Обернувшись, Анаид заметила множество мертвецов, сидевших на земле. Мутными глазами они смотрели в спокойные воды реки. Это были те, у кого не нашлось монеты, чтобы переправиться на другой берег. И они ждали, не появится ли на причале какой‑нибудь умерший родственник или друг с лишней монетой.
Ей что, суждено вечно сидеть вместе с ними?
– Я не могу ждать здесь вечно! – воскликнула Анаид. – Я тороплюсь!
Но было поздно. Лодочник отвязал лодку, и устроившиеся в ней мертвецы уже опустили весла в воду.
Сев на землю, Анаид смотрела, как уплывают ее надежды.
«Что же делать?! Перебираться вплавь? Попробовать проскочить мимо лодочника? Клянчить монету у каждого из миллионов мертвецов в бесконечной очереди? А может, оплатить переезд чем‑нибудь другим?»
У Анаид были драгоценности.
«Камни всегда в цене! Надо предложить их лодочнику…»
С нетерпением дождавшись возвращения лодки, Анаид первая подскочила к ее суровому хозяину.
– Монету, – протянув ладонь, потребовал тот.
С очаровательной улыбкой Анаид протянула ему ожерелье из сапфиров.
– На, это дороже любой монеты.
Лодочник молча отодвинул девушку в сторону. Перед Анаид вновь потекла череда бесплотных покойников.
– Возьми бирюзовый браслет, – попыталась она еще раз.
Лодочник лишь покачал головой.
Поникшая Анаид следила за тем, как лодка наполняется мертвецами, и решила попытать счастье еще раз.
– Вот моя аметистовая брошь! Посмотри, как она сверкает!
– Отойди!
Но пришедшая в отчаяние Анаид и не думала отходить.
– Возьми мои серьги с рубинами, – взмолилась она.
И тут плеча девушки коснулась чья‑то ледяная рука.
– Я куплю у тебя серьги…
Обернувшись, Анаид увидела красивую женщину, зачарованно рассматривавшую рубиновые капли ее серег. В протянутой ладони женщины сверкала монета – волшебный пропуск на другой берег. Анаид уже протянула за монетой руку, но внезапно почувствовала что‑то вроде угрызений совести.
– А как же ты переправишься без монеты?
Женщина ничего не ответила, а только показала пальцем на ее серьги, а потом на свою монету.
– Я их хочу, – произнесла она наконец.
– У тебя есть вторая монета? – затаив дыхание, спросила Анаид.
– Нет, – равнодушно ответила женщина.
– Но ты же останешься здесь!
– Ну и что? – женщина не отрывала глаз от серег.
Анаид растерялась. Чтобы выполнить свое предназначение, ей нужна была монета, но живая человеческая совесть девушки не позволяла ей выменивать драгоценную монету на никому не нужные здесь серьги.
– Но ты же останешься тут навсегда! Ты хоть это понимаешь? Навсегда!
– Я останусь с моей дочерью, – сказала женщина и указала пальцем на маленькую неподвижную фигурку. – У нее нет монеты.
Сняв серьги, Анаид отдала их женщине, взяла монету, вручила ее лодочнику и заняла место в лодке.
Девушка все поняла. Мертвая женщина предпочла вечное ожидание рядом с дочерью покою в Царстве Мертвых. Она даже отдала монету, чтобы в минуту слабости не бросить ее и не уплыть на тот берег одной. В этой покойнице еще теплился слабый огонек жизни. Она хотела украсить себя рубинами и не желала расставаться со своим ребенком.
Думая об этом, Анаид пообещала себе, что даст первому же умирающему две монеты для этой женщины и ее дочери.
– Как тебя зовут? – окрикнула ее Анаид.
– Мануэла Сагарра, дочь Мануэлы и внучка Мануэлы из Клана Орлицы. Удачи тебе, Избранница Анаид!
У девушки потеплело на сердце: сестра‑омниора узнала ее и помогла достичь Царства Мертвых!
Впрочем, очень скоро девушке пришлось позабыть об эмоциях и взяться за дело. По команде лодочника мертвецы склонились над массивными веслами, которые они толкали все вместе, и лодка медленно поплыла к другому берегу.
Анаид была очень близка к цели. Еще одна команда лодочника, и мертвецы перестали грести. Они почти достигли пристани на другом берегу.
Оторвавшись от весла, девушка подняла глаза и увидела это.
Охранявшее вход в Царство Мертвых чудовище внимательно следило за каждым движением девушки всеми своими шестью глазами. Пробил час последнего испытания. Головы трехглавого пса Цербера[52]покачивались на змеиных шеях. Чудовищный пес бдительно охранял ворота и пожирал тех, кто, притворяясь покойником, пытался проникнуть в Царство Мертвых. Анаид, как назло, была еще жива.
Как следует разглядев Цербера, девушка побледнела и даже обрадовалась этому, надеясь, что бледность поможет ей слиться с толпой бесцветных мертвых теней. Анаид стала подражать усталым, почти машинальным движениям мертвецов, бессмысленно глядя по сторонам потерянным взглядом и стараясь глубоко не дышать, всем своим видом изображая равнодушие, хотя внутренне и тряслась от страха.
Перед глазами Анаид мертвецы вылезали из лодки и один за другим проходили перед чудовищным трехглавым псом.
Мертвым было не страшно, они не потели, не пахли и не дрожали, и Цербер пропускал их всех. Однако он наверняка мог распознать малейшие признаки жизни во вновь прибывших.
Все три собачьи головы были слишком заняты осмотром «новичков», чтобы пристально рассматривать Анаид, и девушка слегка успокоилась. Но когда она подошла к Церберу ближе и увидела его огромные клыки, красные языки и огненные глаза, сердце у нее ушло в пятки. Анаид не сомневалась, что Цербер мгновенно признает в ней живую и разорвет в клочки.
«Как же Селене удалось обмануть Цербера?!»
Наверняка мать хотела рассказать об этом Анаид, но не успела. Дочь не желала ее слушать и сбежала слишком поспешно. Теперь слишком поздно! Лишь два мертвеца отделяли девушку от свирепого пса.
В этот момент перед глазами Анаид возникло ее последнее воспоминание о матери на ступенях бесконечной лестницы. Селена баюкала Анаид и пела ей ее любимую колыбельную. А Деметра пыталась рассказать внучке об Орфее, усыпившем Цербера своей музыкой. Вот оно что! И Селена и Деметра не зря явились ей в воспоминаниях! Они подсказывали ей, как пройти последнее испытание!
Шедшая перед Анаид покойница уже миновала Цербера, и как только первая страшная голова наклонилась над девушкой, чтобы понюхать ее руку, Анаид стала напевать колыбельную, которой Селена убаюкивала ее в детстве. От этой мелодии у маленькой Анаид мгновенно закрывались глаза. Подействовала она и на Цербера. Все три его головы широко зевнули и закрыли огненные глаза. С колыбельной на устах, Анаид миновала захрапевшее трехглавое чудовище. Вслед за ней двигались другие мертвецы, которым было все равно, храпит Цербер или чирикает, как воробей.
Пройдя сквозь ворота обширного укрепленного города, Анаид попала в цитадель мертвецов, где живым не было места.
Появление Анаид не прошло незамеченным. Не успела она задуматься, куда идти и с чего начать свое дело, как вокруг нее возникло странное, похожее на ореол свечение, сковавшее все ее движения. В тот же момент раздался чей‑то довольно доброжелательный, но строгий голос:
– Твое мужество заслуживает восхищения. Ты невредимой добралась до Цитадели Мертвых и умудрилась проникнуть в нее. Однако ты не можешь здесь оставаться. По нашим законам, живым тут не место.
Отчаянно завертев головой во все стороны, Анаид никого не заметила.
– Я хочу, чтобы меня выслушал Совет Мертвых. У меня к нему важное дело.
Ответа не последовало, и Анаид начала подозревать, что ведет себя неправильно.
С трудом опустившись на колени, девушка поцеловала землю и произнесла смиренным тоном:
– Я, Анаид Цинулис, осмелилась преступить ваши законы лишь для того, чтобы покорно просить Совет Мертвых смилостивиться надо мной и выслушать.
– А велико ли твое смирение, Анаид Цинулис? – язвительно поинтересовался загадочный голос.
– Велико. Его превосходит лишь мое безграничное почтение к мертвым.
– Что ж, в этом случае подстриги‑ка нам ногти на ногах.
Перед ошеломленной Анаид возникла бесконечная шеренга голых ног с длинными ногтями. В руках у девушки появились ножницы.
Вспомнив совет Селены проявлять покорность, не показывая мертвым ни гордости, ни высокомерия, Анаид склонилась еще ниже и стала подстригать мертвым ногти, всем своим видом выражая смирение.
Девушке выпала нелегкая задача. Ног было очень много, а Анаид, как назло, вновь обрела такие человеческие ощущения, как боль и усталость. Через какое‑то время у нее заболели пальцы, и затекла шея, но девушка не подняла головы и не произнесла ни единой жалобы. Анаид уже решила, что за свою дерзость приговорена подстригать ногти мертвым вечно, и подумала, что надолго ее не хватит.
На ее счастье тут вновь раздался загадочный голос:
– Ну ладно, Анаид Цинулис. Совет Мертвых слушает тебя. Говори.
Анаид заметила, что свечение вокруг нее расширилось, видно для того, чтобы в него могли войти все члены Совета. Анаид различила их ноги с аккуратно подстриженными ногтями. Девушка помнила, что ни в коем случае не должна смотреть мертвым в глаза и вообще не проявлять ничего, кроме смирения и покорности.
– О, мудрейшие члены Совета Мертвых, пятнадцать лет назад к вам спускалась моя мать, Селена. Она умоляла вас обуздать чернокнижницу Баалату, преступившую ваши законы и надругавшуюся над смертью. Вы также знаете, что Баалата вновь бесчинствует среди живых. Я пришла сюда просить вас вновь и на этот раз навсегда заключить Баалату в вашем Царстве.
– Что ты дашь нам за это взамен, о, Анаид?
Вопрос оказался настолько неожиданным, что девушка, не подумав, выпалила:
– Но у меня же ничего нет!
– Неправда. Есть.
– Может, вы о моих драгоценностях? – немного подумав, предположила Анаид. – Забирайте, пожалуйста, это все что у меня есть.
– Неправда. У тебя есть то, что нам гораздо больше по вкусу, чем драгоценности.
Вздохнув, Анаид подумала о том, что от мертвых ничего не скроешь. Прикусив с досады губу, она пробормотала:
– Это вы о Жезле Власти, похищенном у меня Баалатой? Вам нужен Жезл?
Мысль о том, что ей придется навсегда расстаться с Жезлом, была для Анаид настолько невыносимой, что в ее тоне прозвучало раздражение. Поняв это, девушка испугалась гнева мертвых, но что делать, если при одном воспоминании о Жезле ее руки начинали трястись от вожделения.
– Но имейте в виду, – заметила она. – Если я отдам вам Жезл, я не смогу справедливо править миром, как это предначертано Избраннице!
Мертвые молчали, и Анаид, пересилив себя, произнесла слова, которые они желали от нее услышать:
– Я с удовольствием отдам вам Жезл, если вы так желаете.
Конечно, Анаид не желала расставаться с Жезлом, но другого ей не оставалось.
Внезапно прозвучал глухой женский голос:
– У Баалаты нет Жезла Власти.
– Как это – нет? – удивилась Анаид. – Где же он?
– Он у Кристины.
– Кристина похитила Жезл и сказала мне, что его украла Баалата? – с замиранием сердца спросила Анаид.
– Да.
– Неужели она меня обманула?! – не сдержала горького восклицания девушка.
– Она тебя обманула, – хором ответили ей мертвые.
– Но зачем?!
– Догадайся сама. И подумай, что еще ты можешь нам предложить. Твой Жезл нам не нужен.
– Так скажите сами, что вы хотите! – в отчаянии воскликнула Анаид. – Я отдам вам все, что вы пожелаете!
– Отдай нам свою жизнь, Анаид! – в один голос прошептали мертвые.
Ужаснувшись, девушка хотела поднять голову, чтобы взглянуть им в глаза, но чья‑то мертвая рука сильно надавила ей на затылок.
– Нам нужна твоя жизнь, – снова прошептали мертвые. – Жизнь Избранницы теперь принадлежит нам.
Анаид услышала в этом шепоте вынесенный ей приговор. Что бы она ни говорила, решение мертвых останется неизменным.
– Но почему?! – не удержалась она.
– Ты преступила наши законы, вернув к жизни Дацилию.
– Я не хотела! – воскликнула Анаид.
– Но ты это сделала.
– Я молю вас о прощении! – всем своим видом выражая раскаяние, прошептала Анаид.
– Жизнь и смерть не знают прощения. Ты сама пришла к нам, с нами ты и останешься. Ты добровольно явилась туда, где останешься навсегда… Не расстраивайся, своей жизнью ты лишь заплатишь свой долг перед нами так, как гласит Проклятие Одии.
Свечение вокруг Анаид усилилось и, как языки пламени, подползло к ее ногам. Девушка поняла, что сейчас этот свет поглотит ее, лишив жизни.
И полным отчаяния голосом воскликнула:
– Я не хочу умирать!
* * *
– Я не хочу умирать! – закричала молодая иннуитка, извиваясь на койке в судовом лазарете.
– Держите ее! – приказал капитан корабля Исмаэль Моралес.
Неделю назад он нашел в трюме тайком пробравшихся на его торговое судно эту девушку и ее собаку. Девушка была так похожа на племянницу капитана и смотрела на него такими умоляющими глазами, что он махнул рукой на все правила и согласился доставить ее до порта Веракрус.
Однако теперь капитан сожалел о проявленном милосердии.
Как только судно пришло в Веракрус и еще до того, как кто‑либо смог сойти на берег, девушка начала вопить, как одержимая, и ее удалось дотащить до лазарета только силами нескольких членов экипажа.
Миниатюрная иннуитка оказалась сверхъестественно сильной. Потом пришел судовой врач, привыкший обрабатывать раны и бороться с похмельным синдромом, но почти бессильный перед лицом психического припадка. Этот врач, англичанин из Йоркшира, даже не мог сделать успокаивающий укол извивавшейся на койке девушке.
– Я не хочу умирать! – вопила она, хватая себя за горло, будто ее душат.
– Держите ее! – вновь приказал капитан.
Матросы прижали девушку к койке, но врач, явно сам перебравший бренди, никак не мог попасть в ее руку иглой и, вместо того чтобы сделать девушке укол, сам напоролся на ее ожерелье из острых медвежьих зубов.
– Да снимите же с нее это проклятое ожерелье! – завопил он.
Капитан Моралес кивнул одному из матросов – мулату из Санто‑Доминго,[53]любителю сальсы и поклоннику Девы Марии Гваделупской,[54]почтение к которой ему привила его бабушка родом из Пуэблы.[55]Мулат потянулся за ожерельем, но стоило ему коснуться медвежьих зубов, как он вздрогнул и отдернул руку.
– Не могу, капитан. Она меня сглазит.
– Снимай ожерелье! – настаивал врач.
– Она – колдунья! – заявил мулат и попятился.
– Будьте вы все прокляты! – рвал и метал врач. – Снимайте с нее ожерелье или я выброшу вас за борт!
Второй матрос, коренастый кореец, тоже попятился. Ему стало страшно.
– Здесь витают злые духи! – пробормотал он.
Исмаэль Моралес решил действовать сам. В свои пятьдесят шесть лет он прекрасно знал, что моряки бывают тупыми и невероятно суеверными.
Не обращая внимания на испуганных матросов, он протянул руку к ожерелью с намерением снять его с девушки, но стоило ему прикоснуться к медвежьим зубам, как его пальцы свело судорогой. Взглянув на иннуитку, капитан увидел, что она смотрит на него страшным нечеловеческим взглядом, и впервые в жизни испытал настоящий ужас.
– Капитан! Капитан! – раздался голос с палубы. – Прибыли таможенники. Они хотят вас видеть.
Обрадовавшись возможности убраться подальше от странной пассажирки, капитан выскочил на палубу, бросив через плечо «Я сейчас вернусь!» и предоставил врачу расхлебывать заварившуюся в судовом лазарете кашу. Тем более что сумасшедших всегда вверяют попечению врачей, а не капитанов торговых судов!
Через несколько часов заметно повеселевший капитан Моралес вернулся в лазарет. До этого он выпивал, закусывал и курил гаванские сигары с таможенниками, уже отправившимися на берег с деньгами в карманах, перед этим давших капитану устное обещание позволить его судну разгрузиться без проволочек. Моралес почти позабыл о том, что происходило в лазарете и, отворив его дверь, замер на месте с разинутым ртом.
Лазарет был в буквальном смысле этого слова разгромлен. Стулья были переломаны, шкафы разбиты, стены измазаны кровью, а на одной из коек лежало безжизненное тело судового врача.
Наклонившись над несчастным в поисках смертельной раны, капитан Моралес заметил, что врач дышит. Он был жив, но из его руки торчал его же собственный шприц, из которого он намеревался вколоть девушке успокоительного. Врач спал.
Услышав чей‑то сдавленный стон, капитан осмотрелся по сторонам и заметил в самом дальнем и темном углу лазарета матроса‑мулата. Тот, скорчившись на полу, закрыл голову руками и раскачивался из стороны в сторону.
– Что здесь произошло, Пабло?!
Матрос ничего не ответил. Капитан потряс его за плечи, а потом отнял руки от его лица и вскрикнул. Все лицо мулата было в крови, а глаза его были широко раскрыты от ужаса. Матрос явно лишился рассудка от страха. Он ничего не понимал, не отвечал на вопросы и лишь иногда кричал «Демоны! Демоны!» и разражался слезами.
Матрос‑кореец исчез бесследно.
Верные друзья
Стемнело. Дул северный ветер. Непривычная к пиренейскому климату, Клаудия поежилась, у нее мерзли руки и ноги. Девушка пробиралась по мощеным улочкам Урта, стараясь как можно меньше бросаться в глаза. Половину ее лица скрывала приобретенная на кредитную карту матери широкополая лиловая фетровая шляпа.
В эту шляпу Клаудия влюбилась с первого взгляда Шляпа была ее капризом. Таким же, как Мауро или пирожное с кремом на завтрак, или эта поездка в Испанию, или роскошный отель в Мадриде, где она ночевала.
«Carpe diem! Какое имеют значение плюс‑минус сто калорий или тысяча евро? Или плюс‑минус один поцелуй? Главное – наслаждаться жизнью, какие бы проблемы не поджидали тебя завтра!»
Впрочем, в этом холодном, продуваемом ветрами пустынном селении, жили, казалось, только тявкавшие вслед Клаудии псы. В таком месте ей было нелегко наслаждаться жизнью, и на душе у нее было тревожно. Еще больше Клаудия забеспокоилась, оказавшись перед не подававшим признаков жизни домом Анаид.
Все двери и окна в нем выглядели надежно запертыми. Ставни были опущены, а огни погашены. Вряд ли обитатели этого жилища скоро вернутся! Вокруг царила мертвая тишина.
Приложив ухо к стене и прислушиваясь к звукам внутри дома, Клаудия напрягла все свои колдовские способности. Там не смеялись, не ходили и не храпели. Впрочем, ей послышался какой‑то шорох.
«А если все действительно уехали?!»
Об этом не хотелось даже думать. Неужели она напрасно прилетела в Испанию?!
«Неужели придется вернуться домой в Таормину не солоно хлебавши, да еще и растратив деньги с маминой кредитки?!»
Что же теперь будет?! Анаид погибнет. Мать задаст Клаудии хорошую взбучку. А вдруг еще и Мауро о ней забудет?! Нет, ей следовало сто раз подумать, прежде чем сломя голову нестись в эти Пиренеи!
Клаудия стала гнать прочь мрачные мысли, ведь с ее бурным темпераментом она не только быстро приходила в восторг, но с такой же скоростью впадала в уныние. А сейчас ей нельзя было унывать!
Как следует все обдумав, девушка решила, что не стоило ехать в такую даль, чтобы возвращаться домой с пустыми руками. Открыв дверь заклинанием, она наколдовала себе фонарь и стала осторожно продвигаться с ним по дому, надеясь, что ее не подкарауливает ловушка в виде невидимой липкой паутины.
Больше всего на свете Клаудия боялась и ненавидела мохнатых горных пауков с их малюсенькими глазками и острющими зубками. Кроме того, в свое время учительница природоведения поставила ей «двойку» за то, что Клаудия назвала пауков насекомыми.
«Оказывается, пауки не насекомые, потому что у них не столько ног, сколько положено! – Клаудия восприняла это тогда, как гнусную придирку. – Какая разница, сколько у этой мерзкой твари ног – шесть или восемь! Да хоть двенадцать! Привлекательней от этого они не станут!»
Внезапно она заметила подкарауливавшего ее огромного паука. Конечно, Клаудия различила только его тень с длинными тонкими конечностями. Однако не заорала от ужаса и не бросилась наутек. Она все‑таки была родом с Сицилии. Стиснув зубы, девушка бросилась на паука и огрела его фонарем.
Паук испуганно вскрикнул.
«Позвольте, но ведь пауки не кричат!»
Направив свет на злополучную тварь, Клаудия как следует присмотрелась и вместо паука обнаружила испуганную девочку с длинными нескладными руками и ногами, казавшимися в темноте паучьими лапами.
– Извиняюсь, – заявила девочке Клаудия. – Я приняла тебя за паука.
Честно говоря, это извинение звучало довольно неубедительно, но, судя по всему, его хватило. Потирая ушибленный фонарем лоб, девочка ослепительно улыбнулась.
Облегченно переведя дух, Клаудия протянула ей руку и помогла подняться с пола.
Не прошло и нескольких минут, как Клаудия с Дацилией подружились. Обеих волновал один и тот же вопрос, – что станет с Анаид?! Не сговариваясь, они приняли бесповоротное решение выручить ее любой ценой.
Конечно, Дацилия знала о нынешней участи Анаид гораздо больше Клаудии. Забравшись на кухню, девушки произнесли запретное для омниор заклинание, и перед ними возникли тарелки с горячими макаронами, приправленными сыром, яйцом и ломтиками ароматного бекона.
Поглощая макароны, Дацилия рассказала задумчиво пережевывавшей пищу Клаудии все, что знала об Анаид.
– Выходит, она опоила парня приворотным зельем, выпила крови из запретной чаши и возвратила тебя к жизни?
– Графиня обманула ее, – возмущенно заявила Дацилия. – Анаид не знала, что в чаше кровь. А потом меня ужалила змея, и она спасла мне жизнь.
– Какой ужас!
– Анаид сделала это не нарочно!
– Однако сделанного не вернуть, – деловито заявила Клаудия.
– Выходит, Анаид проклята и умрет! – содрогнулась Дацилия.
– Но ведь она же теперь одиора и бессмертна! – возразила Клаудия.
– Я прекрасно слышала слова Селены! – упорствовала Дацилия. – Проклятие Одии – смертный приговор для Анаид.
Клаудия побледнела. Она могла, не моргнув глазом, перерезать горлу кролику, но сейчас речь шла о смерти подруги.
– Ну и когда она умрет? Как? Где?
– На Тропе Оры. Это путь в Царство Мертвых. Если Анаид войдет в это Царство, оттуда она уже не вернется.
– Неужели Анаид действительно решила пойти Тропой Оры?! – ужаснувшись, спросила Клаудия.
Дацилия кивнула. Она с раннего детства слышала рассказы о Царстве Мертвых и привыкла о нем рассуждать, но понимала, что у многих при одном его упоминании по коже бегут мурашки.
– Да, но она туда не пойдет.
– Откуда ты знаешь?
– Ариминда ее не пустит.
– Что еще за Ариминда?
– Ариминда – моя наставница. Именно она должна распахнуть перед Избранницей тайные врата, с которых начинается путь в Царство Мертвых.
– Почему же она Анаид не пустит? – поежившись, спросила Клаудия.
– Я лично предупредила Ариминду, что Избранница летит к ней, и попросила не пускать Анаид в Царство Мертвых.
– Куда же направится Анаид, если ее не пустят на Тропу Оры? – немного успокоившись, спросила Клаудия.
– Наверное, туда, где находится Жезл Власти, – пожала плечами Дацилия. – Теперь Анаид без него жить не может.
– В этой деревне водятся кролики или куры? – спросила у Дацилии Клаудия, потирая руки от возможности блеснуть своими талантами.
– Ты что, не наелась? – удивилась Дацилия.
Клаудия громко и заразительно расхохоталась.
У обеих сразу поднялось настроение, а Дацилия все поняла, куда‑то сбегала и незамедлительно раздобыла курицу, легшую под жертвенный нож.
На этот раз внутренности птицы были очень красноречивы. Клаудия попыталась объяснить Дацилии значение их формы и цвета, но девочка видела перед собой только окровавленные кишки. Она наблюдала за тем, как Клаудия в них ковыряется с почти нескрываемым отвращением.
– Видишь эту полоску на печени? Она означает столб дыма. Вот это пятнышко – вода, а этот кровеносный сосуд – огонь. Кажется, нам надо искать действующий вулкан у моря.
– Тейде? – прикрыв ладошкой рот, пискнула Дацилия.
– Почему именно Тейде? Это может быть Этна или Везувий, или Гекла.[56]Да мало ли вулканов на островах и близ морских побережий! Постой! Посмотри‑ка на сердце! Видишь это заметное углубление? Это меч в руке у воина. А этот плавный изгиб – бедро женщины. А сиреневатый оттенок куриного сердца говорит об усталости. Или о скуке…
В голове у Клаудии тут же зароились гипотезы:
– Воин надоел жене? Воину надоела жена? Воин и его жена устали…
Дацилия уже клевала носом, но Клаудия ущипнула ее за руку.
– Не спи! Помоги мне думать!
– Извини, но меня страшно клонит в сон, – зевнула Дацилия.
– Прекрасная мысль! Сон! От усталости засыпают!
– Ну и что? – спросила Дацилия. – При чем тут сон и воин?
– Может, это сон о воине?
Девушки снова пришли в замешательство и молчали до тех пор, пока Клаудии в голову не пришла очередная блестящая идея.
– А как тебе нравится спящий воин? – воскликнула она.
– Почему всегда только воин? – пробормотала сонная Дацилия. – Там же, вроде, была еще женщина?
– Действительно! Спящая женщина? Прямо какая‑то Спящая Красавица!
– А что там был за дым?
– Это вулкан. Дымящийся вулкан – это воин, охраняющий сон своей возлюбленной… Стоп! Знаю! Она не спит! Она умерла!
– Откуда ты знаешь? – Элементарно! Воин это вулкан Попокатепетль, а его умершая возлюбленная – гора Истаксиуатль.
Дацилия недоуменно потерла глаза.
– А где они находятся? – спросила она. – И при чем тут воин и его возлюбленная?
– В Южной Америке, Мексике, – ответила Клаудия и вкратце рассказала Дацилии легенду о Попокатепетле и его возлюбленной Истаксиуатль.
– Ого! – воскликнула Дацилия. – Моя мама тоже живет в Америке. В Нью‑Йорке.
– А сколько там сейчас времени?
– Часов на семь раньше, чем здесь.
– Значит у них там день. Прекрасно! В этом доме есть Интернет?
Интернет, конечно, имелся, а Клаудия прекрасно в нем ориентировалась. Она связалась с американскими омниорами из кланов Змеи, Пумы и Колибри и рассказала им нечто такое, от чего всколыхнулось все ацтекское племя омниор. Вскоре девушки стали получать тревожные известия. Одна молодая омниора из Клана Змеи, большая мастерица танцевать кумбию,[57]заметила весьма смахивающих на одиор странных женщин в одной из гостиниц Каутемако[58]к югу от Веракруса.
Через несколько часов Клаудия с Дацилией, помогавшей ей объясняться с мексиканскими омниорами, собрали немало сведений о странных гостьях отеля в Каутемако. Им очень помогла одна работавшая там горничной омниора из Клана Колибри, такая же маленькая и проворно сующая повсюду свой нос, как эта птичка.
Теперь у девушек были имена и даже фотографии одиор, в одной из которых Дацилия без колебаний узнала Кристину Олав.
Судя по всему, у Белой Дамы был с собой сундучок с драгоценностями, который она бережно хранила в сейфе гостиницы, но часто доставала и брала с собой на встречи с остальными подозрительными женщинами.
– Это же бабушка Анаид! – воскликнула простосердечная Дацилия.
– Бабушка Анаид – одиора?! – Клаудия была поражена этой неизвестной ей подробностью биографии лучшей подруги.
– Ну да. Они с Анаид жили вместе в пещере, в дубраве. Кристина приготовила для Анаид эликсир забвения, который она дала Року, и отправила нас в прошлое. Потом мы вернулись из замка Кровавой Графини, а на следующий день Кристина исчезла.
– А когда пропал Жезл Власти?
– Анаид чуть не спятила, разыскивая его, – порывшись в памяти, сообщила Дацилия. – Кажется, он исчез, когда мы вернулись из прошлого. Ну да, он исчез на следующий день. Судя по всему, Жезл Власти похитила Баалата.
– Выходит, Жезл Власти и Кристина Олав исчезли в один день?
– Да, – кивнула до сих пор ничего не понявшая Дацилия.
– Значит, Жезл Власти похитила на Баалата, а Кристина! – заявила Клаудия.
– Что же нам теперь делать?!
– Пожалуй, надо поспать! – ответила итальянка, зевнула и выключила компьютер.
Они с Дацилией мгновенно заснули и спали, как убитые, пока не проснулись от голода и не поняли, что проспали целый день.
Включив компьютер, девушки с удивлением обнаружили, что их буквально засыпали посланиями по электронной почте со всех концов Мексики. Мексиканских омниор очень встревожило появление в их стране такого неслыханного количества одиор.
Клаудия с Дацилией с замиранием сердца читали сообщения о бесчинствах этих кровожадных красавиц, не брезговавших кровью юных мексиканских омниор. Однако больше всего Клаудию поразило сообщение, присланное ее матерью с Крита: «Никуда не уезжайте. Мы сейчас приедем! Валерия».
Клаудия сразу поняла, что до собравшихся на Крите омниор дошли слухи о поднятом ей в Мексике переполохе, и так Валерия вычислила нынешнее местонахождение дочери. Теперь ей не миновать взбучки! Впрочем, Валерия ничего не написала ей о своей кредитной карте. Неужели забыла, что дала ее Клаудии? Хорошо еще, что Валерия не заблокировала карту! Значит, ею и дальше можно пользоваться!
– Слушай, Дацилия! Нам нужно отравиться на Попокатепетль, выкрасть Жезл Власти у одиор и уже с ним ждать появления Анаид. Кроме нас, ее теперь никто не спасет!
– Почему?
– Потому что только мы по‑настоящему ее любим! Несмотря ни на что! Правда?