Я не успела опомниться, как таксист высадил меня на обочине. Кругом была кромешная темнота, лишь где‑то вдалеке отсвечивали фары припаркованного автомобиля.
– А куда идти‑то?
Водитель махнул рукой в сторону тускло поблескивающих фар.
– Мерси. – Я протянула ему три сотни.
– Не надо, – замотал головой он. – Я ничего не возьму.
Взревел мотор, машина с незапертой дверцей круто развернулась на дороге и понеслась обратно в город. Я с тоской посмотрела ей вслед. Похоже, придется заночевать в замке. Я‑то надеялась, что таксист подождет меня снаружи, а потом отвезет в Париж. Интересно, что же его так напугало? И где я теперь найду такси за городом среди ночи?
Я огляделась. Шагах в десяти от дороги тянулся длинный каменный забор. Здания за ним было не видно: территория частных владений не освещалась, а тусклого света редких дорожных фонарей было недостаточно для того, чтобы разглядеть что‑то в стороне. Только узловатые ветви древних деревьев кое‑где свешивались за ограду. Похоже, сразу за ней находится парк.
Я осторожно двинулась по обледеневшей обочине в направлении ворот, но прошла всего несколько метров, как шпилька предательски хрустнула и, не удержав равновесия, я упала на припорошенную снегом землю. Черт! Я сломала каблук, я порвала чулок, я испачкала единственное пальто, которое взяла с собой в поездку. Внимательный и заботливый Париж остался там, где в ночи золотится силуэт Эйфелевой башни, а по бульварам разносится аромат кофе и жареных каштанов. Я неосмотрительно сунулась на чужую территорию, где мне были совсем не рады. Словно в подтверждение этому ледяной ветер бросил мне в лицо горстку хрустальных осколков и отхлестал по щекам морозными пощечинами. Мне стало так жаль себя, что захотелось срочно включить телефон, набрать номер Вероник и услышать, что за мной уже едет служба спасения на белом лимузине. Я уже нащупала в сумочке телефон, как ветер взревел шумом мотора и по дороге промчался черный, почти невидимый в ночи автомобиль с погашенными фарами. Я похолодела. Если бы я не упала, он бы меня сбил. Тусклого света на дороге было недостаточно, чтобы видеть вдаль, а автомобиль несся на такой скорости, что не заметил бы меня.
Забыв о телефоне, я поднялась с земли и прищурилась, пытаясь разглядеть, что происходит у ворот замка, где остановился автомобиль. Ветер донес спор голосов на повышенных тонах, и вдруг ночь разорвали солнца фар, вспыхнувших у ворот. Я невольно шарахнулась в тень, боясь, что меня обнаружат. Сколько же там машин! Не меньше шести. И все стояли рядом с воротами, укрывшись в темноте. Из подъехавшей машины вышла женщина в шубе, что‑то властно бросила водителю, вышедшему из другого автомобиля, тем самым погасив возникший спор. Тот молча посторонился, пропуская женщину за ворота. Сделалось так тихо, что я даже слышала стук ее каблучков. А может, просто показалось.
И что все это значит? С какой стати какие‑то люди тайно собираются в моем замке?! Уж не проводят ли в замке какие‑нибудь черные мессы? Это бы объяснило странное поведение таксиста. И, в конце концов, кто их туда впустил? Горя праведным возмущением, я схватилась за телефон. Сейчас позвоню в полицию и скажу, что в дом забрались посторонние. Нарушение частных владений – серьезный проступок. Черт, я ведь даже не знаю номер парижской полиции. Тогда надо звонить Вероник – что это еще за шабаш в моем замке? Пусть вызывает Андрея и нарушителями занимаются Гончие.
Я в нерешительности подержала трубку в руках и, так и не включив ее, убрала в сумку. Вероник начнет отчитывать, что я обманула шофера, потом примется удивляться, как меня занесло так далеко за город. Выслушивать нотации не хотелось. Хватит мне сломанного каблука и того, что меня чуть не сбила машина. Разберусь во всем сама. Я с сомнением посмотрела на ворота, которые опять погрузились в темноту, спрятав припаркованные автомобили, и, прихрамывая на одну ногу, двинулась вдоль ограды в противоположном направлении. Должен же здесь быть другой вход!
Однако ковылять было тяжело, ограда казалась монолитной каменной стеной безо всякого зазора, а чем дальше от дороги, тем сильнее сгущалась темнота. Я остановилась, задрала голову, оценивая высоту стены, и принялась стаскивать сапоги. Обувь полетела за ограду, а я только сейчас подумала о собаках, которые, возможно, охраняли территорию. Вот будет здорово услышать заливистый собачий лай и улепетывать босиком по снегу, а потом ловить машину! К счастью, тишину ничто не нарушило. Я, повеселев, забросила за ограду сумку и, ухватившись за выступающие камни, подтянулась над землей. Вот уж не думала, что буду лезть на территорию собственного замка, как преступница. Нет, я, конечно, не ждала красной ковровой дорожки и ряда слуг, выстроившихся вдоль нее по росту. Но все‑таки я рассчитывала войти в замок с парадного входа.
По эту сторону ограды было тихо. Я торопливо натянула сапоги на успевшие закоченеть ноги, подняла с земли сумочку и огляделась. Как я и предполагала, замок окружал парк. Голые скелеты деревьев представляли собой зловещее зрелище, и я торопливо двинулась вперед, к темной громаде замка в центре. Вокруг не было ни души, но я то и дело оглядывалась по сторонам, будто бы и впрямь была вором, забравшимся на чужую территорию, а не законной владелицей, решившей наведаться в свое поместье.
Толком разглядеть замок не удалось – он не был освещен, лишь слева в окнах первого этажа колебались в тусклом свете какие‑то тени. Так, какая‑то громада с двумя протыкающими небо острыми, как рога, башенками по краям и светлой лестницей, высокой и узкой, похожей на высунутый язык. В какой‑то момент замок даже показался мне головой гигантского черта, выбравшегося из преисподней и протолкнувшего наружу рогатую башку. А чего еще ожидать от Жана? Уж явно не сказочного дворца Спящей красавицы.
Укрывшись в тени ближайших к зданию деревьев, я выждала несколько минут, разведывая обстановку. Вопреки моим опасениям, охраны на крыльце у главного входа не было видно. Похоже, что шабаш, если он и имел место быть, проходил в атмосфере строгой секретности, и все посторонние остались за оградой. Что ж, надеюсь, за дверью меня не ждет толпа вооруженных до зубов головорезов, как когда‑то на заброшенной фабрике…
Собравшись с духом, я что было сил рванула через площадку с засыпанным снегом фонтаном в центре, которая отделяла замок от парка. Сломанный каблук несколько замедлял мою скорость, зато одна шпилька стучала по брусчатке куда тише, чем пара. Рывок, другой – и вот я уже взлетела по ступеням и прижалась к двери, прислушиваясь. Тишина. Дверь была не заперта и под весом моего тела сдвинулась, впуская меня.
Внутри моего замка было темно и сыро. Похоже, здесь давно не топили. А я‑то так надеялась согреться! Но ничего, все теплее, чем на улице. Откуда‑то доносились взволнованные голоса. Я прислушалась – женские. Чтобы не привлекать внимания, пришлось снова снять сапоги и припрятать их в углу у входа за какой‑то пузатой вазой. Ногам тут же сделалось зябко, но лучше уж померзнуть, чем выдать себя. Стараясь ступать по коврам, избегая холодного пола, я двинулась на шум голосов.
Пахло сырым камнем, гнилым деревом и прелой шерстью. Но все эти запахи старого замка перебивал чуждый и неожиданный аромат женских духов. Не одних, а целого коктейля из нежных цветочных, свежих цитрусовых, тяжелых сандаловых и пряных мускусных оттенков. Может, я попала на тайное заседание парфюмеров? Но с какой стати они устроили его в моем замке?!
Я шла через анфиладу погруженных в темноту комнат, держась за углы мебели, скользя рукой по настенным гобеленам, натыкаясь на какие‑то неизвестные предметы. Я не боялась темноты, которая скалилась на меня провалами каминов и отсчитывала секунды грохотом стрелок старинных часов. Непонятная уверенность в том, что впереди меня ждет что‑то очень важное, толкала меня вперед.
Голоса становились ближе. Незнакомки о чем‑то оживленно спорили, и я уже внутренне напряглась, представив себе картину какого‑нибудь жестокого ритуала, который увижу в зале.
Вот и последняя комната, отделявшая меня от таинственных гостей. Мне повезло: дверей между двумя комнатами не было, их соединяла арка. А в трех шагах от нее располагалось окно с тяжелой бархатной портьерой, в складках которой могла затаиться целая группа шпионов. Теперь надо только дождаться, пока разговор вновь достигнет повышенных тонов, и скользнуть за занавеску. Там я буду надежно укрыта и при этом буду видеть и слышать все, что происходит в комнате.
Разговор шел на английском.
– Ну и что все это значит? Я начинаю терять терпение, – донесся до меня высокий женский голос.
– Бред какой‑то, – тихо фыркнул другой.
– Я летела сюда одиннадцать часов, отменила гастроли, мой продюсер меня чуть не убил и орал, что я полная идиотка. – красивый мелодичный и смутно знакомый голос вибрировал от негодования. – Я прилетаю в Париж, сразу из аэропорта мчусь сюда, чтобы поспеть к назначенному часу, – и что я здесь вижу?.. Да, Роджер был прав, я полная идиотка. – Голос разразился мрачным хохотом. – Чтобы я еще когда‑нибудь поверила Жану!
– Надеюсь, это его последняя шутка, – хмуро отчеканил другой голос.
Сколько же их там? Движимая любопытством, я сделала шаг вперед. Как назло, женщины притихли, и в наступившей тишине скрип половицы показался оглушительнее взрыва бомбы.
– Что это? – взволнованно вскрикнула певичка с мелодичным голосом.
– Я проверю. – В тусклом свете к арке метнулась чья‑то тень.
Но я успела нырнуть за занавеску сбоку от другого окна, подальше от входа, прижалась к стене и затаила дыхание. Портьера превратилась в занавес, и на нем, как в театре теней, показался гибкий женский силуэт. Девушка была в джинсах и куртке. Короткая мальчишеская стрижка задорно топорщилась на затылке, на шее – шарф, который через штору выглядел как капюшон кобры. Да и сама она – гибкая, напряженная, с длинной шеей – похожа была на змею, выползшую на охоту.
Сердце колотилось как бешеное: казалось, его слышно даже в Париже. Девушка сравнялась со мной и, не останавливаясь, двинулась дальше. Я в облегчении прикрыла глаза. И через мгновение услышала, как с шумом втягивают воздух чьи‑то ноздри в каких‑то сантиметрах от меня. Сердце свинцом налилось в груди. Она вернулась. Она стояла от меня на расстоянии руки. Она замерла, словно гончий пес на охоте. Она меня почуяла? Ее рука взметнулась вверх, легла на край портьеры. Ее лицо, обращенное ко мне в профиль, еще смотрело в стекло окна, но бархат уже стал собираться в складки, потек к ее пальцам, лишая меня надежного укрытия. Еще несколько движений пальцев, похожих на перебирание лютни… и Кобра обнаружит меня.
– Ну что там? – нервно окликнул ее голос из зала.
Девушка тряхнула головой, и пальцы выпустили из рук бархат. Занавеска упала на пол, накрыв меня с ногами. Застучали быстрые шаги, тень удалилась со сцены, вернувшись в зал.
– Это сквозняки, – доложила она.
– Ты уверена?
– Дом старый, чему тут удивляться?
Воспользовавшись перепалкой, я перебежала к крайнему окну и нырнула под занавеску. Теперь мне был виден почти весь зал.
Вопреки моим опасениям, ничего противоестественного вроде начерченной на полу шестиконечной звезды или стола с распластанной на нем ритуальной жертвой я там не обнаружила. Стол был, но самый обыкновенный – дубовый, длиной почти в полкомнаты. Часть женщин сидела за столом. Блондинка с короткой стрижкой, в платье из новой коллекции Живанши, безупречно сидящем на стройной фигуре, стояла у окна. Миниатюрная брюнетка с двумя косами заинтересованно изучала содержимое серванта. Между прочим, моего серванта! Блондинка с гладким каре, лица которой я не видела, демонстративно пялилась на кольцо, отставив в сторону холеную руку с кроваво‑красным маникюром. На ее шее был повязан шелковый шарф того же оттенка. Еще одна, изящная брюнетка с густыми пышными волосами, которые так и просились в рекламу какого‑нибудь шампуня, обхватив себя за плечи и кутаясь в короткое манто не по сезону, прохаживалась из угла в угол. Когда она повернулась ко мне лицом, я не поверила глазам. В сыром неотапливаемом замке вампира Жана невесть как очутилась голливудская богиня Ванесса Рейн! Но еще более невероятным было то, что Ванесса, всегда самоуверенная, всегда великолепно державшаяся перед камерами, сейчас выглядела растерянной, словно какая‑то ушлая нимфетка обошла ее на кастинге перед съемками нового фильма Спилберга. Это было так невероятно, так неправдоподобно видеть ее здесь, что я даже не поняла ни слова из того оживленного разговора, что завязался тем временем за столом по‑английски.
Поразило меня даже не то, что знаменитая красавица оказалась вампиром. Первый шок от звезд в кругу вампиров я пережила еще во время дебютной вечеринки в Москве. Но те звезды не шли ни в какое сравнение с блеском Ванессы Рейн. Она была не просто звездой, она была солнцем. Она ослепляла своей красотой, и в то же время от нее невозможно было отвести глаз. Она считалась одной из самых красивых актрис Голливуда и притом едва ли не самой талантливой из всех. Фильмы с ее участием неизменно становились лидерами проката, и в свои двадцать четыре она уже получила первого «Оскара». Режиссеры ее обожали, публика боготворила, критики признавали ее талант, репортеры отслеживали каждый ее шаг. Даже странно, что вокруг замка не выстроились десятки машин папарацци! И то, что сейчас она находилась в замке Жана и так открыто, по‑человечески нервничала, привело меня в полнейшее замешательство. Я никогда не видела Ванессу Рейн такой. Я никогда не видела Ванессу Рейн так близко. И от этой ее близости у меня перехватило дыхание. А женщины, сидящие за столом, совсем не обращали на Ванессу внимания. Как будто каждый день рядом с ними находятся звезды всемирного масштаба. Быть может, так и есть? Кто же они, эти дамы?
Из‑за ограниченного обзора я смогла разглядеть лица только трех из них, но шатенка с тусклым цветом волос и невыразительным лицом, задумчивая брюнетка с фарфоровой кожей, волосы которой были повязаны ярко‑голубым шелковым шарфом, и аристократичная темноволосая леди средних лет со стильным каре были мне незнакомы. Остальные или находились ко мне спиной, или располагались вне поля моего зрения.
На первый взгляд у женщин не было ничего общего. Единственное, что их объединяло: все были одеты дорого и не по погоде, что выдавало в них таких же приезжих, как и я. Но даже в одежде однообразия не было: у кого‑то деловой костюм, у кого‑то нарядное платье, у кого‑то удобный casual.
Мелодия из кинофильма про Джеймса Бонда внесла неожиданное оживление в воцарившуюся тишину. Половина женщин испуганно вздрогнули и повернули головы, а девушка с блестящими каштановыми волосами, сидящая ко мне спиной, изящным жестом вынула телефон из сумочки и ответила на вызов.
– Я слушаю, – нейтрально сказала она. Мгновением позже ее голос сделался ледяным, как айсберг, протаранивший «Титаник». – Откуда у вас этот номер? Я еще раз спрашиваю, кто тебе дал этот номер, придурок? – И девушка разразилась такими английскими ругательствами, которые я не слышала даже в сериале «Побег из тюрьмы» из уст матерых зеков. – Еще раз сюда позвонишь со своими вопросами – будешь кормить акул в океане, понял?! – Она бросила телефон на стол и с извиняющейся улыбкой повернулась к соседкам: – Прошу прощения. С ними по‑другому никак, иначе съедят.
Увидев ее профиль, я чуть не ахнула. В нескольких шагах от меня сидела ни много ни мало Орнелла Дамиани – знаменитая супермодель и любимица светской хроники. Ее смеющиеся карие глаза взирали на мир с высоты билбордов во всех мегаполисах. Ей приписывали романы с принцами, шейхами и голливудскими звездами. Она и сама засветилась в Голливуде, снявшись в роли девушки Бонда, и еще раз подтвердила аксиому, что из успешных моделей редко получаются хорошие актрисы. Однако сама она, похоже, так не считала и гордилась этим эпизодом в своей карьере. Даже мелодию из фильма себе на мобильный поставила, чтобы каждый звонок напоминал о днях кинославы.
– На будущее избавь нас, пожалуйста, от подобных сцен, – недовольно обронила хрупкая шатенка с длинными прямыми волосами, повернувшись к ней и давая мне себя разглядеть.
Происходящее уже не укладывалось в моей голове. Сперва Ванесса, потом Орнелла, а теперь еще и шатенка, оказавшаяся поп‑принцессой Дарлой – именно таким титулом окрестили юное, знаменитое во всем мире дарование. Пока Бритни Спирс брила череп, демонстрировала журналистам трусы и делила с мужем детей, молодая звездочка Дарла времени зря не теряла и уверенно отвоевала у бывшей поп‑принцессы ее титул и место на музыкальном олимпе. К чести Дарлы стоит признать, что она не была клоном сладкоголосой куколки Бритни ни внешне, ни по поведению, ни в музыке. Дерзкая, амбициозная и самобытная, девушка с внешностью ангела и повадками отвязной хулиганки ворвалась на экраны с провокационным клипом Сrash The War. Документальные кадры свежей военной хроники перемежались со студийными планами молодой певицы в камуфляже, отплясывающей джигу на фотографии Джорджа Буша во весь пол. Песня, открыто обвиняющая правительство Америки в кровопролитных войнах, крутилась в эфире всего один день, пока ее не запретили. Но ее уже было не остановить. Песню распевали на улицах, ее требовали поставить звонившие на радио, зрители собрали миллион подписей в защиту клипа, и Дарла вернулась на экраны.
Каждая ее песня была провокацией, вызовом, пощечиной обществу. Подростки в клубах дергались под зажигательные ритмы, их родители подпевали веселому мотивчику и, кажется, иногда сами не сознавали, что новый хит высмеивает их собственный образ жизни. С действующим президентом Дарла больше не шутила, но в ее песнях досталось и гламурным прожигателям жизни, и менеджерам, тухнущим в своих бумажных офисах, и дауншифтерам, бегущим из мегаполисов на пляжи Гоа. Темами для ее песен становилась привычка американцев судиться, и проблемы голодающих африканцев, и массовое увлечение пластической хирургией, и вымирание морских котиков, и глобальное потепление. И все песни не просто становились хитами, они вызывали волну интереса к затронутой Дарлой теме. За первые две недели после выхода песни о вреде глянцевых журналов продажи глянца по всему миру упали в среднем на двадцать процентов, зато благодаря песне о морских котиках в считаные дни озолотились благотворительные фонды, помогающие животным.
Последний хит Дарлы Paper Man был посвящен менеджерам, которые ведут лишенную смысла жизнь, перебирая бумаги в офисах. В клипе по офису ходили мужчины и женщины в одежде из листов бумаги, скрепленных степлером. Они делились новостями, вставляя друг другу в уши флешки, и обменивались поцелуями в щеку, оставляя на коже штампы от печатей. А в финале клипа сидящий на облаке Бог в белом воротничке заматывал земной шар в туалетную бумагу.
И вот сейчас эта невероятная, скандальная, дерзкая бунтарка, предмет подражания миллионов девчонок в мире, объект сексуальных грез миллионов мужчин и ночной кошмар Джорджа Буша и Анны Винтур, сидела на стуле в замке вампира Жана и делала замечание топ‑модели Орнелле, которая посмела обматерить прыткого журналиста. Что ж, если кто во всем мире и посмел бы сделать замечание Орнелле Дамиани, то это могла быть только Дарла.
У меня голова шла кругом: Орнелла, Ванесса, Дарла – вместе, в одной комнате, связанные какой‑то непонятной мне тайной… Справившись с замешательством, я вся обратилась в слух, ловя каждое слово, доносившееся из комнаты.
– Давайте все отключим мобильные телефоны и успокоимся, – предложила элегантная женщина в шубе, занявшая место в центре стола. Она выглядела старше остальных, на вид ей было лет сорок. Гладкие волосы орехового цвета были собраны в пучок и открывали высокий, без единой морщинки лоб. Черты лица ее были простоваты. Она не была красавицей, но и не пыталась ею казаться. Глаза ее смотрели прямо и зорко, холеные руки с золотыми кольцами лежали на столе, а локти были широко расставлены. В ее облике чувствовались уверенность и решимость. Казалось, ситуация, в которую она попала, ничуть ее не смущает и она здесь для того, чтобы разобраться во всем.
Ее властному спокойному голосу невозможно было сопротивляться. Девушки послушно потянулись к сумочкам, признавая главенство старшей из них. А потом все, кто ходил по комнате, подтянулись к столу, чтобы не упустить ни слова из того, что она скажет. Одна из них, та самая брюнетка с каре и повадками английской королевы, которую хотелось называть не иначе как леди, встала во главе стола и с изяществом облокотилась о деревянную спинку стула. Она была одета в элегантное синее платье, поверх которого было накинуто классическое черное пальто, а аристократически‑длинную шею опоясывала нитка жемчуга. Она напомнила мне Жаклин Кеннеди, хотя внешнего сходства между ней и женой президента не было.
Теперь все девушки очутились в поле моего зрения. Почему‑то мне представилось важным их сосчитать. Их оказалось двенадцать, и эта цифра отозвалась неясной тревогой.
Все уже расселись за столом, а брюнетка в элегантном темно‑синем платье с ниткой жемчуга все стояла, задумчиво глядя вперед и будто позируя фотографу для семейного портрета. Властная дама адресовала ей немой вопрос, но темноволосая с вызовом посмотрела на нее сверху вниз и обвела всех собравшихся взглядом.
– Ну и у кого какие соображения? – Под этим пристальным взором перестала кусать бескровные губы сгорбившаяся шатенка с невыразительным лицом, невольно выпрямилась пепельная блондинка в платье из последней коллекции Живанши, прекратила нервно постукивать по полу туфелькой от Кристиана Лабутена Орнелла Дамиани. А ее соседка, блондинка с бриллиантовым кольцом, перестала теребить алый шарф от Гермес на шее и обернулась вполоборота, а я невольно подалась вперед.
Да это же Глория Майлз, английская телеведущая, известная своими скандальными разоблачениями в прямом эфире! Самые горячие моменты выкладывали в виде роликов в Интернет, там‑то я и посмотрела парочку из них. Честно говоря, мне хотелось разглядеть ее классные наряды, поэтому я и кликнула по ссылке. Но потом я увлеклась самим шоу.
Глория свое дело знала! Блондинка с ангельской внешностью сначала усыпляла бдительность приглашенного гостя своей располагающей улыбкой, а когда тот расслаблялся, ее голубые глаза вспыхивали демоническим блеском и она вываливала на гостя убийственные факты или приглашала в студию свидетеля его тайных делишек. К чести Глории надо сказать, что она делала это не ради шоу, а ради справедливости. А ее жертвами становились недобросовестные политики и общественные деятели да лживые звезды. Я уже успела подзабыть ее лицо, когда в самолете по дороге в Париж мне попался журнал со светской хроникой. С одной из страниц лучезарно улыбалась Глория в обнимку с известным режиссером. А кольцо с большим бриллиантом на ее пальце было обведено в кружок и сопровождалось подписью об обручении пары. Интересно, режиссер тоже вампир? И что все‑таки здесь происходит?
– Что ж, раз соображений нет, – сказала леди в синем, – то давайте соберем факты.
Все девушки с надеждой уставились на нее. Но это было не подчинение приказу, как в случае с дамой в мехах, а искреннее восхищение и интерес к обаятельной брюнетке. Если дама в мехах подчиняла себе командным тоном и властным взглядом, то элегантная леди в синем платье увлекала за собой каким‑то особым обаянием. В этом поединке за лидерство леди в синем одержала бесспорную победу, и даме в мехах не оставалось ничего другого, как признать ее главенство. Что она и сделала, склонив голову набок и глядя на завладевшую всеобщим внимание брюнетку акульим взглядом. Та ничуть не стушевалась и уверенно начала:
– Итак, пока нам удалось выяснить несколько вещей. Что уже немало. Первое. Каждая из нас является единокровной наследницей Жана.
Я с тихим хлопком зажала рот рукой, не дав вырваться удивленному возгласу. А потом для надежности и второй прикрыла. Вот это дела! Похоже, я рано назвала себя законной владелицей замка. Теперь моя доля – одна тринадцатая. Если эта обворожительная брюнетка с тигриной хваткой или «меховая» дама с акульим взором и того не захапают.
– Второе, – невозмутимо продолжила леди в синем. – Все мы получили его кровь тайно, и по официальной версии нашими кровными наставниками выступают другие лица.
Я озадаченно замерла. Это что еще за тайны мадридского двора?
– И, я полагаю, в наших собственных интересах продолжать держать это в тайне и дальше. Все согласны? – Она вновь обвела взглядом соседок и те все, как одна, склоняли головы, признавая ее правоту и подчиняясь ее решению. Последней нехотя покорилась дама в мехах. – Хорошо. – В голосе брюнетки прозвучало удовлетворение. – Третье. До этого дня никто из нас не подозревал о существовании друг друга. Каждая считала себя одной‑единственной. Особенной. Избранной.
Глория недовольно нахмурилась и затеребила шарф. Туфелька Орнеллы нервно забарабанила по полу. Ванесса снова обхватила себя за плечи. Незнакомая мне блондинка с короткой стрижкой поправила жестом безупречную прическу.
– И четвертое, – подвела итог леди. – После смерти Жана каждая из нас получила анонимное послание, согласно которому должна была приехать в этот замок в полночь ровно через месяц после похорон. Чтобы получить дальнейшие распоряжения, – она особо выделила эти слова. – Итак, мы приехали, обнаружили друг друга и не нашли никаких распоряжений. Ни записки, ни человека, который ее передаст, никакого указания на то, что и где искать. У кого какие мысли?
– Записку сдуло сквозняком, – хмуро предположила Дарла.
– Или ее съели мыши, – поморщилась блондинка в «Живанши».
– Или кто‑то нашел ее раньше нас, – с озабоченным видом предположила Кобра.
– Или кто‑то убил гонца, – насмешливо фыркнула Орнелла.
– И съел! – поддержала ее веселье Глория.
Одиннадцать пар глаз уставились на женщину с королевскими повадками в ожидании ответа на эту загадку.
– Или никакой записки и никакого гонца не было, – спокойно заметила она.
– Как не было? – загалдели остальные.
– Может быть, Жан просто хотел, чтобы мы встретились и узнали друг о друге? – пояснила она свою мысль.
– И из‑за этого я летела сюда одиннадцать часов? – недовольно протянула певица. – Чтобы поглазеть на вас?
– А может, мы приехали, чтобы послушать тебя? – огрызнулась Орнелла. – Давай уж спой нам. Зря, что ли, летела?
Дарла вздернула подбородок и демонстративно отвернулась от нее.
– Вряд ли Жан хотел, чтобы мы тут перессорились, – мягко, но твердо пресекла наметившуюся перепалку леди в синем. – Давайте лучше подумаем, что нам это дает?
– Сестринские узы? – саркастически хмыкнула Дарла.
– Связи? – серьезно предположила дама в мехах и пояснила: – Посмотрите сами, ведь каждая из нас обладает определенным влиянием в своей сфере.
– А что, – признала молчавшая прежде задумчивая брюнетка с фарфоровой кожей и голубой лентой в волосах, – в этом что‑то есть.
Кажется, где‑то я ее видела. Вот только где?
– А может, – повысила голос Кобра, – все гораздо проще? Может, Жан хотел, чтобы мы отомстили за его смерть?
– Интересный поворот сюжета, – саркастически заметила брюнетка с фарфоровой кожей.
– Бред! – эмоционально высказала свое мнение Орнелла, но на ее холеном лице не дрогнула ни одна черточка. То ли модель уже активно пользуется ботоксом, то ли у нее сохранилась привычка отключать мимику и не морщить нос и лоб с тех еще пор, когда она опасалась старения.
– Не думаю, – поддержала ее Ванесса. – Я, конечно, благодарна Жану за то, что он для меня сделал, и сожалею о его смерти, но мстить кому‑то… Как ты это вообще себе представляешь?
– Ванесса права. – Глория обратилась к Кобре и назвала ее по имени, но я его не расслышала. Поняла только, что оно под стать ей – короткое, хлесткое, резкое. – Кроме тебя, в этой комнате нет никого, кто бы мог похвастаться силой или навыками боя. Ты предлагаешь нам сразиться с Гончими?
– Я лишь высказала свою версию происходящего, – вспыхнула Кобра.
– У кого‑нибудь еще есть соображения? – Леди в синем вновь взяла ситуацию под контроль.
– Может, Жан хотел оставить нам что‑то? – предположила миниатюрная смуглая брюнетка с живыми глазами и яркими, будто зацелованными губами. Ее густые волосы были заплетены в две темные косицы, которые делали ее похожей на школьницу. Одета она была во все черное, словно хотела раствориться в ночной темноте: черные узкие джинсы, обтягивающая водолазка, тонкая куртка. Так выглядят дерзкие авантюристки в приключенческом кино, когда отправляются на ограбление банка или музея. Даже на руках ее были перчатки, которых она не сняла в комнате – словно боялась оставить свои отпечатки пальцев. Судя по одежде, она старалась быть неприметной. Но лицо ее, увидев однажды, невозможно было забыть, поэтому я могла бы поклясться, что она мне незнакома и я не видела ее раньше на страницах газет и на экране телевизора. Такие лица – яркие, экзотичные – врезаются в память, как произведения искусства. Девушка не была красавицей в классическом смысле этого слова, но от нее невозможно было отвести взгляда. Высокие скулы, большие черные глаза, которые, казалось, вобрали в себя весь свет в этом зале, острый подбородок, темные стрелы бровей – в ее внешности было что‑то кошачье. Но эта кошка была не из числа тех ласковых существ, которых хочется погладить, а из числа тех своенравных особ, которыми лучше любоваться издалека.