В поясницу уперлись жесткие острия. Я даже сообразить не успела, что это. Только вскрикнула, когда заточенные спицы проткнули майку и впились в кожу. А следом темнота исторгла фразу:
– Это чужой дом.
Низкий голос. Впрочем, даже не голос. А один сплошной хрип. Словно человек не может откашляться, причем с рождения. Не связки, а проеденная ржавчиной труба!
– О, я вовсе не претендую, на ваш дом, – затараторила я. – Такая мысль не приходила мне в голову. Нелепица! Без сомнения, это ваш дом, сеньор!
– Нет, – произнес голос. – Не мой. Ты зачем дверь поломала?
– Вовсе не ломала! – возмутилась я. – Она уже была поломанная!
– Что тебе здесь надо, воровка?
– Я не воровка…
– Тогда кто?
Вилы надавили на поясницу, угрожая проткнуть. Как говорится, вопрос задан с нажимом. Отвечать пришлось быстро, пока штыри не добрались до печени и других нужных мне органов.
– Я… я журналист программы «Животный мир» телекомпании… Эй‑би‑би! – Замерла, с ужасом сообразив, что перепутала канал Эй‑би‑си с фирмой, производящей электроаппаратуру. – Ехала снимать программу про… лисиц!.. Но упала с поезда…
– Отстала от поезда? – уточнил человек.
Я подумала:
– Можно сказать и так. Короче, осталась без денег, документов и своего продюсера. Заблудилась в горах, а тут ночь, темнота, дикие звери. Есть хочется – прямо сил нет. Поэтому, когда увидела ваш дом… – Пики врезались в поясницу сильнее. – То есть простите… Когда увидела не ваш дом, меня обуяла радость. Я подумала, что, наверное, здесь живут добрые люди, которые не пожалеют глоток воды и краюху хлеба. У меня и мысли не было что‑то взять отсюда без спроса. Но если вы мне не поможете, я уйду опять в ночь, одна…
Всхлипнула, причем по‑настоящему. Самой стало горько от перечисления собственных бед. А сколько я еще не рассказала! Любая домохозяйка захлебнулась бы слезами!
Но человек за спиной захлебываться не спешил. Не удалось его на жалость продавить. Себя я пробила, а его не удалось.
– Вот что я тебе скажу, тарахтелка, – произнес голос с расстановкой. – Не сочти мои слова несправедливыми, но скажу следующее. Лисицы здесь не водятся!
Я так и думала! Черт возьми. Тогда кто украл мою тапку?
– Что ж, – сказала я. – Мне больше нечего добавить. У меня нет других аргументов. Вам осталось только проткнуть меня.
Вилы не шелохнулись. Обладатель голоса раздумывал.
– Ты что, ранена? – спросил он.
– В каком смысле?
– Поступь у тебя неровная. Словно одна нога короче другой.
– Неправда! – возмутилась я. – Ноги у меня одинаковые! А хромаю – потому что осталась в одной тапке. Вторую потеряла где‑то…
Окончание фразы растаяло в неразборчивой брани.
Вилы надавили в последний раз – да так, что я вскрикнула. А затем исчезли. Растворились в темноте. Словно их и не было.
Я стояла лицом к телефону, не рискуя шелохнуться. Ощущение такое, что все мне почудилось. Хрипящий голос казался бесплотным порождением тьмы.
– Извините, вы еще здесь? – робко осведомилась я.
– Нет, на том свете.
Шутка показалась неудачной. Я скривилась, но промолчала. У хозяина голоса все еще оставались вилы – настоящие, а не призрачные, как мне того хотелось бы.
– Иди по коридору, – сказал человек. – Там будет комната, где есть вода и немного фруктов.
– Больше не будете меня тыкать вилами?
– Только если ты опять начнешь привирать.
Поплелась, громко шаркая единственной тапкой по деревянному полу. Хозяин голоса – но не этого дома! – следовал за мной бесшумно, словно рысь, выслеживающая жертву. Я же так идти не могла и вскоре наткнулась на высокую тумбу. Загремели пустые кастрюли.
– Вы не могли бы включить свет? – попросила я.
– Не могу.
– Я просто спросила. Исключительно ради познания андалусского быта и ментальности. И капельку – из‑за опасения расшибить нос в темноте…
– Света нет вообще.
Мы сделали еще несколько шагов, пока я пыталась понять глубинный смысл услышанной фразы. Справа возникло окно, сквозь которое луна осветила участок коридора. Я оглянулась. В потоке серебристого света появилось лицо человека, шедшего за мной. Я едва не вскрикнула от неожиданности и ужаса, но вовремя закрыла рот ладошкой.
Лицо незнакомца прорезали глубокие прямые морщины. В лунном свете они казались безжалостными ножевыми ранами, которые рассекали серебристую маску старика. Но не они поразили меня.
На какое‑то мгновение лунный свет упал в глазницы и высветил пустые ямы на их месте.
СЛЕПЕЦ!
Ему не требуются вольфрамовые нити и люминесцентные лампы. Человеку без глаз свет не нужен вообще. Пусть даже он обитает в чужом доме.
– Что так резко замолчала? – усмехнувшись, спросил старик.
– У меня давление повышенное. В голову ударило.
– Давление? С твоей‑то худобой?
Все видит, зараза! Небось третьим глазом зырит во все стороны, как Будда.
Вот мне и встретился Слепец, о котором говорилось в послании Фенрира.
В рыжей пустыне найдешь Слепца. Он раскроет твои глаза…
На моем пути не так часто попадались абсолютно незрячие люди. Вообще не попадались. Этот – единственный, и я не думаю, что речь в пророчестве идет о ком‑то другом. Предсказание Фенрира сбывалось опять. Правда, пока странный товарищ не спешил раскрыть мои глаза. Наоборот, собирался закрыть их. При помощи вил.
Мы добрались до комнаты без окон. В ней стоял просто гробовой мрак. Крепкой рукой старик усадил меня на невидимый стул. Жутко в темноте. Чем бы ни собирался потчевать старик – кусок в глотку не полезет.
Слепец отошел, стал бродить по комнате, шарить по шкафам, коих, впрочем, я не видела. Слышала только шорох и стук выдвигаемых деревянных ящиков. В темноте он ориентировался так же легко, как краб под своим камнем. Ему не нужны глаза. А уж свет – и подавно.
– Вы живете в этом доме? – спросила я.
– Живу.
– Но он вам не принадлежит?
Вместо ответа старик опустил нечто твердое на невидимый стол передо мной. Кажется, тарелку. И что‑то еще.
– Тут свежий сыр, хлеб, кое‑какие овощи. Кушай… – Я протянула руку в темноту, и он тут же добавил: – Осторожно, не пролей молоко. Оно в кружке рядом.
Брать на ощупь продукты из тарелки было непросто. Тянешься за дырявым ломтем сыра, а натыкаешься на мускулистую помидорину. Помучившись недолго, я перестала об этом думать и набивала рот первым, что попадалось под руку. Запивала огромными глотками пахнущего силосом молока из глиняной кружки.
Кусок в горле не застрял. Голод, как говорится, не тетка. К тому же все свежее, аппетитное. Трудно поверить, но, похоже, слепой старик держит хозяйство, обеспечивающее его натуральными продуктами. Наверное, где‑то даже спрятана коза. Иначе откуда козье молоко?
Старик сидел рядом в темноте и молчал. Слышалось лишь его хриплое дыхание. Я съела половину из того, что нащупала на тарелке. Немного осмелела:
– Можно задать вопрос?
– Попробуй.
– Вы всех гостей нанизываете на вилы?
– Только непрошеных. Там, в навозной яме на заднем дворе, их скопилась целая куча.
Кусочек перца вывалился из моего рта. Лишь потом сообразила, что услышала очередную шутку безглазого старика.
– Я очень долго живу один, – поведал он. – Не люблю незнакомцев.
– Это заметно, – вставила я, нащупав в районе поясницы проколы на майке.
– Они частенько пытаются продать какую‑нибудь дрянь или что‑то украсть.
– Наверное, не все такие.
– Не все. Ты, например, не такая.
– Откуда вы знаете?
– По голосу. Он не похож на голос воришки и обманщика. Правда, в нем есть странность. В твоем голосе глубокая печаль.
Я поспешила сменить тему:
– Почему это не ваш дом?
– Так получилось, что я долго скитался. – Он замолчал, а затем повторил: – Долго… Но однажды случайно забрел в этот дом, и меня здесь приняли. Муж и жена – добрые люди. Они выращивали виноград. Тут все вокруг было засажено лозами. Они накормили меня и предложили остаться. Я работал на них. А потом… Они ушли туда, где лучше, где бог. Сначала муж. а вскоре и его жена. Так быстро, словно веревочкой связанные. У них был этот вирус… Ты знаешь какой. Тот, что безжалостно выжимает соки из здоровых людей. Я понятия не имел, что они безнадежны… После их смерти остался только дом. Их дом.
– Как вы сумели выжить в одиночестве?
– Потому и выжил, что один. Когда в доме никого, кроме ветра, всегда можно надеяться, что найдешь вещь там, где оставил. Никто не возьмет, никто не передвинет…
Странным и завораживающим был разговор в полной темноте.
– Могу я спросить, как вас зовут?
– Называй меня Фернандо.
– Фернандо, где вы… потеряли зрение?
– Это было ужасно давно, – задумчиво произнес он.
Я долго ждала продолжения, но он больше ничего не добавил.
Мы проговорили всю ночь. Однако старик Фернандо так и не «раскрыл мои глаза». Или я чего‑то не поняла? На всякий случай спросила о Мегалите. Слепец вполне искренне ответил, что слышит о нем впервые.
До мелких деталей я узнала его невероятную жизнь. Робинзон Крузо на крошечном островке посреди моря цивилизации! Он прожил в одиночестве бессчетное число лет. Чинил развалившийся дом, выращивал томаты и хлеб, собирал оливки. Он рассказал и о небольшом козьем стаде, которое содержал. Лет пять назад последняя пара едва не погибла от эпидемии ящура, но Фернандо выходил животных, словно заботливая мама. Лишь виноградники ему не удалось сохранить.
За все время в доме Фернандо побывало не больше десятка человек. Неудивительно, учитывая гостеприимство старика. Кто‑то рассказал ему, что за домом закрепилась дурная слава и жители окрестностей опасаются подходить близко. Он решил усилить эту славу, поддерживая фасад дома в дряхлом состоянии. Не стал убирать рухнувшую черепицу и чинить дверь, чтобы издали дом казался заброшенным.
В общем, я не добилась от него откровений, на которые указывалось в пророчестве. Быть может, Волк ошибся в очередном предсказании? В конце концов не каждая пуля попадает в яблочко… Или он говорил о другом человеке? О слепце не в прямом смысле, а в переносном?.. В любом случае после разговора в темной комнате у меня осталось чувство щемящей тоски и неудовлетворенности. Первые лучи солнца, заглянувшие в коридор, напомнили, что нашу затянувшуюся беседу пора заканчивать.
Я поднялась со стула:
– Спасибо вам за приют. Я должна идти. Мне нужно в Малагу.
– Ты хотела позвонить.
Я замерла с открытым ртом.
Конечно, я хотела позвонить! Разговор с Эрикссоном мне был нужен, как кислород на вершине семитысячника! Однако после рассказа Фернандо о его жизни в заброшенном доме я логично заключила, что телефон ему не требовался, а значит, и не работает. С тех пор как муж и жена, приютившие его, погибли от ВИЧ, он висит на стене как память о далеком прошлом, а может быть, как память об этих людях…
– Телефон работает, – произнес Фернандо. – Селадес перед смертью заплатили на много лет вперед. Они сказали: чтобы я мог позвонить, позвать на помощь, если вдруг случится беда.
– В самом деле? Он работает?
– Звоните. Мне он без надобности. Беды приходили и уходили, но я ни разу не воспользовался телефоном, а он ни разу не ожил.
Прихожая, в которой висела коробка телефона, теперь была залита робкими утренними лучами, пробивавшимися сквозь окно. Самое удивительное, что на тумбах, на старинном зеркале, на самом телефоне не было ни пылинки. Можно представить, как старик управляется с хозяйством, как ухаживает за козами и растит хлеб, но как он борется с пылью – это выше моего понимания! В своем доме, с двумя полноценными глазами, я и то не успеваю за ней уследить. Иногда думаю, что эта мерзкая часть нашей жизни обладает коллективным разумом, причем далеко не добрым. Основная ее цель – без конца атаковать жилище человека, чтобы захватить власть. Средства связи, в качестве которых выступает телефон; средства массовой информации – телевизор; средства транспорта – давно не ношенные ботинки…
Жезл был со мной, я держала его под мышкой. Сняла трубку и услышала в ней гудок. Как удивительно в самом деле!
…Эрикссон схватил трубку тут же.
– Наконец‑то! – обрадовано заговорил археолог. – Едва дождался вашего звонка. Ну, рассказывайте скорее!
– Я нашла место битвы.
Швед аж запищал в трубке:
– Ну что там, не томите!
– Это холм, лишенный растительности. На его вершине стоит мегалитическое сооружение. А под холмом укрыто целое море костей. Просто сонм человеческих останков. Кроме них – доспехи, фрагменты деревянных телег, холодное оружие. Все указывает на древнее сражение, страшную сечу дружины Фенрира с… Кем? Этого я вам не скажу, потому что не знаю. Отмечу только странную деталь. Кости мертвецов черные. Не обгоревшие, не окрасившиеся – словно с рождения такие. А еще я нашла жезл.
– Жезл? – переспросил Эрикссон.
– Трехгранный железный стержень с рукоятью и раздвоенным наконечником. Грани исписаны словами на санскрите.
– Извините, вы хотели сказать – рунами?
– Нет, я не ошиблась. Это особая форма санскрита, о которой долго рассказывать. Я перевела надпись с одной из граней. Она гласит: «Я принадлежу Локи».
В трубке послышалось, как Эрикссон громко сглотнул:
– А надписи на остальных гранях?
Я поежилась от воспоминания:
– Дело в том, что я их не прочла. Понимаете, когда я попыталась… случилась кошмарная вещь. Даже не знаю, как пересказать это… До сих пор мурашки по коже…
– Не спешите.
– Хорошо. Так вот. Когда я попыталась прочесть надписи на следующей грани, могильник вздрогнул. Мне показалось, что черные кости шевельнулись, ринулись ко мне…
– Замечательно, – задумчиво пробормотал Эрикссон.
– Что? – ужаснулась я.
– Ничего, это я о своем… – Он вновь сконцентрировался на разговоре. – Алена! У меня к вам огромная просьба.
– Я слушаю.
– Вы не могли бы повторить эксперимент? Вернуться на курган и снова прочитать надписи?
– Нет! – завопила я.
Мой крик напугал старика Фернандо. Он появился в коридоре, прислушиваясь.
– Хорошо, хорошо, – заверил Эрикссон. – Не нужно экспериментов. Первые выводы можно сделать и на известном материале.
– Какие выводы?
– Вот что получается. Очевидно, вы нашли жезл бога Локи. Согласно отрывочным сведениям из разных источников, это магический инструмент, при помощи которого Локи поднимал мертвых.
– Куда поднимал? – опешила я.
– Не куда, а откуда. Естественно, из могильного мрака.
– Да… – пролепетала я. – Вполне естественно. Очень даже естественно. С утра вместо зарядки отправиться на кладбище, вытащить из земли парочку усопших…
– Алена, не иронизируйте! Я говорю вполне серьезно.
– Я не иронизирую. Мне страшно.
Эрикссон сделал паузу, собираясь с мыслями. Затем продолжил:
– Черные кости… Хм, интересная деталь. В одном предании – не скандинавском, правда, – я встречал следующее описание. Насквозь чернеет лишь восставший мертвец. Его истлевшее тело пронизывает поток зла, он наполняется ненавистью. Наличие Мегалита подтверждает мою версию. Он не обозначает памятник над братской могилой. Сложенный буквой «П» – это род заговоренного камня. Водруженный над черными костями, он являлся чем‑то вроде заклятия против колдовской силы. Оберегал людей от новой напасти…
– Стойте! – запротестовала я. – Я поняла, что вы хотите сказать, но не хочу это слышать от вас. Лучше сама скажу. Так меньше боязно… По всему получается, что наш Фенрир сражался с восставшими мертвецами?
– Судя по вашим описаниям, с целой армией восставших мертвецов. И управлял ими не кто‑нибудь, а бог Локи.
Меня только телефонный шнур удержал от падения. Я уставилась на железяку с надписями, которую держала в руках.
Жезл бога Локи!
– Вы с ходу принимаете существование скандинавских богов?
– Скажем так: могу предположить.
Я тяжело вздохнула.
– Готовы к дальнейшим рассуждениям? – спросил археолог. – Они могут подвергнуть опасности ваш ум.
– Давайте, – пролепетала я.
– Мы с вами пришли к выводу, что конунг Фенрир сражался с армией мертвецов Локи. Если проследить скандинавские легенды, то известен единственный случай, когда Локи управлял мертвецами. Помните? «Прорицание Вёльвы». Локи правит кораблем Нальгфар, построенным из ногтей мертвецов, и везет целые полчища их. Произойти это должно единственный раз. В день Гибели богов – Рагнарёк.
– Гибель богов описывалась как будущее событие. Не прошедшее. Вы хотите сказать, что Рагнарёк уже случился?
– Судя по вашим рассказам – да. Рагнарёк случился. Приблизительно в пятом веке нашей эры…
В голосе Эрикссона слышалась дрожь от волнения. Он, словно гончая, шел по следу:
– Еще не все, Алена, ой не все! Держите свой разум в узде… Мы вычислили, что сражение в Андалусии может являться эпизодом из Гибели богов. Выделили фигуру бога Локи, который, возможно, участвовал в этом сражении… Как нам известно, армии его мертвецов противостоял Фенрир со своей дружиной. Конунг по прозвищу Волк. Но в легендах о Рагнарёке уже упоминается один волк с таким же именем. Адский зверь, который вырвался из плена в Вальхалле, поглотил солнце и стал инициатором конца света… До сего момента я полагал, что конунг специально взял имя легендарного зверя. Чтобы наводить ужас на противника. Но теперь становится понятно, что в древнескандинавских сагах речь идет о нашем конунге! Героем тех легенд стал именно двухметровый гигант со звериной внешностью. Волк, перевернувший уклад жизни богов!
– Убийца верховного бога Одина! – с трепетом произнесла я.
Эрикссон нервно выдохнул в трубку:
– Тут есть много нестыковок. Согласно «Прорицанию Вёльвы», адский волк должен поглотить бога Одина, но затем пасть от руки его сына Видара. Ни о каком сражении между Локи и Фенриром речи не идет, к тому же нам известно, как умер Фенрир на самом деле… Далее. В песне говорится, что армия мертвецов двигалась, чтобы захватить город богов, а Локи и Фенрир находились на одной стороне – на стороне зла. Тут вероятна путаница между реальными событиями и их пересказом. Вообще путаница во многом. «Прорицание Вёльвы», возможно, содержит лишь крупинки правды, некоторые настоящие имена и события, но все остальное – чистые небылицы. Поэтому давайте пока не будем рассуждать о других богах. Они могут оказаться плодом фантазии очередного пересказчика. Выкиньте их из головы! Мы пока имеем лишь материальные свидетельства противостояния Фенрира и Локи. Так что вернемся к нашим находкам, к фактам. К тому, что удалось пощупать и увидеть самим. – Что нам известно? – продолжал археолог. – Фенрир сражался с полчищами мертвецов, которыми предположительно командовал бог Локи… Наш конунг наголову разбил противника и поспешил на Британские острова, преследуя какого‑то неизвестного с оливками в желудке. В Кембриджшире настиг и убил его, но не просто так. Сделал это с особой тщательностью, соблюдая ритуал. Умертвил столь добросовестно, чтобы этот человек больше не поднялся. Да, я почти уверен, что Фенрир опасался своей жертвы, думая, что она обладает сверхъестественными способностями… И, похоже, не зря опасался. Сразу после убийства конунг бежал из Британии. Бежал далеко, до холодных северных морей. Но колдовское проклятие все равно его настигло и замуровало в лед всю дружину… Надеюсь, понимаете, к чему я клоню?
– Произнесите сами.
– С вероятностью, близкой к ста процентам, можно утверждать, что найденное в Кембриджшире тело – останки бога Локи!
У меня в мозгу едва не случилось короткое замыкание. Эрикссон предупреждал, что нужно держать себя в руках. Но услышав такое!
В Британском музее хранится мумия древнескандинавского бога… Мамочки, какая реклама этому старинному учреждению!
– Мне нужно немедленно позвонить Уэллсу, – озабоченно заговорила я. – Требуется новое исследование с применением современных технологий. Сканеров, лазеров, ультразвука и томографии. Того, чего не было в тысяча девятьсот шестьдесят третьем году. И рота полицейских для охраны музея. Этому экспонату нет цены!
– Обязательно позвоните, – произнес Эрикссон задумчиво. – Есть еще одна маленькая деталь. И от нее нельзя отмахнуться. Она очень важна в плане понимания событий. Согласно легендам, Локи приходился Фенриру отцом.
Я обнаружила, что придавила трубку к уху так сильно, что оно едва не превратилось в блин…
– Я звоню Уэллсу.
– А после него опять мне! – потребовал археолог.
Телефон Уэллса набрала по памяти – моя записная книжка сейчас где‑то в Малаге вместе с сумкой. Не сразу поняла, что ошиблась, когда вместо голоса британского историка услышала щебет китайского:
– Дайте мне Уэллса! – настаивала я. – Где он? Это же Британский музей Лондона?
– Это прачечная Шанхая! – ответили мне на ломаном английском.
Оказывается, я перепутала код страны. Ладно, бывает. Собралась, наморщила лоб и набрала правильный номер. На этот раз ответил сам Генри. А я уж боялась, что не застану его – в Лондоне раннее утро.
– Генри, у меня к тебе срочное дело!
– Какое? – Голос историка казался усталым.
– Ваша мумия… – торопясь, начала я. – Хромоногий Ульрих… Нам известна личность этого человека! Невероятное событие! Нужно срочно назначить новые экспертизы, провести биохимические исследования, заново попытаться выделить ДНК…
Уэллс тяжело вздохнул, и мне сделалось неловко. Я уже порядком надоела человеку. С каждым моим появлением на историка обрушивается множество проблем. Погони, кражи, полиция… У него не остается времени заниматься своей непосредственной работой. Не говоря уж о написании фантастических рассказов.
– Генри, прости меня. Но это в самом деле важно.
– Я вполне тебе верю… Вчера вечером освободили из‑под стражи профессора Гродина и его водителя. Скотланд‑ярд заявил, что нет никаких оснований для задержания.
Мне было трудно переключиться с одной проблемы на другую, и я среагировала с запозданием:
– Как же нет оснований!… Я же слышала, как они собирались уничтожить мумию! Они и мне угрожали. Все эти пакости я отразила в заявлении.
– Сейчас это уже не имеет значения, – поведал Уэллс. Я насторожилась. – Сегодня ночью в запасниках музея случился пожар. Пострадало множество экспонатов… Мумия, которая известна нам под именем Хромоногий Ульрих, полностью уничтожена огнем… Алена, мне очень жаль.
Не помню, как попрощалась с Уэллсом и сделала ли это вообще. Ткнула на рычаг в прострации… Уничтожен бесценный экспонат! Мумия бога! Во всем этом чувствуется отчетливое присутствие грязных пальцев спецотдела. Участие «Мглы» не вызывает сомнения! Работа выполнена в неподражаемом кощунственно‑варварском стиле. Вечером добились освобождения Гродина, а ночью уничтожили мумию. Зачем ее красть, везти в какой‑то крематорий? Сожгли прямо в Британском музее!
Не могу подобрать иного слова, кроме «беспредел». Как остановить их? Кто может противостоять организации, которая ощущает за спиной мощную поддержку такой супердержавы, как Соединенные Штаты? Я? Ага, а еще я перед сном останавливаю инопланетное вторжение, после завтрака затыкаю горловины вулканов и торможу дрейф континентов… Я всего лишь переводчица в архиве! Взялась за поиски Камня исключительно ради того, чтобы узнать правду о гибели родителей. Я не собираюсь ломать систему, рушить организацию Кларка‑Левиафана. Это выше моих сил.
Повторный звонок Эрикссону получился не таким бодрым. Нерадостную информацию передала ему.
– Это грустно, – ответил швед. – Но уничтожена только часть открытия. Если нам повезет, мы обнаружим несоизмеримо больше.
– Что мы обнаружим?
– Камень Судеб! Разве остались сомнения, для чего он предназначен? Он показывает судьбы людей: прошлое, настоящее и будущее. Вы понимаете? БУДУЩЕЕ!!
– Камень, заглянув в который можно увидеть будущее? – Я нервно усмехнулась. – Теперь понятно, почему за ним идет такая охота. Почему комбайн ЦРУ перемалывает редчайшие древности в поисках единственного бесценного зернышка.
– Фенрир нашел Камень. И заглянул в него. Недаром он оставил предсказания, обращенные к вам, Алена. Судя по вашему молчанию… они сбываются. Ведь так?
– Они сбываются, черт их подери!.. – Я не выдержала. В моих словах зазвучала боль. – Я не все понимаю, но предсказания сбываются с математической точностью! Что мне делать с пророчествами Волка? При чем тут я? Мне страшно!
– Не могу вам помочь. Рад, но не могу. Сам не знаю… Мы должны найти Камень. Сделать это можно, только выяснив откуда Фенрир приплыл в Андалусию.
Я усмехнулась:
– Откуда приплыл Фенрир… Этот вопрос неотступно преследует нас на всех этапах поисков.
– Но, кажется, остался последний этап! Посмотрите. Все эпизоды путешествия Фенрира отражены на стеле. Битва с мертвецами, обезглавливание Локи, льды… Вы обнаружили все. Осталась лишь скала, достающая до небес. Которая была в начале всего. Нет сомнений, что Фенрир пришел от нее. И мне думается, что Камень Судеб остался там.
– Скала, похожая на иглу и царапающая небо? Где ее искать? Земля тысячи раз перетоптана усердными картографами; десятки космических спутников вертятся вокруг, таращатся на нее сквозь объективы мощных телескопов, исследуя каждый сантиметр поверхности. Где я отыщу похожую на башню скалу, которая достает до небес?
– Я попытаюсь перевести последнюю строку послания, адресованную вам, – пообещал Эрикссон. – Надеюсь, она поможет. Упоминания о Башне поищу в безымянных сагах. Вообще, у меня самого все в голове перепуталось. Нужно время, чтобы разложить все по полочкам. Тогда, возможно, придут новые мысли… До встречи. Созвонимся!
Я положила трубку на рычаг, но не двинулась с места. Так и осталась в прихожей. Через небольшое оконце солнечные лучи озарили коридор, ведущий в глубь дома. Наполнили его радостью утра, разогнали по углам ночной мрак. А мое состояние было далеким от веселья. Таким же далеким, как горизонт. Двадцать минут телефонных переговоров измотали меня.
Конунг Фенрир – тот самый апокалипсический волк из скандинавских преданий! – нашел Камень Судеб… Сражался с армией мертвецов… Уничтожил бога. Своего отца, между прочим! Затем бежал от его проклятия, но далеко не ушел…
Глубокая обида терзала меня. Хромоногий Ульрих оказался мумией бога Локи! Мы располагали уникальной реликвией и потеряли ее! Сколько открытий подарила бы она, сколько ответов на вопросы… Что представлял собой бог? Как он выглядел? Как нематериальный дух – вроде иудейского Иеговы? Или как похожие на людей и живущие рядом с ними древнегреческие олимпийцы? Или как египетский фараон, обладавший беспредельной властью, а потому казавшийся богом?
А если существовала группа людей, которые выделились на фоне остальных своими познаниями, умом, достижениями в технической области? Могут ли они считаться богами? Да, я говорю о прелюдиях – древней развитой цивилизации, которая погибла по неизвестным причинам. От нее остались осколки. Путь развития прелюдий коренным образом отличался от человеческого. Он кажется не достижимым и волшебным. Поэтому я считаю, что скандинавскими богами вполне могла быть группа прелюдий. Одно из главных доказательств – надписи на жезле одного из богов, выполненные на прелюдийском санскрите. Тут даже не требуется лингвистическая экспертиза – достаточно взглянуть на нечеловеческую каллиграфию. Настолько естественную, какую может явить только природа. Или создания, постигшие ее суть и научившиеся отражать ее в письменах.
Эрикссон запретил мне развивать мысль о других скандинавских богах, кроме Локи! Быть может, он собрался оставить эту честь себе? Не знаю. Но я рискну раскинуть мозгами! Швед вряд ли подаст в суд.
Фенрир убил Локи. Бога, не человека. Вполне знаменательное событие, чтобы отметить его зарубкой на лезвии меча. Этот сбитый «мессершмит» вполне достоин звездочки. Теперь я могу объяснить одну из зарубок, запечатленных на фотографии.
Но кого обозначают остальные четыре? Ответ вполне очевиден.
– Убийца богов… – пробормотала я.
Фернандо исчез из дома. Я побродила по комнатам, но не нашла его. Куда подевался? Собиралась попрощаться с ним. Пора двигаться дальше. Сначала в Малагу, чтобы отыскать вещи и документы. Затем найти мыс, на который указал Мертвенный Мегалит. Времени до затмения осталось совсем мало.
Слепец так и не раскрыл мне глаза. Подозреваю, в этой фразе зашифрован мой разговор с Эрикссоном. Вот он – да! Не просто раскрыл глаза – двинул по голове с такой силой, что до сих пор нервно дрожит левое полушарие. Слепцом можно считать не самого старика, а те вещи, которыми он позволил любезно воспользоваться. Дом, где открылись мои глаза… Телефон… Обширное поле для всевозможных толкований!.. Можно ли считать предсказание успешно сбывшимся? Наверное.
Старик успел уже восстановить дверь, которую я изувечила ночью. Всячески придерживая ее, я чуть приоткрыла створку и выбралась на улицу сквозь образовавшуюся щель.
Едва поднявшееся над горами солнце уже раскалилось в столь ранний час. День будет жарким. Фраза относилась не только к погоде. Носом чувствовала, как в поисках меня Чедвик и братцы‑близнецы буквально перепахивают окрестности. В третий раз могу и не ускользнуть от них. Везение – это штука с ограниченным сроком действия.