Из-за своей текущей командировки я уезжала на неизвестное количество недель ― возможно месяца на два. Нью-Йорк Таймс наняли меня написать о военнослужащих США и женщинах, которые находились в Афганистане.
Мои друзья поддерживали, но на самом деле не понимали, почему я хотела так рисковать. Было трудно объяснить. Возможно, это из-за того, что я считала себя хозяйкой своей судьбы и впервые в жизни пыталась сделать то, что на самом деле хотела. Возможно это из-за того, что я приехала в Нью-Йорк с несколькими сотнями долларов и на старом Форд Пинто, который сломался после пересечения моста Верразано-Нарроус. Возможно, это была потребность сопереживать людям, которые осознанно шли на риск. Я не могла точно сказать.
Мне понадобились годы, чтобы позволить себе тот образ жизни, который многие женщины моего возраста рассматривали как должное. Может, в этом была причина, почему меня привлекало задокументировать жизни тех, кто рискует своей жизнью.
Я получила свое первое задание за рубежом, потому что мой агент знал немного о моем прошлом: прожив одиннадцать лет жизни на военной базе, я, безусловно, понимала происходящее. Меня отправили в несколько лагерей вблизи Мосула и Багдада, чтобы сделать репортаж о казармах военных ― и на этот раз точка зрения женщины была желанна.
Так что эта командировка не была первой, за которую мне платили, чтобы поехать куда-то в опасное место, но, безусловно, она будет одной из самых сложных.
― Я буду скучать по тебе, Ли, ― сказала Николь с печалью в голосе. ― С кем я буду зависать на выходных?
― Ты справишься, ― я улыбнулась. ― И я вернусь задолго до лета. Кроме того, у тебя есть ключи от моей квартиры, так что ты сможешь приходить и делать то, что делала обычно ― смотреть на милых парней серферов.
― Да, но без тебя это не то же самое, ― пожаловалась Элис, ― хотя ты никогда не замечаешь никого из них.
― Может, ты встретишь привлекательного солдатика, ― сказала Николь с ухмылкой. ― Боже, я люблю мужчин в униформе.
― Хотя они не могут долго находиться рядом с тобой, ― съязвила Джинна.
Николь просто подмигнула и вызывающе взглянула на меня.
Я вздрогнула. Мой бывший муж был военным, и я, определенно, не собиралась снова наступать на эти же грабли.
Мой рейс был забронирован на раннее утро, хотя газета все еще боролась с бюрократией в Вашингтоне, чтобы получить визу для меня и одобрить проездные документы. Дополнительные препятствия были спровоцированы департаментом обороны в форме требования, чтобы я принимала участие в обучающей программе "враждебное окружение", проводимой военными в Женеве, прежде чем отправиться на Средний Восток ― или в Южную Азию, в зависимости от точки зрения и политической принадлежности.
Я никогда прежде не была в Швейцарии, хотя множество раз пролетала над ней. Это было что-то новое.
Еще не рассвело, но я уже была готова и ждала огней, сигнализирующих о прибытии такси, в передней части бунгало. Я засунула паспорт в задний карман, упаковала свою маленькую дорожную сумку, вытащила ручку, толкнула и покатила свой тяжелый чемодан на колесиках, захлопнув дверь своего дома.
Я привыкла жить с минимумом предметов первой необходимости, и нарядная одежда была в самом конце списка. На заданиях я одевалась в джинсы и легкие прогулочные ботинки, делала простую стрижку, которую не нужно было укладывать каждый день, и заплетала волосы в хвост. Макияж? Едва ли. У меня был блеск для губ и тушь где-то на дне сумки, но полностью заряженный телефон и смартфон были важнее, и я не ходила никуда, даже в ванную, без небольшого блокнота и ручки. В ванной ко мне приходили лучшие идеи. Я даже довела до совершенства умение делать заметки в темноте, чтобы не отвлекаться на включение света ― конечно, чтение моих каракуль при свете дня было другой историей.
Однако я положила свой бронежилет, который весил тонну и стоил мне целое состояние в оплате за перевес багажа.
Мой водитель такси, который как раз заканчивал свою смену, был непривычно тих: за что я была благодарна. Он высадил меня возле терминала вылета международных рейсов, и начался первый этап моего долгого путешествия.
Я перекатилась на кровати и застонала. Шестичасовая разница между Нью-Йорком и Швейцарией означала, что я бодрствовала в четыре часа утра, и перспектива сна казалась слабой.
Я пыталась заставить глаза закрыться, но вскоре они открылись по собственному желанию, и я лежала, пялясь в потолок.
Мой отель был невзрачным зданием из бетона, которое ты можешь найти в каждом городе, в каждой стране, во всем мире. Но он был в центре города с конференц-залами, бесплатным Wi-Fi, а также мог похвастаться крошечным бассейном и тренажерным залом. Я останавливалась в местах и похуже, и вероятно, это случится со мной еще не раз, ― в действительности в Афганистане меня ждет именно это.
Раздраженная и с неприятным ощущением в глазах, я встала с кровати и уставилась в окно. Мой номер находился на достаточной высоте, чтобы я могла видеть Женевское озеро, сверкающее в темноте. Я очень хотела пойти прогуляться, размять ноги и утомиться, чтобы снова попытаться уснуть. Но бродить по улицам незнакомого города в первые часы ночи было равносильно тому, чтобы напроситься на неприятности, даже в такой безопасной и хорошо организованной стране, как Швейцария.
Отвернувшись со вздохом от окна, я задалась вопросом, будет ли открыт бассейн или фитнесс-центр: это казалось маловероятным. Раздраженная и бодрствующая, я вытащила свой ноутбук и пару часов читала новости в интернете.
Наконец я смогла поспать час, прежде чем будильник выдернул меня из сна в семь утра.
Увидев лицо, что смотрело на меня в зеркале ванной комнаты, мне хотелось разбить зеркало расческой. Сегодня я выглядела на свои сорок лет. Мне хотелось завесить зеркало черной тканью, чтобы не видеть его. Вместо этого я повернулась к душу и созерцала кремово-белые плитки, пока мой уставший мозг был не в состоянии функционировать.
Душ был чудесным: настолько действенным, что я почти прилипла к задней стенке. Как будто сотни маленьких пальцев массировали меня и определенно подарили мне заряд бодрости на целый день. Я была благодарна, что у моего работодателя были средства для обеспечения мне нынешнего комфорта.
Я вытащила джинсы, не заботясь, что я буду одета скромно по сравнению с остальной частью клиентов отеля. Голодная, я наслаждалась неспешным завтраком из хлеба, запеченного в форме косички, который подается с маслом, различными видами желе, медом, эмментальским сыром и различными видами колбасы и ветчины. Также предлагались мюсли, но они меня не интересовали. Я слишком часто завтракала ими дома.
Я как раз размышляла, не заказать ли третий кофе, когда услышала, как кто-то зовет меня по имени.
― Привет, Ли! Привет, Вензи! Какого черта ты здесь делаешь?
Я подняла голову и усмехнулась.
На меня надвигалась Лиз Эштон ― неукротимая британская цепкая женщина за пятьдесят. Она была довольно известна в нашем деле, ее можно назвать английской Мэри Колвин. Лиз побывала на каждом фронте войны с Чада в 1979, на каждой гражданской войне с Уганды в 1980, и на каждых партизанских действия с Сальвадора в 1981.
Лиз была главным репортером "Таймс" в Лондоне. Мы подружились за последние пять лет, когда сталкивались в разных дешевых отелях, держась вместе среди иностранных корреспондентов со всего мира с повышенным уровнем тестостерона.
― Привет, Лиз! Рада увидеть тебя!
Она сгребла меня в объятия и почти сломала ребро.
― И я тебя. Итак, как дела, Вензи?
― Я в городе для обучающего курса "враждебное окружение", ― ответила я. ― Через четыре-пять дней я улетаю в Кэмп-Лезернек, а у тебя?
― Ну, удачи тебе. Птичка нашептала мне, что ваше руководство сейчас относится строже к посещениям Баз после последнего инцидента...
Случаи, когда наши так называемые союзники, нападали на американский состав.
― Для кого ты пишешь на этот раз?
― Нью-Йорк Таймс.
― Ну, скажи им надрать задницы, или ты можешь застрять здесь на недели. Мои страховщики также требуют, чтобы я посещала какие-то гребаные курсы для журналистов, которые скорее звучат: как остановить кровотечение из носа в "зоне конфликта". Я отправляюсь к "Кэмп-Бастион" на следующей неделе, так что мы будем соседями. Просто сначала надо "поплясать под их дудку", беспрекословно выполнив все требования.
Кэмп-Лезернек была базой морских пехотинцев США в Афганистане, а бастион был тем же самым у британских войск. Я была не очень рада слышать, что мои планы поездки будут нарушены, но информация от Лиз была полезна: в этой работе предостережен – значит вооружен. Лиз провела годы, даже десятки лет, зарабатывая новые связи, и она всегда была в курсе международных новостей. Я сделала мысленную заметку связаться со своим редактором и узнать, за какие ниточки он может потянуть, чтобы помочь мне.
― Твое обучение будет проходить в ИнтерКонтиненталь, Лиз? Потому что если да, то мой номер забронирован тоже там.
― Отличная новость, Вензи! Мы можем и напиться вдрызг после этого.
Я не думала, что это хорошая идея. Попойки Лиз были легендарными. Я, определенно, не была в ее лиге.
― Ни за что! Я не смогу быть на одном уровне с тобой. Тебе придется тащить меня домой.
― Тебя так легко напоить, Ли.
― Это правда ― и я собираюсь так и оставить это, поэтому перестань пытаться свернуть меня на другую дорожку.
― Ха! Делу время, а потехе час. Пойдем, посмотрим, кого они послали, чтобы обучить нас на этот раз.
Снаружи воздух был чистый и свежий, весна потихоньку проникала в кристально чистое утро. Город был в европейском стиле: архитектура отражала смесь французского, немецкого и итальянского влияния, издалека я могла видеть вершину величественного Монблан, на котором лежал снег, как глазурь.
Лиз взяла меня под руку, и мы пошли по городу, ведя себя как туристы. Мне пришлось оттащить ее от магазина эксклюзивного шоколада, где продавали засахаренные лимоны, погруженные в темный, молочный и белый шоколад. Мы легко могли потратить там недельную зарплату и наесться под надменным взглядом продавца-консультанта.
Было время, когда чей-то проницательный взгляд мог заставить меня нервничать, но больше нет. Я уже не двадцатилетняя девушка, вышедшая замуж за мужа-тирана. Мне сорок, я сама себе хозяйка и делаю работу, которая мне по душе.
Меньше чем в полумиле от Дворца Наций и его длинной аллеи флагов, был уродливый ИнтерКонтиненталь ― восемнадцатиэтажное здание в центре дипломатического района. На горизонте виднелось очертание Альп, напоминая мне, если я нуждалась в этом, что я больше не была в Канзасе.
Администратор провел нас к невзрачному конференц-залу бежевого цвета, где нас ожидали кофе и круассаны.
Лиз с аппетитом набросилась на еду, а я решила, что мне не помешает еще одна чашка кофе.
Я думала о том, что она сказала мне, и о вероятных задержках, что меня ждут. Это было в стиле Вашингтона. Подобное случилось уже пять лет назад, когда я пыталась попасть на военные базы в Ираке. Я переходила из отдела в отдел, каждый отвечал, что ничего нельзя сделать с задержкой. Я пыталась мужественно переносить невзгоды, но не всегда это давалось легко.
Сейчас нам с Лиз нужно было играть по их правилам, чтобы попасть туда, куда нам надо. Пока мы ждали, к нам присоединились шесть журналистов из европейских стран, некоторых я знала в лицо, также как моего друга Марка Лебуин, внештатного журналиста, который продавал свои истории различным французским издательствам.
― Chère Lee и ma bonne Liz. Какой приятный сюрприз. Как вы, мои дорогие дамы?
Он тепло обнял нас и расцеловал обеих в щеки.
― Полны энтузиазма и взволнованы. Куда ты? ― сказала Лиз.
Он пожал плечами.
― Я не знаю еще. Я жду здесь задания. Думаю, что должно пройти время. Возможно, я выучу немного персидский язык. Я так понимаю, здесь есть специалисты языка, чтобы обучить нас. Это может оказаться полезным, кто знает. Ça fait bien.
Молодой британский лейтенант вошел в комнату и оглядел нас немного нервно.
― Новый ребенок в блоке, ― сказала Лиз, ухмыляясь. ― Я думаю, мы позабавимся с ним.
Я мысленно застонала: понятие «веселье» Лиз не имело ничего общего с моим. Но ее было не остановить: даже танк Шерман не может изменить ее мнение, если оно уже было сформировано. Ее мантра: «компромисс - признак третьесортного ума» подытоживала ее общее отношение к жизни.
Молодой лейтенант исчез, я задавалась вопросом, может, он заметил коварный взгляд Лиз и решил ретироваться.
Недовольное бормотание распространялось среди собравшихся, когда настало назначенное время, а ничего не происходило.
― Гребаное ожидание! ― фыркнула Лиз.
Я бросила посмеивающийся взгляд в сторону своей подруги: она и в самом деле не очень хорошо переносила ожидание, что было ироничным. Большую часть нашей работы составляло сидение на месте в ожидании людей, с которыми надо поговорить, надеясь, что они признают наше присутствие, ожидание своих рейсов, ожидание поездок, виз и ожидание разрешений, чтобы пересечь границу в зонах боевых действий. Это было похоже на военную поговорку: 99 % жизни солдата ― чистейшая скука, 1% ― полнейший террор. Я не возражала поскучать.
В комнате было прохладно: кондиционер, работающий на всю катушку, и такая же холодность от людей. Я сидела на стуле в задней части комнаты и дважды обмотала свой длинный кашемировый шарф вокруг шеи, так что он закрывал подбородок и часть носа.
Лиз, как я уже сказала, была непробиваема: она направилась в переднюю часть комнаты и повозилась с термостатом, пока британский лейтенант с беспокойством наблюдал за ней. Я могла сказать, что он сгорал от желания запретить ей трогать термостат, но его подавил ее испепеляющий взгляд. Она могла оказывать эффект на большинство людей ― особенно мужчин. Я задумалась, смогу ли я когда-либо овладеть этим сковывающим, отсутствующим взглядом.
Лейтенант продолжал украдкой поглядывать на часы, и стало очевидным, что он ждал кого-то, кто опаздывал. Я предполагала, что это был какой-то не приехавший журналист. Это происходило часто: пропуск рейса, изменения в расписании, отказ в визе или даже отмена задания в последнюю минуту. Как оказалось, я ошиблась.
Очень плохо.
В конечном итоге к нам присоединился более взрослый мужчина со знаком отличия, вышитом на эполетах его формы цвета хаки рядом с погонами английского майора.
На его фуражке был значок Меркурия ― крылатого посланника богов, что означало, что он был из корпуса связи. Я наслаждалась британской причудой, воплощенной в этом изображении.
Майор был мужественно выглядящий мужчина около пятидесяти лет, с добрыми карими глазами и морщинками вокруг них, когда улыбался. Сейчас он не улыбался. На самом деле он выглядел раздраженным, и когда он зашел в помещение, захлопнув за собой дверь, я услышала, что он зловеще пробормотал что-то вроде: гребаные янки.
Я беспокойно заерзала на своем месте, когда Лиз подмигнула мне.
― Доброе утро, дамы и господа, ― начал он. ― Меня зовут майор Майк Парсонс и мой коллега - лейтенант Том Фарлей.
Он указал в сторону молодого лейтенанта, который пытался казаться расслабленным, но не очень успешно.
― Я извиняюсь за задержку, наш американский коллега явно задерживается. Однако мы поспешим и начнем с основ. Я буду говорить о стадии подготовки и планирования и о том, что вам нужно знать при отъезде - в первую очередь, как вы будете отправлены на родину в случае болезни или травмы. Затем я передам слово лейтенанту Фарлей, который будет обсуждать знание местных особенностей и ориентацию в незнакомой опасной местности. Во второй половине занятия мы рассмотрим, как справиться с артиллерийским огнем, сохранить безопасность в толпе и неотложную скорую помощь. Завтра мы будем обсуждать мины, самодельные взрывные устройства и как себя вести, если вы оказались в заложниках. К нам присоединится наш коллега из морской пехоты США для некоторых занятий и ознакомления с Дари и Пушту - двух официальных языков в Афганистане. ― И затем он пробормотал себе под нос: ― Если он поторопится появиться.
Лиз толкнула меня локтем, и я была раздражена, что мой соотечественник, кем бы он, черт побери, ни был, производит такое плохое впечатление о США. Мне пришлось напомнить себе, что такая задержка не влияет на обучение: в конце концов, это вашингтонские чиновники преднамеренно затягивали мои документы.
Майор начал свою лекцию, и, хотя все советы были хороши, я слышала их прежде, и мой разум начал отвлекаться. Я сделала несколько бессвязных заметок для галочки, но я уже знала, что упаковать в сумку первой необходимости при немедленной эвакуации: паспорт, зарядное устройство на солнечных батареях, необходимый запас медицинских препаратов для оказания первой помощи, сухой паек, воду на день, фонарик, карманный нож, который постоянно конфискуют в аэропортах вместе со спичками, экстренные номера телефонов ― так называемый «вызывной лист». Также, как и основные кодированные слова, которые мне нужно было сказать тому, кто приезжал меня забрать. Когда вот так задумываешься, очевидно, что это очень полезные штуки. Надо придумать пару для Николь на случай, когда она пойдет на свидания в незнакомые места с парнями, с которыми познакомилась по интернету.
Майор продолжил, напоминая нам о том, чтобы оставить списки экстренных контактов и детали о наших ближайших родственниках или третьих сторонах, которым мы доверяем. От этого мне всегда становилось грустно. Моим ближайшим родственником была моя мать, но мы едва говорили последние десять лет ― после того как она кристально ясно дала мне понять, что думает обо мне, когда я сказала ей, что мой брак закончен, и я развелась.
Я смутно знала, что она переехала в интернат для престарелых во Флориде, но мы не общались. Я определенно не собиралась вносить ее в список экстренных контактов. Моей настоящей семьей были мои друзья, и я оставила все важные номера и завещание у своего агента в Нью-Йорке.
Майор Парсонс вновь заявил о важности отсутствия израильского штампа в наших паспортах, когда мы путешествуем в Афганистан или другую мусульманскую страну. Да, можно поставить галочку: у нас у всех они были.
Затем он передал слово лейтенанту, который был компетентен, но его искусство ораторства было гораздо менее отточено. Мне казалось, что это был его первый раз, когда он выступал с лекцией.
Майор остался на несколько секунд, убедиться, что все будет в порядке, и затем выскользнул украдкой из комнаты. Я была большим фанатом уходить украдкой и задумалась, как это будет выглядеть, если я сделаю то же самое. Но я знала, что двухдневный тренинг был обязательным для страховщиков газет, и после основ я узнаю что-то новое.
Я вздохнула и чуть ниже опустилась на своем стуле.
Я встрепенулась, когда лейтенант потерял ход своих мыслей на мгновение, и стало очевидно, что кто-то еще зашел в помещение. Я вытянула шею, чтобы посмотреть, не вернулся ли майор. Но это был кто-то совсем другой.
Необыкновенно красивый мужчина с загорелым лицом и глазами цвета морской волны.
Я была потрясена. Не было никаких сомнений. На десять лет старше, но все еще потрясающий.
Себастьян Хантер.
О. Боже. Мой.
Глава 2
У меня перехватило дыхание.
Себастьян: причина, по которой мой брак развалился; катализатор того, почему я стала журналистом. Мужчина, которого я любила больше всех. Мужчина, которого я не видела десять долгих лет. Мой красивый мальчик, мой любимый, мой друг. Мужчина, которого я и не надеялась больше увидеть.
Себастьян.
Да, это определенно был он. Он стал немного выше, плечи стали шире, лицо более худощавым, но в основном он не изменился. За исключением его глаз. Да, они изменились, приятный блеск с годами стал суровее.
Наш роман, если можно это так назвать, начался, когда ему было семнадцать, а мне тридцать. На тот момент мы жили в Калифорнии, и это было уголовным преступлением. Я глубоко, безнадежно и смехотворно влюбилась. Он был увлечен женщиной старше, но его интерес к жизни, энтузиазм, поддержка и вера в меня открыли мне глаза на удручающее состояние моего брака.
Наш секрет был раскрыт, и нас разделили самым болезненным способом. Эта сцена все еще преследует меня в кошмарах. Мне пришлось уехать, чтобы избежать гнева его родителей. Хоть Себастьяну и должно было исполниться восемнадцать через несколько месяцев, мое преступление было уголовным, и его родители угрожали, что меня арестуют, если я снова пойду на контакт с их сыном. И из-за Калифорнийского закона об ограничении (прим перев. законы штатов, определяющие предельный срок давности, в течение которого стороны могут предъявлять друг другу требования) сроком на три года я была вынуждена подчиниться.
С того дня, когда десять лет назад я ушла из своего дома и от своего мужа, я не видела Себастьяна и ничего не слышала о нем.
Я часто думала, какой стала его жизнь, где он, кем стал, пытаясь верить, что он счастлив и живет на полную катушку. И сейчас он находится в одной комнате со мной, одетый в форму цвета хаки Корпуса морской пехоты США.
Я ниже опустилась на своем стуле, радуясь, что мое лицо частично скрыто шарфом. Мое сердце билось слишком сильно, и я боялась, что могу упасть в обморок.
Лиз ткнула меня локтем.
— Ты в порядке?
Я молча кивнула. Она озадаченно посмотрела, но пожала плечами, оставив меня пребывать в воспоминаниях прошлых лет.
Дверь снова открылась, и вернулся майор Парсонс. Он ждал, пока лейтенант закончит свою мысль, бросая гневные взгляды на Себастьяна, который прислонился к стенке комнаты со скучающим выражением на лице.
— Спасибо, Том. Мы сделаем короткий перерыв, дамы и господа, и встретимся здесь снова в 11 часов. Завтрак будет подан в Les Nations. И мы очень рады, что наш коллега из американской армии, старшина Хантер, присоединился к нам. Уверен, что его проницательность будет иметь неоценимое значение.
Я сомневалась, что была единственной, кто услышал нотки сарказма.
Другие журналисты встали, чтобы последовать за нашим военным сопровождающим из комнаты, но я не могла стоять, боясь, что мои ноги подогнутся.
— Ах, известный старшина Хантер, — сказала Лиз театральным шепотом. — Ну, он определенно выглядит соответствующе. Говорят, большой сердцеед.
— Извини? — сказала я слабо.
— Американец... у него определенная репутация. Я удивлена, что ты не слышала.
— Слышала что? — удалось мне выдавить. — И почему я должна была что-то слышать?
Она заговорщически усмехнулась и наклонилась ко мне. Между журналистами всего мира была одна общая черта — они обожали сплетни.
— Ох, я пересекалась со старшиной Хантером два года назад в Париже, хотя тогда он был скромным сержантом. Ну, не то чтобы скромным, ты понимаешь! Да, довольно известный повеса, он был кем-то вроде amour célèbre. Говорят, у него была интрижка с женой своего командира, хотя ничего не было на публике, и все быстро замяли.
— Уверена, что это не просто слух? — спросила я. — Я имею в виду... если бы он... это было бы федеральное преступление: военно-полевой суд, а затем бы его вышвырнули из корпуса.
— Я просто рассказываю то, что слышала, — сказала Лиз с ухмылкой. — Достаточно сказать, что он был отправлен из Парижа, они говорят, что он не упускает ни одной юбки. — Она подтолкнула меня локтем, с озорной усмешкой в глазах. — Думаю, ты вполне в его вкусе, Ли.
— Ох. Нет, я не собираюсь вступать в гарем, — рассмеялась я. — Уверена, за старшиной Хантером следует парад молоденьких девушек.
Я очень хорошо помнила это чувство.
Если Лиз и заметила, что мой тон был отчужденным, то не подала виду.
— Ну, возможно, но я считаю, что у него другие предпочтения — он известен как любитель женщин постарше... более опытных.
Я поморщилась.
— Говорят, он великолепен в своем деле, — продолжила она, не догадываясь о влиянии своих слов на меня. — Вот почему они мирятся с его поведением. Я слышала, что он был завербован военной разведкой, но ты знаешь, как сложно узнать правду. Я бы не удивилась, что он из тех мужчин, кто является полным кошмаром, если не делает чего-то опасного. Ну, ты знаешь, безрассудный, притягивающий неприятности. — Она хлопнула меня по руке. — Говорят, он много пьет.
Ее комментарий был мне как ножом по сердцу. О, нет. Не как Эстель — только не как его мать.
С некоторой горечью вспомнилась ее тирада в ту ночь, когда я покинула Сан-Диего. Она назвала меня "потаскухой" и "шлюхой" и еще множеством неприятных слов. И ударила меня достаточно сильно, чтобы мои зубы затрещали. Она бы ударила меня снова, если бы Себастьян не остановил ее.
На меня нахлынули давно спрятанные под замок воспоминания.
— Хочешь выпить кофе, Ли? — спросил Марк.
— Извини, что?
— Кофе, Вензи! — фыркнула Лиз. — Да или нет?
— Ох, нет. Все нормально. Вы, ребята, идите.
Я обняла себя за колени, пытаясь физически держать себя в руках, когда интенсивность моих эмоций сразила меня.
Я глубоко задышала и попыталась успокоиться, на мое тело обрушился внезапный поток адреналина, и желание борьбы или бегства накрыло меня. Прямо сейчас я одобряла борьбу, за исключением того факта, что, если бы я попыталась встать, я бы упала навзничь.
Я услышала, как кто-то вернулся в комнату, и кровь отхлынула от моего лица.
— Ты немного побледнела, Ли, — сказал Марк с ноткой беспокойства в голосе. — Ты в порядке?
— Да, я в порядке. Просто немного... замерзла.
Он принял мое объяснение, но его взгляд говорил, что он не убежден.
Когда остальные вернулись в комнату, я согнулась над своими записями как могла, чтобы быть незаметнее. Мне было стыдно за себя. Почему я не могла встать, подойти к нему и сказать: "Привет, как ты?", как нормальный человек? Конечно, я могла это сделать, сказала я себе. И я сделаю это во время перерыва на обед, когда мы не будем окружены любопытными взглядами.
Лиз вернулась последняя, к тому времени я смогла взять себя в руки, или как сказал бы мой отец: "Всадник, скачущий на расстоянии примерно ста ярдов, не заметил бы ничего подозрительного".
— Готова ко второму раунду? — громко прошептала Лиз.
По ней было видно, что она выпила что-то покрепче, чем кофе, в течение десятиминутного перерыва. Я не была удивлена: алкоголизм был одной из опасностей, которые подстерегали наш образ жизни.
И затем мои планы вновь появиться в жизни Себастьяна с капелькой приватности и достоинства были разрушены.
— Просто быстрая перекличка, прежде чем мы двинемся дальше, — сказал майор Парсонс, — сейчас все здесь... мы узнаем, кто есть кто. — И он стал называть наши имена. Я была последней.
— Ли Вензи?
Я кивнула и подняла руку.
Я увидела, как взгляд Себастьяна переместился на меня, затем его глаза расширились от шока, и на краткое мгновение он выглядел как семнадцатилетний парень, которого я знала.
— Вы, Ли Вензи? — выпалил он.
Все повернулись и уставились на меня, настороженные тоном его голоса, поэтому я была единственной, кто видел, как его выражение лица превратилось во что-то темное, почему-то ненавистное — прежде чем он взял себя в руки и отвел взгляд.
Мое сердце пропустило удар. Выглядело так, будто он на самом деле ненавидел меня. Я не ожидала этого, хотя предполагаю, не могла обвинять его в этом. Должно быть, после того как я ушла, для него последовало тяжелое время. Хотя… иметь столько неприязни после стольких прошедших лет... меня начало подташнивать.
Я сделала глубокий вдох и попыталась сосредоточиться на своих заметках.
Марк подтолкнул меня, чтобы привлечь мое внимание.
— Ты знаешь этого парня? Мистера Угрюмого-но-красивого?
— Да, мы встречались, — сказала я сухо.
— Хм, думаю, что здесь что-то кроется. Хочешь поделиться?
— В другой раз.
Он сощурил глаза, но я изобразила небольшую улыбку и вернула свое убывающее внимание к разговору.
Бессознательно я посмотрела на Себастьяна, но он уставился в окно с отсутствующим выражением на лице. Мне стало интересно, вспомнил ли он, как я… как мы встретились, и наше короткое, но бурное лето любви. Нашу похоть. Смотря как на это посмотреть.
Хотя я и старалась избавиться от воспоминаний, они заполонили мое сознание. Даже сейчас я помнила наши встречи, то, как мы не могли насытиться друг другом — его руки, его губы, движение его языка по моему телу.
Когда лейтенант продолжил лекцию о мерах предосторожности против угона, криминальных нападений, небьющихся окон и устройств слежения, я была поглощена более эротическими изображениями, отчего мои щеки покрылись румянцем.
— Потому что большинство нападений происходят, когда вы достигаете дома, — бубнил лейтенант, — убедитесь, что вы можете заехать прямо в ваш гараж или жилой комплекс, а также обеспечьте наличие двери или ворот за вами.
Лиз выглядела скучающей, что было совершенно невежественно, как беспорядок эмоций, что нарушали равновесие моего разума. Она начала шептать мне забавную историю, суть которой была в том, что она протаранила гаражную стену своей машиной, дважды, во время нахождения в Каире, делая именно то, что предлагал лейтенант. Ее комментарии вполголоса были достаточно громкими, и вызвали несколько смешков среди журналистов.