– Здравствуйте, вы Ветров? Прекрасно, я буду с вами работать. – В комнату влетела невысокая полненькая женщина неопределенного возраста. Желтые волосы на ее голове были завязаны в две толстые косички. – Запомните: звонков будет много, вопросы обо всем, наши слушатели – это просто крантец какой‑то. – Она двигалась быстро и энергично: швырнула свой рюкзачок в кресло, закурила сигарету, бросила на стол план эфира.
– Если вы пришли на радио, вам придется отвечать за все в стране, даже за пожары и наводнения, – продолжала она, – не бойтесь говорить, что вы не компетентны. Что сидите? Пойдемте.
Студия оказалась небольшой комнаткой, в которой, казалось, отовсюду свисали микрофоны. Ветров даже растерялся: в какой говорить.
– Садитесь здесь, говорите сюда. Поехали.
В динамике проиграла заставка.
– Добрый день, – произнесла радиохозяйка проникновенным хриплым голосом, – у нас в гостях Андрей Ветров, журналист «Советского труда», человек, который раскрыл коварные планы террористов. Куда смотрят спецслужбы? Чем они занимаются? Обычный корреспондент, не имеющий даже личного оружия, вывел на чистую воду «Аль Каиду». Почему это не может сделать ФСБ? Ей лень?
Она замолчала и сверкнула глазами на Ветрова. Это был взгляд футболиста, отдающего пас во время голевой атаки.
– Э‑э… добрый день. – Андрею вдруг стало страшно. «Елки‑палки, она на ФСБ наезжает! Да меня же с работы завтра выгонят. Мать твою!» До сего момента он считал, что ему нечего терять. Теперь же остро понял, что больше всего боится потерять работу. А если сейчас еще ляпнуть в эфире что‑то не то – можно запросто с нее вылететь. Рынок, знаете ли…
– Вы сгущаете краски, – взволнованно произнес он, – ФСБ знает свою работу. Самолет ведь в конце концов был задержан.
– Скажите, а могли террористы направить этот самолет на Кремль? – ведущая сделала большие и круглые глаза.
– Нет.
– Почему?
– Э‑э, видите ли, я не пилот, не могу так сразу объяснить…
Весь запал мигом прошел. Его сковало. Эфир превратился в пытку. Андрей отталкивал от себя микрофон, словно змею. Но ведущая вновь и вновь отдавала ему пас.
– Вот вопрос, пришел от слушателя: а как вообще происходит контрабанда оружия и взрывчатки?
– Я не компетентен в вопросах контрабанды, простите меня.
– Я тут в пробке еду, – раздался в динамике голос слушателя, – и мне интересно: а много там взрывчатки? Если взорвать, сильно шарахнет?
– Сильно.
– А сколько конкретно стоит взрывчатка? Дорого?
– Я уточню…
Когда время истекло, Ветров испытал неслыханное облегчение. «Вроде отбрехался, – думал он, спускаясь вниз на лифте. – Ерунду какую‑то говорил, но зато не уволят. Не должны, я вроде ничего такого не сказал…»
А на шумящей улице, среди толпы прохожих, спешащих по своим делам, Андрей вдруг почувствовал эйфорию. «Эх, ребята, – мысленно обращался он к прохожим, – знали бы вы, где я сейчас был. Да меня пол‑Москвы слушало… А вы тут идете и даже меня не замечаете…» И на него вдруг снизошло вдохновение. В его голове зазвучали хорошие и правильные слова, они складывались в блестящую речь. Которая, без сомнения, могла зажечь пол‑Москвы. Аргументы были простые и доходчивые. Они трогали душу. Услышав их, люди бы расплакались. Жены перестали бы бранить припоздавших мужей. Водители – хамить друг другу. Ремни бы выпали из отцовских рук. А ночные грабители, выбросив ножи, провожали бы до дому одиноких и беззащитных. Вот какая сильная была речь! По дороге домой Андрей мысленно повторял ее, отшлифовывал раз за разом, подгонял словечко к словечку.
В итоге он сочинил потрясающий спич, который жег его душу изнутри. Будто огненный шар в груди. Ветрову даже хотелось вернуться на радио, ворваться в студию и выплеснуть эту свою речь в эфир.
Но было поздно. И Андрей это понимал. А потому по дороге домой купил горячих блинчиков с брусничным вареньем.
Дома заварил душистого чая. Поставил все это на поднос и сел перед телевизором. Блины были настолько нежными, что таяли во рту. Ягодный вкус (натуральное варенье, без добавок!) задерживался во рту чуть дольше. Жирными от масла руками Ветров брал чашку с чаем и запивал. Наступила сытость, теплая и сонливая. Она и затушила огненный шар. «Блинчики с брусникой – это просто праздник какой‑то», – подумал Андрей, проваливаясь в сон. Непроизнесенное выступление забылось навсегда.
Но Игнатьеву и Толочко от неудачи Ветрова на радио было ни холодно, ни жарко. Они вообще не знали про это выступление. У них и без того хлопот прибавилось.
Игнатьеву дали втык за то, что задержание самолета привело, по сути, к международному скандалу. Иностранные пассажиры, узнавшие про самолет с бомбой в Шереметьево, резко бросились сдавать билеты в Москву. Авиакомпании понесли убытки и предъявили претензии аэропорту.
У Толочко, которого и без того настораживали проволочки, возникли проблемы с Росбоеприпасом. Посредники, утрясавшие этот вопрос, не раз говорили чиновникам нужные слова. Что‑то вроде сакраментальной фразы: «Размер благодарности будет безграничен в разумных пределах». В ответ те кивали головой. Но дело всячески затягивали. Толочко хотел решить вопрос за два‑три дня. Не вышло. Он чувствовал невидимую руку Игнатьева и еще больше злился. В конце концов его люди смогли продавить кого надо и разрешение было у него почти в кармане. Но тут вышла эта проклятая статья. Человек из Росбоеприпаса дал отбой.
– Сейчас нельзя. Давай подождем. Шум утихнет, и тогда все сделаем, лады? – сказал он посреднику.
Самое обидное, что с «Советским трудом» у Толочко был рекламный договор и выставлен блок на негативные публикации против него. Но в этой ситуации он даже не мог позвонить и потребовать назад свои деньги.
Единственное, как Толчок мог выплеснуть свой гнев, – это заказать Ветрова. Он даже хотел звонить Усмону, но заколебался: тот стал бы спрашивать про взрывчатку. А этот разговор был неприятен Вольдемару. И все же он почти решился, когда раздался телефонный звонок.
– Есть важный разговор, – услышал он голос старого знакомого, служившего заместителем начальника Генерального штаба. – Подъезжай сегодня ко мне.
Вечером за «рюмкой чая» товарищ поинтересовался, не возражает ли Вольдемар против работы в администрации президента? Советником.
Не возражает ли?! Господи, он еще спрашивает! Толочко аж в жар бросило.
По словам товарища, босс (то есть начальник Генерального штаба) хотел устроить туда своего (читай – лояльного и управляемого) человека. Недавно как раз освободилось местечко. Начальник Генштаба был в хороших отношениях и с президентом, и с главой его администрации. Поэтому не составило труда предложить помощь с поиском нужного человека. Советник ведь должен был курировать силовые структуры. Отсюда требования к нему: профессионал, желательно с генеральскими погонами. Кому же искать такого, как не начальнику Генштаба?
Тут весьма кстати всплыла фамилия Толочко. Конечно, были и другие претенденты. Но друзья Вольдемара подсуетились первыми.
«Нет, есть еще Бог на свете! – радостно думал Вольдемар по дороге домой. – Про Толочко вспомнили! Толочко еще всем покажет!»
Потом он долго крутился перед зеркалом в прихожей, делая преувеличенно серьезное лицо и повторяя басом:
– Советник Толочко, администрация президента… Сотрудник администрации президента Вольдемар Николаевич Толочко… Прошу вас, Вольдемар Николаевич…
Было только одно пятнышко, омрачавшее радость момента: история со взрывчаткой. «Надо разобраться с этим побыстрее. Дурацкая история. Зачем я в нее влез?» – подумал Вольдемар. Про Ветрова он уже забыл начисто.
Журналист и не знал, что в тот день его жизнь висела на волоске. Впрочем, так бывает: самые важные переломные моменты судьбы остаются за кадром. Так случилось и с самим Толочко. Он даже не знал, что накануне директор ФСБ посетил Разведывательное управление пограничной службы. И это событие кардинально изменило шансы Толочко на место в администрации президента.
Разведчики погранвойск узнали о визите, когда директор ФСБ со свитой уже шел по подземному коридору, соединяющему здания госбезопасности на Лубянке. Ничего хорошего это не обещало, так как люди такого ранга крайне редко ходят по кабинетам подчиненных (точнее, почти никогда не ходят).
– Докладывайте обстановку, – сказал директор Мазурову, исполняющему обязанности начальника управления.
Генерал начал отвечать, но директор тут же перебил его резким вопросом. Когда разведчик ответил, последовал еще один вопрос. В итоге доклад превратился в допрос.
Директор метал гром и молнии. Было видно: он пришел специально, чтобы устроить разнос. И не просто разнос (для простого разноса он мог вызвать Мазурова к себе), а показательную порку. С обязательным четвертованием в конце.
– Покажите мне управление, – сказал директор, выслушав Мазурова.
В итоге исполняющему обязанности досталось за все: за грязь в туалетах, за свалки бумаг в кабинетах, за неработающие розетки.
– Соберите начальников отделов, – грубо приказал глава ФСБ.
Через десять минут в зале совещаний сидели почти все. Старшие офицеры и генералы сжимали папки, лежавшие на коленях. Со стороны казалось, что люди боятся пошевелиться. Многие покрылись испариной.
– Зачем он приперся? – шептались в курилке офицеры, не допущенные на совещание.
– Сокращать нас, разве не видно?
– Короче: надо увольняться по сокращению штатов, пока предлагают. А то завтра по плохой статье вышвырнут.
А в зале на головы офицерам буквально сыпались взыскания. Больше всех досталось Филину, отвечающему за южное направление.
После собрания директор вернулся в кабинет Мазурова и пригласил туда, кроме генерала, Филина и еще двух генералов, отвечающих за южное направление.
– Я не просто так пришел к вам, товарищи офицеры, – сказал он уже более спокойно. – У нас есть информация, что «Аль Каида» разворачивает на территории Казахстана производство отравляющих и психотропных веществ. Эти сведения получены по очень серьезным каналам Службы внешней разведки…
Филину захотелось громко выругаться. Мазуров, который запустил эту справку не напрямую, а через друзей в СВР, стоял с каменным лицом.
– ГРУ это подтверждает, – продолжал директор, – мне странно, что вы об этом не знаете. Ведь это у вас под носом. Террористы планируют организовать на территории России массовые теракты с применением девипама и других отравляющих веществ. Поэтому необходимо плотно закрыть российско‑казахстанскую границу, в первую очередь – оперативными методами. У вас срок – месяц. Я жду от вас конкретных результатов работы. После этого буду ставить вопрос о профессиональной пригодности каждого из вас. Вам все понятно?
– Так точно. – У Мазурова запершило в горле, и он чуть было не закашлялся. – Товарищ директор, из‑за недостатка финансирования мы были вынуждены сократить часть штатных единиц на том направлении и закрыть ряд резидентур, что ограничило возможности нашей агентурной сети. В результате мы и получили ценную информацию с некоторым опозданием. В связи с создавшимся положением прошу рассмотреть вопрос о выделении дополнительных сил и средств для установления более качественного оперативного контроля на данном участке.
– Как только появится такая возможность, выделим, – твердо заявил директор. Но по его тону пограничники поняли: «появится возможность» – это, значит, после дождичка в четверг. А пока придется продолжить сокращения. Да еще при этом и результаты давать.
Мазуров проводил директора до лифта. Затем, вернувшись в кабинет, вызвал Филина.
– Ну что ж, по крайней мере, наша затея сработала, – с грустной иронией произнес генерал.
Константин стоял навытяжку и молчал. Он ожидал всего, что угодно. Но только не того, что последовало после этих слов.
– Такие дела, Костя, – генерал закурил.
Это значило, что его сильно задело. Мазуров регулярно бросал курить. Потом начинал снова, после какой‑нибудь особенной встряски.
– Мне предложили должность в администрации президента, – продолжил он, – советником. Я, честно говоря, сомневался. Но после сегодняшнего решил: ухожу. Перейду ууда. Осмотрюсь. Думаю, там мне будут нужны люди, на которых можно положиться. Так что вполне возможно, что я предложу тебе послужить Родине в несколько ином качестве. Подумай. Время есть.
Это место Мазурову подыскали друзья из Службы внешней разведки. «Там освободилась должность, – сказал ему бывший однокашник по высшей школе КГБ. – Вояки, правда, своего двигают. Какого‑то Толочко. Ты его, кстати, должен знать – тоже служил в Таджикистане. Но мы его обрубим: зам по кадрам наш человек. Служил в ПГУ».
Глава 8
Засыпанная опилками арена огорожена решеткой. В центр круга бьют прожектора. Откуда‑то сверху доносится шум толпы. Найденыш поднимает глаза, чтобы посмотреть. Но его слепит вспышка света.
– Дамы и господа. – Человек в костюме с красной бабочкой стоит с микрофоном в центре круга. – Объявляю правила: правил нет!!!
Найденыш жмурится. Потом открывает глаза. Зрение медленно возвращается. Но половину обзора по‑прежнему закрывает яркое пятно.
Человек в бабочке убегает через открытую для него калитку. А с противоположной стороны навстречу Найденышу идет… ночной гость.
– Скажи это имя! – кричит гость. – Скажи имя!
Он голый по пояс. Кисти рук обмотаны спортивными бинтами. Найденыш вдруг замечает, что на нем тоже только спортивные трусы. И руки точно так же обмотаны.
– Скажи имя, скажи им, кто ты! – слышит он крик.
– Я… я не могу.
Человек замахивается и резко бьет Найденыша по лицу. Переполненные трибуны взрываются аплодисментами.
– Признайся! – орет боец. – Хоть раз в жизни признайся! Ты же мужик!
Удары сыплются на Найденыша один за другим: левый боковой, правый прямой, ногой в солнечное сплетение. Найденыш падает, встает и снова падает. На опилки капает кровь. Его кровь! Он закрывает лицо руками, но от ударов спасения нет.
– Скажи имя! Одно только имя.
В какой‑то момент Найденыш понимает: все это можно прекратить, лишь назвав имя, которое приписывают ему. Боец размашисто бьет в челюсть. Кость хрустит. Найденыш хочет бежать, но бежать некуда. Вокруг одни только решетки.
– Я… я… – Он широко расставляет ноги и вытягивает руки, словно упираясь в невидимую стену. – Я – Вольдемар Толочко…
В ту же секунду кулак прилетает ему прямо в нос. Найденыш падает. И вскакивает, проснувшись на тюремной кровати. Некоторое время он, ничего не понимая, озирается вокруг. Нос болит так сильно, что на глазах наворачиваются слезы.
– Этого не может быть, – прошептал Найденыш, – я не тот. Это безумие. Я даже ничего не знаю про него.
Затем он долго ворочался, пытаясь уснуть. В сон же провалился неожиданно для себя, когда уже совсем потерял надежду на это. Впервые за тюремное время Найденыш увидел что‑то похожее на свои прежние сны. Где он был сильным и мужественным человеком.
Таким, как Опарин.
* * *
Сергей сидел за рабочим столом и работал с делом оперативной проверки «Пустая голова». Среди документов было и сообщение из СВР о планах террористов по производству девипама. Под ней Опарин подшил справку из ГРУ. Банальная, как вначале казалось, проверка перерастала в серьезную оперативную разработку. Сергей уже писал план оперативных мероприятий. Чертил схемы, в которых стрелочки соединяли квадратик «террористы» и кружочки «потеряшки».
Накануне ему сообщили, что дело на контроле у директора. Возможно, люди, потерявшие память (или их похитители), как‑то связаны с террористами. А это уже очень серьезно! Поэтому у Опарина в груди было приятное теплое чувство. «Вот оно, настоящее дело! – как бы шептало чутье. – Есть шанс отличиться. Может, даже получится стать генералом». Ни вслух, ни мысленно Опарин это не проговаривал. Но чувствовал именно так.
В это время в кабинет заглянул Михалыч – отставной полковник, начинавший еще в СМЕРШе. Теперь он работал вольнонаемным делопроизводителем в секретной части, получая таким образом небольшую прибавку к пенсии. Но причина была не только в деньгах: скучно было дома старику без дела, вот старые друзья и пристроили.
– Привет, Сережа, – сказал он.
– Здравствуйте, Борис Михайлович. – Опарин автоматическим движением сложил все документы в папку и перевернул ее.
– Я слышал, что ты занимаешься потерявшими память.
Точнее было бы сказать «прочитал»: через Михалыча проходила служебная переписка, и он так или иначе знал, кто чем занимается.
– Да как вам сказать. – Сергея удивил интерес старика. Обсуждать чужие дела в их системе не принято. А Михалыч был до корней волос человеком системы.
– Я могу помочь… Можно? – Михалыч кивнул на стул, спрашивая разрешения сесть, но ответа не стал ждать.
– МВД тоже проводило проверку. – Пенсионер сел напротив Опарина. Перед выходом на пенсию он курировал МВД, поэтому до сих пор имел там своих людей.
– И что они установили? – спросил Сергей, рассматривая синие нарукавники ветерана.
– Я организую тебе встречу с одним человеком, он тебе и расскажет.
На следующий день Сергей пришел по указанному адресу. В квартире на третьем этаже уже сидел Михалыч с мужчиной с полуседой головой.
– Знакомьтесь, – сказал Михалыч.
Мужчина представился. Имя‑отчество. Потом звание и должность: полковник, заместитель начальника второго оперативно‑розыскного бюро Главного управления уголовного розыска.
– Очень приятно. – Опарин сел в предложенное кресло.
– Чай, кофе? – спросил мужчина.
– Чай. – Сергей отметил, что обстановка на конспиративной квартире – а это оказалась именно конспиративная квартира – была приблизительно такой же, как и на конспиративных квартирах ФСБ. Казенная однотипная мебель, фарфоровая посуда из дешевых наборов, круглый механический будильник. Только на старых простынях, покрывавших вместо скатерти стол, были печати ХОЗУ МВД СССР (вместо привычного Опарину ХОЗУ КГБ СССР).
Хозяин поставил на стол полные чашки, тарелку с печеньем и блюдце с засохшим вареньем. Потом стал рассказывать.
Все началось с того, что сыщики накрыли сеть подпольных заводов, принадлежавших крупной преступной группировке. На производствах трудились, по сути, рабы, которые клепали ширпотреб под известные марки. Большинство этих людей числились пропавшими без вести. Они рассказали, что были похищены. Кто‑то напивался в дороге с незнакомым попутчиком, кто‑то знакомился с преступниками (как потом оказывалось) в ресторане и в итоге попадал сюда, кто‑то задолжал крупную сумму.
У бандитов нашли препараты, вызывающие беспамятство. Выяснилось, что преступники вводили их работникам, которых собирались «рассчитать» (не вечно же такого держать). Человека оставляли на улице. Если его личность устанавливали – розыскное дело, заведенное при его пропаже, закрывали. Соответственно преступники могли чувствовать себя спокойно: раз дело закрыто, то преступления как бы не было, значит, их никто искать не будет.
Был риск, конечно, что рано или поздно работник все вспомнит. С этой стороны убийство выглядело надежней. Но розыскное дело не закрывается да тех пор, пока не найдут человека (или его труп), а значит, теоретически какой‑нибудь сыщик мог до чего‑нибудь и докопаться. Так рассуждали бандиты. Человеческая память их не подвела: рабы так ничего и не вспомнили. Однако это не спасло преступников: их все равно поймали, правда, вышли на них другим путем.
Последнего члена банды взяли совсем недавно. Этого милиционер не рассказал Опарину, потому как для них обоих это не имело большого значения. Зато имело для Ветрова. Бывший бронзовый призер чемпионата России по вольной борьбе был не последним человеком в банде. Он решил, что милиция вышла на них после статьи журналиста. И решил отомстить. Но сыщики висели у него буквально на хвосте. Поэтому бандит на время залег на дно, а с Ветровым хотел рассчитаться позже. Его взяли случайно. Он столкнулся на джипе с «газелью». Избил водителя, который был однозначно виновен. Заставил принести деньги. Не думал, что тот побежит в милицию: очень был запуган. Но водитель заявил на обидчика. Дальнейшее было делом техники. Бандита взяли в момент передачи денег. А в каталажке уже знали, кто это такой.
– Неужели все так просто? – как‑то разочарованно произнес Опарин. Весьма перспективное (с точки зрения карьеры и прочее) дело превращалось в банальную уголовщину. Тут лавров не снискать.
– Да. Так просто, – ответил полковник уголовного розыска.
Правда, это был не конец. Сначала милиционеры думали, что абсолютно все «потеряшки» прошли через подпольные заводы. Оказалось, что это не так. Проверяя нескольких пострадавших, сыщики выяснили, что на тех висят огромные долги. Кто‑то взял кредит. Кто‑то получил аванс под крупную партию товара. Причем часть из этих «потеряшек» влезла в долги уже после того, как исчезла.
По цепочке сыщики вышли на группу мошенников, которая никак не была связана с бандой, державшей заводы. Среди аферистов имелся врач, который вводил жертвам какой‑то препарат. Люди становились послушными, выполняли все команды. А потом вовсе теряли память.
Еще одна категория пострадавших потеряла память, получив травму, объяснил полковник из МВД. Одних ударили по голове. У других вообще обошлось без криминала: попали, например, в аварию.
– Есть несколько человек, личности которых мы установили. – Сыщик завершал рассказ. – Но что с ними случилось, так и осталось загадкой. Есть случаи совершенно фантастические…
Он не стал продолжать.
– Спасибо за помощь, – безрадостным тоном сказал Опарин. План оперативных мероприятий, красивые схемы, внимание начальства (обычно оно неприятно, но этот раз мог стать исключением) – все летело к черту. И почему? Только потому, что менты влезли в это дело чуть раньше и свели все к банальной уголовщине!
– Всегда рады помочь товарищам из госбезопасности, – полковник улыбнулся, как показалось Опарину – с иронией.
– Я пришлю вам официальный запрос, – сказал Сергей. – Подготовите мне официальный документ? Чтобы к делу можно было подшить…
– Без проблем.
Беседа на этом не закончилось. Оказалось, полковник хотел рассказать кое‑что еще. Даже более важное, чем история про «потеряшек», которая была скорее предлогом для встречи. Своеобразной затравкой для разговора.
Несколько дней назад на полковника негласно вышли чеченцы из той самой группировки, что держала заводы. Причем вышли сами лидеры. Потому против них и не нашлось никаких доказательств. Рассказали про своих братьев из организации «Братство во имя истинного ислама». Сыщик рассказал все то же самое, что Хоттабыч сообщил Ветрову, но – более детально.
Изначально бандиты хотели сдать террористов милиции. То, что информация дошла до Ветрова, – было банальной утечкой. Просто Хоттабыч хорошо относился к журналисту и подумал: если пресса узнает, хуже не будет. Наоборот, после публикации, рассуждал он, менты просто не смогут спустить дело на тормозах.
– Кстати, в Афганистане недавно немцев взорвали тоже «Братья», – продолжал полковник. – У них лагеря подготовки шахидов, как рассказали чеченцы, где‑то на Памире. Там много глухих районов. С другой стороны – рядом граница с Афганистаном. А через Киргизию и Таджикистан можно хоть в Россию, хоть в Европу…
По данным чеченцев, террористы планировали в самое ближайшее время взорвать несколько живых бомб в центре Москвы. Шахиды уже давно готовы выехать в столицу России под видом челночников. Только вот со взрывчаткой вышла какая‑то заминка.
– Почему же чеченцы решили сдать своих? – с сомнением в голосе спросил Опарин. Хотя в душе он уже чувствовал волнение: здесь пахло настоящим делом, не бумажной, а Серьезной оперативной работой.
– Можно только предполагать, – ответил сыщик. – У нас есть несколько версий. Но информация верная. За это я ручаюсь.
– Почему вы не хотите ее сами реализовать? – поинтересовался Сергей. Это было важно: ни одно ведомство не отдаст выигрышное дело. Если полковник МВД, который на этом легко мог заработать генеральские погоны (или, по крайней мере, имя и авторитет), дарил информацию ФСБ, значит, были и какие‑то подводные течения. Так рассуждал Опарин.
– Мы не сможем без утечки провести операцию в Москве. – Сыщик поднес чашку к губам и сделал глоток остывшего чая. – Есть риск, что они разбегутся по норам. Конечно, можно взять пару шестерок, срубить палку, отрапортовать. Но что толку? Эти ребята все равно вернутся. И нас уже никто предупреждать не станет… А я хочу, чтобы мои дети спокойно ходили по городу и не боялись, что рядом взорвется какой‑нибудь ублюдок‑камикадзе.
Полковник говорил спокойно, но прочувствованно. Оттого в его голосе звучала искренность.
– Так что здесь не то дело, где надо тянуть одеяло на себя, – закончил он.
* * *
На Толочко крепко насел Усмон: где товар?
– Подожди еще немного, – убеждал боевика Вольдемар.
Но тот не хотел ждать.
– У тебя тоже не все получается, – заметил Толочко, – ты обещал принести голову Дровосека еще неделю назад. Где она?
– Э‑э, какой‑такой Дровосек‑гомосек. – Усмон отмахнулся. – Он уже не жилец. Нет его. А ты, Вольдемар, хочешь долго жить? Тогда держи слово.
Угроза была реальной. «Подонок, – с ненавистью подумал Толочко, – я же тебя из грязи вытащил. Тварь неблагодарная. Где бы ты был, если б не я? Кто помог тебе в Таджикистане заработать? Кто спас от пограничников? Ну ничего, я еще загоню тебя обратно в горы. Будешь гнить на своем Памире».
Усмон тоже негодовал. Он был готов растоптать Толочко. Потому что без взрывчатки Усмона могли тоже списать со счетов. Может, и не убили бы, но жизнь вполне могла понестись под откос…
Свою должность Усмон обрел после мирных переговоров. Правительство заключило мир с оппозицией. Лидеры фронды и полевые командиры получили крупные должности по квоте. При дележе портфелей Усмону досталось МЧС. Не самое хлебное министерство – он рассчитывал на Госкомитет по нефти и газу или Министерство цветных и драгоценных металлов. Но в первом случае его обошли более ретивые коллеги, а второе правительство оставило в своих руках.
Так что МЧС оказалось не самым худшим вариантом. Но в последнее время против Усмона плелись интриги. Гражданская война забылась. И правительственный клан тихо выдавливал из власти людей от оппозиции. Усмон узнал, что за спиной бывшие сотоварищи сдали его и сидеть в кресле министра ему осталось недолго.
Поэтому, когда на горизонте появился шейх Мансур, Усмон даже обрадовался. С его помощью министр рассчитывал сохранить должность. Ведь если в Таджикистане зазвучат взрывы, правительству вновь придется заигрывать с исламской оппозицией. А Усмон не просто видный полевой командир, он до сих пор держит ситуацию под контролем. (Уж министр‑то найдет, как донести эту информацию до нужных людей в правительстве.) Поэтому увольнять его очень опасно: опять начнется гражданская война.
Правда, была одна загвоздка. Мансур не хотел устраивать теракты в Таджикистане. Он собирался посылать шахидов в Кабул и Москву.
Все объяснялось просто. В Афганистане расположились международные силы. Можно было легко найти спонсоров на войну против них. (Тот же Бен Ладен или некоторые богатые исламские организации.)
А Россию Мансур собирался шантажировать. После серии громких терактов он намеревался негласно выйти на правительство и потребовать отступные. Иначе теракты бы продолжились. План не был фантастическим, хотя бы потому, что в истории уже имелись прецеденты. Правда, в других странах.
Ничего этого Усмон не знал. А знал бы – мнения не изменил. Ему была нужна война именно в Таджикистане. Когда Мансур твердо сказал: нет, Усмон ответил, что будет взрывать за свой счет.
– Валяй, – безразлично ответил шейх (в переводе на русский).
Но заминка со взрывчаткой срывала планы. Мансур дал понять: он жалеет, что связался с Усмоном, на которого нельзя положиться. В ближайшее время террористы достанут пластит по своим каналам. И тогда министру придется вернуть аванс (с процентами). Из дела его, естественно, выбросят. Поэтому Усмон был готов голыми руками разорвать глотку Толочко, лишь бы тот доставил товар.
Вольдемар это чувствовал. Поэтому вызвал из‑за границы помощника по особым поручениям. По‑хорошему тому следовало «погулять» еще, пока все не утряслось окончательно. Но он был нужен здесь.
– Есть выход, – сказал Кот, примчавшийся первым же рейсом, – взрывчатку разрабатывают в Советскоармейске, это в Подмосковье, пятьдесят километров от МКАД. Слышали о НИИ механизации? ГРУ с ним тесно работает. Там проводят испытания, потому взрывчатку легко списывать. Меня и вас там знают, поэтому вопросов особых не будет. Если что, намекнем, мол, секретная операция по линии разведки. Дело привычное. Единственное, они не смогут сразу доставить большую партию.
– Занимайся этим. – Вольдемар почувствовал прилив сил. – Пусть по частям, но сделай это. Все, пока. Я уехал.
Из своего офиса Толочко отправился на Старую площадь. В тот день у него было назначено собеседование с заместителем главы администрации президента, ведавшим кадровой политикой.