Я смотрела на себя в зеркало в ванной комнате.
Я делала это много раз. С тех пор, как я вернулась из полицейского участка, увидев себя там в одностороннем зеркале, я постоянно смотрела на себя в зеркало. Разглядывая себя в первый раз... нет... на самом деле, изучая себя впервые за всю свою жизнь.
Марта была в чем-то права, но в основном она ошибалась.
Последние три месяца были не связаны с созданием новой Тессы О'Хара, если бы Джейк слэш Брок снова ее увидел, подумал бы: «Вот дерьмо, я облажался с ней».
Речь шла, чтобы выяснить, кто я такая.
Нет, даже это не то.
Скорее всего, почему я стала такой.
На следующий день после того, как меня допросил член межведомственной оперативной рабочей группы по поводу преступных деяний моего бывшего мужа, я посмотрела в зеркало, осмотрела себя и поняла, что понятия не имею, кто я такая, понятия не имею, куда иду, и понятия не имею, кем хочу быть.
Единственное, что я знала точно, глядя в зеркало в тот день и все дни с того дня — не хочу быть собой.
Так я примеряла новую себя по размеру.
И со всеми этими исследованиями я понимала, что делаю это бессознательно уже какое-то время, дрейфуя по жизни, как сказала Марта, с головой в песке, по пути апатично примеряя новую себя. Но я не обращала на это ни капли внимания, поэтому в отличие от других женщин, которым было к тридцати и после тридцати, я не нашла себя, не нашла то, что мне подходит.
Мне нравилось украшать торты. Мне нравилось, что людям они нравились, потому что были красивыми и любили их есть. Я очень гордилась своей пекарней, как она выглядела, какой соблазнительной она была внутри, фактически я могла делать то, что любила и нормально зарабатывать этим.
Но это было все, что я успела сделать.
По пути я сошла с рельсов, и после трехмесячного осмотра в зеркале своего лица, волос, тела и души я поняла, все началось с того момента, как я встретила Дэмиана.
Он не был усладой для глаз, да и горячим тоже.
Он был харизматичен.
Он мог запросто стать лидером культа фанатиков, лишенных гражданских прав, которым необходимо было уцепиться за сильную и убедительную личность, чтобы им не приходилось участвовать в борьбе, принимая ежедневные решения и сталкиваясь с их последствиями, как хорошими, так и плохими, они с удовольствием бы пошли бы за ним.
Я точно это знала, потому что так произошло со мной.
Тогда он был молодым с драйвом биржевым брокером, но уже успешным, которому маячило большое будущее. Он засосал меня своей харизмой и личностью, хорошей машиной, прекрасной одеждой и соответствующим образом жизни. Но именно я держала голову в песке, не замечая, что у него очень короткий запал, взрывной характер, и его драйв был нездоровым. У него должна была быть самая хорошая машина, дом, одежда, и ему необходимо было доказывать свое мужское эго различными способами со мной, трахая других женщин и побеждая других мужчин.
И быстро по моей коже начало ползать это, собравшись в животе, сжавшись, скручиваясь в узел, который так и остался там, отравляя меня все это время, я все равно держала свою голову в песке и игнорировала, пока все не дошло до точки, он выстрелил в ответ заключительным аргументом, а потом изнасиловал ночью, когда я сказала, что не в настроении спорить с ним, и это малосущественное мое замечание почему-то обострило ситуацию, он внезапно слетел с катушек и взял то, что хотел.
Так все случилось.
И это было именно тогда.
А это было сейчас.
Я правильно вернулась туда, откуда все началось? Начиная с того, глаза закрыты, голова зарыта в песке, вечная надежда притягивает магнитом, человек настроения, одержимый, готовый засосать меня в свой чарующий, но разлаженный водоворот вместе с собой, не переживая, что я могла пораниться, пока крутилась в его персональном торнадо?
И на этой мысли я услышала стук в переднюю дверь.
Идеальное совпадение.
Я еще раз медленно окинула себя в зеркале. Затем, с глупой надеждой или верной интуицией по любому, проявляя осторожность, неуверенная и нерешительная, мои ноги понесли меня к входной двери.
Я встала на цыпочки и выглянула в маленькое квадратное окошко, увидев Брока, стоящего и смотрящего на улицу. Я открыла дверь и увидела, куда он смотрел.
Марта и Эльвира стояли рядом с машиной Марты, и даже в свете тусклого денверского уличного фонаря, я видела взгляд Марты, бросающего кинжалы в Брока, Эльвира подвезла ее, и я поняла, что они специально приехали к этому часу.
Ну, с другой стороны, было приятно знать, что мою подругу подвезли.
— Привет, — прошептала я, и его голова повернулась в мою сторону.
Его губы дернулись, прежде чем он заметил:
— Я так понимаю, ты пополнила ваш отряд.
— Э-э..., — пробормотала я, его губы дернулись в ухмылке; он опустил руку мне на живот и подтолкнул меня внутрь, войдя в дом.
— Эй, девчонки! — Окликнула я, чтобы не казаться невежливой.
— Не делай глупостей! — крикнула Марта в ответ, явно не чувствуя необходимости быть вежливой, ее слова могли означать только одно, Брок уверенно закрыл дверь.
Ну, думаю, разговору пришел конец.
Я подняла на него глаза. Он все еще улыбался.
Черт.
— Ты принесла пиво? — спросил он, я кивнула.
Он оставил меня у двери и прошел через гостиную на кухню вглубь дома.
Я подошла к окну и увидела, Марта и Эльвира о чем-то совещались. Хорошей новостью было то, что если был какой-нибудь способ купить взрывчатку и запалы в интернете, то их не успели бы доставить за такой короткий срок. Другой хорошей новостью было то, если у вас нет контактов в преступном мире или с наемниками или тому подобное, такое снаряжение нельзя купить в открытую. Я точно знала, что у Марты таких контактов нет. Эльвира — большой знак вопроса. Плохая новость была в том, что у Марты так много драмы было в ее жизни, что она была способна многое придумать, я решила, что Эльвира тоже на многое способна. И мне показалось, что хорошо это не кончится.
— Детка, хочешь пива? — Крикнул Брок из кухни, я прокричала в ответ:
— Нет, — продолжая свое наблюдение за ужасным заговором на улице.
По-видимому, я стояла достаточно долго приклеенная к окну, Брок открыл пробку у холодной бутылки и вернулся ко мне, потому что внезапно мои жалюзи закрылись.
Я моргнула на закрытые жалюзи. Потом повернулась к нему как раз в то время, когда он наклонялся ко мне.
Он схватил меня за руку и потянул к дивану.
Сел.
Потом он сделал то, что делал всегда. Он подтянул меня к себе на колени, чтобы я оказалась верхом на нем.
Брок любил так вести разговоры, и не могу сказать, что ненавидела это. На самом деле, мне нравилось. Я была близко к нему, и это было хорошо, я чувствовала некую связь, должна признаться, было удобно.
И как я уже сказала, он был сентиментальным. Мне казалось, что это немного странно, в хорошем смысле, что такой жесткий, грубый, неудержимый мужчина так любит близость и так часто обнимается. Я думала, что это многое о нем говорит, и это было хорошей чертой.
Теперь я не была так уверена.
Он затянулся пивом, его серебряные глаза не отрывались от моего лица.
Когда он опустил руку, обе оказались на моих бедрах, но одна была с бутылкой открытого пива, медленно и успокаивающе он двинулся по моему бедру вниз к ногам и обратно (он делал что-то такое, или я делала что-то такое, мне все равно очень нравилось), он заметил:
— Вижу, моя милая Тэсс провела время и ее голову забили полным дерьмом.
Хм. Я не знала, прав он или неправ насчет этого.
— Брок, — прошептала я, но больше ничего не сказала.
Очевидно, для Брока это было вполне нормальным, он был в настроении поговорить.
— Я не понимаю многое в женщинах. Но самое главное, что они слушают дерьмо друг от друга. Никто не знает, что происходит между женщиной и ее мужчиной, кроме самой этой женщины. Они знают только то, что произошло с их собственными мужчинами. Но то описание, которое извергает их рот, когда они болтают о своих бойфрендах, даже когда то, что они говорят, не имеет бл*дь ничего общего с существующей ситуацией.
— Я не уверена, что это правда, — ответила я. — Марта — моя самая близкая подруга, и я знаю, что в душе она желает мне только добра.
— Она знала тебя, когда ты выходила замуж за Хеллера? — спросил он, я кивнула. — Если бы она желала тебе только добра, детка, она бы остановила тебя, когда ты шла к алтарю.
— Она сделала все возможное, — поделилась я, а затем продолжила: — Она сказала, что будет подружкой невесты в знак протеста. Она всегда ненавидела Дэмиана.
— Как она относится ко мне? — он задал вопрос, на который я знала, что он и так знал ответ, потому что Марта несколько раз пересекалась с ним, а она не относилась к тем подругам, которые будут притворяться, что им понравился парень их подруги, если он совсем не нравился. Она была одной из тех подруг, которая досконально рассматривала мужчину своей подруги, отдавая колкие комментарии себе под носом, которые он точно должен был услышать и набрасывались на любую возможную неудачу парня, неся ее перед собой, как маяк.
Дэмиан ненавидел ее почти так же сильно, как она ненавидела его.
И так как Брок ничего не упускал, пересекаясь с ней не один раз, в том числе и сегодня, я подумала, что он ничего не потеряет, если я промолчу.
Он понял, почему я не ответила, по-видимому, его это совсем не задело, потому что он продолжил:
— И как давно ты ее знаешь?
— С пятого класса.
— Она не носит обручального кольца.
— Она никогда не была замужем, — призналась я.
— Она твоего возраста и никогда не была замужем, явно призер, раз раздает советы про мужчин.
— Брок, — снова прошептала я, вдруг его рука исчезла, схватив меня за шею, притянув голову вниз, чтобы наши лица были близко напротив друг друга.
— Ты знаешь, что происходило между нами. Ты знаешь, что ты чувствуешь, когда я целую тебя. Ты знаешь, что ты чувствуешь, когда сидишь со мной вот так, как сейчас. Ты знаешь, что ты чувствуешь, когда наблюдаешь, как я двигаюсь внутри тебя после того, как заставил тебя кончить. И ты знаешь, что ты чувствовала на своей гребаной кухне шесть чертовых часов назад. Она не знает ничего из этого дерьма.
— Я не очень хороша в выборе мужчин, — сказала я, сразу же пожалев.
Правда, сожалела, что у меня нет возможности засунуть свои слова обратно в рот, его рука сжалась на моей шее, взгляд стал жестким и блестящим, и крайнее напряжение от его гнева начало пощелкивать в комнате.
— Я не Хеллер, — прорычал он.
— Я знаю, — прошептала я, положив руки ему на грудь.
Его глаза впились в мои, его глаза были расплавленными, не в хорошем смысле.
— Хорошо, — мягко произнесла я. — Ты не Дэмиен, но сейчас, должна признаться, ты меня пугаешь.
— Да? — выстрелил он в ответ. — Ты всего лишь сравнила меня с человеком, который годами снабжал Денвер дерьмом, который поимел жизни многих людей и жизни многих превратил в полное дерьмо в свою очередь, и который также поднял руку и изнасиловал мою женщину. Прости, что пугаю тебя, детка, но ты должна понять, что от всего этого я не испытываю особого счастья.
Боже, годами никто не знал, что тогда случилось со мной, а сейчас…
Теперь это было прямо у меня перед носом, и именно Брок продолжал мне тыкать этим в лицо.
Я закрыла глаза и отвернула голову в сторону.
Брок продолжил:
— Я знаю, почему ты не смотришь на меня, Тесс, но это дерьмо случилось с тобой. Ты должна признать это, и, чтобы это дерьмо работало между нами, один из людей, с которым ты можешь поговорить об этом — это я, — заявил он, я открыла глаза и повернулась к нему.
— Итак, ты сотрудник полиции и местный мудрец Денвера, еще и знаешь, как пережить изнасилование? Сейчас я узнаю о тебе еще и это? — С сарказмом спросила я, больше не чувствуя себя не колеблющейся, не осторожной и неуверенной, а полностью разозлившейся.
— Да, это произошло с моей сестрой и подругой, их двоих изнасиловали, им было плохо с этим дерьмо, оно всегда останется, но только она решила довериться кому-то еще и поговорить об этом, поэтому думаю, что я знаю, о чем говорю, — выстрелил он в ответ, я моргнула от шока, хотя неприятной, но почему-то важной информацией, просеивающейся через меня.
Потом я прошептала:
— Прости?
Он не стал повторяться. Вместо этого заговорил дальше:
— Моя сестра получила помощь, она рассказывала об изнасиловании, с которым столкнулась, она справилась. Сейчас она замужем и у нее трое детей. Ее жизнь — это гребаный беспорядок, но ее беспорядок — это виноградное желе, размазанное по обивке автомобиля. Моя бывшая девушка не обратилась за помощью, она боялась говорить об этом, хоронила глубоко в себе, и спустила свою жизнь прямиком в унитаз. Он забрал у нее то, что забрал, но, детка, раз она не сопротивлялась, она добровольно отдала ему все остальное.
О, боже.
— Брок…
Он перебил меня:
— Прямо сейчас, детка, я хочу разобраться в этом с тобой. Мне нравилось то, что у нас было, я, бл*дь, скучал по тому, что у нас было, я хочу вернуть, и хочу знать, каково это, когда между нами не стоит моя работа. Именно поэтому я здесь. Ты тоже этого хочешь, мы должны об этом поговорить. Потому что я — в твоей постели, ты — в моей, я в твоей жизни, ты в моей, этого ублюдка там не будет. Ты понимаешь, о чем я говорю?
Я понимала, о чем он говорил.
И мне также нравилось, что он хотел разобраться с этим со мной, со всем, что было между нами, и что он скучал по мне, когда меня не было рядом. Мне очень понравилось целая куча, потому что три месяца я чувствовала то же самое.
— Я живу дальше, — заверила я его, и вот так просто щелк, и рассерженные искры испарились в воздухе, и появился милый, устойчивый гул его юмора.
— Хорошо, моя милая, сексуальная, абсолютно наивная Тесс со своими очками и густыми чертовыми волосами, и великолепными, мать твою, буферами, способная испечь торт, за который большинство мужчин готовы продать свои шары и которые смотрит на тебя, как будто он, мать твою, последний парень на Земле, шесть лет не бывавший на чертовом свидании, половина парней в твоей пекарне, скорее всего, приходят только, чтобы посмотреть на тебя, но у тебя даже не возникает идей на этот счет, потому что Тесс живет дальше. Я понял. Однозначно. Понятно же, мы в порядке.
Ладно, было много всего, что мне в нем нравилось.
Много.
Но кое-что из того, что он сказал мне не понравилось.
Совсем.
Поэтому я огрызнулась:
— Я не наивная, — и он вернул свою руку мне на шею, которая только напряглась, чтобы приблизить мою голову.
— Тесс, дорогая, из всех мужчин, которые приходят в твою пекарню или заговаривают с тобой, последний, на кого ты должна обратить внимание, когда он улыбается и спрашивает: «Не хочешь ли пива?», ты ни за что не должна была соглашаться.
— Это ты, — твердо сказала я ему.
Он усмехнулся.
— Знаю. Я единственный везунчик, потому что ты абсолютно наивна.
Я чувствовала себя противоречиво — тепло и излишне сентиментальные чувства внутри от его раннее, типа комплиментов Брока, и одновременно полностью раздраженной и абсолютно разозлившейся окончательно, поэтому толкнула его в грудь руками, объявив:
— Я решила, что хочу пива. Пусти меня.
Он проигнорировал мое настроение, я поняла это, когда его рука с бутылкой пива обернулась вокруг моей спины, и он придвинул меня еще ближе.
— Мне также повезло, что у моей девушки было страстное желание посумасбродничать, — пробормотал он, его глаза «живое серебро» опустились на мой рот.
Мм. Я знала, что это означает.
Я также знала, что в течение трех месяцев действительно скучала по занятиям с ним петтингом.
И, наконец, я поняла, что в этот момент не готова начать.
— Брок, — прошипела я и снова его толкнула.
Он проигнорировал мои толчки, подняв глаза к моим, прошептал:
— Я не могу дать никаких обещаний, куда все приведет, но что я могу сделать, это предоставить себя, сохранять тебя в безопасности, пока ты будешь и дальше сумасбродничать, а я буду рвать задницу, чтобы сделать все, чтобы тебе никогда не было плохо.
Его тихие слова заставили меня перестать толкаться, они вызвали во мне поток тепла, теплый фонтан, пока я пялилась на него.
Брок продолжал говорить:
— Это все, что я могу дать, детка, но я также скажу тебе, единственное, я возьму то, что ты готова отдать, но тебе нужно отдать мне то, что этот мудак оставил в тебе, чтобы тебе больше не приходилось носить это бремя.
Боже.
Господи.
Хорошо, может он знал кое-что о женщинах, которых изнасиловали.
Я почувствовала легкость во всем теле в его руках, но все же честно призналась:
— Не думаю, что смогу тебе это отдать.
— Сможешь, Тесс, — мягко ответил он. — Он порезал тебя глубоко, и этот своего рода порез оставил уродливый шрам, но моя девочка не дрейфовала наивно без мужчины в течение шести лет, потому что у нее был этот шрам. Я не понял, почему ты ничего мне не рассказала, когда мы были вместе, но я понял это сейчас. Моя девочка держала все в себе, потому что он оставил что-то уродливое в тебе, и ты должна от этого избавиться, Тесс. Ты должна отпустить это, чтобы увидеть меня таким, каков я есть на самом деле, и какой я с тобой. Ты должна отпустить, когда позволяешь мне находится в тебе, детка, — его рука сжала мою шею, — когда я говорю так, я имею в виду, что ты впускаешь меня в себя, единственное, что чувствуешь меня внутри себя и единственное, что ты видишь — меня, и мне нравится там, где я нахожусь.
— Я уже впустила тебя, — прошептал я напоминая, заметив тень в его глазах, прежде чем он ответил:
— Да, дорогая, но после того, как ты кончила, ты посмотрела на меня, как будто я был единственным парнем во всем гребаном мире, а потом назвала меня Джейком.
— Я думала, что это тоже твое имя, — защищаясь произнесла я, и его рука у меня на шеи сжалась сильнее.
— Я знаю, но, когда я нахожусь внутри тебя, хочу услышать, как ты произносишь мое имя. Это было между нами тогда, ради меня. А теперь этого больше нет. Я хочу четко прояснить тебе, что может быть между нами. Можешь так сделать?
И изо рта у меня внезапно вылетели слова:
— Кто такая Дарла?
И его настолько сильное теплое отношение исчезло в одно мгновение, вернулось статическое электричество.
— Какого хера? — тихо спросил он.
— Кто такая Дарла? — Повторила я.
Его глаза сузились, подбородок превратился в камень, прежде чем он рявкнул:
— Кто рассказал тебе о Дарле?
Я уставилась на него и решила, что увиденное мне не понравилось.
Затем прошептала:
— Ну.., — и снова начала толкаться.
Для меня это хорошим не кончилось главным образом потому, что он убрал свою руку с меня, чтобы наклонить нас обоих в сторону и поставить бутылку пива на столик, потом крутанул меня кругом, и я оказалась, лежа на спине на диване, а он был не только на мне, но его бедра улеглись между моими ногами.
Наша поза совсем не способствовала продолжению беседы о будущем наших отношений, когда он ошеломлял меня своей сексуальностью, страстью и искренней честностью, эта поза была намного хуже.
— Я спрошу еще раз, Тесс, — прорычал он. — Кто рассказал тебе о Дарле? Эльвира?
— Эм... — пробормотала я, его глаза сузились, и я быстро выпалила: — Она была на вечеринке со своими подругами, и одна из них была по имени Гвен. Гвен сказала мне.
Он приподнял голову, смотря поверх моей головы, зарычав:
— Черт.
— Брок, — я вздрогнула, и его глаза резанули по мне.
— Дарла, это не ты… — выдавил он.
— Но…
— Нет, Тесс, это не ты. Я говорил тебе раньше, что мне нравилась моя работа в течение четырех месяцев, это значит, что мне нравилось быть с тобой. Скажем так, мне не все нравилось в моей работа, но это был единственный план, который я мог осуществить тогда с ней.
— Ты горячая штучка, — мягко сказала я.
— Что? — резко выпалил он.
— Ты горячая штучка, — повторила я. — Я знаю. Я даже могу представить, как тебя отправляют, когда…
— Неаааа, — он покачал головой, прижимая свое тело к моему, и электричество щелкнуло и заискрилось по комнате. — Я не местная проститутка УБН с членом, — прорычал он.
— Роль, которую я играл с Дарлой, был моим выбором, долгой работой, жертвой, которую я решил принести жизни, которой жил под прикрытием, и из которой должен был выбраться. Она затягивала меня вниз.
Она душила меня. Это дерьмо, люди, с которыми мне приходилось проводить время, я не мог вздохнуть чистый воздух, жить приличной жизнью, общаться с хорошими людьми, меня затягивало все глубже вниз. Я должен был сыграть на «статую Свободы», и я сделал это. И, бл*дь, я пошел на эту жертву, и все пошло не так, Тесс, я вынужден был наблюдать, как эти идиоты хватают хорошего человека и почти убивают его. Ты же была совсем другой. Моим заданием с тобой было легкое прикрытие. Сблизиться. Разнюхать все вокруг. Они изучали твои финансы, пекарню, прочти не подозревая тебя, не думая, что ты участвовала в его операциях, скорее даже ты была случайным свидетелем, но он общался с тобой и твое имя было в его счетах, они хотели убедиться в этом. Я взялся за это задание, примерно через час с тобой я понял, что ты чиста, а также я понял, где хотел бы оказаться после окончания расследования. И когда я взялся за эту работу, ты была светом теплого, солнечного дня, Тесс. Дарла была мертвой холодной, темной гребаной ночью. — Его лицо приблизилось, голос стал низким, и он закончил: — Было приятно снова почувствовать солнце.
Я смотрела в его сверкающие глаза.
Затем мои губы прошептали:
— Твоя работа довольно напряженная, Слим.
Он в упор смотрел мне в глаза. Затем искры исчезли, разлилось тепло, он перекатился на бок, прислонился к спинке дивана, потянув меня за собой, его руки крепко обняли меня, ноги переплелись с моими.
— Да, детка, так и есть. И это трахает тебе мозги. Вот почему, когда я встретил женщину, чей дом всегда пахнет тортом в духовке, которая крепко держится за меня, прижимая свои сиськи к моей спине, когда мы мчимся на байке, которая смотрит на меня так, будто я могу заставить остальной мир растаять для нее и останусь только я, я понял, что хочу удержать эту женщину.
И от чувств, от теплоты, брызнувшей из меня, я выпалила:
— Это в моем животе.
И увидела, как он медленно моргнул, прежде чем спросить:
— Что?
— Напряженная, ядовитая змея свернулась калачиком. Он может становиться очень маленькой, такой маленькой, что я забываю о ней. Но когда она раскручивается, увеличивается и становится такой большой, что заполняет меня, пробирается в горло, глубоко в горло, Брок, иногда я думаю, что она меня задушит, когда она начинает раскручиваться, я всегда ужасно боюсь ее удара.
Одна из его рук скользнула по моим волосам, вокруг глаз появились лучики, потом он прошептал:
— Это он оставил в тебе?
— Да, — прошептала я в ответ.
Он вздернул подбородок вверх, его пальцы просеивали мои волосы, затем он наклонил свою голову к моему горлу.
И когда он снова заговорил, его голос был густым, тягучим, я поняла, что это значит, тягууучим, я знала, что это означает для меня, я придвинулась к его длинному, худому телу, он спросил:
— Ты собираешься работать над этим дерьмом?
— Я..., — его рука напряглась у меня в волосах, а мои пальцы сжались на его футболке, потом я прошептала:
— Да.
— Ты разрешишь мне помочь?
Я закрыла глаза.
И шепотом повторила:
— Да.
Его руки сжались, придвигая меня, я напряглась.
— Ты боишься, детка? — Спросил он.
Я не стала повторять свое «да», просто кивнула.
Его руки сжались, а голос стал еще гуще, я почувствовала, как его шея согнулась, а губы сказали мне:
— Не надо. Пугающая, как п*здец и дикая, это просто, обычная неудержимая тварь. Ты только что прицепилась к другой неудержимой твари, Тесс, и я клянусь, детка, клянусь, — его руки сжались, и он закончил: — Я покажу тебе, что это хорошее, безопасное место.
Я глубоко вздохнула, потому что поверила ему.
Затем прошептала:
— Хорошо.
Брок ничего не ответил. Он просто крепко меня обнимал. Он держал меня так долго. Достаточно долго, чтобы я расслабилась в его объятиях. Достаточно долго, чтобы мои пальцы распрямились, а затем опустились расправленные на его теплую, твердую грудь. Достаточно долго, чтобы я поняла, что «Космо» на задней веранде действительно плохом бэби-шауэр с девушками, которые переживали за меня до глубины души и хотели лучшего, не пролили даже малую толику света на то, что у меня происходило на этом диване в этот момент. Единственный, кто знал, что происходит, это была я и Брок.
И после того, как прошло достаточно долго, он толкнулся вверх, схватил свое пиво, прислонился спиной к дивану, головой к моим подушкам, приподняв их на подлокотник, я в основном расположилась на его теле, его бутылка с пивом стояла у него на груди, и когда я подняла голову, чтобы взглянуть на него, увидела его «жидкого серебра» глаза, наблюдающие за мной.
Затем он пробормотал:
— Хорошо, детка, теперь расскажи мне о Кентукки.
Я прикусила губу.
Брок усмехнулся.
Я перестала прикусывать губу и улыбнулась в ответ.
Потом прошептала:
— Я должна снять линзы и надеть очки.
Его взгляд потеплел, губы расплылись в улыбке, рука ослабла, и он тихо произнес в ответ:
— Хорошо, дорогая, я буду здесь.
Это заставило меня снова улыбнуться.
Потом я вскочила, чтобы снять линзы и надеть очки.
6.
Недостаток аннулирован
— Черт, — пробормотала я, открыв глаза и увидев перед собой грудь Брока в футболке.
Мы спорили на диване и очевидно заснули, потому что раннее утреннее солнце светило через жалюзи.
Я поняла, что было утро, потому что услышала, как Фиона Эппл пела Fast as You Can из моей спальни, а это был рингтон моего будильника.
— Черт, — пробормотала я, перемещаясь и собираясь подняться, выбираясь из-под его колена и руки на подушке, когда внезапно сильные руки схватили меня, и мое расслабленное тело столкнулось с твердым телом Брока, его рука скользнула мне в волосы, и он приблизил мою голову к себе.
Поцеловал долго, сладко, глубоко и влажно.
Мои пальцы свернулись, в животе разлилась теплота, тело расплавилось от него, одна из моих рук скользнула по его шее в волосы, другая обвилась вокруг спины.
Когда он прервал поцелуй, я приподняла голову на дюйм, лениво открыв глаза, и услышала, как Фиона Эппл стала петь громче (но мне было все равно).
— Ты отключилась до того, как мы приступили к веселью, детка, — сказал мне Брок глубоким, сексуальным, сонным, хриплым голосом.
— Правда? — Спросила я.
— Да, — я наблюдала, как его губы растянулись в улыбке, — прямо посреди разговора ты просто провалилась.
Дерьмо.
Неудобно как-то.
Я уставилась в его сексуальные, сонные глаза и прикусила губу.
Брок опустил взгляд на мой рот.
Затем я оказалась на спине на диване, Брок надо мной, он поцеловал меня снова, уже дольше, слаще, глубже, влажнее, и еще чертовски стал действовать руками… много.
Мм. Так приятно просыпаться.
Фиона перестала петь Fast as You Can и перешла к Get Gone на моем непреклонном замысловатом будильнике, туда можно подгрузить MP3, и он начнет будить вас мягкой, приятной музыкой, которая нравится, но чем дольше его игнорировать, тем громче становится музыка.
И мы позволяли звучать моему будильнику в течение длительного времени, темп Фионы в Get Gone сменился от сладкого и мелодичного к обозленному и возбужденному, заполняя дом, что даже фантастические поцелуи Брока не смогли его заглушить.
И очевидно я тоже не могла заглушить эту музыку от Брока, потому что он отлепил свои губы от моих, и проворчал:
— Черт, детка, прости, но я должен выключить это дерьмо.
— Фиона Эппл — не дерьмо, — ответила я, он стрельнул в меня взглядом и прошмыгнул в мою спальню.
Я смотрела на его задницу, пока он двигался, думая, что было бы не хорошо, если его взгляд означал, что ему не нравится Фиона, потому что я люблю Фиону. Я не слушала ее двадцать четыре на семь, но у нее было много эфирного времени в доме Тесс О'Хара.
Нет, это было не совсем так. Я думала о Броке и Фионе Эппл, но в основном я думала о том, как здорово его задница выглядела в выцветших джинсах.
Как только я перестала думать об этом (примерно, когда он исчез в спальне), я огляделась вокруг в поисках своих очков, заметив их на столике сбоку от дивана, Брок видно снял их и положил туда, я схватила и напялила на нос, встала и отправилась на кухню.
Я стояла у раковины, наполняя кофейник водой, когда он вошел в кухню.
Мне потребовались усилия, чтобы не выронить стеклянный кофейник в свою керамическую раковину, когда увидела обжигающего горячего в помятой одежде, как всегда сексуального, с взъерошенными волосами, теперь еще более сексуальными, непослушными (из-за сна и моих рук, пробегающих по ним), со слипающимися глазами, Брока Лукаса фланирующего в мою кухню.
Ого!
Я никогда не просыпалась с Броком, но смотреть на него утром было почти так же хорошо, как один из его поцелуев.
Почти.
Я выключила воду и перешла к кофеварке, решив скрыть свою реакцию, спросив:
— Тебе не нравится Фиона Эппл?
Его ответ был:
— Это помешает нашим отношениям?
Я открыла верхнюю крышку кофеварки, вылила воду и повернулась к нему, наблюдая, как он собирается открыть холодильник.
И сказала:
— Я буду считать, что это «нет».
Он стоял, обхватив дверную ручку холодильника, и его глаза смотрели на меня.
— Детка, я слушаю «Криденс», «Иглс», Сантану, Стиви Рэя, Воана, Трогуда, дерьмо вроде этого и почти всех стран, если не поют цыпочки. Похож я на человека, которому нравится Фиона Эппл?
— Нет, — ответила я. — Ты похож на человека, который остро нуждается в ускоренном курсе за три десятилетия по музыке. Ребята вернулись из Вьетнама, Брок, последуй за мной в новое тысячелетие.
Он ухмыльнулся и пробормотал:
— Умничаешь, — прежде чем открыл дверь холодильника и засунул в него голову.
Я почувствовала теплый жар в животе из-за его усмешки и одного вида, как его голова застряла в моем холодильнике, когда услышала звонок своего мобильного.
Я засунула кофейник под кофеварку и двинулась к сумочке на кухонном столе, задаваясь вопросом, кто может мне звонить в такой час и зачем. Вытащив свой телефон, посмотрела на экран и увидела, что это Марта.
Черт.
Я нажала кнопку на экране, принимая вызов и приложила трубку к уху.
— Привет, дорогая, — поздоровалась я. — В чем дело?
— Его грязный, ржавый, побитый, отчаянно нуждающийся в продаже грузовик все еще находится перед твоим домом, вот что случилось, — приветствовала Марта, и я перевела взгляд с кухонной дверной рамы к переднему окну, которое все еще было закрыто жалюзи.
И спросила:
— Откуда ты это знаешь?
— Потому что я проехала мимо тебя по дороге на работу, чтобы проверить и посмотреть, насколько сумасшедшей, глупой ты стала с обжигающе горячим парнем, и я обнаружила, что ты превзошла все ожидания, став совсем сумасшедшей, глупой с обжигающе горячим парнем.
— Марта! — Сорвалась я.
— Я ошибаюсь, или его грузовик не завелся прошлой ночью, и он отбыл домой? — спросила она.
Мои глаза перешли на микроволновку, затем на кухонную столешницу.
— Я не верю тебе. Это ты из нас сумасшедшая. Во-первых, ты не ездишь на работу в час и во-вторых, мой дом в тридцати минутах от твоего пути на работу.
— Я выполняю миссию, желая остановить тебя от совершения еще одной очень плохой ошибки, — ответила она.
Я слышала, как захлопнулась дверца холодильника, но мне даже не нужно было слышать, как она захлопнулась, чтобы вспомнить, что Брок был здесь же на кухне и слышал каждое слово.
— Я не могу сейчас говорить об этом, — сказала я ей. — Приходи вечером в пекарню после работы. Мы съедим по кексику и поболтаем.
— Девушка, я одинока, а моя лучшая подруга только что сбросила десять фунтов и сделала прическу за триста долларов. Я ни за что не съем ни один из твоих кексов, потому что съесть один, значит съесть четыре, и мне не нужны эти кексы на моей жирной заднице, когда я с тобой пойду на поиски сексуального парня. Никто и раньше особо на меня не заглядывался, когда я шла с тобой, с твоей великолепной грудью и твоим взглядом, сообщающим всем желающим: «Разве не мило, весь мир похож на Диснейленд!» Я съем твои кексы, которые никогда не осядут на моей заднице, когда стану невидимой.
— Это неправда, — сказала я ей.
— Что именно? — выстрелила она в ответ.
— Все, — мгновенно ответила я.
— Девочка, очнись... проснись.
Я вздохнула. Потом мои глаза передвинулись к Броку, я увидела его бедра напротив столешницы, открытую бутыль молока в руке, и я точно знала, что тосковала по нему, пьющему прямо из бутылки.
Недостаток.
Он ухмыльнулся мне, и я почувствовала сладкий гул в воздухе, заметив, как искрятся смехом его глаза, поняла, что он улыбается, пытаясь не рассмеяться.
Ладно, аннулируем этот недостаток. Он мог пить прямо из бутылки молоко и все, что хотел, пока от него у меня на кухне создалась отличная атмосфера, пока он ухмылялся мне, а я все утро смотрела на обжигающе горячего парня.
— Алло! — крикнула Марта мне в ухо, и я оторвала глаза от Брока.
— Я здесь, — произнесла я.
— О боже, он там морочит тебе голову, — пробормотала она.
В этом она не ошибалась.
Пришло время для серьезных отношений.
— Марта, правда, дорогая, нам нужно поговорить.
— Дерьмо. — Все еще бормотала она.
— Это важно, — прошептала я и почувствовала, как веселая атмосфера Брока меняется, наполняя кухню теплом.
Марта услышала мой тон, осознала и сразу же сдалась.
— Хорошо, но мы не будем встречаться в пекарне за кексиками. Ты приходишь, а я готовлю салат.
Я моргнула, глядя на столешницу.
— Ты готовишь салат?!
— Я собираюсь приготовить салат.
— Дорогая, последний раз, когда я ужинала у тебя дома, ты жарила сельдерей.
Тепло в комнате зависло, но гул вернулся, и он исходил от корчившегося от смеха Брока.
Я зыркнула на него, но он проигнорировал мой намек, продолжая смеяться, вернее ржать, покачивая головой.
— Слышу, ему это кажется смешным, — раздраженно заметила Марта.
Я отвернулась от Брока и заявила:
— Марта, детка, ты жарила сельдерей. Любому это покажется смешным.
— Я опытный шеф-повар, — ответила она.
Это было правдой. Но она не была такой уж успешной.
Я снова вздохнула.
Затем предложила:
— Как насчет того, чтобы ты пришла ко мне, и я сделаю салаты.
— А этот обжигающе горячий парень тоже будет?
— Его зовут Брок, — прошептала я.
— А этот обжигающе горячий парень Брок тоже будет, который тебе не подходит? — внесла она поправки.
— Я не знаю, — честно ответила я. — Но, должна сказать, не стоит затягивать, и он знает, о чем я хочу с тобой поговорить, так что, если он будет, тебе придется иметь дело с ним. Если его не будет, тогда не будет. А?
Тишина.
Затем.
— Так это не связано с ним?
— Нет. Это связано с тем, что я должна была уже давно тебе сказать, но не сказала, и мне нужно..., — мои глаза скользнули к Броку, и я увидела, что он внимательно смотрит на меня, направляясь ко мне. Он добрался до меня. Его рука обвилась вокруг моего живота, он ударился грудью о мою спину, я почувствовала его тепло, его голова уткнулась мне в шею. Только тогда я продолжила: — Мне нужно избавиться от этого, так что пришло время тебе рассказать.
С места в карьер она прошептала свое предположение:
— Дэмиан.
Вот когда я поняла, что она уже знала, или может, на самом деле, не знала, но чувствовала глубокие личные проблемы, стоящие у меня на повестке дня, но она отступила, давая мне возможность разобраться с ними, а когда я настояла и, наконец, избавилась от моего бывшего мужа, не погружаясь в глубины отчаяния, она выдала мне это.
— Да, — прошептала я в ответ.
Рука Брока сжалась вокруг меня.
Я закрыла глаза.
— Хорошо, детка, я буду в семь часов.
— Марта? — Позвала я.
— Да, Тесс, — ответила она.
— Люблю тебя, дорогая.
— Я тоже тебя люблю, детка.
— Но, ты продолжаешь следить за мной, твоя любовь убивает, — предупредила я, поддразнивая ее.
— Неважно, — пробормотала она, зн<