нужно было хоть немного поснимать на стене — ведь треть подъе­ма уже позади, а мы все еще ничего толком так и не сняли...

Дон отправился вниз, к болоту, за сухим спальником и веревками. Он застал Алекса лежащим в спальном мешке и чуть ли не готовым к последней исповеди. Накануне вечером Алекс перебрал кодеина, пытаясь оста­новить непрекращающуюся дрожь.

Попозже сверху спустились Мо и Джо, и я приго­товил им поесть. Оба были усталые и грязные. Поев, они взбодрились и стали рассказывать о проделанном. Продолжая восхождение над Тарантуловой террасой, Мо в одиночку бил шлямбурные крючья. Длина первого пролета — метров десять, дальше стена идет с наклоном, так что с Террасы ничего не видно, но, поднявшись выше, он обнаружил, что там начинаются тре­щины.

Почти целый день ушел на то, чтобы вбить два шлямбурных крюка, и при­шлось надевать на крючья петли вплот­ную к стене, чтобы укоротить рычаг. Тя­желое дело, но в конце концов он добрался до расши­ряющейся кверху корки, которая ему совсем не понра­вилась. Он прошел ее на противостоящих закладках, чтобы верно направлять загрузку.

—Даже главнокомандующему она пришлась не по вкусу! — Он торжествующе указал на Джо.

—А что это за Африканская корка? — спросил я. Ребята уже упоминали ее, но снизу этот участок плохо про­сматривался даже в бинокль. — Издали поглядеть — ничего даже отдаленно похожего на очертания Африки.

—Похоже на карту Африки, если смотреть снизу,— пояснил Мо.

—Типично валлийская логика, — критически заметил я.

Пока Мо работал на стенке, Джо страховал его на Тарантуловой террасе и впервые за невесть сколько дней наслаждался солнцем.

В это утро они вместе поднялись до высшей точки, достигнутой накануне Мо, и Джо прошел вверх метров пять на трех крюках. Но вбивать крюки в край тонкой корки, которая грозила отслоиться, ему не улыбалось, и он прошел метров двенадцать в обход первого выступа, поль­зуясь закладками и зацепами. Однако дальше негде было помещать закладки, надо было бить крючья, а на это ушло бы не меньше двух часов. Джо и без того устал, а тут еще такой переплет... Чувствуя, что у него не хватит сил на то, чтобы вбить крюк и вскарабкаться на огромный карниз, Джо спустился.