Старика я обнаружила на лужайке недалеко от дома. К воткнутым в землю колышкам он привязывал двух коз (а может, козу и козла – я не разбираюсь). Едва Фернандо закончил, животные принялись наматывать круги, уничтожая траву в радиусе своей свободы. Весь луг был усеян такими кругами. Две безотходные газонокосилки… Оставив коз, Фернандо уверенным шагом направился к дому. Я стояла не шелохнувшись, ничем не выдавая своего присутствия, но слепец шел прямо ко мне. Остановился в двух шагах.
– Как вы ориентируетесь в поле? – удивилась я.
– Ничего особенного, – пожал он плечами. – Каждый день хожу по нему. Справа шелестят ветви апельсиновых деревьев, трава в разных частях луга имеет разные запахи. Да и земля не везде одинаково ровная. Где‑то кочка, где‑то выбоинка. Ногой чувствую.
– А как меня обнаружили?
– Ветер дул прямо в лицо и донес остатки запаха ваших духов.
Вот именно – остатки. Даже не помню, когда последний раз опыляла себя «Диором». И расчесывалась тоже неизвестно когда. Только пятерней время от времени проводила по волосам.
Я попросила Фернандо оказать мне последнюю услугу – подобрать какую‑нибудь обувь. Он не отказал. Грубые крестьянские ботинки и сапоги, что обнаружились в стенных шкафах, были на несколько размеров больше и болтались на ноге. Но потом на чердаке он отыскал сандалии бывшей хозяйки, которые пришлись впору. Легкие и элегантные, на завязках, которые оплетали щиколотки, подобно причудливому макраме. Они даже отчасти гармонировали с моими потасканными шортами и майкой. Только полюбоваться на себя не удалось. Зеркала в доме не было – зачем оно слепому старику?
Ну вот и все. Я уже собиралась покинуть дом Фернандо и прокручивала в мыслях примерную фразу прощания. И тут старик неожиданно произнес:
– Я случайно услышал, как ты упомянула про скалу, достающую до неба!
Я так и окаменела.
– Что вам известно о ней?
– Ничего. Совсем ничего… – Старик закрыл дверцы шкафа, в котором хранилась обувь, и поискал на полке ключ, по какой‑то причине оказавшийся не на своем месте.
– Тогда где вы слышали о такой скале?
– Ею бредил один человек, который однажды пришел ко мне.
– Какой человек?
Старик коснулся пальцами сухого лба, и мне вновь сделалось не по себе при взгляде на неприкрытые пустые глазницы.
– Это было так давно… – прохрипел он. – Настолько давно, что кажется сном. Не помню, жили тогда Селадес или я уже остался один?
– Прошу вас… Расскажите.
Он наконец нащупал ключ и запер дверцы шкафа.
– Помню, тогда распустились цветы на этих мальтийских кактусах, что растут в округе. Знаешь, они распускаются раз в году и пахнут ванилью. Запах стоял повсюду – на лугу и в доме. Выветрить было невозможно… Он пришел с гор. С той стороны, откуда явилась ты. Едва живой. И так же попросил пищи и воды.
Хотела спросить, как выглядел этот человек. Но затем опомнилась, мысленно обругав себя за глупость. Слепец продолжал тем временем:
– Он был очень болен. Заходился в страшном кашле. Большую часть времени бредил, и тогда я услышал о скале.
– Что он говорил о ней?
– Только то, что она царапает небо. Но как она называется и где находится… Быть может, и говорил… – Старик стер с губ вязкую слюну. – Возможно, говорил… Но я не помню.
– Он сказал свое имя?
– Он поведал, что его зовут Рикки… – Старик вновь дотронулся до лба, словно воспоминания давались ему с нечеловеческой болью. – Но в бреду он выдал настоящее имя… Баль.
Я тихо сползла по стене.
Мой отец был здесь! Тот короткий месяц между посещением лондонской библиотеки и гибелью в Аммане Игорь Баль провел в Андалусии!
С ума сойти!
Старик вернул ключ на полку. Положил точно на краешек, чтобы потом найти, затем твердым шагом направился в угол, где был сложен садовый инструмент. Поочередно ощупывая черенки, он выбрал грабли. Я следила за ним. Ошеломленная, по‑прежнему сидела на корточках, прислонясь к стене.
Я иду по следу отца, это очевидно… Сначала Большой читальный зал в Лондоне, затем дом слепого старика в Испании… Маршрут в поисках Камня Судеб, сама им следую… Фернандо сказал, что отец спустился с гор – оттуда же, откуда появилась я. Не сомневаюсь, что Игорь Баль пришел с плато, на котором три темных камня стерегут кости мертвецов, восставших в давнюю пору.
– И что… что случилось дальше с этим человеком? – спросила я нервно.
– Он ушел, как только ему стало лучше, – ответил Фернандо, опершись руками на деревянный черенок граблей. – Он спешил, потому что его преследовали.
– Откуда вы знаете?
– Он сам сказал. Он сказал, что черный человек идет за ним.
– Черный человек? – удивилась я. – Африканец?
– Не знаю. Я его не видел.
Так и не поняла – то ли это шутка слепца, то ли иносказательное выражение. Но для уточнений не было времени, потому что Фернандо продолжал:
– Когда он ушел… Через час или два вдруг поднялся ветер. Сильный ветер. Козы блеяли и бились в загоне, словно почуяли волков. Запах луговых цветов исчез – так бывает, когда наступает ночь. Но был день, а цветы закрылись… Когда ветер стих, а козы перестали блеять, я вышел в поле. В некоторых местах трава наклонилась к земле, словно придавленная чем‑то. Я проследил, насколько смог. Получилась полоса. Словно огромное колесо прокатилось через луг.
Он подошел ко мне, наклонился так близко к моему лицу, что я уловила в его дыхании запах болезни. Вероятно, смертельной болезни.
– Я думаю, – прохрипел старик, – это прошел тот самый… черный человек…
Глава 4
ЯРКИЙ СОЛНЕЧНЫЙ ДЕНЬ
Как расстались с Фернандо – не помню. Была в таком состоянии, словно меня накачали наркотиками, потом двинули по голове и выпустили в чистое поле. Очнулась, лишь перевалив через гребень каменистого взгорья – второго или третьего по счету.
Справа на скальной возвышенности раскинулось селение. Между домами тянулись узкие наклонные улочки. Белокаменные стены домов слепили, кое‑где они вздымались над такими крутыми обрывами, что становилось неуютно. Ни за что бы не отважилась жить в таком доме.
В селение я не пошла. Нечего там делать. Да и времени нет. Затмение завтра, в половине второго дня.
Обогнула дома вдоль подножия холма, на котором они устроились, и оказалась на шоссе. Не слишком оживленное, но пробок здесь точно не бывает. Только если стадо коров перекроет движение, выполняя рейд с одного пастбища на другое.
Поплелась вдоль дороги, и возле меня притормозила первая же появившаяся машина. Я даже руку не поднимала. Сердобольный водитель на «пежо» – большой дядька с крупным носом, пышными усами и раздвоенным подбородком – наверно, еще издали заметил мою тощую фигуру, согнутую под тяжестью проблем, и остановился, пожалев. Я была ему благодарна, только на все его вопросы и попытки разговорить пожимала плечами и изображала немецкий акцент. Пусть думает, что заплутавшая туристка не знает испанского.
Потеряв надежду наладить диалог, водитель включил радиоприемник, из которого грянул пересказ аудиокниги Коэльо «Пятая гора». Пророк Илия общался с божьим ангелом. Последний, стоя с огненным мечом в руке, ненавязчиво обращал внимание израильтянина, что знака свыше не было и Илия должен вернуться в обреченный на гибель город Акбар. Илия немного сомневался в ангельском указании и вяло возражал, но сдался быстро. После этого пророк задумался об отношении к нему Господа, а я погрузилась в собственные проблемы.
Куда ушел отец с одинокой фермы в предгорьях Пенибетики? Измученный, больной, преследуемый загадочным черным человеком… Куда он отправился? Мне повезло два раза – я дважды наткнулась на упоминания об отце. Если отправлюсь дальше, отыщу ли его след в третий раз?
Впереди показалось море. Теплое, ласковое, бирюзовое.
По следу отца меня ведет судьба. Хотя нет, неверно. Правильнее будет так: меня ведет Камень Судеб. Игорь Баль искал его девятнадцать лет назад, и в своем путешествии я невольно повторяю его расследование.
Я уверена, что отец нашел Мертвенный Мегалит. Военный корреспондент газеты «Известия» был не глупее своей дочери. Вряд ли он не увидел то, что открылось мне с вершины плато…
Водитель направлялся в Малагу, о чем сообщил, когда впереди показалась развилка. Я раздумывала секунду‑другую, затем попросила высадить меня.
…Коста дель Сол – берег Солнца – бесконечные песчаные пляжи на побережье Средиземного моря, протянувшиеся от Малаги до Гибралтарского пролива. Десятки, если не сотни отелей, взгромоздившихся на скалах, приклеившихся к ним, окруженные зеленью, пальмами, похожие на раскрытые книжки и многоэтажные торты.
Я пробиралась меж курортных зон, чуждая веселью и отдыху, с хмурым лицом и тяжестью в душе. Смотрела на радостные лица и думала, что эти люди совершенно не кажутся свободными. Под пляжными зонтиками потягивают вино и пиво, лежат в шезлонгах, натираются кремом от солнца, ныряют в прозрачную воду. Нет, они‑то как раз думают, что свободны. Но на самом деле собраны здесь для какого‑то зловещего плана. Ради которого их откармливают, добиваются радости, физиологической привязанности, которая выражается в словах: «Обязательно приедем сюда на следующий год!» Они в тюрьме по путевке. В бараке, запертые на неделю. Сходство с заключенными усиливают разноцветные браслеты на запястьях, обозначающие принадлежность к своему отелю.
Еще немного подумав, я поняла, что просто дурочка. Конечно, существует тот самый коварный и зловещий план! А как иначе? Все придумано для выкачивания из туристов денег. Курорты – это вакуумный насос, сосущий купюры из простаков, которые не понимают, что они – материал на фабрике по производству человеческих эмоций… А вообще, вся эта хрень лезет в голову наверняка от зависти! Мне тоже хочется раскинуться в шезлонге и не думать о восставших мертвецах бога Локи или о страшном конунге.
На мысе, на который указали камни Мегалита, устроился огромный пятизвездочный красавец‑отель. Он был возведен на скале и окружен пальмами, площадками с теннисными кортами. Рядом – два бассейна, к морю спускались белоснежные лестницы и прозрачная труба лифтовой шахты.
– Стойте, сеньорита, стойте! Куда вы направляетесь?
Мне наперерез двинулся лысый человек в шортах. Таким загаром, как у него, отдыхающие не покрываются. За две недели подобное недоступно. Многослойный… Я бы даже сказала – многолетний загар!.. Подозреваю, это что охранник отеля. Ничего особенного в фигуре, мышцы не выделяются. Только шея у него – не обхватишь и предплечья толстые, как поленья. Впрочем, меня тоже многие не воспринимают всерьез.
– Я собиралась побродить по мысу.
– Это территория отеля… – Он покосился на жезл в моей руке, пришлось спрятать его за спину. – Посторонним вход воспрещен. Вы видели табличку у начала дорожки?
– Мыс представляет исторический интерес. А я археолог!
– Замечательно, – произнес охранник. – Можно взглянуть на ваши документы?
Мои документы остались в сумке, а сумка сейчас незнамо где. Но ради приличия, похлопала себя по карманам свободной рукой. От одежды взвилась пыль, которая пропитала меня во время похода через Кордильера‑Пенибетику.
– К сожалению, документы остались во внедорожнике, – вздохнула я.
– Мне очень жаль. Прошу вас уйти. Любые посещения – только с разрешения менеджера.
– А может, пропустите так, без менеджера? – попросила я, игриво улыбнувшись.
– А может, вызвать полицию? – с угрозой произнес он.
Со злостью взглянула на него и отправилась прочь – вдоль сетчатого забора, за которым начиналась зона отеля. Охранник стоял, скрестив руки на груди. Я чувствовала затылком: он долго смотрел вслед – пока я не скрылась за пальмами.
Ну и что! Неужели он думает, что остановил меня? Неужто я способа не найду, как проникнуть в гостиницу? Назло этому охраннику проберусь! Самым наглым и бесцеремонным образом! Только отряхнусь от пыли, а то выгляжу так, словно оттрубила целую смену на цементной фабрике.
Похлопала себя по майке и шортам. В результате поднялся пылевой столб. Как бы люди не сбежались с огнетушителями. Я спешно переместилась к питьевому фонтанчику, из которого утолила жажду и умылась. После этого вытянула из шорт майку и завязала узлом на животе, чтобы выглядывал пупок. Теперь готова. Что тут у нас? Проникнуть в гостиницу? Сейчас сделаю.
В два рывка перемахнула через проволочный забор. Была с одной стороны, а теперь с другой. Никто не заметил маленькой телепортации. Теперь я на территории отеля и могу считаться его полноправной постоялицей. Жаль только, что у меня нет такой же концлагерной метки, как у всех, – желто‑зеленого браслета на запястье.
Стараясь не задерживаться на открытых местах, обошла вокруг бассейна и теннисных кортов, затем обогнула башню отеля. Ничего. Никаких следов Фенрира и его боевиков. Что подразумевал конунг, указывая на этот мыс? Что здесь искать, кроме неприятностей с охраной отеля? Может, в чреве скалы пробиты катакомбы? Нет. Думай, Алена, головой! Должна быть игла, которая царапает небо. Огромная скала. Где она спряталась на этом мысе? Нигде. Нет здесь такой невероятной скалы. А «царапает небо» – возможно, иносказательное выражение, под которым что‑то кроется. Оно‑то иносказательное, но ведь на ледовой стеле гора нарисована! Где она?
Нужно внимательно оглядеться. А откуда лучший вид?.. Правильно!
Через балкон залезла в номер на первом этаже. В парадный вход идти не хотелось – там всякие портье и властные администраторши, охраняющие ключи от номеров. Поэтому только через балкон. Номер, на счастье, оказался пуст – на улице солнечное утро, хозяева на пляже. Я вышла в холл, оттуда на лифте поднялась на последний этаж. Лестницу на крышу не нашла. Долго мучиться не стала. Отыскала незапертый номер и через его балкон вскарабкалась на крышу.
Передо мной с трех сторон простиралось море – солнечное, жизнерадостное, спокойное, как скатерть на кухонном столе. Отель стоял на мысе, который выдавался в воду, поэтому золотистые пляжи побережья тянулись чуть позади. За спиной к небу поднимались горы.
Я набрала полную грудь свежего морского воздуха. Выдохнула.
Ничего. Не за что зацепиться взглядом. Огромной Башни нет и в помине, да и быть не могло! Может, я неправильно воспользовалась указанием Мегалита? Сквозь «окошко» увидела не то, что должна? Не знаю, теперь уже ни в чем не уверена.
Кроме меня по Испании сейчас бродят люди, которые определенно знают, что нужно делать. Не напрасно спецотдел так дотошно пытается заполучить одну‑единственную фотографию. Фотографию скандинавского щита, который расписан странными знаками.
Я достала из кармана пластиковый контейнер, в котором хранилась пленка‑негатив снимков с атлантического айсберга. Повертела в руках.
Мне нужна единственная фотография с этой пленки. Но в карманах нет даже паршивого евро, чтобы ее отпечатать. Сейчас приблизительно полдень. А затмение, между прочим, завтра, в пять часов вечера. Осталось чуть больше суток.
В Малагу добралась на автобусе. Денег, естественно, не было, поэтому упросила водителя подбросить бесплатно. Повторила эту фразу на шести языках – лишь после мольбы на суахили он сдался.
Я забралась в конец салона, где отыскалось свободное место. Через проход от меня сидела молодая симпатичная женщина, черные волосы подстрижены коротко, «под мальчика», а рядом – ее дочь лет шести. В отличие от мамы волосы длинные, по‑взрослому собраны на затылке, обнажая нежную детскую шейку. С некоторой радостью я обнаружила, что пара разговаривает на русском. Правда, сам разговор заставил меня воздержаться от контакта с соотечественниками.
– Настя, я все‑таки не понимаю, как ты могла оставить свой рюкзачок на парапете возле террариума!
– Там сидела птичка, – ответила Настя. – Ей было очень грустно, потому что рабочие сломали дерево, на котором она построила гнездышко. Вот я и оставила ей рюкзак, чтобы она жила в нем.
Мама закатила глаза:
– Я тебе купила рюкзачок специально для тура в Испанию! Чтобы ты могла спрятать в него своих кукол, расчески и помадки, а не таскать их в карманах. И что происходит здесь? Ты теряешь его на второй же день!
– Мне было жалко эту птичку.
– А пятидесяти долларов, потраченных на рюкзак, тебе не жалко?
Дочка насупилась. В глазах блеснула влага. Но мама не унималась:
– Я не для того горбачусь на работе с утра до вечера, чтобы ты разбрасывалась вещами! Думаешь, мне не пригодились бы эти пятьдесят долларов? Очень бы пригодились! Что теперь делать? Опять будешь все в карманах таскать?
Черноволосая девчушка наклонила голову, поджав губы. Не проронила ни звука, только слезы катились по щекам. Мама замолчала, еще раз посмотрела на дочь и недовольно отвернулась к окну.
Я почувствовала себя неловко.
– Мама, прости, – едва слышно пролепетал а девочка.
Та повернулась к дочке, прижала ее к себе.
– Да ладно. Шут с ним, с рюкзаком. Не надо, слышишь? Не плачь!
Дочка прижалась к маминой груди, а мама прикоснулась накрашенными губами к ее головке. Я отвернулась, уставившись окно. В груди шевельнулась забытая тоска.
…Несмотря на близость Африки и андалусский колорит, Малага оказалась вполне европейским городом с многоэтажками и аккуратными проспектами. Только пальм здесь понатыкано на каждом углу, да еще стены древних мавританских построек кое‑где выглядывают из‑за современных зданий.
Я вышла из автобуса с такой осторожностью, словно попала в зону боевых действий. Но ведь так и есть! Носом чую, что близнецы и Чедвик в городе. Пока свернули поиски. Чего суетиться? Ждут, когда сама явлюсь за сумкой и документами.
Мне без документов – никуда!.. Как же быть? Как вытащить кусочек сыра из мышеловки, чтобы не остаться со сломанным позвоночником?
Пешком добралась до железнодорожного вокзала, куда скорый поезд «Талго‑200» должен был привезти меня еще вчера. Благо он располагался всего в ста метрах от автовокзала. Спряталась в тени авокадо и минут двадцать рассматривала толпу людей, входивших и выходивших из здания. Ничего подозрительного. И все‑таки боюсь сунуться на вокзал!
Нужно сделать три звонка, которые определят мою дальнейшую судьбу. Телефонная кабинка стояла прямо напротив. А вот денег в карманах так и не появилось.
В голову не пришло ничего умнее, как просить милостыню. Впервые в жизни. Как же было стыдно!
Отыскала кусок картонки, полминуты придумывала текст, затем вывела его кусочком угля. Прикрепила картонку к раздвоенному кончику жезла – получился вполне приличный транспарант.
«Сделайте пожертвование на учебники французского для кенийских сирот!»
Для кенийских сирот за тридцать минут прохожие накидали порядка восьми евро. Мелочью, разумеется. Представляю, сколько я могла бы заработать, если бы отстояла со своим транспарантом до темноты!
Обменяла мелочь на телефонную карту, еще немного осталось на бутылку воды, которую я тут же осушила до дна прямо перед уличным ларьком. При этом вспомнился Чедвик – как он глотал воду литрами. И вновь сделалось грустно от его предательства. У меня был сильный союзник в этой войне. Теперь я осталась одна.
Жезл Локи положила на телефон‑автомат. Набрала номер.
– Марк! Мне срочно требуется последнее предсказание! – выпалила я в трубку, как только услышала голос Эрикссона из далекого Лондона.
– С момента нашего последнего разговора прошло лишь несколько часов, – обескуражено произнес швед.
– Здесь время течет намного быстрее… Мне нужно предсказание, Марк! Я чувствую – что‑то должно произойти. Поэтому очень хочу узнать свое будущее!
– Я кажусь себе недобросовестной гадалкой, – повинился ученый. – Потому что ничего не понимаю во фразах, которые перевожу. В последней строчке пророчеств Фенрира нет определенности. Все настолько размыто…
– Пожалуйста, не томите! – взмолилась я. – Меня жаждут схватить очень нехорошие люди, и я хочу знать, каким образом они собираются это сделать!
– Что ж… – смутился Эрикссон. – Если это вам чем‑то поможет… Слушайте.
Я приросла к трубке, из которой раздавался тонкий, какой‑то подростковый голос шведа.
– В темном ущелье, под сенью железной паутины, там, где на дороге раздавленная кошка. Встань на кошку, и паутина поглотит тебя… Ну как?
– И все? – удивилась я.
– Предсказания заканчиваются старой песенкой. Завоюй камень, мою награду и мое проклятие. Найди камень, как нашел его я! Этим предсказания и начинались.
– Последние строки слишком туманны. Трудно определить, что понимается под ущельем и паутиной. Да еще какая‑то раздавленная кошка… Буду разбираться… В любом случае спасибо за перевод. Как ваше сердце?
– Пока стучит.
Я повесила трубку и тщательно повторила предсказание, чтобы запомнить. В этот раз оно не сообщило, где и при каких обстоятельствах меня настигнут близнецы. Печально.
Следующий звонок сделала Лукасу. Слуге покойного барона фон Вайденхофа – того ученого, что исследовал прелюдий. Лукас следит за баварским замком, который мне завещан. В свободное время строчит доносы в судебные инстанции. Пытается заставить меня вступить во владение, но я упираюсь руками и ногами. Кажется, скоро состоится суд, но я на него не поеду.
Узнав меня, Лукас поначалу искренне обрадовался. Потом одернул себя, перешел на строгий тон и долго объяснял, что, по мнению адвоката истца (истец – сам слуга), у меня нет шансов. То есть я обязательно проиграю процесс и буду обречена принять наследство. Ага! Так я ему и поверила! Если я наткнусь на кошелек, валяющийся на улице, то имею полное право не дотрагиваться до него и обойти стороной. Никому и в голову не придет тащить меня в суд по обвинению, что я не взяла находку себе. Маразм! Но старый слуга этого не понимает.
Лукас в своей неторопливой и размеренной манере мог рассуждать о перипетиях дела до конца дня. Пришлось оборвать старика:
– Лукас, вы мне нужны. Срочно. Возьмите денег и немедленно садитесь на самолет в Малагу.
– Молодая фройляйн снова попала в неприятности? – язвительно поинтересовался слуга.
Я предпочла не отвечать на этот вопрос и продолжила:
– В Малаге арендуйте автомобиль и приезжайте на железнодорожный вокзал. Если меня там не окажется, то подождите часов двадцать.
– Кто же будет поливать мои тюльпаны? – изумился старик. – Ведь они увянут!
Я ударилась лбом о стенку кабинки. Затем еще раз, чтобы слегка привести себя в чувство. Этой детской непосредственностью слуга Вайденхофа меня в гроб вгонит!
– Если вы не появитесь, тогда увяну я!
Прекратить судебные тяжбы в связи со смертью потенциальной владелицы? Такого Лукас не мог представить даже в страшном сне!.. Я думаю, он приготовился терроризировать меня до тех пор, пока рука поднимается, чтобы подписывать чеки адвокату.
– Я приеду, – недовольно сообщил он.
После разговора со стариком долго терзала себя раздумьями. А может, ну их, эти тяжбы! Принять наследство, перекрасить замок в пастельные цвета, сделать из него «домик Барби»?.. Не до замка сейчас! Как говаривала героиня Маргарет Митчелл – подумаю об этом завтра.
Мне следовало выяснить, где моя сумка с документами и как достать ее. После нескольких звонков уразумела, что найденные в Малаге вещи – не важно – на пляже, в поезде или на трибунах Plaza de toros – доставляются в бюро находок.
С колотящимся сердцем позвонила в бюро.
Трубку взял не Чедвик и не гнусавящий близнец со сломанным носом. Трубку взяла женщина, судя по голосу – средних лет. Задавая короткие осторожные вопросы, я узнала, что во вчерашнем поезде «Мадрид–Малага» действительно обнаружена спортивная сумка, которую пуганые граждане сочли взрывным устройством. На подозрительный предмет указали привокзальным полицейским, которые, в свою очередь, вызвали специалистов по обезвреживанию бомб.
Слушая этот рассказ, я уже представила, как от моей сумки и документов остались лишь лоскуты на далеком полигоне. Но парни взрывотехники оказались с мозгами и тратить время на транспортировку и уничтожение обычной сумки не стали. Разобрались, что не каждый забытый багаж есть криминал, и сдали ее в бюро находок.
Я запомнила адрес и повесила трубку. Как пояснила женщина, бюро располагается не так далеко от железнодорожного вокзала – всего в нескольких кварталах. По‑прежнему прячась в тени авокадо, я покинула привокзальную площадь и отправилась в сторону центра.
Ноги несли меня, каждый шаг неотвратимо приближал к Oficina de objetos extraviados. Скоро прибуду в это достойное место, а что там делать буду – ума не приложу! Голову даю на отсечение, что в бюро находок меня ожидает засада. Но все равно тащусь. Куда деваться без документов? Вообще, постоянно сталкиваюсь с подобной проблемой. В который раз остаюсь за границей без паспорта! Его нужно вытатуировать на груди. Чтобы навечно, чтобы потерять было невозможно!.. «Покажите ваш паспорт». – «Вот он у меня тут, под маечкой».
Как заполучить свою сумку из бюро находок? Только взломом! Нелегальным проникновением на склад с последующей кражей. Влезу по наружной стене, вышибу стекло… Скорее всего, этот замысел провалится. По стене еще вскарабкаюсь, а вот навыков хищения не имею. Не учили нигде. Надо ввести подобную дисциплину хотя бы в школе. Ведь очевидно, что требуется иногда в жизни!
Перешла через дорогу. Водители любезно затормозили перед «зеброй», пропуская хмурую, задумчивую девушку со странной железякой в руке. А я и не заметила настороженных взглядов. Подняла голову, только оказавшись на другой стороне.
Кажется, мне нужно вот за эти мрачные дома.
Обходной путь показался слишком долгим, и я нырнула в узкий проход между корпусами. Высоко расположенные окна, в которые не заглянуть, даже если подпрыгнешь, сопровождали меня с обеих сторон. Громоздящиеся над головой балконы закрывали солнце, и переулок был погружен в полутьму. Где‑то далеко впереди виднелся светлый прямоугольник выхода, к которому я и устремилась.
…Есть другой вариант, чтобы заполучить сумку. Можно попросить какого‑нибудь мальчишку. Подробно описать ему содержимое… Только как же ему отдадут чужой паспорт? Черт. А в сумке ли он вообще? Сомневаюсь, что утерянные документы передают в бюро находок. Есть у меня безрадостное подозрение, что вещи, связанные с идентификацией личности, направляют прямиком в полицию. Если паспорт попал туда, то плохи мои дела. ЦРУ умеет и любит работать с полицией. Вспомнить только, как они вытащили Гродина с британских нар, а ведь на мерзавца профессора имелся улик целый воз.
От размышлений оторвали отчетливые звуки шагов за спиной. Они раздавались в такт моим, поэтому в первый момент не могла понять, почему мои сандалии громыхают так, словно я обулась в кованые сапоги. Еще пару секунд шла на автопилоте, а затем обернулась.
Метрах в десяти за мной двигался Чук. Вот так вот! Словно отправился по каким‑то своим делам и наши пути случайно совпали.
Поймав мой взгляд, он улыбнулся и помахал ручкой.
Как все отрицательно! Меня обнаружили еще до того, как я приблизилась к бюро находок!
Сорвалась с места словно ошпаренная. А что прикажете делать? Исполнять танец живота? Не проходит и дня, чтобы я не улепетывала от близнецов. Это становится нехорошей традицией. Нужно как‑то завязывать с этим.
«Сейчас близнецы и завяжут!» – пронеслось в голове.
Впереди с балкона второго этажа вниз по стене скользнула гибкая тень. Гек!
Я сбилась с шага, заглядевшись на его школу. Что‑то в ней не то, не скалолазное. Слишком много артистизма и бравады.
Я уже упоминала, что мышцы у братьев как у гимнастов… Батюшки мои! Да они же бывшие циркачи!
Братцы – акробатцы!
Гек спрыгнул на землю. Выход из переулка оказался перекрыт.
Латинос ловко расставили силки. Вроде и деваться некуда. Я даже обреченно остановилась…
Но выход был. Пожалуй, единственный. Направо вел еще один переулок – довольно широкий. Вход в него перегораживала полосатая оградительная лента. Знак того, что ходить туда не рекомендуется.
Мне ничего не оставалось, как, нырнув под нее, кинуться в неизвестность. Впрочем, даже не осмотревшись как следует, я уже знала, что это – тупик.
С двух сторон высились высокие стены домов, окна которых наглухо закрывали ставни. В конце переулок перегородил кирпичный забор, верх которого опутывала колючая проволока. Мне через нее не перепрыгнуть – запутаюсь и повисну на колючках, как макаронина. Дела обстоят печальнее некуда. Но…
Высокие и крутые стены домов напоминали ущелье, на дно которого я угодила. Странно, что не заметила этого раньше, когда вошла сюда. Ассоциация с горами – прямо навязчивая. Вереница старинных балконов с перилами, прутьями, лестницами напоминала железную паутину, которая загородила небо и делала переулок темным. А под ногами, на бетоне, изломанном трещинами, чернело размазанное мазутное пятно. Откуда оно тут взялось и кто его оставил – загадка! Но оно до зуда в копчике напоминало раздавленную черную кошку. С запрокинутой головой, переплетенными лапами и хвостом, сложенным буквой «Z». Пятно распростерлось как раз подо мной. Я едва не ступила в него… Остановила уже занесенную ногу.
Невероятно! Сложились все элементы третьего предсказания! Мне осталось только опустить пяту на раздавленную кошку, и железная паутина поглотит меня. Что же произойдет?