Рорайма Последнее оставшееся великое приключение 8 глава

—Я гляжу, тебе ничьи горные ботинки не подойдут, Хеймиш, — заметил Майк.

Джо и Дон могли чередоваться с Мо и Майком, но мой размер ноги ни с кем не стыковался. Надо было пока обходиться своими рабочими ботинками, что меня вовсе не радовало. Во всяком случае, на пер­вые несколько дней у нас хватало снаряжения. Мо и Майк уже поработали на стене, и мы располагали хорошим запасом веревки, а из лагеря 6 должны были подбросить еще. По сути дела, почти все основное снаряжение было на месте, недоставало только личного. Мне не улыбалось работать без обвязки, но Майк, ко­торый, подобно Мо, предусмотрительно сам нес с собой почти все имущество, сказал, что я могу пользоваться его сбруей. Их больше заботило отсутствие сменной одежды. На стене было довольно сухо, но по пути туда и обратно в лагерь они успевали промокнуть насквозь!

—Пойду-ка я проложу новую тропу до шитхауза, — решительно произнес Дон. — Надоело каждый раз про­дираться сквозь сучья. Все равно что протискиваться между ступенями подвесной лестницы.

Попозже я сходил на прогалину, чтобы посмотреть, как у него идут дела. Она располагалась на почти­тельном удалении — полсотни метров — от хижины и шириной почти равнялась «вертодрому». В ясную погоду это был, наверно, один из самых живописных нужников в мире!

Тесак Дона со звоном врубался в древесину желез­ной твердости, когда в лагерь прибыл Нил в сопро­вождении двух индейцев (остальные подоспели еще раньше). Он вынырнул из-за куста, на котором висел клок мха, похожий на потрепанный флаг бедствия, вывешенный кем-то в надежде на спасение.

—«Мы странствуем не ради путешествий, сердца иною страстью одержимы, — процитировал Нил Флеккера, как будто только что вышел на сцену из-за ку­лис. — Стремясь узнать закрытое для мира, идем Златой
дорогой в Самарканд».

В ответ я позволил себе вольное изложение строк из «Гасана»:

—«Когда над Тронгейтом звенят колокола, по Лондон­ской дороге в Боровланд...» Это у нас в Шотландии есть такой вариант, Нил!

Он поднял руку в знак одобрения и пожаловался, шлепая по грязи, словно кули на рисовом поле:

—До чего же подъем был тяжелый, дружище!

Его усталое, потухшее лицо выражало достаточно явную обиду на нас за то, что мы его не подождали.

Меня постоянно поражала щедрость Нила. Он остал­ся без свитера, потому что отдал свой Дону, и у него не было спального мешка, потому что он пожалел Чама, у которого оказался никудышный спальник. За­пасные носки Нил подарил индейцу; заядлый куриль­щик, он отказывался от сигарет, когда, как это было теперь, в них ощущался недостаток. Вот и сейчас: индеец Морис хотел его накормить, однако Нил отка­зался, заявив, что продукты нужны восходителям для поединка со стеной.

Больше всего Нила заботила всегдашняя облачность, невозможность снять хорошие кадры Носа и необхо­димость для киногруппы обосноваться в лагере 7, преж­де чем мы, скалолазы, уйдем вверх по стене. Алекс тоже выглядел паршиво, однако заверил меня, что несколько трапез из десяти блюд приведут его в норму. Еще он сказал, что в лагере 6 у него лежит камера «Белл энд Хауэлл» и около полутораста метров плен­ки, — могу взять с собой на стену, если хочу. Однако я решил, что с таким грузом подниматься будет тя­желовато. Чем скорее прибудет Адриан с автоматиче­ски перезаряжающейся малой камерой, тем лучше. Вряд ли мне удастся на стене менять пленку в большой ка­мере...

Громкие возгласы возвестили о прибытии Мориса Бэрроу и Майка Эзерли. Морис нес свою кинокамеру так, словно это была замаскированная бомба с часовым механизмом; Майк шел без груза, если не счи­тать пистолет, с которым он никогда не расставался. Майк отказался от вермишели, зато Морис проглотил предложенную ему порцию с такой скоростью, словно боялся, что вермишелины улизнут от него и зароются в грязь, уподобившись белым червям.

Мы с Джо подвесили свои гамаки, и я сказал себе, что перенаселенность здесь не то слово. Индеец Морис уже провел одну ночь под поперечиной, а с нами эта обитель грозила превратиться в змеиное гнездо. Я по­делился своими соображениями с Майком; он согла­сился и сказал, что Мо собирался принести одномест­ную палатку и поставить ее на болоте, на подстилке из хвороста.

Обувь Майка Томпсона была в ужасном виде: тон­кий брезент порвался, и пальцы торчали наружу (его рабочие ботинки так и не были получены, бесследно исчезли в пути, подобно тому как исчезали продукты). Да и в рубахе прибавилось дыр...

Джо спросил его, как идет восхождение. — Неплохо, — последовал сдержанный ответ. — Скала намного лучше, чем мы себе представляли.

В лагере 7 было очень даже холодно, и Морис колдовал над газовой плитой на кухне, надев пуховку Майка.

Два выстрела, раздавшихся неподалеку, указывали на то, что Майк Эзерли упражняется со своим писто­летом. Нил пошел к Майку и тоже пострелял; он со­всем неплохо управлялся с пистолетом, поскольку ему довелось играть одну из главных ролей в многосерий­ном телефильме о мафии.

Отдохнув на краю расчистки, индейцы решили возвращаться в лагерь 6. И так как облака не соби­рались расходиться, пил тоже отправился вниз. Одна группка за другой выходила на тропу, и густая белая грязь громко чмокала под их ногами. Вооружившись пустой консервной банкой, я пошел углублять мутные лужицы на другом краю расчистки, где мы брали воду для своих нужд. Тем временем Джо и Майк накрыли торец хижины куском принесенного нами желтого брезента, чтобы дождь не залетал внутрь. Гамак Дона висел в противоположном конце, и когда через два-три дня ветер переменился, его основательно промочило. Звон тесака смолк, и через несколько минут Дон вошел в хижину с «черного хода», со стороны нужни­ка. Голый по пояс, он обливался потом, но явно был удовлетворен своими трудами. Накануне он целый день связывал зеленой корленовой веревкой кривые сучья, которые пошли на каркас хижины, и крепил их рас­тяжками за ближайшие корни. Он истратил не один десяток метров веревки, зато получилась весьма проч­ная конструкция.

—Глядите, гора расчистилась! — возвестил Майк.

В самом деле, на фоне серого облака четко вырисо­вывалась озаренная вечерним солнцем голая красная стена Рораймы.

—Здорово, — сказал я, в который раз восхищаясь поразительным творением природы.

Шестьдесят пять квадратных километров с лишним... Я в жизни не видел ничего подобного.

—Да, ничего горочка, — согласился Дон, рассматри­вая Нос в маленький бинокль, который позволял ему отчетливо видеть укрепленную Майком веревку.

Накануне Мо и Майк дошли до обросшей бромелиями полочки на высоте около пятидесяти метров. Дальше растений было больше и путь выглядел по­труднее. Зато они обнаружили отличное место для би­вака в нижней части стены, которое позволяло нам сэкономить свыше часа ходьбы от нынешнего лагеря до Носа. И даже не обязательно брать туда палатку: если отодвинуть несколько песчаниковых плит, полу­чится пещера с естественным сводом. Завесим ее бре­зентом, и будет отличное убежище.

На пути к подножию стены был очень грязный вертикальный пролет. Здесь они укрепили веревку, однако предупредили нас, что все равно придется пользоваться зажимами жумар, потому что веревка из-за грязи скользкая и вообще там слишком круто, чтобы лезть с рюкзаком без зажимов.

В это время в лагерь явился Мо. Курева он так и не раздобыл, зато принес в рюкзаке продукты, кое-какое снаряжение и палатку, которую тут же принялся ставить, чтобы, как он выразился, было больше прос­тора для спины: Мо и Джо уже много лет страдают от болей в спине.

Одновременно, как мы узнали потом, те, что ушли вниз, добрались до лагеря 6. Они здорово устали, и у Алекса болели икроножные мышцы. Хотя Освальд ходил с нами носильщиком до лагеря 7 и с самого утра ничего не ел, Джонатан отказал ему в рисе, так что вечером он лег спать голодный и злой...

Мы же, располагая льготным пайком, поели хорошо и оживленно беседовали, когда пошел дождь. Пока мы продвигались через влажный лес, лиственный полог отчасти гасил напор ливня; здесь этой защиты не было, и дождь хлестал с такой яростью, что мы опа­сались, как бы наш брезент не лопнул. По полу бе­жали ручейки, и мы были избавлены от необходимости мыть посуду: выставил под дождь, и через несколько минут она чистехонькая. Стоявшее под углом брезента ведро наполнялось водой, как из пожарного шланга.

— Кажется, новая оборонительная линия выдержит, — заметил Мо, глядя на тент, которым мы накрыли то­рец.

Я от души надеялся, что так и будет.

Явился передовой отряд черных комаров — здоровен­ные зверюги с жалом, напоминающим тупой шприц. Я в жизни не видел таких огромных комаров. Здесь в изобилии водились очень крупные бабочки; встреча­лись также колибри — судя по всему, местный вид, из­вестный под названием «рораймского изумруда». Порой над хижиной пролетала, оживленно щебеча, стайка быстрокрылых зеленых попугайчиков; их согласованный полет вполне мог сравниться с отлаженными маневра­ми эскадрильи истребителей.

Как только дождь поумерился, Мо выскочил из хи­жины, чтобы соорудить настил для своей палатки. Я не торопился следовать его примеру, так как сомневался, что палатка подходит для здешней погоды. За двад­цать минут Мо управился с работой и вернулся в хижину.

Потягивая кипяток со сгущенкой (чай кончился), мы принялись разрабатывать планы на завтра; Дон в это же время решил подравнять свою бороду. Мо ска­зал, что хотел бы денек передохнуть — как-никак, он отра­ботал первый отрезок на стене и прошелся до лагеря 6 и обратно. Постановили, что на стену пойдут Джо и Майк. Поскольку у меня все еще не было горной обуви, я вызвался почистить вместе с Доном тропу от лагеря 7 до подножия Носа. Сверх того мне не терпелось, если позволит время, попробовать спустить­ся к нижней части водопада, питающего истоки Паиквы. До сих пор это никому не удавалось, в том числе Айзеку, который совершил однажды безуспешную по­пытку; между тем, я был уверен, что там есть смысл поискать алмазы.

—Звучит интересно, — бесстрастно отметил Дон.

Наши гамаки были спасительной гаванью в море грязи. Завесишься кисеей от комаров и чувствуешь себя вполне спокойно (по этому поводу Мо сравнивал нас с попугаями). Обычно после этого беседа замирала. Иногда мы засыпали уже около 18.45, но нередко чи­тали при свете фонариков. Дон не так пристрастен к чтению, поэтому он обычно разбирал снаряжение, сопровождая эту процедуру острыми замечаниями. В тот вечер он внимательно изучал стену и верхний край Великого Носа, пока дождь не лишил его этой воз­можности.

—Знаешь, чего бы мне хотелось? — произнес он. — Вернуться как-нибудь сюда вместе с Одри и обойти все плато по краю.

—Да, интересная была бы прогулка, — согласился я.

—Правда, чем не экскурсия? — продолжал он. — Под­няться из Венесуэлы по туристскому маршруту и про­вести несколько дней в лагере на вершине.

—Адриан как-то говорил, что из Венесуэлы будут водить на вершину организованные группы, туристов, — заметил я.

—Ага, я слышал, но это не для меня.

Морис снова устроился спать под поперечиной; струя с брезента падала в ведро сантиметрах в восьми от его лица, и вода уже десять минут лилась через край.

—Ты еще сухой, Морис? — осведомился Джо.

—Ага, — усмехнулся Морис. — И сыровато же здесь в лагере семь!

—Небось мечтаешь вернуться к своему огороду, — сказал Дон.

Заступила ночная смена: следом за комарами в хи­жину начали залетать какие-то крупные светящиеся насекомые, и мне представилось, как подкатывают к платформе поезда метро. Некоторые особи были пора­зительно ярко окрашены. Джо сумел поймать несколько штук, а вообще-то в искусстве ловить бабочек и про­чих насекомых не было равных Морису. Он отличался фантастической реакцией и запросто перехватывал в воздухе или снимал с растений даже самых быстро­крылых тварей.

В ту ночь мы все спали крепко — редкое явление в дебрях Гайаны. Обычно вы то и дело просыпаетесь либо от непривычных звуков, либо потому, что воз­никает необходимость изгнать насекомое, прорвавшееся через защитные бастионы.

Утро выдалось неожиданно ясным. Как будто потоки ночного дождя смыли с неба все облака. Могучая вершина столовой горы выглядела так, словно ее над­раили железной щеткой; водопады пятисотметровой высоты могли поспорить белизной со сливками. Было сплошным удовольствием оторвать туалетной бумаги от надетого на обломанный сук рулона, пройти по извилистой Рю-д-Уайлэнз на площадку среди бромелий и без помех (разве что со стороны ползучих тварей) полюбоваться могучей скалой. Другие вершины тоже сверкали первозданной чистотой: Марингма, Веи-Ассипу, Кукенаам, Элуварима, Вайкепайпе. Одна столовая гора за другой, будто строй авианосцев. Внизу пышным ковром расстилался влажный лес; лишь извилины Варумы и Паиквы нарушали поверхность зеленого ворса. Ближайший водопад — тот самый, что манил меня и Дона, — срывался прямо с Рораймы в подобие обшир­ного бассейна, выточенного водой за миллионы лет. Ниже он исчезал в опоясывающей грани горы густой растительности. Но чуть выше точки, где вода вели­чественным каскадом срывалась со второй ступени, тоже просматривалось что-то вроде бассейна. Накануне ве­чером Дон предложил обследовать скалы вокруг водо­пада — не найдется ли другой вариант подъема? Но Мо утверждал, что Великий Нос куда интереснее. Когда он и Майк впервые вышли к основанию Носа, они, как до них Джон Стритли и Бев Кларк, траверсиро­вали влево, пытаясь добраться до большого нависаю­щего желоба. В итоге Мо забраковал этот путь, и пра­вильно сделал. Потому что желоб вверху выходил на очень сложный и опасный участок. Взамен он остано­вила на маршруте, который на три четверти всей высоты строго следовал вверх по воображаемому от­весу, опущенному с высшей точки Носа.

Хотя Майк вызвался быть поваром в лагере 7, в это утро варить овсянку, к сожалению, взялся Мо. Увлеченно рассказывая какую-то историю, он забыл помешивать варево, и получилось нечто малосъедобное.

—Ничего, Дон, скреби ложкой! — смеялся Мо. — Все лучше, чем чистить заводской котел в Шеффилде!

Джо только что поймал диковинное насекомое, ко­торое мы окрестили «канавокопателем»: передние ноги были оснащены приспособлениями, словно бы пред­назначенными для рытья параллельных канав.

—Поглядеть на некоторых здешних насекомых — одни шипы да ребра, — с интересом заключил Мо, по­том обратился ко мне: — Слышь, Хеймиш, можно мне сегодня взять твои резиновые сапоги?

—Конечно, бери! Только не черпай грязь голени­щами.

Я предусмотрительно нес с собой короткие рези­новые сапоги от самого Маиурапаи, и на здешнем болоте они оказались очень кстати.

Мы направилась к стене, неся веревки; сперва Мо и Майк, немного погодя — мы с Доном. Хотя облака снова сомкнулись, идти вверх по гребню было инте­ресно. Выше болота Эль-Дорадо строи кустарника опять плотнее, и гребень, становясь круче, более ярко вы­ражен. Перед последней ступенью по дороге к осно­ванию стены он совсем сужается, обрываясь вправо шестисотметровой пропастью.

Боннетии здесь были еще сильней искривлены, на­поминая металлическую стружку. Самые большие бромелии достигали почти двух метров в высоту; заде­нешь невзначай — выплескивает на тебя чуть ли не ведро воды. На крутых участках приходилось караб­каться по ветвям, преодолевая стенки, покрытые скольз­кой грязью. О том, чтобы остаться чистым, не прихо­дилось мечтать: мы в два счета вымазались с ног до головы и промокли насквозь.

Выйдя на более пологий участок, мы сели пере­дохнуть. Дон ударил тесаком ближайший сук — раздал­ся звон, как если бы он рубанул стальной трос. Путь к водопаду лежал вдоль гребня налево. Сберегая силы, мы решили оставить здесь часть веревки, и я отмотал метров тридцать, чтобы во второй половине дня на обратном пути закрепить ее на самом каверзном участ­ке выше крутого пролета в конце гребня.

На самом пролете уже висела черная от грязи оди­нарная веревка. Достав жумары с петлей из нейлоно­вой тесьмы, мы закрепили их на веревке и поднялись по одному, поочередно загружая зажимы. Они устрое­ны так, что скользят только в одну сторону; пользо­вание ими намного облегчает подъем по закрепленной веревке на опасных участках, включая навесы.

Еще десять минут, и мы вышли к основанию Вели­кого Носа. «Наконец-то, — сказал я себе. — Вот оно — то, ради чего все было затеяно». Прямо над моей головой вздымался навес, упираясь в первый выступ, который закрывал дальнейший обзор. Тут и там на скале при­лепились бромелии, перехватывая капающую сверху влагу, но у самого подножия стены было сухо. Дей­ствительно, как и говорил Майк, площадка для бивака — лучше не пожелаешь.

Джо и Майк уже надели обвязку и шлемы и про­должали разбирать снаряжение.

—Только что видел тут парочку отвратительных пауков, —сообщил Джо. — Зады красные, как у клоунов.

—А я приметил здоровенного птицеяда в начале грязного пролета, — добавил Майк, нанизывая на сбрую карабины. — Не очень-то приветливая тварь.

Я оставил им веревку и направился обратно «низ, где меня ждал Дон, чтобы продолжить наши иссле­дования.

—Будет добыча — не забудьте поделиться с товари­щами — напутствовал меня Джо. — Всю работу за вас делаем.

Быстро закрепив веревку на каверзном участке, я уже через двадцать минут стоял рядом с Доном.

—И наточил же я свой тесак, Хеймиш! Прямо хоть брейся...

—Нет, ты погляди на эту колибри!

Изумительная пичуга повисла в воздухе в каком-нибудь метре от меня, поблескивая любопытными глаз­ками. Она напомнила мне истребитель с вертикальным взлетом: только что тут была — миг, и нет ее, словно растворилась в воздухе.

Мы отыскали начало тропы, проложенной Айзеком, и двинулись по ней. Дон шел впереди, срубая моло­дую поросль, появившуюся после 1971 года.

Иные виденные мной места засели в памяти, словно полузабытый обрывок мелодии. Это Квилин-Ридж на острове Скай в февральский день; это безлюдная до­лина в Гималаях, где общество мне составляли только два медведя (правда, нас разделяло почтительное расстояние); и это идиллическая тропа у подножия пяти­сотметровых красных песчаниковых скал Рораймы. Дон был согласен со мной: мы словно проникли в потерянный рай, хотя и малость неприветливый. Кру­гом рассыпались цветы; высокий папоротник рисовал затейливые узоры на красном камне; нас окликали пти­цы, и одна подлетела так близко, что я мог дотянуть­ся до нее рукой.

Взяв у Дона тесак, я занял место лидера. Вскоре передо мной внезапно открылась прогалина шести-семиметровой ширины, провянувшаяся вдоль основания вертикальной стены.

—Черт побери, Дон, ты только погляди! Видал ты что-нибудь подобное?

Он тоже не верил своим глазам.

—Капустная лавина, чтоб мне провалиться!

Под горой громоздилась куча бромелий всех форм и размеров. Словно некий обанкротившийся зеленщик сбросил здесь непроданный урожай капусты. Шагая по настилу из «плодов» столовой горы, мы слышали странные звуки, как будто растения взвизгивали от боли.

—Видимо, они упали со стены, — негромко конста­тировал я то, что и так было ясно, поскольку вряд ли джорджтаунские мусорщики сбрасывали здесь свой груз.

Запрокинув голову, я стал обозревать угрюмые на­весы. Всюду торчали бромелий; каждый намек на тре­щину или зацепку служил опорой для нескольких рас­тений.

Бромелий очень выносливы, тем не менее эта огром­ная куча силоса свидетельствовала, что их обитель далеко не всегда надежна. Основание «лавинного кону­са» протянулось метров на сто; дальше шли сплошные заросли. Я начал было пробиваться вдоль самой скалы, исчерченной яшмоподобными жилами, но этот участок оказался ненамного лучше. Рядом с почти вертикальной стеной «зеленый пояс» казался лишь чуть покатым, на самом же деле заросли примостились на довольно крутом откосе, и, наклонясь, я обнаружил, что стою на ветках в двух с лишним метрах над землей. Мышцы болели от поединка с твердой древесиной, и тесак быстро затупился. Перерубленные стволы выделяли темно-красный сок, и казалось, что они кровоточат. Дон сзади наблюдал мои маневры, ступая по проло­женному мной «каналу».

—Чем не воздушный коридор, Дон?

—Сменить тебя?

Я с благодарностью вернул ему тупой тесак.

—Держи, приятель, он твой! «Как лиана сжимает ствол, так Закона рука крепка», — процитировал я Кип­линга. — «Помни: сила Стаи — Волк, и Стая — сила Волка».

—Ну что ж, схватимся с этой кровоточащей стаей, которая загораживает нам дорогу!

И Дон яростно атаковал заросли. Должно быть, со стороны все это выглядело нелепо. Мы продвигались судорожными рывками, теперь уже в трех метрах над землей, словно бабуины, страдающие артритом. Каждый шаг мог оказаться последним: сорвешься — и напорешь­ся на перерубленный тобою же тонкий ствол — косой срез запросто пронижет человеческую плоть!

—Похоже, на сегодня нам лучше оставить мысли о водопаде, — сказал я, провалившись в зеленый коло­дец и цепляясь за два сука, которые, на мое счастье, сыграли роль спасательного пояса. — А ты как думаешь, Дон?

—Думаю, мы тут далеко не продвинемся, приятель. Может, вернуться на основную тропу и попробовать идти ниже:

—Ниже я видел широченную пропасть, черт бы ее побрал, — ответил я. — На то, чтобы там выйти к водо­паду, понадобится целая неделя плюс помощь отряда индейцев.

И я продекламировал подходящие к случаю строки из «Друзей Гайаваты»:

И наткнулись на преграду:

Повалившиеся сосны

Поперек и вдоль дороги

Весь проход загромождали.

— Как бы тебе в один прекрасный день не загро­моздило проход все это дерьмо, которое ты изрека­ешь, — зловеще произнес Дон.

Решив, что позже еще вернемся на это дивное место, мы переключили внимание на склон вверху. Дон высмотрел систему трещин левее Носа, на высоте около шестидесяти метров. Однако здесь по сравнению с Носом стенной маршрут удлинился бы метров на сто — эти метры мы выигрывали на крутых подходах к Носу.

Как только мы возвратились на основную тропу, спустились облака и заморосил дождь. На узком участ­ке гребня мы подкрепились арахисом и мятными леден­цами. Я подобрал оставленную здесь веревку и сунул ее в рюкзак, после чего мы пошли вниз, срубая по пути острые сучья, которые грозили выколоть нам гла­за, когда мы поднимались. Сменяя друг друга, мы рас­ширяли и расчищали тропу, безжалостно уничтожая огромные бромелии. У меня было такое чувство, словно я крошу тесаком стойких пожилых леди в кринолинах.

Облака на время расступились, и, поглядев назад, мы увидели в провете Джо и Майка. Дон издал прон­зительный свист, отразившийся от скал, будто рикоше­тирующая пуля. Джо ответив ему не менее резким свистом.

—Похоже, непростой участок им достался, Дон.

—Надо думать, и остальные не легче, — отозвался он, щурясь. — Тут работы не на одну неделю.

Рукоятка тесака натерла мне ладони до пузырей, и я направился в лагерь. Дон сказал, что еще понаб­людает за ребятами и дочистит тропу.

Шлепая вниз по жидкой грязи и стараясь не заде­вать слизистые и шиповатые сучья, я просматривал путь на два-три шага вперед и запоминал, куда ставить ногу (у альпиниста автоматически вырабатывается та­кая привычка); все, что ближе, контролировалось уже не зрением, а подсознанием. Опуская ногу на очеред­ную слякотную опору, я заметил уголком глаза ка­кое-то движение — заметил с опозданием, потому что мой «автопилот» уже просчитывал скользкий сук, тор­чавший поперек тропы в метре от меня. Между тем замеченное мной движение носило отнюдь не невин­ный характер: три змеи выползли из своих убежищ, задумав погреться на выглянувшем солнце. Я не успел затормозить, и тяжелый рабочий башмак с хрустом наступил на них. Змеи были совсем маленькие, от силы полтора десятка сантиметров, и они явно испу­гались больше моего, потому что тут же очистили тропу.

Мо издали увидел меня и развел сгущенку в ки­пятке. Еще он предложил мне холодного риса, к ко­торому я испытываю почти такое же отвращение, как Алекс: в прошлом году я три месяца подряд питался чуть ли не одним рисом. А потому я сказал Мо, что предпочитаю тунца, хоть он и напоминал по вкусу какой-то горький порошок.

Мо держал наготове ракету на случай появления вертолета, однако «ожидание запчастей» могло затянуть­ся надолго.

В лагере 6 в этот день ничего особенного не про­исходило. Ребята из Би-би-си еще не отошли как сле­дует после вылазки на болото Эль-Дорадо, Обсудив свои возможности, они заключили, что сами сейчас не в состоянии перетаскивать все свое снаряжение в ла­герь 7. Помимо личного имущества у них была съемочная и звукозаписывающая аппаратура, а носиль­щиков в лагере 6 не осталось. Надо было ждать, когда придут носильщики с продовольствием. Продуктов в лагере оставалось всего на два-три дня.

Нам поймал около своего передатчика крупного черного скорпиона и вручил ею Майку Тамессару для коллекции.

 

Глава девятая

И пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и устремились на дом тот; и он не упал, потому что основан был на камне.

От Матфея. 7, 25

 

Итак, самая ответственная стадия нашей экспедиции началась — мы приступили всерьез к восхождению. Пер­вый день работы на стене в паре с Майком Томпсо­ном принес Джо еще не изведанные им ощущения: главной проблемой оказались скорпионы и пауки!

Пока мы с Доном пробивались к Алмазному водо­паду, Джо числил свои жумары, готовясь следовать за Майком вверх по веревке, которая свисала перед пещерой, не касаясь скалы.

Отработав первый отрезок, с пятидесятиметровым навесом в начале, Майк вышел на Нишу — так мы на­звали выступ площадью около трети квадратного метра, к которому от верхнего конца веревки вела узкая по­лочка. Нижний конец веревки был тоже закреплен, чтобы нас не слишком качало и чтобы мы при спуске не проскакивали мимо пещеры, ибо дальше нас ожидал обросший бромелиями шести десяти градусный скос, — несомненно, один из главных источников пополнения громоздящейся в ста метрах ниже «силосной кучи». Бромелиевый «огород» кончался на краю голой плиты, спадающей туда, где Дон и я сражались с зарослями.

Джо быстро убедился, что Мо и Майк нисколько не приукрашивали — стена и впрямь была отменная. Первый же отрезок внушал глубокое уважение — скала вздымалась вверх, словно нос океанского лайнера, до выступа, выше которого следовал вертикальный учас­ток. Почти до самой Ниши Джо поднимался на жумарах, не касаясь скалы.

Есть несколько способов применения зажимов жумар. Представьте себе простоты ради привязанные к двум зажимам петли из нейлоновой тесьмы; петля по­короче пристегнута к обвязке у пояса, позволяя удоб­но висеть на основной веревке, петля подлиннее, она же стремя, предназначена для ноги, и этот зажим по­мещается на веревке почти на уровне пояса. Начиная подъем, сперва передвигают верхний зажим и загру­жают его своим весом, затем подводят нижний зажим почти вплотную к верхнему. Опираясь ногой о стремя, повторяют маневр снова и снова и мало-помалу наби­рают высоту. Дело это трудоемкое, и очень важно пра­вильно подогнать длину петель. Есть и более сложные методы, с применением различных петель, однако описывать их все равно что рассказывать о действии дифференциальной передачи не шевеля руками.

Таким образом Джо вскоре вышел к Майку. Позд­нее он поделился со мной своими первыми впечат­лениями:

«Следующий отрезок выглядел относительно корот­ким — довольно широкий открытый желоб, заполненный растительностью. Левее этого желоба я рассмотрел слег­ка нависающую трещину, которая сужалась кверху. В трещине тоже местами прилепились растения. Майк страховал меня, но я решил сперва проверить, что делается справа, — может быть, там путь легче. Убедил­ся, что этот вариант тяжеловат, вернулся и пошел вверх по трещине.

Почти весь этот участок я шел с искусственными опорами. Половину пути вбивал различные крючья, дальше начали появляться зацепы. Очищая их клювом молотка, я обнаруживал скорпионов и весьма неприят­ных на вид насекомых. Естественно, это отнюдь не помогало мне чувствовать себя раскованно. Вместо того, чтобы, как обычно, вытягивать руку и нагружать зацеп, мне приходилось сперва подниматься и прове­рять зацепы на наличие жалящих тварей. Из-за этой угрозы я использовал больше крючьев, чем расходуешь в нормальной обстановке.

Метрах в двадцати выше точки, где я оставил Май­ка, пошла рыхлая скала и удобная трещина начала сходить на нет. Тут было малость опасно. Находясь метрах в пяти от нужной мне широкой полки, я ви­дел опоясывающие ее заросли бромелии, похожие на перьевой головной убор индейского вождя. Не видя, куда вбить крюк, и утомленный нервным напряжением, в немалой степени из-за боязни быть ужаленным, я крикнул вниз Мо: «Я спускаюсь, хватит с меня на сегодня!».

Всего они насчитали в этот день двух пауков и шесть скорпионов. Майк заметил паука подле бромелии на Нише и хотел пришибить его молотком, но грунт спружинил, и разгневанный паук улизнул под листья. Спускаясь по веревке, они с тревогой прислу­шивались к потрескиванию корлена. Как говорил по­том Джо:

—По мне, так моя жизнь стоит лишней веревки. Завтра же закреплю вторую.

Быстро посчитав в уме, сколько у нас осталось корленовой и обычной альпинистской веревки, я заклю­чил, что мы можем весь маршрут обеспечить двойной веревкой. При этом для большей безопасности можно надевать жумар и на страховочную веревку. Слишком много народу погибло оттого, что подводила одинар­ная веревка.

Алекс в лагере 6 чувствовал себя совсем паршиво. Он здорово простыл и всю ночь шмыгал носом, слу­шая, как упорно барабанит дождь по брезенту. «Шпион» Морис и Майк Тамессар, лежавшие у торца хижины, куда задувал ветер с дождем, промокли насквозь.