— А можно маме тоже поехать? — спрашиваю я, и наворачивающиеся на глаза слезы обжигают их.
Папочка ослабляет хватку на моем подбородке и встает. Я потираю больное место, пока он вышагивает по моей маленькой спальне. Бутч также расхаживает вдоль забора, когда до смерти хочет выбраться на улицу. Иногда мне интересно, хочет ли он перепрыгнуть через него, чтобы поиграть со мной. А иногда — выгляжу ли я как что-то, что ему хочется пожевать.
— Все было в порядке, пока... — папочка осекается и бросает на меня жгучий, полный ненависти взгляд.
Я сглатываю и закусываю губу, чтобы мой подбородок не дрожал.
— Пока что, папочка?
— Это был мальчик, знаешь ли. Мы хотели мальчика.
Я хмурюсь.
— Какой мальчик?
— Малыш, — у него грустный голос, его голова опущена. — Твоя мама потеряла ребенка в прошлом году, и я... и мы... я просто не могу, — он хватает себя за волосы и тянет. Я боюсь, что он вырвет их из головы.
— Папочка, куда делся малыш?
Он резко переводит свой взгляд на меня, и на самый короткий миг его жесткие черты смягчаются.
— Он умер, Кейденс. Ребеночек умер в животе твоей мамочки.
— Ты хочешь, чтобы я жила с бабушкой, чтобы я тоже не умерла?
Он кидается на меня, и я вздрагиваю. Но он садится на кровать рядом со мной и прячет лицо в ладонях. Все его тело трясется, так как он плачет.
Но папочка не плачет.
Никогда.
Почему он плачет сейчас?
Нервно я протягиваю руку и глажу его по спине.
— Все в порядке, папочка. Я осторожна. Бутч только один раз попытался укусить меня. Я не умру.
Его тело напряжено. Он медленно поднимает голову и смотрит на меня.
— Прости.
Я взбираюсь к нему на колени и бросаюсь ему на шею. Папочка обнимает меня и целует в макушку. Он пахнет дымом и вонючим пивом. Но это объятие похоже на те, что были до того, как он стал плохим.
— Я люблю тебя, папочка, — уверяю я его.
Он треплет меня по спине и снова целует. Затем щекочет мою ногу чуть выше колена, и я хихикаю. Папочка тоже смеется. Его взгляд встречается с моим, и я уже не узнаю его. У него такие же глаза, как у Бутча. Как будто он голоден. Я дрожу всем телом. А он стряхивает этот взгляд и бросает меня на кровать. Потом встает, собираясь выйти из комнаты.
— Иди спать, Кейденс.
Когда я стараюсь уснуть, я не могу сдержать улыбку.
«Я починила папочку».
Когда он злится или грустит, я могу его починить и сделать его счастливым.
У меня есть суперсилы.
* * *
Меня буквально вырывает из воспоминаний. Я слышу, как Йео, целуя мою грудь, шепотом нахваливает мою кожу. Он поднимает темные глаза. Ловит мой взгляд. И так озорно поднимает черную бровь — я так сильно люблю это — когда кусает меня за сосок.
Я испускаю благодарный судорожный вздох, когда он нежно проводит языком вокруг него. Он хочет облегчить эту незначительную боль. Йео удаются многие вещи. Но что у него получается лучше всего — и больше никто не способен сделать — он не дает мне застрять в моей чертовой голове.
Он удерживает меня здесь.
В настоящем.
В ловушке его любящего взгляда.
Долгое время я не была с ним близка. Но я мгновенно узнаю его тело. Конечно, за столько лет оно изменилось. Он стал сильнее. Крепче. Тяжелее. Темные волосы скрывают линию его подбородка. Ее я не помню. Я прогнала моего мальчика. А он вернулся мужчиной. Моим мужчиной. Сквозь меня проходит дрожь возбуждения. То, что я претендую на него, может показаться легкомыслием. Но, по-моему, это больше похоже на надежду. Надежду на то, что, возможно, в этот раз ему не придется уходить.
Возможно…
Я смогу удержать его.
Как говорит Йео... навсегда.
— Ты помнишь, как я лишил тебя невинности? — спрашивает он с самодовольной улыбкой на красивом лице. Он приподнимается на колени и вознаграждает меня видом идеально вылепленного бледного тела, освещенного утренним солнечным светом. Я помню Йео в хорошей форме, но я не помню его таким чертовски мускулистым.
Возбужденно потирая бедрами друг о друга, я протягиваю руку к его груди. Затем медленно скольжу кончиками пальцев по одной из его грудных мышц.
— Да, это было прекрасно.
Он хохочет. Его смех глубокий и искренний. Как горячее возбуждение, заполняющее твой живот в холодную, зимнюю ночь.
— Кузнечик, — говорит он с робкой улыбкой, — это было далеко не прекрасно. Я кончил примерно за три секунды. И твоя бабушка почти нас поймала. Если бы она поймала нас, я бы до конца жизни просидел под арестом.
Но я помню, что все было совсем не так.
Все было чудесным.
* * *
— Я просто хочу чувствовать тебя рядом... — бормочу я, и моя рука скользит по передней части его джинсов. Она твердая. Такая твердая. И я хочу большего.
— Кузнечик, — стонет он, а его язык проникает в мой рот. Он тут же отстраняется и хмурится. — Ты не можешь дразнить меня так. Я хочу... я просто умираю от желания...
У меня дрожат ресницы.
— Бабушки здесь нет. Может, мы могли бы заняться сексом?
Его глаза закрываются, а челюсть сжимается. Если бы я не знала его, то сказала, что он злится на меня. Но Йео никогда на меня не злится. Он всегда злится за меня. Если кто-то преследует меня, именно Йео смело встречается с ним лицом к лицу.
— Кейди...
— Пожалуйста, займись со мной сексом. Я хочу узнать, каково это.
Он снова открывает глаза, и его темные глаза похожи на расплавленную лаву. Горячие и глубокие. Потрясающие. Будто он хочет проглотить каждую частичку меня.
— Сними свою рубашку, — говорит Йео и словно рычит. — Я хочу видеть твои идеальные груди.
Я сияю от радости и стаскиваю рубашку. Одно движение — с застежкой сзади — и моего бюстгальтера вскоре тоже нет.
Он оглядывает мою кремовую кожу, оценивает мою обнаженную грудь.
— Такие красивые.
Откинувшись на спинку кровати, я расстегиваю пуговицу на джинсах. Он остается замороженным, когда впивается в меня взглядом. Я расстегиваю джинсы и опускаю их вместе с трусиками на колени. Это действие, кажется, возвращает его к жизни, потому что затем он берет на себя снятие с меня последней одежды.
Его руки порхают над моим животом, а его глаза встречаются с моими. Его брови сходятся вместе, как будто ему больно.
— В чем дело? — спрашиваю я.
Мой голос — шепот, полный желания.
— Я просто... — Йео осекается. — Ты уверена? Ты вроде уверена, да?
Кивая, я одариваю его лучезарной улыбкой. Судя по всему, она растворяет всю его неуверенность. И он улыбается в ответ.
— Йео, я еще никогда не была так уверена. Когда мы вместе, все, о чем я могу думать, — это ты. Это все, о чем я хочу думать.
Йео стаскивает с себя рубашку и расстегивает брюки. Его толстый член — член, который я сосала уже много раз — выпрыгивает. Я хватаю его и провожу большим пальцем по головке. Йео шипит от удовольствия. Капелька спермы делает мокрой мою кожу. На его члене выступают вены. Он пульсирует от желания кончить.
Раньше я облизывала каждую прожилку. Темные волосы сострижены, поэтому член кажется длиннее и больше, чем обычно. Может, Йео всего шестнадцать, но в моих глазах он мужчина. Мой мужчина.
— Я хочу знать, почувствую ли я эти вены внутри себя, — говорю я ему почти рассеянно.
Он хватает меня за запястье и рычит.
— Ты говоришь все это специально. Хочешь свести меня с ума, Кузнечик.
Я смеюсь.
— Не специально. Обычно нет.
Йео раздвигает мои колени и накрывает мое тело своим. Жар его тела, перемешиваясь с моим, вызывает липкий пот. А мы еще даже ничего не делаем.
Мы с Йео создаем огонь. Мы всегда раскаляемся и превращаемся в сверкающий, бушующий огонь, когда мы рядом друг с другом. Я могу лишь представить, какой ужасающий взрыв мы устроим, когда, наконец, соединимся. Как сексуальные партнеры.
— У меня нет презерватива, — его слова переходят в шепот.
Мне нравится шепот.
— Я принимаю таблетки, — уверяю я его. — Единственная моя проблема — не забывать их принимать.
— Слава богу, — шипит он, и его рот резко накрывает мои губы.
В тот момент, когда его язык снова у меня во рту, я извиваюсь как безумная. Мои пальцы судорожно сгребают его волосы. Я выгибаюсь под ним. Пытаюсь заставить его переместить свой член — оттуда, где он касается им моих лобковых волос. Хочу, чтобы он глубоко погрузил его в меня.
— Возможно, будет больно, — его слова должны быть нежными и успокаивать меня, но Йео звучит так, будто он единственный, кому здесь больно.
— Так сделай мне больно, Йео Андерсон. Сделай мне больно!
Его рука скользит между нами, и он хватает свой член. Я хнычу, когда он дразнит мое влажное отверстие кончиком пальца. Он не такой медлительный и нежный, как тот Йо, которого я знаю. Я превратила его во что-то голодное и нуждающееся. Мне нравится, что он потерял контроль. Я освободила его монстра.
— Я постараюсь все сделать быстро, — обещает он и тут же неистово входит в меня. Обжигающая, яркая боль на мгновение ослепляет, но его губы тут же дарят утешающий поцелуй.
Йео вновь притягивает меня к себе.
Как всегда.
Но я знала, что будет больно.
Мой разум угрожающе отступает. Но я и не думаю отступать. Я впиваюсь ногтями ему в плечи, когда он пронзает меня. И я выкрикиваю его имя снова и снова в нескончаемом повторении.
— ЙеоЙеоЙеоЙео!
Его дыхание прерывистое и неровное. Мой сдержанный, невозмутимый мальчик потерял контроль — и мне это нравится. Я хочу, чтобы он оставался внутри меня. Навсегда. Теперь мы неконтролируемы. Весь мир вокруг нас может идти к черту.
— О, Боже, Кейденс, — стонет он, и его зубы сталкиваются с моими. — Прости. Я сейчас кончу.
Я зарываюсь пальцами в его волосы и цепляюсь за них.
— Я люблю тебя, Йео! Сделай это!
Его глаза закрываются за мгновение до того, как он издает звук, который, надеюсь, никто на этой земле, кроме меня, никогда не услышит. Чувственный, знойный и мой. Огненный жар взрывается внутри меня, и его член, кажется, удваивается в размерах, когда он выплескивает свое освобождение в меня.
Я никогда раньше не чувствовала себя такой любимой. За всю свою жизнь не чувствовала себя настолько принадлежащей кому-либо.
И это так расстраивает.
Йео в этот момент и есть весь мой мир.
Йео в этот момент и есть весь мой мир.
* * *
— Ты голодна? — спрашивает Йео, и улыбка играет на его губах.
Прошлое мгновенно растворяется в будущем.
Мой желудок, как по команде, громко урчит.
— Хмм, нет.
Он целует мой живот и слегка кусает меня.
— Лгунишка. Я могу приготовить кашу или хлопья. Решать тебе. Мои холостяцкие кулинарные способности оставляют желать лучшего.
Проводя пальцами по его волосам, я вздыхаю. Мысли уносятся к тому, что тетя Сьюзи принесла из «Уолмарт». Я знаю, что у нас есть продукты для блинчиков.
— Агата может приготовить для нас что-нибудь, — говорю я ему рассеянно.
Я закрываю глаза и пытаюсь представить себе, есть ли у нас яйца в холодильнике. Достаточно ли у нас продуктов? Есть ли бекон?
— Кейди. Кейди. Кейди, — Йео зовет меня, но я думаю.
Думаю. Думаю. Думаю.
«Шесть яиц. Я помню так много? »
— Кейди. Кейди. Кейди.
«Целый пакет бекона, пока Боунз до него не добрался ».
Думаю. Думаю. Думаю.
«Апельсиновый сок. Тетя Сьюзи точно купила апельсиновый сок ».
— Кейди. Кейди. Кейди.
Теперь мне просто нужно рассказать Агате.
«Йео. Йео. Йео ».
Йео заслуживает приготовленный дома завтрак.
«Йео. Йео. Йео ».
Йео заслуживает все.
«Йео. Йео. Йео ».
— Кейди!
Я отказываясь открывать глаза, но позволяю словам сорваться с моих губ:
— Прими душ. Я помогу Агате начать на кухне.
Глава 9
Йео
— Еще бекона, Тыковка?
Я откидываюсь на стуле и потираю живот.
— Не нужно. Между тобой и мамой, Агата, я как между двух огней. Клянусь, вы обе откармливаете меня на убой. Довольно скоро я потеряю весь этот мышечный тонус. А я ведь усердно работал в тренажерном зале, чтобы его получить.
Агата смеется своим хриплым голосом и бросает мне на тарелку еще два кусочка бекона. Лосьон, которым она пользуется, пахнет розами, средством против моли и далекими восьмидесятыми.
Но в этом вся она.
И это уникально.
И я никогда не стал бы менять это в ней.
— Если мы тебя откормим, все девушки будут держаться от тебя подальше, — при этих словах Агата многозначительно подмигивает мне.
— Пока Кейди со мной, остальные девушки могут тусоваться с Дином, — с улыбкой отвечаю я.
Она старательно затягивает шнурки на своем кремовом халате. Он надет поверх ночной рубашки, какие обычно носят пожилые женщины. Вероятно, такие были популярны еще до того, как я родился. Ее тапочки сильно поношены и очень старые. Если бы я не знал, что оскорблю Агату, то давно бы купил ей пару новых. Но они существуют уже много лет и практически уже стали частью ее.
— Как твоя семья? — спрашивает она и сдвигает свои очки немного вниз. Агата смотрит поверх стекол на меня. — Твой отец хорошо себя чувствует?
Я сжимаюсь при упоминании о моем отце. Вчерашний ужин был катастрофой. И это воспоминание неприятно не только мне.
— Все так же. Жесткий и несгибаемый. Что еще нового? Тебе Кейди рассказала об этом?
Ее губы сжимаются в тонкую линию, а брови сходятся вместе от беспокойства.
— Он любит тебя и просто пытается тебя защитить. Ты ведь знаешь.
Раздражение проносится по всему телу, но я все равно киваю.
У Агаты есть ответы на все вопросы.
И опыт.
Она мне как вторая мать.
— Я знаю. Но в своей попытке защитить меня он причиняет мне боль.
— Она сильнее, чем ты думаешь, Йео, — уверяет меня женщина.
Я проглатываю бекон и обдумываю ее слова.
— Ты видела внутреннюю сторону ее бедер?
Агата садится напротив меня и дует на кружку с кофе. Она постоянно пьет черный кофе. И это всегда выводит нас с Кейди из себя.
— Сигаретные ожоги?
Я немного напрягаюсь от ее слов, я киваю.
— Этих шрамов не было, когда я в последний раз был с ней.
Агата хмурит брови и слегка качает головой.
— В последний раз, когда ты был рядом с ней, Кеннет тоже нечасто заходил. Ты же знаешь, каким он бывает. Паскаль и он, оба. Как эпидемия в этом доме.
— Я подрался с Паскалем прошлым вечером, — ворчу я, потирая переносицу. — У него с собой было оружие.
Агата хмурится.
— Паскаль, хочешь — верь, хочешь — нет, не слишком часто заходит. Не знаю, зачем он появился вчера вечером. Боунзу обычно удается держать его подальше.
Я вспоминаю, как задел чувства Боунза вчера вечером, и нервно сглатываю. Сегодня утром я его не видел. Я не знаю, сколько времени пройдет, прежде чем он будет готов снова показаться здесь.
— Боунз набил тату с моим именем у себя на соске, — говорю я ей со вздохом.
Агата тихо смеется.
— Да, я хорошо знаю его татуировки. Он тебя любит. Как и все мы. Ты — часть этой большой сумасшедшей семьи, Тыковка.
— Что я, по-твоему, должен сделать? — спрашиваю я. — Я думал, что когда вернусь, все встанет на круги своя. Но Кейди крайне ранима. Боунз тоже, если уж на то пошло. Моя семья с высокомерием относится к ней с того дня, как познакомилась с ней. Я просто хочу, чтобы они приняли мою любовь к ней. Все ее стороны. Каждую ее темную и уродливую часть.
Агата встает и берет мою тарелку. Она никогда не оставляет беспорядок на кухне. Зашумела вода — значит, она уже моет посуду. Я выбрасываю остатки еды.
— Знаешь, — говорит она, вытирая тарелку, и резко переводит на меня взгляд. На ее губах играет легкая, озорная улыбка. — Ты мог бы собрать семейный совет. Покажи им альбом, который ты собрал. Расскажи им все о Кейди. Возможно, если они поймут ее, то проявят немного больше участия.
Я думаю об альбоме, который стоит в комнате Кейди. Ее жизнь, которую я начал описывать для нее. В свои семнадцать. Я продолжал работать все эти годы — даже когда меня здесь не было. Это помогало Кейди справляться с некоторыми моментами ее жизни, которые требовали лучшего понимания. Я даже немного говорил об этом на некоторых занятиях в университете. Всякий раз, когда мы обсуждали эту тему. Мои преподаватели всегда проявляли неподдельный интерес, но я никогда не выдавал подробности настолько, чтобы кто-то прознал про Кейди.
— Не знаю, пойдет ли она.
— Так уговори ее пойти. Если она боится, то мне придется пойти с тобой. Я буду более чем счастлива помочь объяснить им все о нашей милой Кейди. Ты знаешь, что я люблю тебя, Тыковка. Я хочу, чтобы ты и она, вы оба, были счастливы.
Я притягиваю ее к себе и вдыхаю ее неповторимый запах пожилой женщины. Она всегда меня успокаивает.
— Сегодня утром я позвонил специалисту по ремонту. Они будут здесь позже, так что не забудь оставить дверь не запертой. В этом доме слишком жарко, — говорю я ей, когда она меня отпускает.
— Я прослежу и оставлю записку для остальных членов семьи. Что сегодня на повестке дня?
Пробежав пальцами по волосам, я смотрю на нее усталым взглядом.
— Папа уже прислал мне сообщение сегодня утром. Он хочет встретиться у него в офисе, чтобы оценить несколько зданий. Когда Кейди вернется, я хочу, чтобы она пошла со мной.
Агата удивленно поднимает бровь.
— Хочешь, чтобы Кейди пошла посмотреть здания с твоим отцом?
Я опускаю голову и киваю.
— Кейди — часть моего мира. Больше никаких пряток. Ей придется это принять. Черт, ей придется это принять.
Агата кивает.
— Ты прав. Я позабочусь о том, чтобы вразумить эту девчонку. Беги домой и прими душ, пока я не окунула тебя в эту раковину, Тыковка. Поговорим позже, милый.
Я наклоняюсь вперед и быстро целую ее в щеку.
— Спасибо, Агата. Ты моя любимая, маленькая леди.
Ее смех мелодичный и теплый.
— Ты тоже мой любимый, Йео.
* * *
— Этот мне нравится больше всего, папа. Он маленький, но в нем достаточно места, даже если я возьму партнера. С видом на реку Мононгахила. Доступный. Другие были слишком безвкусные. Они не по мне, — говорю я отцу, когда мы садимся в его черный «Рэйндж Ровер». Мы одновременно машем Рику Стэнфорду, риэлтору отца. — Хотя я могу сделать все сам. Тебе и маме не нужно этого делать.
Он тихо смеется и сверкает своим упрямым взглядом.
— Мы стареем. Позволь нам сделать это для тебя. Если это то здание, которые ты хочешь, мы примем необходимые меры и купим его.
— Спасибо.
Когда отец разворачивает машину, с его лица сходит улыбка. Он прочищает горло.
— Поговорим о прошлом вечере? О Кейденс?
При его словах у меня вскипает кровь.
Он не хочет, чтобы она была частью моей жизни.
Никогда не хотел.
Никогда не захочет.
— О чем здесь говорить? Вы, ребята, атаковали ее.
Он напрягается и не сводит глаз с дороги.
— Мы просто хотим для тебя лучшего, Йео. Она обуза. Она тянет тебя вниз. Она всегда будет тянуть тебя вниз, на дно.
Я испепеляю его своим взглядом.
— Если дно там, где она, то я буду на дне. Нельзя просто так взять и с легкостью вырвать любовь из груди. Это так не работает.
— Я просто не понимаю, как она...
— Хорошо, — огрызаюсь я, — ты не понимаешь. Ты ничего о ней не знаешь. Но, знаешь, что? Это изменится. Мы соберемся всей семьей, и вам придется беспристрастно взглянуть на это. Вы тоже сможете полюбить ее.
Отец ворчит, явно не убеждённый, а я тупо пялюсь в окно машины и наблюдаю, как люди идут по обочинам Мейн Стрит. Когда я вижу два знакомых прыгающих хвостика, я протягиваю руку к отцу.
— Останови машину.
— Что, я...
— Пап, сейчас же останови машину!
Я указываю на место у кафе «Мороженое и сладости Хэнка», куда, как я заметил, запрыгнули эти хвостики.
— Йео, что мы здесь делаем?
— Мы собираемся съесть мороженого. А ты встретишься с Пресли. С самой очаровательной, маленькой, девятилетней девочкой, с которой ты когда-либо встречался. Будь милым, — предупреждаю я. Он ворчит, но выбирается из «Рэйндж Ровера» следом за мной.
Отец выбивается из общей картины перед магазином. Его дорогой костюм сразу бросается в глаза. Своим холодным взглядом он с отвращением разглядывает кафе. А его аккуратно прилизанные волосы растрепались и развеваются на ветру.
* * *
Мы стараемся незаметно проскользнуть в магазин, и теперь я хорошо вижу ее. Пресли стоит в очереди и с гордым видом делает свой заказ. Работник кафе раздражен из-за того, что ему приходится помогать ей. Я гневно сжимаю кулаки. Мне хочется схватить его за рубашку и, закинув на стойку, напомнить, что ему платят за помощь покупателям. Независимо от того, как они выглядят.
Я незаметно подкрадываюсь к Пресли, хотя мой отец идет за мной попятам, и подслушиваю. Официант помещает ее вафельный рожок мятного мороженого с шоколадной стружкой на стенд около регистратора. Кейди стошнило бы, будь она здесь. Она ненавидит мяту.
— Это будет стоить три доллара пятьдесят семь центов.
Пресли копается в своем маленьком кошельке в форме единорога и достает два четвертака и один пенс.
— Хватит? — ее голос звучит тихо и неуверенно.
Ноздри мужчины раздраженно раздуваются, когда он смотрит на нее сверху вниз.
— Ты что, отсталая? Нет, этого не хватит.
Он едва успевает сказать эти слова, как я проскакиваю мимо нее к прилавку. Я наклоняюсь и рычу ему прямо в лицо. Он краснеет от замешательства или страха. Не знаю точно, от чего.
— Твоя мать никогда не говорила тебе, что это слово на «о» грубое? Тебе понравится, если я назову твое лицо «пепперони»? — киплю я и взмахом руки указываю на его прыщи на лице.
— Йео! — рычит отец позади меня.
Игнорируя его, я выхватываю свой бумажник и бросаю ему пятидолларовую банкноту на прилавок. Пресли смотрит на меня широко распахнутыми благодарными глазами. Ее улыбка — моя погибель, и я заметно успокаиваюсь.
— Сдачу не надо, придурок.
Пресли хихикает, осторожно собирая свои монеты с прилавка. Она кладет их в свой маленький кошелечек и хватает меня за руку. Я позволяю ей отвести меня к столу у окна. Когда она садится, я отодвигаю еще один стул для отца. Его седые брови сдвинуты вместе, а губы сжаты в твердую линию. Он складывает руки на груди и откидывается назад на стуле, как будто собирается смотреть шоу, а не участвовать.
* * *
Закатив глаза, я указываю на ее мороженое.
— Хорошая вещь, мелкая?
Пресли решительно кивает и облизывает рожок. У нее на носу остается зеленое мороженое, до которого она пытается дотянуться языком, чтобы слизнуть его.
— Ты похожа на щенка. Только щенки могут облизывать свой нос, — дразню я.
Я осмеливаюсь взглянуть на отца. Его гнев сменился чем-то другим. Заинтересованностью. У Пресли есть такое качество. Заманивает в свой мир смехом и милым нравом.
— Я не щенок, — дуется она. — Я лошадь.
На это я поднимаю бровь.
— Почему лошадь? У тебя хвостики, которые похожи на ушки собачки.
Она прищуривает глаза, обдумывая это. Затем поворачивается к моему отцу.
— Я Пресли, — она вытягивает липкую руку, чтобы пожать руку моему отцу. — А как тебя зовут?
Отец оцепеневший и неподвижный. Но когда улыбка Пресли угасает, он садится и протягивает ей свою руку. Она пожимает ее и широко ему улыбается.
— Я Флетчер.
— Флетчер, — она пробует слово на языке. — Как думаешь, я похожа на щенка или на лошадь? — не отпуская его руку, Пресли встает, и его глаза на минуту расширяются. Она приближается ртом к его уху и громко шепчет. — Скажи «лошадь».
— Ммм, — говорит он скрипучим и неуверенным голосом. Затем бросает смущенный взгляд в мою сторону. — Лошадь?
Пресли пронзительно вскрикивает и отпускает его руку, чтобы показать на меня.
— Ха! Говорила же тебе. Ты вонючка, Йео. Флетчер мой новый друг, — ее ресницы дрожат так невинно, что растапливают сердца окружающих. Затем она вновь бросает взгляд на отца. — Так ведь?
Ему неловко, но он не грубит.
Прогресс.
— Да, думаю, да. Я твой друг.
С победным блеском в глазах она продолжает лизать рожок.
— Почему ты здесь одна? — спрашиваю я, прищурившись.
Пресли пожимает плечами, но в ее глазах появляется отсутствующий взгляд.
— Папочка снова сделал мамочке больно. Она не смогла поесть со мной мороженого, и мне пришлось идти одной.
Низкий горловой рык моего отца немного пугает меня. Я бросаю молниеносный взгляд на него. Сейчас он сидит, облокотившись на колени и наклонившись вперед.
Милая, притягательная Пресли.
— Твой отец обидел тебя, мелкая? — спрашиваю я.
Растаявшее зеленое мороженое течет по тыльной стороне ее руки. Ее губа дрожит от моего вопроса.
— Нет.
И отец, и я, мы оба чувствуем ложь. Что удивительно, он спрашивает первым.
— Кто тебя обижает? — его тон покровительственный.
Я в шоке. А ее полные слез прозрачные голубые глаза смотрят на него.
— Папочка. Как всегда папочка.
Подбородок отца резко поднимается, и я вижу это.
Беспокойство, замешательство и ярость.
Он злится за нее.
— Мелкая, — говорю я ласково и, вытягивая пару салфеток, не спеша передаю их ей. — Что мы можем сделать, чтобы помочь?
Она морщит носик, обдумывая мой вопрос. Мы сидим еще несколько минут, пока она облизывает свое мороженое. Наконец, она набирается смелости, чтобы ответить мне.
— Можешь заставить его уйти?
Папа стискивает зубы.
— Я мог бы позвонить. Друг моего сына знает полицейских, которые могли бы помочь.
Ее глаза наполняются радостью. Она широко улыбается папе, как будто он самый настоящий герой.
— А можно его посадить в тюрьму? Мне не нравится, когда он... — улыбка исчезает с ее лица, когда она опускает взгляд на стол, а ее голос переходит в шепот. — Мне не нравится, когда он ночью приходит ко мне в комнату.
Я чувствую, что папа вот-вот взорвется, и стараюсь быстрее разрядить обстановку.
— Эй, мелкая? Думаю, что рожок уже превратился в месиво. Почему бы тебе не пойти и не вымыть руки в туалете?
Пресли кивает и встает со стула. Отец издает удивленный хрюкающий звук, когда она обвивает его своей липкой рукой и крепко обнимает. Он не обнимает ее в ответ. Но все же хлопает по спине.
— Спасибо, Флетчер, — бормочет она.
Его страдальческий взгляд на короткую секунду встречается с моим.
— Пожалуйста, Пресли. Иди и приведи себя в порядок.
Она отстраняется от него и скрывается в туалете, оставив меня наедине с моим отцом. В его глазах вопросы. Гнев сводит его брови вместе. Печаль заставляет прямые плечи сгорбиться.
— Бедная девочка, — все, что говорит он.
Ага.
* * *
Я вижу, что у него тысячи вопросов, но он держит их в голове до подходящего момента. Папа известен своей способностью к анализу. Проверкой фактов. Тем, что всегда приходит к обоснованным заключениям. Вот, что делает его таким успешным в его работе.
Над дверью магазина звенит колокольчик, и мы оба наблюдаем, как Пресли вприпрыжку бежит вниз по улице и заворачивает за угол, даже не попрощавшись. Она всегда одна гуляет по магазинам. Эта девочка смелая и самостоятельная. Мне хотелось бы сделать для нее больше.
— Йео, — говорит он, потирая ладонью лицо. — Пожалуйста, объясни мне, что происходит с этой девочкой.
Я почесываю подбородок, потом поднимаю бровь.
— Ее история очень грустная, папа. Я даже не уверен, вправе ли ее рассказывать.
Он открывает рот, чтобы возразить, и тут его взгляд останавливается на Кейденс, длинные волосы которой развеваются на ветру. Она уже собирается пройти мимо магазина, когда замечает меня. Я машу ей и приглашаю войти. Ее улыбка маленькая и красивая, но тут же улетучивается, едва Кейди видит отца. Ее уверенность исчезает, а все ее тело напрягается.
— Э, я просто проходила мимо. Совсем не собиралась вам мешать, — говорит она робким голосом.
Я стремительно встаю и большими шагами иду к ней. Быстро целую в губы и веду ее к нашему столу.
— Прости за беспорядок. Мы встретили Пресли. Она больше болтала, чем ела. Ты же знаешь, какая она, этот маленький человечек.
Кейди садится и скользит взглядом по зеленым каплям на столе.
— Фу, мята?
Тихо засмеявшись, я киваю ей.
— Хочешь чего-нибудь?
— Радужный щербет, пожалуйста, — говорит она, переводя неуверенный взгляд на моего отца.
Его тело напряжено, когда он смотрит на нее. Я не свожу с них глаз, пока заказываю ей чашку радужного щербета. Ее губы все время шевелятся: Кейди явно отвечает на его вопросы теми односложными ответами, в которых она спец. Наконец, ее щербет у меня в руках, и я возвращаюсь к ним.