На заре кооперации
Деревня Ширино Сталиногорского (сейчас Новомосковского) района Тульской области. Начало пятидесятых, мне лет 7-8 – совсем пацан, почти беспризорный весь световой день, скорый на ногу и любознательный донельзя. Таких в деревне немало, чуть старше, чуть младше, зараженных жаждой приключений и духом предпринимательства. Приключений хватало с избытком – в лесу, на стрельбище, в личных и общественных садах и огородах. С предпринимательством было гораздо хуже, и сводилось оно по причине почти полного отсутствия наличных к натуральному обмену.
Незатейливые наши деревенские игры просто жаждали какого-то интеллектуального начала. Кино было редко, телевизор к нам еще не добрался, но были диафильмы! В железных, или пластмассовых баночках с крышечками проживали чудесные 36-ти миллиметровые пленки с рисованными кадрами фильмов на самые разные темы. Были здесь и сказки и героические былины, и фильмы по рассказам известных детских писателей. Была даже редкая тогда фантастика. Кадры были цветные, с сопроводительным текстом. Фильмы можно было проектировать на экран через проектор, но о таком способе мы и не помышляли. А был у нас самый, что ни на есть простецкий кинескоп, умещавшийся на детской ладошке. Небольшой кубик с матовой задней панелью и увеличительным глазком на передней. Сбоку - колесико для ручной прокрутки фильма и устройство приема-передачи пленки. Через глазок мы открывали для себя красочные сказочные героические миры. По сути дела это были комиксы на целлулоиде. Американские комиксы, столь поносимые в нашей идеологии, в российском варианте были красочны, познавательны и увлекательны. Продавались они в небольшом магазине канцелярских товаров на окраине Сталиногорска.
Компания наша из трех пацанов в силу ограниченности средств каждого, организовала складчину. Сейчас бы это предприятие назвали обществом с ограниченной ответственностью (ООО), а тогда мы просто заключили устный союз и на общие теперь карманные деньги и деньги, под разными предлогами выпрошенные у родителей, купили мини-кинескоп и дюжину диафильмов. На несколько дней мы окунулись в фантастический и красочный мир приключений. Мы по нескольку раз просмотрели наши небольшие запасы диафильмов и решили, что надо расширять предприятие, но на новые диафильмы не было средств. Случай помог нашему проекту осуществиться и просуществовать почти два месяца. В то время по деревням ходило много старьевщиков, собиравших всякий бытовой хлам - вышедшие из употребления вещи и предметы домашнего обихода. На большой телеге у такого старьевщика были навалены горой скупленные за бесценок вещи, и стоял сундучок с всякими поделками-безделушками. Для ребятишек он был как сундук Али-Бабы. В нем было все, чего так жаждало детское сердце: самые разнообразные глиняные и деревянные свистульки, игрушки «уйди-уйди», или «тещин язык», мячики на резинке, бусы и колечки (конечно, самые простые, медные, но горящие золотым блеском), ножички и гребни, заколки и иголки, и много-много всяких других мелочей. Чтобы заполучить что-либо приглянувшееся, из дома тащили зачастую самое нужное. На это и рассчитывал старьевщик, получая вместе с тряпьем и вполне приличные вещи. Лучшее из добытого он сразу же припрятывал, а ребят одаривал всякими безделушками.
У нас в семье в это время жила собака, маленькая лохматая сучка по кличке Дамка. И как раз в день приезда старьевщика притащила она откуда-то высушенную, но еще не выделанную шкуру кролика - вопрос, что отдать старьевщику, отпал сам собой. Старьевщик, старый армянин долго и придирчиво осматривал добычу Дамки, ворчал на наличие нескольких маленьких дырочек (может от зубов, а может от дробинок), стараясь всячески сбить не назначенную нами цену, а потом предложил целую кучу столь привлекательных в другой ситуации игрушек, но мы стояли твердо – нам были нужны деньги. С большой неохотой (и видимым удовольствием) он расстался с назначенной самим собой суммой в размере десяти рублей – такой щедрой добычи мы и не ожидали. Так, случай в лице (то бишь морде) Дамки принес нам оборотный капитал.
Значительную часть капитала мы почти тут же раскатали на закупку новых диафильмов. Но нельзя же было и дальше полагаться на случай в виде Дамки, надо было изыскивать источник пополнения нашего постоянно уменьшающегося капитала. И такой источник вскоре был найден. То, что у нас появилось «ручное кино», скоро узнали многие. Мы охотно давали посмотреть всем желающим наши фильмы. Но когда у нас в очередной раз случился кризис наличности, то возникло предложение - взимать за каждый просмотр по пять копеек. Деньги небольшие, но желающих было много, и у нас вскоре появились вполне приличные наличные средства. Когда в кассе набиралось рублей пять, меня обычно отправляли за покупками в Сталиногорск.
Небольшая лавочка канцтоваров на окраине таила настоящие сокровища. Поначалу меня интересовали только диафильмы, но когда появились свободные средства, то я стал заглядываться и на другие товары. А поглядеть было на что. Какие там были ручки - и простые в виде деревянной палочки с устройством для перышка на конце - самых разных размеров и расцветок, и складные, в виде железной трубочки, в которую с двух сторон вставлялись железные же трубочки-перевертыши – на одном конце ручка, а на другом карандаш. Были и запрещенные в школе ручки-самописки, заправлявшиеся чернилами. А сколько там было перьев самых разных размеров и форм, почти сплошь запрещенных к употреблению в школе по причинам чисто- и правописания. Каждое перышко под своим номером. Мне особенно нравилось перышко «утиный носик», с утолщением на конце. Оно не царапало бумагу, не делало клякс и очень мягко писало. Но буквы, написанные таким перышком, получались одинаковой толщины, что по школьным правилам категорически не допускалось.
А какие здесь были наборы карандашей разных размеров и цветов, кохиноры разной твердости, двуцветные красно-синие, карандаши с линейкой на одной из граней. А какие ластики! Мечта школьника – красный жесткий ластик для стирания клякс, мягкие карандашные ластики разных размеров, форм и цветов. А точилки! А какое разнообразие тетрадей и блокнотов! И все это можно было купить, что мы и делали. Со временем у нас собралась вполне приличная фильмотека. Кроме того, наша компания была отлично экипирована канцелярскими принадлежностями. Через нас поставлялись в школу запрещенные к употреблению ручки, перышки и ластики, которыми можно было очень аккуратно подчистить неугодную оценку.
Предприятие набирало обороты, но длилось наше благосостояние недолго. Не знаю, на чем мы «прокололись», может быть, жалобы учителей, зависть других, не приобщенных подростков, но нам строго-настрого было приказано прекратить нашу коммерцию. На нас нажали на всех уровнях, от взрослых парней, до родителей и школы, и мы свернули столь успешно начатое и процветающее дело. Однако страсть к предпринимательству осталась и вылилась со временем совсем неожиданно для меня, в игру на фондовой бирже.
Дамка, первоначальный спонсор нашей компании, окончила плохо. Спустя некоторое время после своего щедрого вклада она заболела. Ее и несколько других дворняг покусала бешеная собака. Дамка стала выть, кружиться на месте, гоняясь за собственным хвостом, прятаться от людей. Это была первая стадия болезни, но лечить ее никто не собирался. Бешеную собаку пристрелили, и, чтобы не рисковать, решили истребить всех покусанных ею собак. У отца рука не поднялась самому застрелить почти члена семьи, а потому позвали соседа, у которого было ружье. Сосед наш частенько поддавал, вот и в тот день он был уже на взводе, и по этой причине, скорее всего, перепутал патроны. Свою двустволку он зарядил не жаканами, а патронами с мелкой дробью. Дамка с изрешеченным задом умирала долго. Она сначала визжала, потом только скулила и плакала, пытаясь только на передних лапах утащить свое уже не служившее ей тело подальше от таких жестоких людей. Ружье перезарядили и ее добили. Я об отстреле собак ничего не знал. Как раз в это время я был в школе, но, услышав многочисленные выстрелы в деревне, поспешил к месту событий. Застал я самый последний акт этой кровавой драмы и был потрясен до самых глубин своей ребячьей души. Людям в этом возрасте свойственно ударяться в крайности, а потому я почти месяц не разговаривал с отцом, виня его в убийстве своего друга. Со временем душевная рана затянулась, но еще долго мы не пытались даже завести себе нового верного члена семьи.
Жил-был Анри …
У меня в жизни было три собаки, и каждая оставила свой неизгладимый след. И если первых двух заводили родители, то третьего я завел сам. Какой породы заводить собаку – вопроса не стояло. В то, давнее уже время (начало 80-х) как раз прошел телесериал про шотландскую овчарку Лэсси. И уж такая она была красивая и умная, такая хозяйственная и сообразительная, такая замечательная нянька и защитница, что решено было мною однозначно – у нас будет только овчарка, и только колли. У нас к тому времени росла трехмесячная дочка, и я втайне надеялся, что из колли получится хорошая нянька.
Не помню уже, кто мне дал адрес клуба собаководов, но то, что я помчался туда незамедлительно, помню прекрасно. Клуб не впечатлил – в тесном закутке двух комнат полуподвального помещения, увешанных плакатами и дипломами, было пусто и … одиноко. За единственным столом, укутавшись в шаль по причине промозглой прохлады, притулилась пожилая женщина. Она сразу же мне сказала, что особого выбора сейчас нет, вот позже …. Но мне так нетерпелось заиметь щенка колли, да и время поездки в экспедицию на Курилы поджимало, что я отказался ждать перспективных приплодов, а сразу поехал по адресу заводчика у которого уже были на выданье почти месячные щенки. При этом я не озадачился даже поинтересоваться у специалистов признаками настоящей породы. Впрочем, если бы я даже и захотел это сделать, то выполнить это было бы непросто – знакомых кинологов у меня не было, и не существовало еще тогда всезнающего Интернета. Впрочем, меня тогда и не интересовала вся эта атрибутика элитности – мне нужен был не кобель-производитель, а друг и член семьи, а друзей не выбирают.
Заводчик мне понравился сразу – интеллигентный добродушный и радушный дядька сразу пригласил меня к столу, предложил крепкий ароматный чай с мятным листочком, и стал описывать все прелести своей овчарки Граны. И такая она оказалась умница и красавица, и кровей то чистокровных, и все признаки породы налицо: полный белый воротник, белый кончик хвоста и белые кончики лап и ног, и ниспадающие вперед кончики ушей, и все, все, все, что требуется для породистой колли. Грана сидела тут же, внимательно слушала хозяина и время от времени улыбалась, и всегда впопад, демонстрируя, что слова хозяина близки к истине. Была предъявлена ее родословная и куча дипломов и медалей, причем передник с медалями был тут же надет на Грану – она сразу стала серьезной и важной и окончательно завоевала мои симпатии.
Пора было переходить к выбору щенков. Хозяин сразу предупредил, что двух лучших он не отдаст – один «алиментный» по правилам уходит к хозяину кобеля, а другого уже выбрали до меня, но пока еще не забрали. Я не возражал – мне нужен был друг, которого я не собирался загружать хождением по выставкам.
Щенкам и маме была предоставлена отдельная небольшая, но уютная комнатка с полным набором собачьих радостей – подстилки, мисочки для еды и питья, игрушки с которыми усердно возились пять занятных щенов. Мне разрешили разуться и вступить туда для выбора своего предпочтения. Откровенно говоря, я растерялся – уж больно ответственное это дело выбирать себе друга. По счастью проблема разрешилась элементарно просто – один из щенов сразу отметил меня. Отметил самым натуральным образом – отделился от щенячьей компании, забавно ковыляя, поспешил ко мне и помочился мне на ногу. Хозяин поторопился заверить, что это хороший признак – меня признали и приняли за своего. Больше всего расстроилась Грана, которая виновато посмотрела на меня и тут же подлизала все за своим отпрыском. Я же был искренне тронут таким вниманием, и посчитал случившееся знаком судьбы. По счастью оказалось, что забияка был не из числа заказанных – выбор был сделан!
С хозяином договорились о цене (хотя и говорят, что друзей не покупают), правда, в рассрочку, и о том, что щенка я забираю сразу. Хотя отрывать его от мамки время еще не подошло, но на несколько недостающих дней заводчик махнул рукой, и я так и ушел со щенком, упакованным в мою старенькую шапку и в корзинку. На прощанье мне надавали кучу полезных советов по кормлению и воспитанию друга, а Грана, волновавшаяся все время смотрин и переговоров, так грустно-грустно посмотрела на меня, что сердце защемило от своей жестокости к хвостатой мамаше.
Вот так появился у нас Анри. Ах, да, почему именно Анри? Имя для породистой собаки вопрос немаловажный, подчиняющийся строгим правилам, но оставляющий и свободу воли для владельца. Главную роль в выборе имени играет мама щенка, вернее ее имя в сочетании с номером помета. У Граны это был третий помет, значит щен должен именоваться на третью букву ее имени – в нашем случае на «А». Имя должно быть короткое, звонкое, но и предостерегающее, желательно с буквой «Р». Тут я долго не думал – только АНРИ! В то время как раз с успехом демонстрировался фильм «Гусарская баллада» в котором лихо распевалась песенка на стихи А.Гладкова - она так и начиналась: «Жил-был Анри Четвертый, он славный был король …». А у нас будет славный пес АНРИ почти королевских кровей, подумал я – так и закрепилось за щенком это имя, и попало в родословную. Уже после, на выставках собак встречал я и однопометных братьев Анри – Атоса, Арамиса и Арчи, но это уже совсем другая история.
Вот мы какие
Про Анри и марафон
Не перестаю удивляться братьям нашим меньшим, которых мы с подачи Павлова продолжаем считать существами неразумными, подчиняющимися только инстинктам.
Я уже писал, как выбрал себе друга Анри (1), хотя и говорят, что друзей не выбирают. Получается, что иногда и выбирают, выбирают партнера для совместного времяпровождения, а вот дружбу его приходится завоевывать. Вот и Анри я приобрел месячным щенком и очень сожалел, что не успел завоевать его дружбу, поскольку вскоре улетел в экспедицию на Камчатку и Курилы.
Экспедиция предполагалась месяца на два, но как писал Твардовский: «Было гладко на бумаге, да забыли про овраги, а по ним – ходить». Вот и наши все расчеты поломались из-за погодных условий и жизненных обстоятельств, и двухмесячное предполагаемое турне по маршруту – Камчатка, Приморье, Сахалин, Курилы вылилось в пятимесячный круиз с множеством приключений и впечатлений.
Домой я вернулся только в середине ноября, и очень опасался, что за время такого долгого моего отсутствия Анри забудет своего несостоявшегося друга-хозяина, ведь знакомство наше было недолгим, да и Анри был тогда совсем молод. Ан, нет – вспомнил меня сорванец мгновенно, и, как только я открыл входную дверь, то сразу бросился мне на грудь и облизал лицо, и так и стоял, пританцовывая на задних лапах, передними упираясь мне в грудь и вращая неистово своим длинным пушистым хвостом. Это был уже не маленький щен, а великолепный почти девятимесячный пес-подросток.
Как мне потом жаловалась Лариса: «Вот, пестовала его почти полгода, кормила мясом свежим шесть раз в день (достать свежее мясо тогда, в начале восьмидесятых, было тяжело, и пришлось познакомиться с мясником), выгуливала каждые три часа, творожком собственного приготовления потчевала, чтобы косточки были крепкие, холила и лелеяла каждый Божий день, а таким счастливым вижу его впервые. Тебя он почти полгода не видел, а столько радости!».
Что мне было сказать любимой супруге? Что одно дело хозяйка – добрая и заботливая, и совсем другое дело – друг, которого сам же и выбрал в свое время (1). Так что я благоразумно промолчал. Теперь заботы о друге перешли на меня. Я был не против – общаться с умным другом было одно удовольствие. И на прогулки он меня вытаскивал регулярно. И все бы хорошо, но сказались мои экспедиционные похождения.
На Курилах, на острове Кунашир, приходилось мне часто забираться на вулкан «Менделеев». Вулкан считается спящим, но спит он весьма активно – пыхтит парами и фонтанами гейзеров, а ближе к кратеру земля местами просто горяча, и надо весьма осторожно выбирать маршрут, чтобы случайно не провалиться в пустоту. Практически, от подножия до самой вершины склоны вулкана покрыты зарослями бамбучника, стебли которого растут так густо, что через них практически не пробиться. И остается одна возможность подняться наверх – подниматься прямо по ручьям и речушкам, стекающим по склонам. Вот так и приходилось шагать практически день за днем в высоких резиновых сапогах да по холодной, а, зачастую, и ледяной воде. А в октябре нас замело метелью прямо у кратера вулкана, и хорошо, что на этот раз мы догадались взять с собой двухместную палатку и запас продовольствия. Так и провели вчетвером две ночи в палатке на двоих, и только на третий день, когда стаял снег, мы только к вечеру по ледяной воде ручья спустились в погранотряд.
Такие «ледяные» вылазки не прошли даром, и к зиме у меня так разболелись колени, что каждый шаг давался с трудом. Я старался не напрягать ноги, но на работу все равно приходилось ходить и с Анри гулять. Такое бережное отношение к конечностям ни к чему хорошему не привело, и к весне дело стало совсем швах – каждый шаг давался с болью. И решил я тогда, что клин надо выбивать клином, а боль – только болью – через «не могу». Я решил боль лечить бегом. Так и начали действовать вместе с Анри, и поначалу он был мной весьма недоволен, поскольку даже пробежка в несколько шагов давалась мне такой болью, что прогулки наши пришлось очень урезать по времени.
Но время шло, и к лету я уже пробегал сотни метров. Дом наш располагается на самой границе Национального парка «Лосиный остров» – собственно, между домом и лесом тогда пролегала лишь неширокая полоска травы. А в лесу была масса исхоженных дорожек. Которые я ранее, во время прогулок, промерял шагами, и теперь, наращивая объемы пробежек, я всегда знал – сколько пробежал на этот раз.
Анри всегда бегал со мной, то отставая, то забегая вперед, успевая при этом обнюхивать и метить кусты по сторонам. Когда расстояния еще исчислялись километрами, то я старался максимально разнообразить маршрут. И это было интересно нам обоим. Но когда объем нагрузок перевалил за десять километров, то мне стало трудно запоминать – сколько и по каким маршрутам я бегал, и я перешел на один – самый протяженный маршрут. И теперь считал только количество его пробеганий. Это было не так интересно, но зато позволяло контролировать наращивание нагрузок и время по кругам. Такая тактика Анри явно не понравилась – пробежав один круг, и прометив маршрут он терял интерес к последующему следованию по нему раз за разом. А потому он стал сам со временем разнообразить его, срезая углы маршрута, и поджидая меня впереди. А то и вовсе пропадал надолго по своим собачьим делам, но неизменно возвращался и встречал меня впереди.
Я по-настоящему увлекся бегом, и даже успел забыть про причину его начала. Но поведение Анри стало меня смущать все больше и больше. Когда объем пробежки переваливал за полтора десятка километров, он отставал от меня и возвращался в начало маршрута. Может молодой еще пес уставал к этому времени? А, может, не понимая необходимости бега раз за разом по одному и тому же маршруту, считал это занятие бестолковым и не отвечающим его собачьим интересам. Впрочем, это было неважно, но бегать в одиночку мне стало, откровенно говоря, скучно. Была у меня идея фикс – пробежать дистанцию марафона. Ноги уже ничуть не болели, и даже не уставали после пробежек, и, как-то раз, я решился устроить им экзамен на выносливость.
Все было как обычно – Анри сначала бежал со мной, но километров через пять начал хитрить и срезать углы, а после десятого километра отстал, но неизменно встречал меня в начале каждого круга, немного провожал и опять отставал. Видя его, я успокаивался и продолжал бег, но к двадцатому километру его не оказалось и в начале маршрута. Видно не рассчитал время моего прибытия, подумал я, и продолжил бег. Но его не оказалось и на следующем круге, и на следующем, и меня все больше стало охватывать беспокойство. С каждым кругом оно нарастало, но я терпел – уж очень велико было желание пробежать сорок два километра сто девяносто пять метров – классический марафон, благо усталости почти не чувствовал, и очень надеялся на успех. Однако, к тридцатому километру, не встретив Анри после очередного круга, беспокойство пересилило желание – я сошел с привычной уже дистанции и начал розыски пропавшего пса.
Домой он не возвращался, не было его и возле домов в ближайшей округе, и возле домов в отдалении. И тогда начался мой повторный забег по многочисленным парковым дорожкам с посещением лесничества, пруда, поляны сказок и, тогда еще существовавшего, собачьего тренировочного лагеря. Добрался в забеге даже до отдаленного кладбища, но все без результата. Я совсем отчаялся, а потому повторил поиск опять, посетив все примечательные места, и побегав по всем дорожкам. Таким образом, больше часа пробегал я безрезультатно в хорошем темпе в поисках беглеца, но его и след простыл. От огорчения я даже и про усталость забыл, и готов был длить и длить поиски, но уже стемнело, и я повернул к дому.
У подъезда сидел понурый, но вполне довольный собой, Анри. Он так и побежал ко мне – поджав хвост и улыбаясь вовсю пасть, выражая всем своим видом и раскаяние, и радость. Ну, и как было ругать этого повесу? На радостях я простил его безоговорочно. Он, конечно, был виноват в том, что убежал, но, в конце концов, проступок его привел к тому, что я все-таки осуществил свою идею-фикс – пробежал классический марафон, а, может и больше. Конечно, по кругам я преодолел всего тридцать километров, но потом, как ошалелый мотался по окрестностям еще более часа, и за это время я вполне пробежал больше, чем недостающие двенадцать с хвостиком километров.
Вот так и не знаешь – где найдешь, а где потеряешь, ведь не факт, что я смог бы преодолеть намеченное без этой своеобразной «помощи» Анри.
На этом, собственно говоря, и закончились мои забеги. Ноги поправились полностью, идею-фикс я воплотил, а Анри проявил стойкое нежелание тратить собачьи силы на какие-то бесполезные забеги, отвлекающие его от насущных собачьих проблем. Про историю с побегом вскоре забыли, а зря – позже она аукнулась мне в Хибинских горах, но это уже совсем другая история.
Добром за добро
Вот говорят: «Не делай добра не получишь зла», так я с этим совершенно не согласен – добро это основополагающая концепция всего живого и разумного, ее принимают и поддерживают не только люди, но и братья наши меньшие. Многие скажут – но они же неразумные. Еще какие разумные, просто интересы их лежат в другой плоскости мировоззрения. Но зачастую те, кого мы приручили, поневоле перенимают привычки и порядки своих хозяев. Впрочем, ближе к делу.
Кошек в семье никогда не было. Даже когда мы въезжали в новую квартиру, мы так и не нашли кота, чтобы запустить его первым, и судьбе видимо было суждено исправить это упущение. Однажды, когда жена моя Лариса, разговаривала на лестничной площадке с соседкой, мимо них и в открытую дверь квартиры прошествовала кошка. Лариса было вознамерилась прогнать непрошенную гостью, но соседка остановила: – «Кошка в дом счастье приносит». Против такого аргумента не возразишь, и кошка в одночасье была признана членом семьи. Но, Господи, каким же голодным и запущенным оказался этот член.
Все предложенное съестное сметалось моментально, а потом уже пополневшая гостья жадно лакала молоко из блюдечка. Поев, кошка потянулась, замурлыкала и легла отдыхать на коврике у двери – видимо еще не очень веря, что уже утвердилась в правах.
Вечер ушел на приведение ее в порядок – мытье со специальным противоблошиным шампунем в семи водах, сушка феном и причесывание. По окончании всех процедур миру предстала весьма симпатичная классическая сиамка с элитным хвостиком-помпончиком – настоящий бобтейл. И у кого поднялась рука выгнать на улицу такую красавицу?
Вопрос об имени решился на удивление легко и быстро – Ника, только Ника, богиня сама определяющая свою судьбу. Имя понравилось всем, в том числе и Нике, которая приняла его с гордостью и стала практически сразу на него откликаться. И кто сказал, что сиамцы злые и необузданные – Ника была сама доброта и ласка, тянулась к людям, всячески показывая свою благодарность за добрый приют.
Но видимо она долго прожила на воле, и ее неудержимо тянуло на улицу. Часто она сидела у окошка, глядя на знакомый двор, а то шла к двери и тоскливо лежала на коврике у выхода. Делать нечего – Нике купили ошейник и поводок и стали выводить на улицу. Миниатюрной коротколапой кошечке прогулочные аксессуары не понравились – она предпочла восседать у меня на плече, когда мы шли по двору, а в Лосиноостровском парке, примыкавшем к дому, я отпускал ее пощипать травку и поохотиться.
И все бы ничего, но как-то однажды мы переходили двор. Ника сидела у меня на плече, смотрела с высоты с достоинством на проходящих собак, а на самых наглых угрожающе шипела – видимо были у нее в дворовую бытность стычки с ними. Обычно собаки, остерегаясь сердитой кошки, находящейся еще и под защитой человека, сторонились нас. Но тут во двор выпустили погулять сеттера. Этот интеллигент собачьего мира повел себя явно не по интеллигентски. Видимо, натаскивали его на кошках, а потому он сразу бросился мне на грудь. Тут уж перепугалась Ника, соскочила с плеча и юркнула в подвальное окошко соседнего корпуса – сказалась видимо ранее приобретенная сноровка.
Вот так новость – только приютили кошку и вот опять потеряли? Счастье, стало быть, ушло? Так мы не договаривались. Я походил вокруг дома. Покричал в каждое подвальное оконце, подождал, Ника не вышла - ладно, проголодается и придет, как в первый раз. До вечера кошка не показалась, не было ее и утром, не было и в обед. Лариса расстроилась ужасно - счастье надо было возвращать.
Бомжей в те времени было несравненно меньше и о террактак мы еще и не слышали, а потому двери в подвал тогда еще не закрывались на замок. До этого я в подвале не был и плохо представлял себе, сколько же там всего наворочено из труб, и сколько закоулков. И какая темнота сплошная – пара маленьких, в размер кирпича, окошек под потолком света не прибавляла, а служила только ориентиром для кошек. А кошки здесь были, грелись на теплых трубах и шарахались из-под ног. Коробок спичек, взятый по наивности, скоро опустел, а я нисколько не продвинулся в поисках – пришлось возвращаться за фонариком. В доме фонарика не нашел, а потому возвращение свелось к поездке в магазин, где и куплен был «жучек» - ручная динамо-машина, удобно умещающаяся в кулаке и дающая свет только при непрерывном нажатии рычажка. В детстве у меня был такой, и мне нравилось, что он не требует батареек, а при нажатии упоительно жужжит.
Кошкам в подвале жужжание и свет не понравились, и они кидались врассыпную при моем приближении. Каких только хвостатых здесь не было – всех пород, мастей и размеров, не было только Ники. Я был настойчив и стал последовательно обходить все закутки, заглядывая под все трубы, и в самом дальнем углу подвала нашел-таки беглянку. Она сидела на пристеночке, вжавшись в угол, и я очень боялся, что она испугается и убежит. Но все обошлось, Ника узнала мой голос, узнала свое имя и подпустила меня. Возвращение было радостное и хлопотливое. Пришлось повторить все водные и косметические процедуры первого знакомства. Ника все смиренно терпела, а потом с урчанием насыщалась свежим мясом и напивалась теплым молоком – жизнь опять виделась ей в розовом свете.
Она по-прежнему посиживала на подоконнике, глядя во двор, но у дверей на коврике уже не лежала и на улицу не просилась, а стремилась чем только можно выразить свою благодарность. И чувствовалось, что хочется ей сделать для нас что-то большее, но что? И ходила она задумчивая, но потом видимо пришла к какому-то решению, и с тех пор все в доме завертелось колесом. Ника ходила возбужденная, отирала все углы и напрашивалась на ласку, но, ни ласка, ни обильное питание возбуждение не снимали. Отчаявшись от такой людской непонятливости, кошка приступила к более решительным действиям – стала кататься по полу и орать «нечеловеческим» голосом. Тут только мы и узнали, какой неприятный, громкий и скрипучий голос у прекрасной сиамки. Такое поведение нас изрядно переполошило – физически Ника была в прекрасной форме, но физиологически …. В общем, вспомнили мы, что на дворе-то уже весна, и дочка для которой весенние настроения были более понятны, чем нам с Ларисой, пообщавшись с подругами у которых тоже были кошки, решительно заявила: «Ей нужен кот!».
И кот нашелся у одной из дочкиных подруг – огромный, замечательный сиамский котяра, чемпион Москвы. Его одолжили на пару дней, доставили в переноске, и Вини (Вениамин) тут же начал наводить в доме порядок, строить всех согласно собственным представлениях об иерархии в прайде. Тут-то нам и припомнились все разговоры о сиамском характере. Первым делом Вини прошелся по всем комнатам, потом вспрыгнул на новенький «Panasonic» (с которого мы пылинки сдували), стал выше всех в доме, и свысока стал наблюдать за поведением членов своего временного прайда. Лариса попробовала согнать его тряпкой, но он ощерился, зашипел, а потом так заорал, что нас сковал ужас - сразу стало ясно кто на ближайшие дни в доме (то бишь в прайде) хозяин.
После отбытия Вини Ника ходила умиротворенная и усиленно питалась, а вскоре начала и полнеть. Месяца через два стало ясно – на днях будет приплод. Мы заранее приготовили ей домик с мягкой теплой подстилкой, и она с благодарностью в него переселилась. Поутру каждый раз мы заглядывали к ней, но она не торопилась. А окотилась она, по всей видимости, ночью, вылизала своих слепых крошек, накормила их и по одному перетаскала к нам на постель, а конкретно – мне подмышку. Вот оказывается, что она задумала за наше доброе к ней отношение – подарить нам самое дорогое, что у нее есть - свое потомство. Двое из этого помета, чистопородные и очень добрые красавцы Максимилиан и Алиса так и остались жить с нами, и от Алисы потом пошло наше многочисленное кошачье поголовье. Больше Ника уже не рожала.
Тимоша и родословная
Я совершенно не суеверный человек, но общение с братьями нашими меньшими нет-нет, да и наводит на мысль – а может быть и правы в чем-то индийские мудрецы, говоря о реинкарнации. Так вот, наш кот Тимоша в одной из прошлых своих жизней, скорее всего, был хозяйственником – обстоятельным, добротным, вникающим в каждую жизненную мелочь. Чистокровный сиамец, бобтейл, у которого в дедушках был чемпион Москвы, Тимоша пошел явно не в дедушку.
Когда наша дама неопределенного возраста, Ника (я как-нибудь поведаю Вам ее недолгую, но увлекательную историю), начала по весне кататься по полу и истошно вопить (а голос у сиамцев далеко не благозвучный), то мы поначалу испугались, что она заболела. Но аппетит у кошки был отменный, глазки горели, а все ее поведение просто источало крайнюю степень влюбленности, а потому мы быстро сообразили, что у нее весенний рецидив потребности в любовном партнере.
Кошачья какофония затянулась на несколько дней и, в конце концов, растопила наши ледяные сердца. Предпринятые поиски привели к замечательному результату – знакомые принесли нам на двухдневный постой роскошного кота, чемпиона Москвы, голубоглазого, длинноногого и длиннохвостого сиамца Винни.
Кот, как и положено настоящему чемпиону, сразу же повел себя гордо и независимо, и стал строить обитателей нашей трешки, сообразуясь с собственными представлениями о прайде. Незадолго до описываемых событий мы купили прекрасный по тем временам (начало девяностых) цветной телевизор «Panasonic». До этого нам приходилось довольствоваться маленькой черно-белой «Электроникой» с экраном размером с поздравительную открытку, купленной в эпоху тотального дефицита. Тогда на работе на всю лабораторию (18 человек) спустили право покупки одного транзисторного мини-чуда, и я, никогда в лотереях не побеждавший, вытянул вожделенный билетик. «Электроника» долго и честно служила нам (кстати, она сейчас на даче и до сих пор в рабочем состоянии), но со временем захотелось чего-то более солидного. И вот роскошный цветной «Panasonic» с 21-дюймовым плоским экраном и автоматической настройкой каналов. Можете себе представить, как мы гордились такой покупкой – водрузили ее на высокий комод и старались сдувать с нее каждую пылинку.
Так вот, Винни, познакомившись с обстановкой, деловито подошел к комоду и одним прыжком с пола перелетел на обожаемый нами «Panasonic», поставив себя, таким образом, по положению выше всех обитателей квартиры. Ларису, которая как раз направлялась с тряпкой протереть наше сокровище, такое беспардонное поведение постояльца крайне возмутило. Сделав серьезное лицо, она попыталась тряпкой смахнуть наглеца. Но тут Винни показал, кто глава этого, пускай временного, но прайда. Подняв практически вертикально свой длинный узкий хвост, выгнув спину и вздыбив шерсть, он зашипел, а потом и заорал таким устрашающим голосом, что Ларису как ветром сдуло – на два дня наш прайд обрел своего главу.
Вы, наверное, уже поняли, что это был знаменитый дедушка нашего Тимоши. От него Тимоша и унаследовал полную независимость и способность постоять за себя, все остальное же от своей мамы, Алисы – коротколапость, хвост помпончиком (бобтейл), а также крайнюю доброту и любознательность, которые впоследствии неоднократно ввергали его в различные жизненные приключения. Но об этом уже совсем другие истории.
Медвежатник Лакки
Каждый раз, глядя на поведение братьев наших меньших, вспоминаю Павлова и поражаюсь – как можно было объяснять поведение животных только рефлексами? А они ведь думают, соображают и согласовывают свои действия с обстановкой и обстоятельствами. И у каждого свои черты характера и свои особенности поведения, так что и к ним применимо понятие личности.
Про Тимошу я уже неоднократно писал, и вы могли убедиться в его уникальности. Попробую немного рассказать о другом нашем питомце – о Лакки. Это был один из первых наших полусиамов, и появление его на свет прямо связано с нашим желанием уберечь его маму Алису от очередного потомства.
Как-то уже очень глубокой осенью, в самом преддверии зимы, когда у Алиски наступил очередной любовный период, мы с Ларисой решили поберечь ее от наших доморощенных котов, взяв с собой на недельку на дачу. Уже подмораживало, дачный сезон завершился, и, кроме сторожа, на участках уже никто не жил, так что мы с чистой совестью верили в свою спасательскую миссию.
Почти трехчасовую поездку в электричке Алиска перенесла вполне хорошо, но за получасовое путешествие в переноске от платформы до дачи ее основательно укачало.. По дороге мы действительно не встретили ни души – поселок был пуст, тих и явно готовился к зиме. Под ногами похрустывали первые льдинки, изба была выстужена, и мы первым делом стали растапливать печь, а укачанную Алиску выпустили проветриваться во двор. Когда же, минут через пять, уже затопив печь, я выглянул в окошко, то изумлению моему не было предела – по дорожке рядом с домом прогуливалась наша миниатюрная Алиска бок обок с огромным черным котом.
Как говорится, от судьбы не уйдешь, и в нашем прайде вскоре появился выводок абсолютно черных зеленоглазых котят, в которых сиамская половина практически никак не отражалась. Котят со временем раздали (оказалось, что именно черные пользуются повышенным спросом), но себе на счастье оставили одного, у которого хоть что-то свидетельствовало о сиамской родословной, и назвали его Лакки – счастливчик по-английски. От мамы Алиски унаследовал он лишь ломаный хвост, но если у Алиски он был сломан в нескольких местах и <