Во второй половине августа 1963 года я приехал в Киев и впервые ступил на святую землю Древней Руси Святослава, Владимира и Ярослава Мудрого. По утверждению П.Н. Третьякова: "… явленой отнюдь не началом истории восточных славян, а закономерным итогом длительного предшествующего развития славянских племен с древнейших времен, явившихся в Европе большой и активной силой исторического процесса. Великому князю Владимиру принадлежит апостольская роль в формировании национальных качеств славянских племен в единую народность через единящее людей христианство".
Киев произвел на меня неизгладимое впечатление. Во первых тем, что я ступил на землю, по которой ходил апостол Андрей Первозванный, во-вторых, Креститель Руси – Великий князь Владимир, в третьих, душа Руси – Киево-Печорская Лавра, с богатырями Русского Духа! Почему-то уже на привокзальной площади вспомнились слова Льва Присунько: "… в судьбе славян играла главенствующую роль Киевская Русь, которая передала главенство Московской Руси, то в свое время получит преемство Белая Русь". Именно с принятием христианства Великим князем Владимиром я узнал о Триединстве Бога: Боге Отце Боге Сыне и Боге Духе Святом в Единице славимом православной церковью. Так же я узнал о триединстве Древней Руси: Киевской Руси, Московской Руси и Белой Руси, с принятием христианства - Святой Русью. Это можно сказать и о триединстве в образе человека: имя, отчество, фамилия (личность, отечество и род).
Большую часть украинской земли на пути в Молдавию я прошел пешком, так как впервые встретился с неописуемой красотой природы, жилищ, садов, национальных одеяний, а главное, благозвучного говора и песнопения. Украинские красавицы, как правило, приветливые, трудолюбивые и музыкально одаренные, щедро угощали меня плодами сада, когда я проходил около их белых мазанок, утопающих в зелени. Сегодня врагу рода человеческого удалось разделить единую Русь. Отпадением от нее многострадальной в наши дни Украины. Лучших сыновей которой, красные палачи клеветнически обозвали: ОУНовцами, бендеровцами, шушкевичами, фашистами, националистами и прочим арсеналом клеветнических слов, накопленных карательными органами ВЧКа, НКВД, КГБ, а ныне ФСБ в период массовых репрессий, против любящих свою Родину, свой народ и культуру людей, осмелившихся вступить в схватку с репрессивной тоталитарной системой.
Я много лет бок о бок провел в карательных пыточных застенках Владимирской спецтюрьмы ОД-1/ст2, Дубровлаге ЖХ-385/11, ЖХ-385/19, ЖХ-385/17 и Заполярной ссылке г. Воркуты Коми АССР, с людьми, обозванными карателями подобными словами. Оклеветанными за то, что они не смирились с тоталитарным режимом, установленным насильственными методами, на их свободолюбивой Украине. Большинство оболганных властью украинцев прибыли в места заключения мальчишками, которые родились после войны, фашистов, Бандуру, Шушкевича и в глаза не видели, а об ОУН слышали от дедов, не очень разговорчивых в тоталитарной репрессивной системе правления коммунистов.
В пыточной тюрьма ОД-1/ст.2 г. Владимир я находился в одной камере с Димитро Квецко, 1935 г. рождения, учителя в школе села Кропивник Донецкого р-на Ивано-Франковской области. Чтобы скоротать время однообразных дней камеры пыточного режима, мы ходили около двухъярусных железных нар, и по моей просьбе разговаривали об истории Украины. Димитро начал лекцию по-русски. Я попросил его говорить на благозвучном украинском языке, так как мое детство прошло в Белоруссии, а белорусский язык родственен с украинским языком. Отличие разве в диалекте. А рассказ на родном языке (ридной мове) передаст колорит исторических событий.
Квецко до ареста работал в школе учителем, поэтому его рассказ отличался глубоким знанием предмета и умением передать тихим спокойным голосом исторические события, в повествовании которых чувствовалась любовь и боль к своей Родине -Украине.
- Я не буду рассказывать подробно об истории Украины, так как это займет слишком много времени. Вкратце, она выглядит так на рубеже IX-XVII веков. В основном этот период Киевской Руси отмечен постоянной борьбой с половцами, печенегами, Литвой, Польшей, Венгрией, Молдавией, татарами, шведами и другими соседними народами. Можно сказать, Киевская Русь и по сей день является лакомым куском для хищников, стремящихся поглотить ее плодородную черноземную территорию, ее труд, талант, интеллектуальную собственность, культуру и власть. На земле Украины шли ожесточенные междоусобные брани, истощающие генофонд страны.
В IX-X веках. После освобождения днепровских земель новгородским князем Олегом от дани Хазарскому каганату, столица Древне-киевского государства под властью династии Рюриковичей была перенесена в Киев. Киевский князь Владимир Святославич в 988 году принял христианство из Византии и провозгласил его государственной религией.
Сконцентрировав все украинские земли под своей властью, Ярослав Мудрый, умирая в 1054 году, разделил их между пятью сыновьями положив начало междоусобной брани.
- Рассказ Димитро Квецко в камере пыточной тюрьмы ОД-1/ст.2 потряс меня мужеством украинского народа в многовековой борьбе за право жить в отчем доме традициями своих дедов и прадедов, а не по законам пришлой извне власти хищников с их карательной системой принуждения. Мой соузник по камере, Саша Романов. Самый молодой, которому при аресте было не полных 22 года, так образно выразился о Древней Руси: "Это край ладана и мелиссы!"
Лекция Димитро Квецко об истории Украины длилась несколько месяцев, пока меня не посадили в карцер, а оттуда в другую камеру. Но этот рассказ потряс мою душу, и я впоследствии познакомился с историей Украины по трудам Александра Бокшицкого.
А сейчас я шел по святой Украинской земле в Молдавию, чтобы в районе г. Унгены пересечь Молдавско-Румынскую границу. В Унгены я приехал на поезде из железнодорожной станции Каменец-Подольский, через Бельцы в Унгены. В Унгенах на путях стоял пустой состав Москва-Бухарест. В одном из вагонов я обнаружил незапертую дверь. Вошел в тамбур. Спрятался за котлом отопительной системы, который, в летний период, не отапливался. Через какое-то время в тамбур вошла проводница. Я затаил дыхание. Возможно, ее что-то насторожило. Через небольшой промежуток времени, пришли милиционеры с овчаркой и меня вытащили из-за котла. Одежда моя оказалась испачканной грязью котла. Мне удалось объяснить, что я просто хотел посмотреть на Бухарест и вернуться обратно. Проверив документы, отпустили, сделав предупреждение об уголовной ответственности за попытку перехода границы. Так как попытки с моей стороны не было, ибо пассажиры данного поезда были пересажены в вагоны Румынского узкоколейного поезда. А я наивно думал, что колеи поездов одинаковы. Решил переходить границу вплавь через реку Прут. Пошел воль берега на небольшом расстоянии, высматривая расстояния между берегами.
Между Унгенами и Фалештами выбрал устраивающее меня место. Стояла теплая солнечная погода. Я запланировал пересечь реку прут вплавь ночью. Поэтому спрятался в кустах и лег спать. Мой сон прервали пограничники с овчаркой во второй половине дня. Оказывается, пастух-молдаванин издалека следил за мной и сообщил обо мне погранзаставе. Меня доставили на погранзаставу, проверили документы и передали милиции. На заставе я объяснил, что шел в Бельцы. Устал. Лег отдохнуть. Но вы прервали мой сон. Тем не менее, Унгенский суд МССР приговорил меня к 2 годам лишения свободы. Конечно, молдавские концлагеря не уральский лесоповал, в котором нещадно валили и вековые ели и истощенных недоеданием людей. Тем более, не 10 лет, а 2 года, которые на зонах называют детским сроком. Чувствовались перемены в Кремлевском олигархате, которую, возглавил Никита Сергеевич Хрущев. Выпустив тысячи сталинских узников из концлагерей, из тех миллионов, замученных ранее в сталинских застенках.
В молдавских концлагерях помещения для содержания заключенных были более благоприятными, чем в Ныроблаге. Вместо двухъярусных кроватей, были одноярусные. Да и постельные принадлежности в лучшей чистоте. Главное, не бегаешь вокруг вековых елей с топором, лучком или двуручной пилой, зимой по полуметровому снегу, покрытому сверху морозной пленкой. Ступая на него, ты проваливаешься по пояс. Чтобы не черпать валенками снег, поверх голенищ натягиваешь ватные брюки.
В Молдавских концлагерях производственные помещения оборудованы в отдельные цеха со швейными машинками или для сборки электрических приборов. Поэтому меня подобная репрессия не напугала и даже не огорчила, так как со стороны молдавских карательных законов я был осужден справедливо и даже значительно мягче, так как уголовная статья за попытку перехода границы предусматривает от 2-х до 3-х лет лишения свободы. А главное, дали этот срок не 16-летнему подростку за преступление, которого он не совершал, а сейчас за реальное преступление. Сопоставляя эти два эпизода из своей жизни, я утверждаю, что террор сталинских репрессий не может быть заболтан нынешней так называемой демократией, в которой палачи перелицовались "в слуг народа". Что это за "слуги" с миллиардными капиталами на личных счетах России и зарубежных стран. Удивительно устроен русский человек, прояви к нему маленькую, просто мизерную справедливость, и он готов жертвовать за нее соей жизнью и здоровьем.
В этих условиях я стал искать решение для выполнения поручения иеромонаха Гурия. Поэтому в концлагере, под предлогом создания демократической партии Молдовы, ставящей целью отделение Молдовы от СССР и присоединение ее к Румынии, наладить путь перехода в Румынию, а оттуда в Америку. Учитывая, что простые отдельные трудяги-молдаване веками жили под чьим-нибудь игом. Поэтому привыкли к послушанию и доносительству. Я начал собирать соратников среди заключенных, пригодных для моей идеи. По принципу проверки на каком-нибудь наказуемом преступлении. Например, заключенный, которому поручено вывесить на доске объявлений листовку против советской безбожной власти, должен был создать вокруг себя пять также проверенных заключенных, которых я знал, а они меня не знали, кроме своего руководителя. Срок моего заключения шел быстро, шла и работа по созданию соратников и пятерок, в которых я находил единоверцев и из них создавал отдельные тройки. Так называемые тройки в пятерках. Работа была очень законспирирована и шла медленно, трудно, но обнадеживающе.
Я чувствовал, что Молдавское КГБ с первых дней заключения вело за мной слежку, но обогащенный Ныробским лесоповалом, опытом катакомбной церкви и благословением иеромонаха Гурия, я продолжал начатое дело, хотя обнаружил под подушкой своей кровати предупреждение, что за мной следят. В записке стоял знак, известный только посвященным. Конечно, я прислушался к предупреждению, так как до освобождения оставалось несколько месяцев. Стал внимательно изучать, откуда могла произойти утечка, а свою активность значительно снизил предлогом состояния здоровья.
На фоне моего первого десятилетнего срока чудовищных массовых репрессий, направленных против коренных народов СССР, которые осуществлялись во всех республиках страны советов, я после двухлетнего заключения освобождался из-под стражи с чувством благодарности суду Унгенского р-на Молдавской ССР за справедливо назначенный мне срок наказания. Да и само наказание проходило в значительно иных условиях, чем на лесоповале Ныроблага, где невозможно было отличить кто злее: надзиратели или их служебные овчарки? Повторяю, каждая республика СССР под водительством И.В. Сталина внесла свой вклад террора против собственного населения.
Конечно, люди, пережившие своими страданиями ужас сталинских репрессий, восприняли пришедший на смену сталинизма, террор кремлевского олигархата, как отдушину. Не заметив, что отдушина оказалась обыкновенной массивной тюремной решеткой, изготовленной из законодательных актов страны Россиянии.
Но сейчас я был на воле. Устроился художником-оформителем на Швейной фабрике 40-лет ВЛКСМ г. Тирасполь. Работа меня устраивала. Два раза в месяц, помимо недельных выходных дней, мне предоставляли творческий день, для обмена опыта с другими художественными мастерскими, музеями и выставками.
Это не устраивало КГБешников наловчившихся провоцировать тюремные сроки по хулиганству, заявляя например: "У нас правозащитников нет, это – хулиганы, осужденные по уголовной статье." Так, например, поступили с Владимиром Константиновичем Буковским, которого впоследствии обменяли, на Луиса Корвалана. Даже потом поговорка пошла: "Обменяли хулигана, на Луиса Корвалана".
Я правозащитником не был. А вот на три года за хулиганство меня спровоцировали. Впоследствии я узнал причину данной провокации. Когда в 1979 освободившись из Заполярной ссылки г. Воркута, я полгода не мог нигде прописаться. Когда находил жилье и обращался в милицию за пропиской, начальник милиции сообщал о моем желании в КГБ, откуда следовало распоряжение: "Не под каким предлогом!". Дело в том, ни одно отделение КГБ не желало брать на себя ответственность следить за поведением ранее осужденного по политическим мотивам. В течение полугодового поиска прописки, я сохранял транспортные билеты, т.к. тогда был изобретен Закон, об уголовно наказуемом тунеядстве. Прописался случайно с помощью Славы Родионова, подельника Михаила Макаренко, который также отбывал срок за антисоветчину. Слава Родионов с Александром Аристарховым ездил по стране реставрировать и восстанавливать православные церкви. Напротив дома Аристархова находился горелый дом, который погорельцы за бесценок продали Аристархову. В горелом доме кроме крыс и мышей никто не жил. Слава Родионов уговорил Аристархова продать мне горелку, чтобы я в нее прописался. Сделка состоялась. Я с домовой книгой и хозяйкой горелки пошел в милицию г. Струнино Владимирской области к начальнику милиции Яновскому. Яновский, посмотрев мой паспорт, спросил: "Сидел?". – Да похулиганил немножко, ответил я. - "Тогда в Александрове встань на учет". В г.Александрове Владимирской области, в кабинете районного УВД, милиционер, занимающийся учетом, обедал. Медленно пережевывая пирожок, он спросил что надо? - "Да вот, дом покупаю. В Струнинском отделении милиции сказали, чтобы вы подписали эту бумагу". - "Ааа.., дом" - он подписал бумагу, проглатывая со слюной остатки пирожка. Я, словно на крыльях от радости помчался на электричку, благодаря Бога, что с Его помощью обрел прописку. Оформив прописку, немедленно устроился в Струнинское лесничества на должность лесника. Из-за мизерной зарплаты и тяжелого труда, там никто не хотел работать, кроме любителей спиртного. Когда кегебисты узнали о моей прописке и работе, они засуетились. Немедленно сняли Яновского с должности начальника Струнинского ГОМ. Пришли на работу в Струнинское лесничество к лесничему Шаркову Анатолию Ивановичу и предложили ему меня уволить. Он ответил: "Пашнин не пьет. К работе относится добросовестно. У меня нет причин его увольнять". Потом он мне рассказал, что кегебешник попросил его каждый месяц писать на меня кегебешнику докладную записку. И спросил: Евгений Иванович, что писать? Я ответил: "Анатолий Иванович, что видите, то и пишите! Я ничем преступным не занимаюсь". Потом и напарник по работе, некоторые соседи признавались мне, что к ним приходил кегебешник, рассказывал обо мне разные страшилки и просил их доносить обо мне: куда и когда я хожу, о чем говорю и прочее в духе доноса.
Но вернемся в 1966 в Молдавию. Вышеописанная морока с пропиской, убедительно объясняет причину спихнуть со своего кураторского надзора антисоветски настроенного человека. Как можно избавиться от "объекта?" В данном случае провокация с хулиганством подошла как-никогда кстати.
Тем более, я не строил иллюзий, что кегебешники постоянно следили за мной, но не могли получить устраивающий их материал. А тут у меня появилась свобода действий: два творческих дня и воскресный день. Поэтому 26 декабря 1966 г. нарсудом г. Тирасполь МССР по ст. 218 ч.2 я был осужден к трем годам за хулиганство.
На этот раз я убедился, что Ленинградский суд Куйбышевского района и Тираспольский суд МССР отнеслись равнозначно к моей судьбе. С первых дней заключения, я продолжил свою работу по созданию демократической партии Молдовы, ставящей целью отделения Молдовы от СССР и присоединением ее к Румынии.
Снова начались заколюченные, однообразные, монотонные дни, концлагерного быта. С годами превращающие человека, в послушного робота. Я находил утешение в постоянных молитвах к Богу, в общении с единоверцами. Писал разного рода четверостишия статью под названием: "Движение – это жизнь, борьба", которую лукавые чекисты объявят антисоветской и за неимением для моего осуждения материалов, пришьют эту макулатуру к делу как антисоветскую. А вот многолетний труд, начатый в Мордовских концлагерях ЖХ-385/19 и продолженный в пыточной Владимирской тюрьме ОД-1/ст. 2, озаглавленный "Сверх человек, в образе Достоевского, Соловьева, Ницше", каратели забрали при этапировании меня в ссылку в 1976 году. Евгений Александрович Вагин, который до ареста, работал ученым секретарем Пушкинского дома в Ленинграде издания 30-томника Достоевского, был знаком с этим материалом, который, в целях экономии бумаги и возможности прятать от надзирателей, я писал очень мелким почерком. Когда Евгений Александрович уехал в Италию, он просил меня прислать ему этот материал или восстановить его. Я ответил, этому милейшему человеку, что я – не Христос, умершее воскресить не могу. Мне советовали после реабилитации обратиться в КГБ за всем отнятым у меня материалом, но я знаю повадки хищников, которые станут ссылаться; тюремщики на КГБ, гебешники на тюремщиков, но материал не отдадут.
Причем коварство карателей не имеет предела. Все это время, пока я отбывал трехлетний срок за состряпанное хулиганство, а до окончания срока оставалось год и несколько месяцев, они по доносу одного из заключенных, состряпали новое дело: за антисоветскую агитацию и пропаганду. Я продолжал создавать пятерки, В качестве проверки одного из них привлек к работе. Забравшись на чердак барака, я попросил его раскрасить вместе со мной полотнище в цвета румынского флага. Когда работа была завершена и полотнище прикреплено к древку, я попросил его выставить флаг над крышей, прикрепив к специально приготовленной балке. Он испытание не выдержал, и мною занялось Кишиневское КГБ.
Меня немедленно посадили в изолятор на 10 суток. Из чердака изъяли банки с краской, кисти и флаг с древкой. Так как я все время работал в перчатках, а мой напарник голыми руками, я по завершении работы с флагом перчатки выбросил в общий лагерный туалет, втайне от проверяемого. Первоначально допросы начал заместитель начальника лагеря по оперативной работе. Я вел себя спокойно, зная, что моих отпечатков на орудиях преступления нет, и доносчик не сможет подтвердить мое участие кем-нибудь из третьих лиц. А на основании его множественных отпечатков пальцев, нужно судить его, а не меня.
Когда меня перевезли в Кишиневскую тюрьму с ее тараканами и многолетней грязью, то во время перевозки присутствовал КГБешник, который сказал, когда мы проезжали мимо памятника Котовскому: "Евгений Иванович, - указывая на памятник – вы похожи на него". Я ответил: неужели я похож на бандита? Воцарилось гробовое молчание.
Впоследствии я узнал, что это был старший следователь Кишиневского КГБ майор Седельников, который полгода вел следствие по моему делу, постоянно продлевая его сроки, так как я вины своей не признавал, а вменяемые мне эпизоды не подтверждались третьими лицами, которых Кишиневское КГБ обнаружить не смогло.
Меня удивляло то, что мое дело по антисоветской агитации и пропаганде, которые обычно велись в чинах лейтенантов, ст. лейтенантов, занимался следователь по особо важным делам в чине майора. Это был очень приятного внешнего вида человек с аккуратно приглаженными седыми волосами на висках. Чисто выбрит. Опрятно одет. Обычно допросы вел в штатской одежде. Несколько раз появлялся в форме майора. Тихим, вежливым голосом, располагающим к откровению, любил говорить: "Евгений Иванович, как человека, я вас уважаю. А как антисоветчика расстрелял бы собственноручно!". Впоследствии, когда после Верховного суда МССР, определившего мне восемь лет три месяца двадцать девять дней и три года ссылки, меня везли отбывать срок в Дубраволаг, в пересыльной тюрьме Потьма, я встретился с иеговистом Дмитрием Бужор, который ранее был арестован еще при Сталине за пропаганду иеговизма. В тот период его осудили на длительный срок по ст. 54 МССР. Тогда следствие ему вел младший лейтенант Мамалыга. Мамалыга, младший лейтенант Седельников и другие следователи Кишиневского КГБ устраивали иеговисту Бужору Д.И. "пятый угол", избивали его до-полусмерти и рукояткой пистолета выбили зубы.
Сейчас передо мною сидел за столом опрятный, вежливый следователь КГБ по особо важным делам майор Седельников. Многоопытный кегебист профессионально вел следствие, располагая подследственного к откровенному разговору. За весь срок полугодового следствия он ни разу не повысил на меня голос и обращался только по имени и отчеству. Даже не верилось, что в сталинский период этот человек истязал подследственных и отправлял их погибать в сталинских концлагерях. Во время следствия у него умерла мама и я, как христианин, проявил ему сочувствие.
Первоначально, он предложил мне сидеть на диване возле стола, на котором майор записывал следственные показания. Позволял брать со стола лежащие газеты и знакомиться с новостями. Я воспользовался его любезностью. Увидев на столе лежащее лезвие, возможно для заточки карандашей, я надорвал край у газеты, пригнул его крючком, и постукивая газетой по столу сгреб это лезвие себе в ладонь. Оно, конечно, мне было ненужно. Но мелькнула интересная мысль. Покажу его в камере и прослежу, кто за мной следит. После допроса, обычно подследственного надзиратели не обыскивали, так как нередко бывали случаи, когда следователь за послушание давал заключенному в камеру курево, или еду.
Моя выходка принесла свой плод: один из сокамерников попросился к врачу. Вскоре в камеру пришли надзиратели и устроили обыск. Лезвия не нашли. Я его после "больного", выбросил в парашу. Но после этого, следователь поставил стул в углу возле дверей, но оставался прежним вежливым и мне сочувствующим. Чтобы расположить меня к себе, он соучастно говорил: "Знаете, Евгений Иванович, я бы возможно, будучи на вашем месте, поступил так же". – Как, также? - "Ну, не признавался в содеянном". – А я действительно ничего того, в чем вы меня обвиняете, не делал.
Так как ни один вменяемый мне эпизод не был доказан третьим свидетелем, обвинительное заключение построили по принципу: "не могут же двадцать человек врать, а вы один говорить правду?". Для фона наскребли ранее сказанную мною макулатуру обвинения: четверостишия, краткие заметки, наброски статьи "Жизнь – это движение, борьба" и… даже цифровую шифрограмму, которую передали шифровальщику, и он, кроме белиберды, ничего в ней не обнаружил.
Во время следствия, когда я сидел на стуле в углу возле дверей, в кабинет внезапно врывался, похожий по комплекции на медведя, майор Мамалыга, и на разных европейских языках произносил приветствия. А майор Седельников внимательно следил за моей реакцией. Так как моя учеба иностранных языков заключалась в валке леса допотопным инструментом сталинской индустриализации. А школьный немецкий язык выветрился уральскими снежными бурями. Когда мы, наперекор ветру, шли шеренгой на лесоповал. То естественно, моя реакция на выходку майора Кишиневского КГБ Мамалыги была спокойной и вызывала в памяти дистрофиков Ныроба, жертв, сталинских репрессий.
По закону мое следствие продлевать больше было нельзя. Завершая его, майор Седельников спросил, вставляя в протокол мои анкетные данные: "Евгений Иванович, как укажем ваше образование?",
- Неоконченное начальное.
- Как, у нас находится документ об окончании вами Ленинградского ремесленного училища № 3? А это на базе общеобразовательного среднего обучения.
- Вы спросили о моем образовании. Я ответил на ваш вопрос: не оконченное начальное, т. е. - три класса.
- Ну, раз не оконченное, так: "не оконченное, и напишем: - 9 классов".
Впоследствии я задумался, почему советская власть для усиления репрессий позволяет себе так много подлога в документах? О чем красноречиво свидетельствует подмена года рождения в паспорте.
Мне искренне было жаль этого человека. За полгода так и не добившись моего признания. Похоронив во время следствия свою маму. Состряпав на "документальной" макулатуре уголовное дело, усилившее статью организационной деятельностью, он передал дело в Верховный суд МССР. Что это, за организационная деятельность, если ни один член Социал-Демократической партии Молдовы не был вместе со мной на скамье подсудимых? В политзоне Дубраволага только четыре человека, имея организационную статью, проходили одиночками по делу. Это три НТСника (штаб которой находился во Франции), и - я.
Конечно, во времена Сталина, пыточными методами, может быть любители "пятого угла", и выбили у меня признание или оговор. Если не прибили бы во время следствия. Но сейчас было другое время и мне повезло с вежливостью следователя. Да и опыт пребывания в пыточных лагерях и тюрьмах у меня был большой. Поэтому, если следствие началось 27 августа 1968 года и, постоянно продлевалось в течение шести месяцев до 2 февраля 1969 года, оно было построено только на показаниях свидетелей один на один, без подтверждения третьих лиц. Поэтому построено по принципу: не могут же все свидетели врать, а я один говорить правду. На что я ответил следователю по особо важным делам майору Кишиневского КГБ Седельникову: при Сталине у вас и умученные пытками говорили "правду" и даже оговаривали себя.
Что самое омерзительное, это приговором Верховного суда МССР я обязан был выплатить этим свидетелям и экспертам – пятьдесят пять рублей 90 копеек.
Во время суда, который проходил в здании Верховного Суда МССР гор. Кишинев целых семь дней. Повторяю, я проходил по делу один. Во время суда в Кишиневе и других местах появились листовки социал-демократической партии в мою защиту. Поэтому председательствующий Судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда МССР – Демидов В.С., каждый раз проводил заседания в разных залах. На заседаниях присутствовало два конвоира, одного из которых судья Демидов просил выйти в коридор и стоять у дверей. То есть вокруг меня создали такую атмосферу таинственности репрессивного судопроизводства, что просто недоумевал, почему меня выставляют таким опасным и страшным правящей власти страны советов, а главное ее руководящей партии КПСС.
Так как виновным я себя не признал, в приговоре было оговорено, что приговор кассационному обжалованию не подлежит. Мне вменили 67 ст. УК МССР, т.е. антисоветская агитация и 69-ю, организационная деятельность. Но организации следствие и Верховный суд не обнаружили, и я по делу шел один, ну, как организатор, т.е. министр без портфеля.
По сравнению с Ленинградским судом 13го участка Куйбышевского района, Верховный суд МССР показал весь опыт судебной расправы, полученный во время сталинских судебных троек. В качестве документа, привожу сокращенную копию приговора.
К о п и я
ИМЕНЕМ МОЛДАВСКОЙ СОВЕТСКОЙ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ РЕСПУБЛИКИ
1969 года февраля месяца 18 дня гор. Кишинев
Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда МССР в составе:
Председательствующего – ДЕМИДОВА В.С.
Народных заседателей – БАТЕНИНА П.Г. и ЛЕГАСЯ В.Е.
Секретаря МАЛЬЧИК Т.И.
с участием гос. Обвинителя ПОЛУЭКТОВА А.П.
рассмотрела в закрытом судебном заседании уголовное дело по обвинению ПАШНИНА Евгения Ивановича, рождения 10 апреля 1937 года, уроженца гор. Челябинск, РСФСР, русского, гр-на СССР, образование 9 классов, б/п, неженатого, по профессии художника, судимого 5 февраля 1965 года народны судом Унгенского района по ст. 15-80 УК МССР к двум годам лишения свободы, 26 декабря 1966 года народным судом гор. Тирасполя по ст. 218 ч.II УК МССР к трем годам лишения свободы, наказание не отбывшего.
В преступлении, предусмотренном ст.ст. 67 ч.I, 69 УК МССР
У С Т А Н О В И Л А:
ПАШНИН Евгений Иванович, будучи враждебно настроен к Советской власти и КПСС, систематически занимался агитацией, направленной на подрыв Советского Социалистического строя, возводил клевету на политику партии и Советского правительства.
В октябре 1964 года, прибыл в Молдавскую ССР с намерением покинуть Родину путем нелегального бегства за границу и предпринял такую попытку.
(Далее идет длинный перечень изъятой у меня "обвинительной" макулатуры: в виде моих разных заметок. Зарисовок. Черновой статьи Жизнь – это движение, борьба. Многочисленных свидетелей, показания которых не подтверждены третьим лицом.)
При указанных обстоятельствах Судебная коллегия считает виновность ПАШНИНА Е.И. в проведении антисоветской агитации, в целях подрыва и ослабления Советской власти, распространения в тех же целях клеветнических измышлений, порочащих Советский государственный и общественный строй, и организационной деятельности, направленной к совершению особо опасных государственных преступлений, установленной и подпадающей под действия ст.ст. 67 ч.I,. и 69 УК МССР.
Давая оценку содеянному и личности подсудимого при назначении меры наказания и вида исправительно-трудовой колонии, учитывая, что ПАШНИН Е.И. в прошлом был судим и отбывая меру наказания в местах лишения свободы, но должного вывода из этого для себя не сделал и совершил особо опасное государственное преступление, Судебная коллегия считает необходимым назначить Пашнину Е.И., меру наказания, связанную с лишение свободы на длительный срок и помещением его для отбывания, назначенного по приговору срока наказания в исправительно-трудовую колонию строгого режима с последующей ссылкой.
По изложенным основаниям, Судебная коллегия, руководствуясь ст.ст. 271 и 272 УПК МССР
П Р И Г О В О Р И Л А:
ПАШНИНА Е.И. признать виновным в совершении преступлений, предусмотренных ст.ст. 67 ч.I и 69 УК МССР и подвергнуть к 7 /семи/ годам лишения свободы в исправительно-трудовой колонии строгого режима, с последующей ссылкой на три года.
На основании ст. (…) УК МССР присоединить к назначенному наказанию неотбытый срок наказания по приговору народного суда гор. Тирасполя от 26 декабря 1966 года – один год три месяца и 29 дней лишения свободы в исправительно-трудовой колонии строгого режима с последующей ссылкой на три года.
Срок наказания исчислять с 27 августа 1968 года.
Меру пресечения избрать содержанием под стражей. Вещественные доказательства хранить при деле. Взыскать с ПАШНИНА Евгения Ивановича в доход государства судебные издержки, состоящие из сумм, выплаченных свидетелям и экспертам – пятьдесят пять рублей 90 копеек
Приговор кассационному обжалованию не подлежит.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ - В.ДЕМИДОВ
НАРОДНЫЕ ЗАСЕДАТЕЛИ - БАТЕНИН и ЛЕГАСЯ
Забегая вперед, чтобы дать оценку следователю по особо важным делам майору Кишиневского КГБ Седельникову, и Приговору Верховного суда МССР под председательством В. Демидова, состряпавших мое дело на не доказанных эпизодах третьими лицами, макулатурными заметками и набросками рисунков, копий письменных обращений в представительные и надзорные органы, а также мыслей на клочках бумажек, которые я потом выбрасывал за ненадобностью, все это было использовано как мое преступление против советской власти, власть которую над собой я не признавал. После решения Ленинградского суда, осудившего несовершеннолетнего ребенка, которому на момент суда даже не исполнилось 16 лет.
Когда я стоя слушал чтение приговора председательствующим В. Демидовым, в моей голове возник персонаж русских народных сказок: - треглавый Змей Горыныч, постоянно устрашающий и агрессивно нападающий на русичей, лукаво вступающий в схватку с богатырями Земли Русской.
В период сталинского террора впервые появились треглавые судебные тройки, которые отправляли на казнь коренных жителей Руси.
Когда проводилось судебное следствие, многочисленные свидетели не могли подтвердить ни одного эпизода кем-нибудь из третьих лиц. А так называемые эксперты, указывали на следы отпечатков свидетелей, но не моих. Тем не менее, В. Демидов, председательствующий суда, змеиными глазами сверлил меня холодом враждебной ненависти. Вспомнилось предупреждение Господа нашего Иисуса Христа: берегитесь книжников, фарисеев и законоучителей!
Нужно быть не только книжником и фарисеем, но ещё и глумливым циником, чтобы вменить мне денежную оплату свидетелей и экспертов, которые дали против меня ложные показания.
Даже два "народных" заседателя – Батенин П.Г. и Легас В.Е., сидящие за судебным столом по правую и левую руку председательствующего стыдливо пригнули свои головы, упершись взглядом в стол.
Стоявший рядом со мной конвоир, после окончания чтения приговора, повернулся ко мне, всем своим видом и мимикой лица как бы сказал: "крепись, дружок, Русь выходила победительницей и в не таких схватках"! В "воронке", увозившим меня в Кишиневскую тюрьму, конвоир похвалил: "молодец, мужик!".
Думаю, этот документ как нельзя убедительно дает оценку и следствию, и Верховному суду МССР - совершивших репрессивный акт насилия над моей судьбой.
Одна, продвинутая интернетом женщина, прочитав по Интернету отрывок моего Воспоминания о Верховном суде МССР г. Кишинев, написала следующие, укоряющие меня, слова: "вспомните Господа нашего, как Он молился за распинателей: (может в ваших Воспоминаниях не вдаваться в такие подробности?). Бог знает, может, этих людей уже нет в живых, как закончилась их жизнь… страшно и подумать!".
Читая эти слова, я тоже вспомнил Господа нашего Иисуса Христа, сказавшего: Когда же будут предовать вас, не заботьтесь, как или что сказать, ибо в тот час дано будет вам, что сказать. Ибо не вы будете говорить, но Дух Отца будет говорить в вас.
Предаст же брат брата на смерть, и отец – сына; и восстанут дети на родителей и умертвят их… (Мф. 10,19-21).
А в случае предательства Иуды целованием, показал: у каждого человека на земле, есть предатель. Уверен, каждый сталкивался с предательством близких ему людей.
Описывая подробности суда, я не давал человеческих, или бесчеловеческих, характеристик судье В. Демидову. А показал ненависть и бездушие советской власти и КПСС, которые, олицетворенные в лице судьи Верховного суда МССР, проявили ко мне не только чрезмерную жестокость, но и глумление над подсудимым, принудив его оплатить свидетельские и экспертные показания обвинения.
Своими подробностями я ставил задачу показать всю дистрофию советской власти и КПСС, которые испугались обессиленного концлагерями и тюрьмами человека и дали ему новый длительный срок заключения строго режима наказания.
Время показало России и русскому народу всю слабость и ненужность как советской власти, так и КПСС. С уходом их из жизни страны, многие русичи стали аплодировать этому явлению. Я же подробным описанием суда сказал людям, что ни советская власть, ни КПСС не исчезли из России. Они просто сменили обличие и перестроились, вооружились западными методами распознавания друг друга условными знаками и ключевыми словами: "свой, - чужой". Под видом "демократов", они стали проводить в России западную идеологию Содома и Гоморры, продвигая свои кадры во все сферы жизни так называемыми "собеседованиями" при приеме на работу или продвижении в управленческих структурах. При советской власти они показывали друг другу партийные билеты КПСС. При нынешней "демократии" – условные знаки и собеседо<