Йодль. Не совсем, мой фюрер. Скорее перегруппировка.
Гитлер (Кейтелю). А вы что скажете, фельдмаршал Кейтель?
Кейтель. Я полностью согласен с вашим мнением, мой фюрер.
Несколько адъютантов на заднем плане переглядываются. Один шепчет: «Лакейтель».
Гитлер. А вы, генерал Кребс? Вы изменили свою точку зрения?
Кребс (помедлив). Мы выполним ваш приказ, мой фюрер.
Гитлер (сардонически). Вы еще помните, что вы сказали о Фридрихе Великом и русской царице?
Кребс делает смущенный жест.
Гитлер. Так вот, случилось то, что я и предсказывал. Царица умерла.
Всеобщее движение. Генералы теснятся вокруг Гитлера.
Гитлер. Рузвельт умер! А я жив! Этого достаточно?
Кейтель. Божий суд!
Голоса. Это может означать все… Кто преемник?.. Американцы давно уже…
Гитлер. Международный поджигатель войны мертв. (Замечает Шпеера. Торжествующе.) Ну, господин рейхсминистр Шпеер, что вы теперь скажете?
Шпеер. Посмотрим, мой фюрер.
Кейтель. Бранденбургское чудо! Предложение мира.
Гитлер еще раз смотрит на Шпеера.
Шпеер. С чего стране, чьи войска побеждают, делать другие мирные предложения, чем раньше? Тотальная капитуляция!
Все разочарованно отступают от него.
Кейтель. Вы – нытик!
Бургдорф. Это многое меняет. Народ хочет мира!
Борман. Мой фюрер, это великий поворот. Теперь несколько сильных ударов по американским армиям – и они запросят мира!
Остальные. Преемник будет разумным.
Борман. Это – подарок Господа к вашему грядущему дню рождения, мой фюрер!
Гитлер (громко). Мы разобьем их у ворот Берлина! Мы должны разбить их, или вся история была бессмысленной!
Солдатская столовая. Франц, Отто, Карола. Пьют.
Карола. Значит, скоро, наверное, наступит мир, да? (Ставит полные бокалы с пивом на стол.)
Франц. Может, да, а может, и нет. Как думаешь, Отто?
Отто. С чего им хотеть мира? Они же держат нас за горло! Со всеми этими танками и пушками и деньгами, которые они припрятали, – они их просто так не отдадут и не скажут: всё, конец. Если бы у тебя был богатый дядюшка и он умер, а ты – наследник, ты разве сказал бы: всё! Я не хочу иметь все эти деньги! Брось! Твое здоровье! Возвращайся на фронт и погляди, как они продвинулись вперед. Тут замешаны деньги. А их так просто не отдают!
Столовая СС.
Эсэсовцы (поют, пьют, горланят). Розенфельд умер!
Еврей Розенфельд
отдал концы,
ла‑ла‑ла, ло‑ла‑ла!
Кровь евреев
льется рекой,
значит, все хорошо!
Йодль, Кейтель и Кребс идут по коридору.
Йодль. Это все мечты…
Кейтель. Так говорили про все великие идеи фюрера. Но потом они становились действительностью.
Кребс (видит Вюста). О Господи, это снова вы! Нет, нет ответа! А теперь и подавно, после последних сообщений!
Веннер (входит с донесением). Русские захватили Кюстрин.
Кребс. Черт возьми! А что нового от американцев?
Веннер. N‑ская армия взяла N.
Кейтель. Но они и не могли так быстро получить приказ о приостановлении военных действий.
Йодль. А почему они должны получить такой приказ?
Йодль и Кребс перед бункером. Ночь. Руины (чтобы показать время действия).
Кребс. Надеюсь, сегодня ночью обойдется без бомбардировок. Вчера я целый час просидел перед старым колоколом в гарнизонной церкви в Потсдаме.
Йодль (смеется). Почему?
Кребс. Он упал. Лежит перед бомбоубежищем.
Йодль. Бранденбургское чудо! А гроб Фридриха Великого спрятан в какой‑то соляной пещере.
Кребс (зевает). Надеюсь, мы выживем. Хорошее было время, когда штаб‑квартира была еще в Восточной Пруссии и N. [4](Снова зевает.) Эти ночные совещания! Как в кофейне! Как это согласуется с прусской дисциплиной? Вы можете себе вообразить еженощные совещания при Гинденбурге?
Йодль. Не‑ет.
Кребс (смеется). Я тоже нет… (Еще раз смотрит на небо.) Надеюсь, этой ночью американцы не прилетят.
Идут к автомобилям. Освещенные луной развалины. Призрачный свет. Наплыв (во время наплыва) – мощная бомбардировка, которую только слышно, – затем бункер. Прибывают генералы. Сцена дня рождения.
II
Бункер. Один за другим входят фельдмаршалы. Наконец появляются Йодль и Кребс, в пыли, в грязи, за ними – Кейтель.
Кребс. Проклятье! Тут, должно быть, не меньше тысячи американских самолетов!
Йодль. Да. Что теперь скажете о Бранденбургском чуде?
Кейтель (подходит). Вот ведь! И как раз в день рождения фюрера! Это специально!
Йодль (с сарказмом). А как же иначе, господин фельдмаршал. И совсем непохоже, чтобы это был знак стремления к миру.
Денщики щетками чистят всем мундиры.
Веннер, Вюст. Веннер в центре связи. Вюст стоит рядом с ним, ждет телефонного звонка.
Веннер. Ты не поверишь, но новые сведения не проходят, потому что все линии перегружены! День рождения фюрера. Никто не хочет оказаться последним, поздравившим его. Ты только посмотри! (Показывает на стопку телеграмм.)
Вюст. Больше, чем раньше при кайзере, правда?
Веннер. Конечно. Ведь Гитлер, по его собственному выражению, – величайший из живших когда‑либо немцев. (Смеется.) Сегодня ты можешь увидеть кое‑что забавное – прибытие наших вельмож. Они приедут отовсюду, чтобы засвидетельствовать свое почтение. Увидишь их всех. Слетятся изо всех уголков рейха. Будут толкаться, потому что каждый хочет быть первым… О, начинается – вон толстяк! Ни грамма не сбросил за войну…
Прибытие бонз. Вначале – клоуны, кувыркаются, делают сальто, следом остальные. Потом – неуверенной походкой входит Геринг, за ним – Гиммлер. Приветствуют друг друга: «И ты здесь?» – «Как дела в Гольштейне?» и т. д., чтобы показать, что они прибыли из разных областей Германии. Геринг, Гиммлер и остальные входят. Им тоже чистят мундиры.
Геринг (протягивает фельдмаршальский жезл унтер‑офицеру). Почистить!
Унтер‑офицер отходит на задний план. Смотрит на жезл. Нюхает его. Отдает солдату: «Помыть!»
Гиммлер (показывает на небо, в котором свирепствуют бомбардировщики). За это мы, вероятно, должны благодарить вас, господин рейхсмаршал авиации Геринг? Или вы уже сменили имя – на Мейер, как вы однажды обещали, если хоть один вражеский самолет пересечет границу Германии…
Геринг злобно смотрит на него.
Гиммлер (продолжает, тихо, язвительно посмеиваясь). Жаль вашего парадного костюма, господин рейхсмаршал! Я слышал, вы уже собрали вещички, чтобы перебраться в красивый, спокойный Берхтесгаден? Там воздух здоровее, чем здесь, правда?
Геринг (в ярости, крутит свой орден «За заслуги»). Что касается мужества нас обоих, то мое, как вы видите, подтверждено. (Показывает орден.) А вы свое до сих пор демонстрировали преимущественно в концентрационных лагерях. А относительно здорового воздуха, то вы ведь уже давно наслаждаетесь им в Мекленбурге. [5]Что же до переезда в Берхтесгаден, так это – стратегическая необходимость. И я сегодня же предложу это самому фюреру. Штаб‑квартиры никогда не находятся так близко к фронту, вероятно, вы – дилетант – этого не знаете, хотя и командуете сейчас армией…
Затем разговор об отступлении на юг.
Геринг. Безусловно! Иначе мы окажемся в мышеловке. Если американцы и русские объединятся, будет поздно. Тогда Германию поделят.
Кто‑то из присутствующих. Фюрера надо вывезти. Нельзя допустить, чтобы он оказался в окружении.
Другой офицер. И кто скажет ему об этом?
Все говорят одновременно. Йодль. Йодль сможет ему объяснить. У фюрера аллергия на слово «отступление».
Наполеон тоже отступал. И Цезарь. А фюрер – нет.
Геринг. Мы должны этого добиться.
Бургдорф, Йодль, Кребс.
Йодль. В каком он настроении?
Бургдорф (без иронии). Американцы его разочаровали.
Кребс. А у нас есть чем его подбодрить?
Йодль. Прибыла делегация от N‑ской армии. Члены гитлерюгенда, приданные армии и представленные к орденам за отвагу. Он всегда с удовольствием вручает ордена. Это его отвлечет.
Ева Браун в своей комнате. Ходит взад и вперед. Смотрит на часы. Стук в дверь. Входит парикмахер.
Ева. Макс, где вы пропали?
Макс. Фройляйн Браун, наверху была бомбежка! Самая страшная из всех. Американцы! Говорят, около тысячи самолетов! Вы бы видели, что там делается.
Ева (распускает волосы). Ох уж эти американцы! Вместо того чтобы заключить мир! Теперь всем ясно: мы всегда хотели только мира.
Макс. Да‑да, но если бы вы видели, как выглядит город! Повсюду пожары! (Стоит за спиной у Евы Браун и дрожащими руками причесывает ее.) А моя жена – меня не было, когда все началось – знаете, что сделала моя жена? У нас только маленький подвал, не такой, как здесь…
Ева (не слушает, изучает в зеркале свое лицо). Может, мне сегодня немного подкраситься, Макс? Фюрер ненавидит румяна и помаду, но здесь, в бункере, становишься такой бледной… Может, он не заметит.
Стук в дверь.
Ева. Кто там?
Макс (идет к двери, оборачивается). Ее зовут Карола. Она говорит, что она – невеста…
Ева. Да! Входите, Карола! (Максу.) Она выходит замуж сегодня, в день рождения фюрера. Наша первая свадьба тут, в бункере. (Смеется.) Овчарка фюрера ощенилась в бункере, а теперь свадьба… Почти как там, в мире наверху…
Карола (замялась у двери). Простите… Я не вовремя… Но фройляйн Браун велели мне прийти… Я могу прийти позднее…
Ева (очень сердечно, для контраста с бессердечием, проявленным до сих пор). Нет, входите, Карола, вам же надо одеться для свадьбы… Входите! (Втягивает ее в комнату, не снимая парикмахерского пеньюара, идет к шкафу, открывает его, вытаскивает платья.) Я подарю вам свадебное платье, вы ведь не привезли с собой, правда?
Карола (смущенно). Нет, тогда мы еще не… Я тогда еще не думала о свадьбе…
Ева. Ну значит, я смогу вам помочь. Я… (Прикусывает губу, достает белое платье с кружевами.) Оно должно быть белым, верно, Карола? Как вам нравится вот это? (Прикладывает к себе.)
Карола (в восхищении). Боже! Оно замечательное! Это же настоящее свадебное платье!
Макс. Действительно, фройляйн Браун! Настоящее свадебное платье!
Ева (немного смущенно). Да… я… (На мгновение замолкает, погруженная в свои мысли, потом решительно стряхивает это настроение. Очень сердечно, быстро.) Хорошо, что оно у нас есть, правда, Карола? Хоть на что‑то сгодится! И наверняка вам подойдет! У нас ведь один размер! Берите!
Карола. Это мне? Мне? Но, фройляйн Браун, так не годится. Это – свадебное платье для вас! Не для меня!
Ева (очень смущенно, быстро). Да берите же! (Кладет платье ей на руки, резко достает из шкафа пару белых туфель.) А вот туфли, у нас ведь один размер, и чулки, и белье, ну вот, теперь у вас есть все, да‑да (когда Карола хочет поблагодарить), идите же (все быстрее, все смущеннее), вам нельзя опаздывать, сам фюрер будет у вас свидетелем, и я тоже, так что быстро, быстро… (Почти выталкивает ее, возвращается, садится.)
Макс. Фройляйн Браун, да вы плачете.
Ева. Ах, я всегда плачу, когда вижу свадьбу.
Макс. У вас доброе сердце! А как обрадовалась Карола.
Гитлер в своем кабинете. Сидит. У него на коленях щенок овчарки. Рука вытянута вперед. Врач как раз заканчивает укол. По радио – выступление Геббельса: «Наш фюрер, во главе германских войск…» и т. д.
Гитлер встает.
Врач. Это был ужасный налет, мой фюрер…
Гитлер (резко). Беспокойтесь о своих шприцах. Мне сказали, в ваших пилюлях слишком много стрихнина.
Врач (сразу изменившись, заикаясь). Мой фюрер… Это неправда… Клевета… Кто?
Гитлер. Доктор Брандт и другие! Светила! Утверждают, что вы шарлатан!
Врач (в дверях, бормочет). Это неправда, мой фюрер, я… я…
Гитлер (язвительно). Светила! Вроде моих генералов и маршалов! (Обычным тоном.) Приходите сегодня вечером еще раз, около восьми.
Врач (рассыпается в благодарностях). Спасибо, мой фюрер, большое спасибо… (Уходит.)
Гитлер один. Неожиданно зло смеется. Уходит.
Зал приемов. Входит Гитлер. Шквал поздравлений.
Гитлер (резко останавливает всех. Спрашивает Геринга). Я приказал, чтобы после каждого американского воздушного налета тысяча [6]пленных американских летчиков без охраны была выстроена на тех площадях города, которые подверглись самым сильным бомбардировкам. Мой приказ выполнен?
Геринг (вначале молчит от неожиданности, потом отвечает). Приказ был незамедлительно передан, мой фюрер!
Гитлер. Кому?
Геринг. Генералу Коллеру, моему заместителю.
Гитлер. Пленные были построены?
Геринг. Но ведь их надо еще разыскать, мой фюрер. Летчики распределены среди остальных пленных. А лагеря военнопленных приходилось часто… (чуть было не сказал «отводить в тыл», вовремя спохватился) перемещать в целях (пауза) выравнивания линии фронта.
Гитлер. Итак, генерал Коллер саботировал мой приказ!
Геринг. Нет, мой фюрер! Приказ начнут выполнять в ближайшее время.
Входит адъютант. Передает сообщение Дёницу.
Гитлер (заметил это. Спрашивает Дёница). Что за сообщение?
Дёниц (запинаясь). Налет английской авиации.
Гитлер. Где?
Дёниц. На Гельголанд!
Гитлер (цепенеет, потом спрашивает). Ну?
Дёниц. Ущерб еще невозможно оценить…
Гитлер. То есть налет не был отбит?
Дёниц. Нет.
Гитлер. Гельголанд разрушен?
Дёниц (помолчав, тихо). Кажется, да.
Гитлер. А где была наша авиация?
Геринг (нервно, заикаясь). Мой фюрер, авиация не могла ожидать… она сконцентрирована вокруг…
Гитлер (язвительно). Значит, проспала! Как всегда!
Геринг. Мой фюрер, большое численное превосходство противника…
Гитлер. Превосходство! Вы говорите, как бухгалтер, а не как солдат! Слова «превосходство» нет в лексиконе солдата. Авиация трусит, спит и не выполняет мои приказы. Ей не хватает (по слогам) фа‑на‑тич‑ной ве‑ры! Веры в партию! Веры, которая воодушевляет японских летчиков, когда они превращают себя и свои самолеты в огромные бомбы и в героическом самопожертвовании врезаются во вражеские корабли. Йодль! Что нового на фронте?
Йодль (медлит). Мой фюрер, седьмая английская танковая дивизия остановлена на подступах к Гамбургу. Правда, теперь аэродромы англичан так близко, что для объявления воздушной тревоги остается меньше десяти минут. А установленный минимум для достижения бомбоубежища – двадцать минут, поэтому население почти беззащитно…
Гитлер (прерывает). Не важно! Гамбург будет защищаться до последнего камня!
Йодль. Население Гамбурга…
Гитлер. Населению придется приспособиться. Война – не сборище кумушек. Дальше!
На заднем плане генералы пораженно переглядываются.
Йодль. Русская атака под Шпрембергом отражена, под Кюстрином и Губеном тоже, но кажется желательным временно перенести генеральный штаб сухопутных войск.
Гитлер. Кребс мне уже это говорил. Генеральный штаб останется на своем месте.
Генералы озадаченно смотрят друг на друга.
Йодль (после паузы). Мой фюрер, натиск противника очень усилился. Мы… вместе (сбивается) в определенной степени… мы все здесь… (оглядывается, никто не кивает, все предоставили ему выпутываться в одиночку) мы хотели предложить вам… (наконец решается) перенести и ставку фюрера из Берлина на юг, в Берхтесгаден… разумеется, только на время… ведь существует опасность объединения русских и американцев, а тогда Берлин – разумеется, временно – окажется отрезанным…
Гитлер (несколько секунд смотрит на него, тихо). Вот как, вы все посоветовались… Гроссадмирал Дёниц, вы тоже придерживаетесь этого мнения?
Дёниц. Стратегически это разумно, мой фюрер. Тогда у нас будет больше свободы в принятии решений.
Гитлер кивает. Смотрит на Геринга.
Геринг. Безусловно, мой фюрер.
Гитлер (Кейтелю). А вы?
Кейтель. С военной точки зрения это целесообразно, мой фюрер.
Гитлер. Так вот какой подарок вы приготовили мне на день рождения! Вместо докладов о победах вы предлагаете мне бежать в Берхтесгаден…
Йодль. Это не бегство! Это – стратегическая целесообразность. Мой фюрер, и Наполеон, и Цезарь, и Ганнибал, – все (оглядывается, его озаряет новая идея), даже Фридрих Великий вынужден был временно оставить Берлин… [7]
Гитлер (тихо и угрожающе). А я нет! (Громче.) Я – нет, вам это понятно, господин Йодль? С меня хватит ваших отступлений! Начните же наконец воевать! Выполняйте мои приказы! Я останусь здесь! Здесь, под Берлином, азиатская атака захлебнется.
Солдатская столовая.
Эсэсовцы (сидят на скамьях, обнявшись, раскачиваются, как в пивной, поют на придуманный ими же мотив).
Завтра отсюда прочь!
И в Мюнхен – к хорошему пиву!
Прощай, подземная ночь,
Завтра на воздух я выйду,
О, свежий воздух Баварии…
Франц (Отто). Дружище, я уже организовал бензин для своей машины – ты же знаешь, бензин нынче дефицит, – но Франц обо всем позаботился заранее, мы уезжаем, мы не драпаем…
Эсэсовцы продолжают петь.
Еще один эсэсовец (входит, кричит). Юг отменяется, мы остаемся здесь!
Франц. Что?
Эсэсовец. Мы остаемся здесь. Ты же слышал! Решение фюрера! Мы остаемся в бункере! (Ухмыляется, глядя на Франца, который сидит в новом мундире.) Не выйдет свадебного путешествия, Франц!
Франц. Проклятье! А как же мой прекрасный бензин! Его даже выпить нельзя!
Отто. Не понимаю, что вы все всполошились. В Баварии вам наверняка не давали бы столько жратвы, как здесь! Радуйтесь, что вы остаетесь! (Поглощает бутерброды.)
Эсэсовцы прекратили петь. Сидят, склонив головы. Две официантки.
Первая официантка. Смотри‑ка, струсили!
Вторая официантка (смеется). А вдруг теперь и им придется повоевать!
Каптерка в бункере. Здесь хозяйничает ефрейтор Эрнст.
Вилли (входит). Эрнст, нам нужны Железные кресты!
Эрнст (лениво сидит за столом). Сколько?
Вилли. Дюжина!
Эрнст. За что? За героизм, с которым вы роете землю, словно кроты?
Вилли. Предстоит награждение делегации от какой‑то армии.
Эрнст. Какие кресты? Второй степени, первой, рыцарские…
Вилли. Второй и один первой. А давай на всякий случай еще парочку…
Эрнст (лезет в два ящика, достает оттуда по пригоршне крестов. Равнодушно). Вот.
Вилли. А квитанции не надо?
Эрнст (отмахивается, показывает на сложенные штабелем коробки у стены). Дружище, отвали. У нас такие запасы, можем пользоваться этими ящиками для звукоизоляции…
День рождения.
Гитлер. Господин рейхсминистр Шпеер, сколько легких полевых гаубиц вы выпускаете?
Шпеер. Сто шестьдесят. Для пяти полков по восемь батарей.
Гитлер. Я приказываю выпускать в шесть раз больше. Немедленно. А сколько боеприпасов для зенитных пушек?
Шпеер. Двести тысяч.
Гитлер. Приказываю – два миллиона.
Шпеер не отвечает.
Гитлер. Генерал Кристиан, как обстоит дело с применением новых истребителей?
Кристиан. Мой фюрер, вы приказали не вводить в серийное производство «мессершмитты» «МЕ 262», а переделать их в истребители‑бомбардировщики. Мы в процессе переработки.
Гитлер. Немедленно возобновить серийное производство. (Шпееру.) Я хочу видеть до пятнадцати часов все планы по оружию возмездия, до пятнадцати тридцати – всё о тяжелой воде, а до восемнадцати часов сообщение, что начато увеличенное в десять раз производство боеприпасов. (Поворачивается к фельдмаршалам.) Так как армия постыдно бездействует и я не вижу ничего, кроме отступлений и предложений дальнейших отступлений, я прикажу СС вырвать у русских клещи (язвительно Кребсу и Йодлю), о которых вы мне столько рассказывали, и взять русских в эти клещи, которые растянутся от Берлина до Курляндии. Берлин будет освобожден с севера. Я поручаю это генералу СС Штайнеру. Фанатичная вера, господа, в часы принятия исторических решений в тысячу раз лучше всей вашей так называемой стратегии! (Кребсу и Йодлю.) Немедленно передайте приказ Штайнеру! А теперь за работу. (Прощается с Дёницем при общем шепоте.) Возвращайтесь в Гольштейн, гроссадмирал Дёниц. И поверьте, в мае мы снова будем наступать по всем фронтам. Берлин останется немецким, и Вена снова станет немецкой…
Фегеляйн (на заднем плане, с лживым энтузиазмом, Йодлю). Это фюрер в своем прежнем величии! Когда слышишь его грандиозные речи, хочется плакать, правда?
Йодль (сухо). Да.
Гитлер (прощается с Гиммлером). Отправляйтесь…
Гиммлер. Мой фюрер, я полностью согласен с вашим мнением, что вам надо оставаться в Берлине.
Геринг толкает Дёница, на лице – выразительная гримаса.
Гитлер (Гиммлеру). Я знаю, что безусловно могу положиться на вашу преданность. А здесь вас заменит Фегеляйн.
Фегеляйн (принимает гордый вид). Яволь, мой фюрер!
Гитлер (Гиммлеру). А что с концлагерями, которые передислоцированы? Евреи и враги рейха сбежали?
Гиммлер. Ни один, мой фюрер. Мы перевели их всех в другие лагеря. Нетранспортабельные были расстреляны.
Гитлер. Позаботьтесь, чтобы так было и впредь.
Гиммлер. Мой фюрер, мы выкорчуем евреев вплоть до последнего человека. (Улыбается.) Их уже меньше на несколько миллионов.
Гитлер. Я надеюсь на вас. Никакой жалости!
Гиммлер. Никакой жалости, мой фюрер! (Снова улыбается своей отвратительной улыбкой.) СС не знает, что такое жалость.
Кейтель (сзади, Кребсу). Фюрер сегодня замечателен, правда? Снова прежнее величие титана!
Кребс (сухо). Да.
Гитлер (Герингу). А вы, Геринг?
Геринг. Я остаюсь там, куда вы меня назначили, мой фюрер. Правда, я хотел бы указать на то, что наши основные силы находятся на юге и что поэтому целесообразно послать туда в качестве вашего представителя…
Гитлер. Вас.
Геринг. Любого, кого вы сочтете подходящим.
Гитлер. Но вы уже упаковали вещи, верно?
Геринг (несколько смущенно, с яростью глядя на Гиммлера, который не скрывает улыбки). Я упаковал вещи, мой фюрер, так как думал, что вы тоже перенесете штаб‑квартиру в альпийскую крепость.
Гитлер (долго смотрит на него). Если хотите, поезжайте в Берхтесгаден, генерал Коллер вас заменит.
Геринг. Благодарю, мой фюрер! Разумеется, я буду там преданно выполнять все ваши приказы самым точным образом…
Гитлер отмахивается.
Общее прощание. Остается несколько человек, они противопоставлены уходящим.
Геббельс. Мы продолжим борьбу здесь, с вами, мой фюрер.
Борман. До окончательной победы!
Гитлер кивает.
Геринг (уходя, Дёницу). Этот Геббельс! Он рейхскомиссар [8]Берлина. Конечно, он должен остаться. Но задирает нос…
Гитлер (Бургдорфу). Что теперь?
Бургдорф. Делегация N‑ской армии. Награждение.
Гитлер идет с ним. Уходят.
Кейтель. Несравненный фюрер! Несравненный! (Берет из коробки с сигарами две штуки, нюхает, кладет в карман).
Дёниц еще раз возвращается. Стоя выпивает рюмку шнапса. Кребс выпивает с ним за компанию. Подходит Шпеер.
Дёниц (Шпееру). Вы можете производить в десять раз больше боеприпасов?
Шпеер. Нет!
Дёниц. А сколько? Может, хотя бы в два раза больше?
Шпеер. Не больше, чем до сих пор.
Остальные смотрят на него.
Шпеер. Приказывать просто.
Дёниц. И что вы станете делать?
Шпеер (с иронией). Выполнять приказ.
Дёниц (глядя на него, сухо). Удачи. (Уходит.)
Кребс (выпивает еще рюмку шнапса). А кто такой, собственно, этот Штайнер, который должен вытащить нас из дерьма? И где он?
Йодль (пожимает плечами). Все это – безумие! Мечты! Откуда возьмутся войска для нападения? Откуда воздушная оборона? Танки? Орудия? Откуда боеприпасы? (Шпееру). Вы это знаете?