Себастьян медленно следовал за мной, скользнув на стул напротив меня.
― Un espresso et un caffé americano, s’il vous plâit (прим. перев. фр. Эспрессо и американо, пожалуйста).
― Ты также хорошо говоришь по-французски? ― спросила я с любопытством.
Он пожал плечами.
― Достаточно, чтобы справиться в чужой стране. Я никогда не учил его.
― А Дари? И арабский? Как это случилось?
― Моя первая поездка в Ирак. Я играл в футбол с местными детьми, которые ошивались возле Базы. Они научили меня некоторым словам, и я просто начал заучивать некоторые фразы. Мой сержант услышал, как я говорю с детьми, и отправил меня на несколько обучающих курсов. Когда мы выезжали из Ирака, я понял, что должен выучить Пушту и Дари, чтобы быть полезным в Афганистане. Я понял, что могу слушать их в различных модуляциях. ― Он фыркнул. ― Наконец нашел что-то, в чем я хорош. Что знал.
Я была шокирована его пренебрежительным тоном.
― Ты всегда был хорош во многом, Себастьян. Ты быстро выучил итальянский.
― Потому что у меня была девушка итальянка, ― сказал он.
― Правда? Когда это было?
Он закатил глаза, как будто я упускала очевидное.
― Ох, верно, ― пробормотала я смущенно. ― Не забывай, что ты обучал меня серфингу.
Он ухмыльнулся, разрушая напряжение его странного волнения.
― Да, это было весело. Ты продолжаешь заниматься им?
― Довольно часто летом, ― сказала я. ― Я купила место на Лонг-Бич.
Я замолкла, обеспокоенная его пораженным выражением.
― Извини, ― сказал он, покачав головой, как будто отмахнулся от какой-то мрачной мысли. ― Просто... мы разговаривали о том, чтобы отправиться на Лонг-Бич и посмотреть места для серфинга.
― У меня не было другого плана, ― сказала я тихо. ― Когда я покинула тебя... покинула Сан-Диего, я ехала восемь дней, пока не добралась до Нью-Йорка. Я ехала на старой "Пинто", которая сломалась на мосту Верразано. Я сняла квартирку в Маленькой Италии, потому что я больше ничего не знала, и ты упоминал это. Я жила там восемь лет. Ты был прав, мне понравилось там.
Он закрыл глаза и опустил голову на руки. Он выглядел таким уязвимым. Как такие обычные слова могли ранить нас, подумала я.
― Боже, Каро, когда я думаю, как все могло бы быть... это немного сводит меня с ума.
― Я понимаю, о чем ты, ― сказала я мягко. ― Но нет никакого смысла думать об этом.
Официантка вернулась с нашим кофе. Я уставилась на черную жидкость, потерявшись в струйке пара.
― Я рад, что ты поехала туда. Рад, что ты делала то, что мы планировали.
― Не все из этого, ― поправила я.
― Черт, если бы только...
― Перестань, Себастьян, ― сказала я яростно. ― Нет никаких "если бы": что, если бы мы никогда не забрели в этот сицилийский ресторанчик, что если бы Бренда не увидела нас, что если бы она не рассказала твоим родителям... нет смысла думать об этом. Как ты и сказал, это просто сводит нас с ума.
― Я знаю, ты права, просто... ― он провел рукой по волосам в растерянности.
― Эй, перестань, ― сказала я, схватив его пальцы. ― Что есть, то есть. Мы не можем ничего изменить.
Он крепко в них вцепился, затем потер глаза свободной рукой.
― Хотя, ― сказала я, если бы я снова столкнулась с Брендой, то залепила бы ей пощечину.
Он робко улыбнулся.
― Да, я хотел бы это увидеть. ― Затем он нахмурился. ― Она, правда, очень сожалеет о том, что произошло.
Я отпустила его руку и откинулась на своем стуле.
― Ты говорил с ней о том... что она сделала?
Я была поражена. И раздражена. Может, даже обижена. Бренда-шлюха была моим самым хорошим воспоминанием о ней. Она разожгла запал, который привел к нашему взрывному разделению. Где-то глубоко внутри я знала, что это случилось бы в любом случае, но тем не менее. Слышать, что Себастьян разговаривал с ней, может, даже поддерживал контакт, или даже спал... я не была готова к такой боли.
― Ну, да. Она продолжала приставать к Чесу, пока я не согласился встретиться с ней. К тому времени стало очевидно, зачем она сделала это.
― Что очевидно?
Он вздохнул.
― Она была беременна, ее обрюхатил этот ублюдок Джек Салливан. Помнишь, тот взрослый парень, который зависал на пляже? Да, ну, когда она узнала, что беременна, то спятила. У нее была безумная идея, что она вернется ко мне, переспит со мной и притвориться, что ребенок мой.
Он, не веря, покачал головой на испорченное поведение напуганной восемнадцатилетней девушки.
― Она думала, что если тебя не будет на ее пути, мы снова будем вместе. Она понятия не имела, что творила.
― А ты? Спал с ней?
― Ради всего святого, ― сказал он с очевидной злостью, ― Я говорил тебе, я не прикасался ни к одной женщине три года.
― Извини.
― Да, так вот, ― сказал он, продолжая мрачную историю, ― в конце концов, она рассказала родителям. Джейку было плевать, и она не могла сказать, кто отец. Все в любом случае подозревали меня.
Он устало потер свой лоб.
― Но когда родилась Кимберли, у нее были темные волосы и карие глаза, и стало очевидно, что отец не я.
― Кимберли?
― Она замечательный ребенок. Я иногда вижу их, когда бываю на западном побережье. Пару лет назад Бренда вышла замуж за продавца машин. Он хороший парень и в прекрасных отношениях с Кимберли.
Я медленно кивнула, поняв, что не могу относиться к Бренде так плохо, как мне бы хотелось, хотя, я бы все еще ударила ее, если бы встретила.
― Ну, я рада, что у нее, в конце концов, все хорошо, ― я замолкла. ― Ты не рассказал, что с Донной и Йоханом. Они всегда были добры ко мне.
― Ширли поддерживала отношения с ними. Я видел их несколько раз после... Йохан ушел в отставку пару лет назад, и они переехали в Феникс. Я слышал, что он сильно болен ― лейкемия, я полагаю.
― Мне жаль слышать это, они были хорошей парой.
О, бедный Йохан. Такой достойный мужчина. Бедняжка Донна. Может, мне написать... нет, они не захотят ничего слышать от меня.
Он кивнул, но не ответил.
― Что насчет твоего забавного маленького друга... Фидо? Как его звали на самом деле... эм... Альфред? Альберт? Арнольд! Что случилось с ним?
Себастьян не улыбался, что было плохим знаком.
― Он поступил на службу передо мной. Он присоединился к Раккасанс, в 187 пехотный полк. Он умер восемь лет назад в Ираке ― самодельное взрывное устройство. У бедного парня не было и шанса. Он даже не дожил до двадцати.
― О нет, мне так жаль!
И я вспомнила милого паренька, который всегда пытался флиртовать со мной, а сейчас он мертв. Все эти молодые парни ушли.
Мы закончили пить наш кофе в тишине, каждый потерянный в прошлом.
Каждый раз, когда я думала, что мы закончили нашу прогулку по воспоминаниям, что-то еще всплывало, чтобы притянуть нас к нашей бурной истории. Это было похоже на эмоциональную карусель, которая включала в себя сопутствующую тошноту, и ей серьезно недоставало веселья.
― Готова отправиться в Шамони? ― спросил Себастьян.
Я улыбнулась ему, благодарная, что он прервал мои размышления.
― Да, готова как никогда. Хотя, на мотоцикле путешествовать гораздо комфортнее, чем я думала. Я бы только хотела, чтобы было теплее.
― Засунь руки в мои карманы на этот раз, ― сказал он. — Это поможет. В Шамони есть магазин, где мы можем купить тебе хорошие перчатки.
― В этом нет необходимости.
― Я в состоянии купить тебе херовы перчатки, Каро! ― сказал он сварливо.
― Ладно! ― огрызнулась я, подражая его раздраженному тону. ― Хотя я понятия не имею, что за "хреновы перчатки" ― сделанные из латекса полагаю!
Он громко рассмеялся.
― Боже, я люблю тебя, Каро!
Он замер, когда осознал, что сказал.
― Оговорился, ― сказал он.
Я проигнорировала его комментарий и ждала, пока он сядет на мотоцикл, прежде чем забраться за ним.
С благодарностью, я засунула руки в его карманы, замотав пальцы в мягкую кожу.
Мы пересекли границу с Францией в деревне с причудливым названием Сэин-Гингольф. Суровый пограничник посмотрел наши паспорта, затем посмотрел снова, когда понял, что мы американцы, задал несколько глумливых вопросов, на которые Себастьян ответил на беглом французском ― что, казалось, задело его еще больше, ― затем махнул нам проезжать.
Дорога на этой стороне озера была более лесистая и менее заселенная, чем на северной стороне. Небольшие фермерские домики усеивали склон холма, а извилистые дороги вели путь в Альпы.
― Эта дорога ведет в Италию, ― крикнул через плечо Себастьян. ― Как насчет быстрой поездки через границу?
― Две страны для одного дня ― чересчур! ― крикнула я в ответ, но мысль, что я была в миле от родины своего отца, странно стянула мое сердце.
Вскоре Шамони проявился сквозь низкий туман, что охватывал долину. Слева я могла видеть впечатляющий Монблан, верхушки которого были покрыты густым снегом.
Сам город был довольно пуст: сезон лыжников уже давно закончился, а летние туристы еще не прибыли.
Поездка через Альпы была поразительной, как и обещалось, Шамони был прекрасен ― сказочный альпийский городок с обилием маленьких магазинчиков, продающих все: от горнолыжной экипировки до дорогих украшений.
Себастьян припарковался снаружи одного из них и потянул меня внутрь.
― Я куплю тебе лыжные перчатки, ― сказал он. ― Лучшее, что я могу сделать сейчас.
Продавец была чересчур любезна. И я не могла решить, это потому что она была рада видеть клиентов при закрытии лыжного сезона, или потому что она пялилась на задницу Себастьяна, когда он ходил по магазину.
С моей точки зрения у него была отличная задница, так как я обхватывала ее последние несколько часов, и чувствовала себя в состоянии высказать экспертное мнение.
А затем очень эротичное и нежелательное изображение наполнило мой разум, когда я вспоминала многочисленные случаи, после которых я знала голую задницу Себастьяна очень хорошо.
Я приложила все усилия, чтобы изгнать воспоминания, но полностью мне это не удалось. Я задумалась, были ли все американские морские пехотинцы в такой хорошей форме.
― Как насчет этих? ― сказал Себастьян, протягивая мне пару черных лыжных перчаток.
― Девяносто евро! Ты издеваешься? Это сто пятнадцать долларов! За пару перчаток!
― Просто померь гребаные перчатки, Каро, ― зарычал Себастьян.
― Нет, это смехотворно. ― Должно быть что-то подешевле.
― Если ты не померишь их, я все равно их куплю, ― пригрозил он.
― Нет! Это пустая трата денег.
Он повернулся к продавцу и протянул их ей.
― D’accord. Je les prends (прим. перев. фр. Хорошо. Я их беру).
― Подождите! Attendez (прим.перев. с фр. Подождите).
Я выхватила их и натянула на свои руки. Они сидели прекрасно.
Черт бы его побрал.
Он озорно мне ухмыльнулся.
― Ты слишком много споришь, Каро.
― Не могу себе представить почему, ― сказала я сухо.
Мы покинули магазин с моими смехотворно дорогими перчатками, засунутыми в карман куртки. Себастьян выглядел раздражающе довольным собой.
― Будем где-нибудь обедать?
― Что ты на самом деле спрашиваешь, Хантер? Тебе интересно мое мнение?
Он улыбнулся.
― Конечно!
― В таком случае да, но если я тебя угощаю ― и никаких споров насчет этого.
― Мне нравится, когда ты указываешь мне, что делать, Каро, ― он хитро посмотрел на меня. ― Навевает воспоминания.
И на этот раз я не смогла ничего поделать и покраснела. Я знала, о чем именно он говорил. Помимо итальянского, еще я научила Себастьяна доставлять мне оргазмы. И он был очень хорошим учеником.
Он громко рассмеялся, когда увидел мой румянец. Я не могла вспомнить ни одного возражения. Ни одного. Ни слова. Ни простого ответа, реплики, комментария. Я полностью онемела.
Боже, он так раздражал!
Он приобнял меня за плечо и притянул к себе, слегка поцеловав мои волосы.
― Просто дразнюсь, Каро.
Я отстранилась, пытаясь выглядеть обиженной, но он все понял и просто улыбнулся.
― Хочешь попробовать фондю? ― спросил он, пытаясь не рассмеяться.
― Хорошо, ― пробормотала я, надувшись.
Я восстановила немного самообладания за обедом.
Мы оба заказали сырное фондю и полную корзину различных хлебных изделий: пшеничную лепешку, оливковый хлеб, хлебные палочки, и фондю сделанное из моцареллы, дольчелатте и пармезана. Это идеально согревало, особенно в холодный весенний день.
― Ммм, здесь хорошо. Ты был здесь прежде?
Он беспечно кивнул.
― Несколько раз.
― Даже приводил женщин сюда?
Он нахмурился и выглядел раздраженным.
― С твоих слов звучит так, как будто у меня гребаный парад их.
― Это не так?
Он со злостью бросил свою вилку.
― Что ты хочешь от меня слышать, Каро? Что я трахал все, что попадалось под руку, когда понял, что ты не вернешься? Прошли годы, прежде чем я достаточно доверился женщине и смог заняться с ней любовью и даже тогда...
Он остановился на середине предложения, сердито посмотрев на меня.
Я снова сделала это, вынудила его говорить то, что причиняло боль нам обоим.
― Прости, ― пробормотала я. ― Я не хотела... ― я посмотрела ему в глаза. ― Это не мое дело Себастьян. Извини.
И так было на самом деле. Я была той, кто настаивал, что мы не можем изменить прошлое, и вот я хирургическим путем открываю старые раны одну за другой.
― И ты тоже извини. Я не хотел кричать на тебя, ― в его голосе было сожаление.
Затем он сделал глубокий вдох и помотал головой, чтобы рассеять гнев и взаимные упреки.
Мы сидели в тишине несколько минут. Я оглядывалась вокруг в поисках какой-либо нейтральной темы для разговора.
― Как долго у тебя уже мотоцикл?
Он откинулся на своем стуле.
― Этот около двух лет. Но первый у меня появился в девятнадцать. Я купил байк в подарок на день рождения сам себе. Он все еще в гараже Чеса.
― Правда? Ну, это еще один повод для его жены думать, что ты сбиваешь Чеса с правильного пути. Или сейчас он относится к типу ответственного отца семейства?
Себастьян улыбнулся.
― Он прекрасный отец, очень терпеливый. Он чертовски обожает своих детей. Но, тем не менее, мы иногда берем доски и идем ловить волны, когда я там.
―Эм, и насколько ужинов он опоздал из-за тебя, чтобы просто "поймать еще одну волну"?
Он понимающе улыбнулся.
― На слишком много, по мнению Эми! Но он также уходит и при приездах Митча, так что она не может винить меня в этом.
― Ох, не знаю, не знаю, кажется, она думает именно так. Думаю, она бы понравилась мне: женщина с иммунитетом к обаянию Хантера.
Себастьян рассмеялся.
― У нее иммунитет, верно. Но да, она понравится тебе, когда я представлю вас в штатах.
― На случай, если ты забыл, я живу в трех тысячах миль и десяти штатах от Сан-Диего.
― Ну, если ты забыла, изобрели самолеты.
― Подловил, Хантер.
Он ухмыльнулся мне, а затем поднял свой стакан воды в тосте.
― Что случилось с другом Митча, Биллом, тот, что был на этом жалком "развлекательном" дне, когда Донна затащила меня на пляж?
― Почему ты спрашиваешь о нем?
Себастьян нахмурился, и я закатила глаза. Он же не ревновал до сих пор, потому что Билл заигрывал со мной один раз?
― Просто интересуюсь, он занимался с вами серфингом, да?
― Ох, верно, ― сказал он обиженно. ― Он женился несколько лет назад. Его отправили в Куантико. Митч поддерживает с ним контакт ― обмениваются открытками на Рождество. Что-то вроде этого.
Слава богу, у истории Билла был счастливый конец, я бы не выдержала еще одних плохих новостей сегодня.
― Было здорово возить тебя на байке сегодня, Каро, ― сказал Себастьян задумчиво, как будто прощупывал почву, прежде чем сказать что-то еще.
― Хмм, ― сказала я, звук был наполнен скептицизмом.
Он рассмеялся.
― Ну, у меня есть идея насчет этого…
― О, очередная твоя идея? Звучит опасно.
Он улыбнулся мне с проблеском озорства в глазах.
― Ты помнишь, как мы всегда обсуждали путешествие в Италию? Я просто подумал, раз мы оба здесь, почему бы и нет?
Я нахмурилась, не уверенная, понимаю ли, что он предлагал.
― Почему бы и нет что?
― Увидеть Италию. Мы можем поехать на мотоцикле и увидеть все места, о которых говорили. Мелан, Верону, Кастеллана Инферио ― узнать, живут ли там все еще родственники твоего отца.
Ох, он определенно нашел мое слабое место.
― Разве тебе не нужно работать? ― спросила я, избегая ответа на вопрос. ― Откуда у тебя столько времени?
― Я в отпуске, ― сказал он тихо. ― Я отправляюсь в Афганистан примерно через три недели.
― Ох, ― сказала я, чувствуя, как кровь отлила от моего лица. ― Я не знала... Я думала, ты размещен в Женеве.
Он пожал плечами.
― Так и есть, но им нужны переводчики, они беспокоятся, используя местных. Слишком много нападений на американских и союзных военных со стороны подразделений афганской армии.
Через мгновение он спросил:
― Так что ты думаешь?
Я покачала головой.
― Я не могу, и ты знаешь это. Мои документы могут прийти в любую секунду, и мне нужно будет уехать. Кроме того, ― сказала я, стараясь разрядить момент, ― три недели с тобой ― это определенно опасная миссия.
― Ты не доверяешь мне? ― сказал он, пытаясь выглядеть обиженным, но с треском провалился.
― Нет, не особо.
Он ухмыльнулся, совершенно не смутившись.
― Ох, не говори так. Я буду хорошим. Слово скаута.
― Ты никогда не был бойскаутом.
― Правда, ― сказал он с ухмылкой. ― Что, если я пообещаю вести себя как надо: раздельные кровати и все остальное.
― Ни в коем случае, Хантер. Я наслышана о твоей репутации, помнишь? Кроме того, я не знаю, как скоро будет мой рейс в Лезернек. Не хочу рисковать и упустить свою возможность.
― Это не произойдет, по крайней мере, в течение двух недель.
Я сощурила глаза от его тона.
― Ты говоришь очень уверенно.
Он просто улыбался мне.
А потом пришло понимание.
― Что ты сделал, Хантер?
Он стал улыбаться шире.
― Скажем так, я знаю нужных людей в нужных местах.
Я не могла поверить в его самонадеянность.
― Хочешь сказать, что ты заблокировал мое заявление?
Я повысила голос, и он имел совесть выглядеть почти раскаивающимся.
― Оно не заблокировано, Каро, не совсем. Я... просто добавил немного трудностей. Потребуется, по крайней мере, неделя, чтобы разобраться, может, две.
Невероятно!
Сейчас я была на самом деле зла.
― Это моя работа, Себастьян, ― сказала я с бешенством в голосе. ― Так я зарабатываю деньги. Как ты посмел вмешаться! Ты невероятен!
Он сердито посмотрел на меня.
― Ты не можешь вот так влезать в мою жизнь! ― я почти кричала на него. ― Я больше не та невзрачная, ведомая женщина, как десять лет назад.
― Ты никогда не была такой, ― сказал он с яростным взглядом.
Ох, черт, я помню этот взгляд.
― Тебе лучше ликвидировать трудности, Хантер! Я серьезно.
Он вздохнул, выглядя разочарованным.
― Я не могу, Каро, сейчас это не в моих силах. Но я обещаю, это временно. Я просто... спустя столько времени... я бы хотел, чтобы мы провели вместе больше, чем несколько часов. ― Он уставился на свои руки. ― Я не знаю, когда снова увижу тебя, ― пробубнил он. ― Я уже ждал десять лет.
Его признание было таким удивительным, а сам он выглядел таким нечастным, что мой гнев начал угасать. Я была все еще раздражена, находилась в ярости от его вмешательства, но я не могла уже удерживать ярость, когда он выглядел вот так, и что более важно, когда он объяснил истинную причину, ― что у него все еще были чувства ко мне. Но какова была истинная природа этих чувств – я все еще не знала и сомневалась.
― Ты, по крайней мере, подумаешь об этом? ― спросил он тихо.
Я кивнула, все еще слишком злая, чтобы заговорить.
Я позволила Себастьяну закончить с фондю, так как мой аппетит резко пропал. Он продолжал виновато смотреть на меня, но это не остановило его, чтобы смести подчистую и свою, и мою тарелку.
Вторую половину дня мы бродили по городу, делали покупки в местных магазинчиках и смотрели на вершину Монблана.
Я все еще была раздражена его своевольным поведением, но я ничего не могла сделать с этим, кроме того, я привыкла ждать, а я ждала в местах и похуже.
― Я был бы не против вернуться сюда зимой, ― сказал Себастьян, очевидно, не обращая внимания на мое раздражение, ― Попробовать сноуборд.
― Кое-что еще, что я никогда не делала, ― пробормотала я, пытаясь представить, как я спускаюсь вниз по крутой ледяной горе на куске дерева ненамного больше скейтборда.
― Я научу тебя, ― сказал Себастьян уверенно.
― Ох, что-то, чему ты можешь научить меня, мистер Хантер?
Он приподнял одну бровь и ухмыльнулся мне.
Я посмотрела на часы.
― Думаю, сейчас мы должны возвращаться. У меня нет сигнала на телефоне здесь. Мой редактор, возможно, пытается связаться со мной.
Я посмотрела на него с вызовом. Себастьян не выглядел счастливым, но также и не спорил.
Мы подошли к его мотоциклу, и я натянула свои очень красивые и очень дорогие перчатки.
Себастьян выехал на автостраду до Женевы, и мы доехали меньше чем за час. Я не хотела спрашивать, с какой скоростью мы ехали, ― я предполагала, превышая лимит.
Я слезла с байка и протянула ему мой шлем. Он засунул его в пустую седельную сумку и уставился на меня.
― Я, правда, насладилась сегодняшним днем, Себастьян. По большей части. Спасибо тебе.
― Всегда пожалуйста. Каро.
Мы стояли, пялясь друг на друга. Не знаю, почему, но я чувствовала себя неловко, напряжение потрескивало между нами.
― Ладно, ну, еще раз спасибо, ― пробормотала я, повернувшись уходить.
― Могу я увидеть тебя завтра, Каро? ― спросил он, его голос был наполнен сильной тоской. ― Ты подумаешь насчет идеи с Италией?
Я уставилась на него, определенно тоска отразилась и на моем лице.
Его взгляд потемнел, когда он продолжал смотреть на меня.
― Я хочу поцеловать тебя, Каро. Очень сильно.
Дыхание застряло у меня в горле, когда он сделал шаг ко мне. Я знала, что тоже этого хочу. Очень сильно.
Я подняла руку к его щеке, и он мягко вздохнул, потеревшись об нее и закрыв глаза. Я провела пальцами по его шее, ощущая тепло его кожи.
Он сделал еще один шаг вперед, и положил руки мне на талию. Я притянула его голову к себе и почувствовала его губы на своих. Такие мягкие, такие чувственные. Я ощущала, как его дыхание опаляет мое лицо, затем его губы приоткрылись, и его язык скользнул в мой рот.
Боже мой, ощущения, которые разгорелись во мне, сжигали всю печаль и каждый момент сожаления. Вместо этого я вспоминала, как его руки изучали каждый изгиб и выемку моего тела, как наша любовь объединяла нас в одно целое, как идеально он помещался во мне.
Он прижался ко мне, его рот был жадным, поглощая каждый мой вдох.
― Боже, я хочу тебя, Каро. Я хочу заняться с тобой любовью, ― прошептал он у моих губ.
― Да, ― сказала я. ― Я тоже хочу этого.
Глава 4
Себастьян ушел, чтобы отвезти свой мотоцикл в охраняемый подземный гараж отеля.
В его отсутствие я могла подумать о последствиях того, что собиралась сделать. Я все еще не была уверена, что доверяла ему; у меня было около минуты, чтобы решить, следует ли мне изменить свое мнение. Но, по правде говоря, не было никакого другого решения. Мое тело изнывало, желая прикосновений, прошло много времени, даже слишком много, когда я позволяла мужчине прикасаться к себе. Казалось, что чувствительность каждого нерва в моем теле повышалась от присутствия Себастьяна.
Я ждала его в лобби, сидя на том же диване, где сидел он прошлым вечером, во время нашего разговора. Администратор с любопытством косилась на меня, но в моей голове не было места мыслям о ком-то еще, и еще меньше меня заботило, что она думала обо мне, если она вообще что-то думала.
И затем он вернулся, и стало слишком поздно.
Наблюдать, как он проходит через автоматические двери в лобби, было чрезвычайно возбуждающим. Мне очень хотелось ощутить, как его тело переплетается с моим, как раньше. Я могла видеть напряжение и ожидание на его лице, и прежние комплексы всплыли на поверхность. Десять лет назад я была опытной и той, кто вела, хотя и мой "опыт" был ограничен моим банальным мужем. Тогда опыт Себастьяна сводился к нулю, а сейчас? По его собственному признанию, он трахнул каждую женщину, которую смог. Я не сомневалась, что его обаяние, внешним или любым другим способом, в совокупности с его чрезвычайно красивой внешностью обеспечило ему пропуск во многие спальни.
В то время как количество мужчин, с которыми я спала после него, можно было пересчитать по пальцам одной руки. Я боялась, что он посчитает меня... скучной.
Он пересек лобби в несколько длинных шагов и остановился напротив меня, изучая мое лицо. Он вытянул руку, и я не колебалась. Если это и была ошибка, то пошла я на нее охотно.
Улыбка облегчения промелькнула на его лице.
Он потянул меня за руку и переплел свои пальцы с моими, ведя к линии сверкающих лифтов.
Все было занято туристами, возвращающимися с однодневных поездок, политиками и бизнесменами, которые покинули свои люксы, чтобы поужинать. Мы с Себастьяном стояли в стороне, вклинившись среди мужчин в костюмах. Он обнял меня за талию и притянул мою спину к своей груди, наклонившись, чтобы осыпать нежными поцелуями мои волосы.
Двое мужчин знающе улыбались, но, казалось, Себастьян особо не смотрел на них.
Несколько людей, выйдя с нами на одном этаже, шли по коридору и громко болтали. Мы с Себастьяном сохраняли тишину.
Трясущимися пальцами я вытащила ключ-карту из кошелька и вставила ее в дверь. Когда я зашла внутрь, мое сердце бешено колотилось, нервы были натянуты, как струна. Перемещаясь по комнате, я включила свет, опустила занавески и убрала ноутбук с аккуратно заправленной кровати. Иначе говоря, делала что угодно, чтобы не смотреть на него.
Он замешкался в дверном проеме на мгновение, затем медленно вошел и сел на край кровати, его взгляд следил за мной. Он схватил меня за руку, когда я проходила мимо, делая что-то бесцельное.
― Эй, все хорошо. Я тоже нервничаю.
Я уставилась на него изумленно.
― Ты нервничаешь... почему?
― Потому что это ты, ― сказал он просто.
Он поднял мою руку к своим губам и поцеловал ее в учтивом, милом, старомодном жесте.
― Только если ты хочешь, Каро.
― Хочу... просто я чувствую, я не знаю, смущение. Это так глупо.
Он лег на кровать и нежно потянул меня за собой. Он начал целовать мое горло, его руки переместились мне на талию.
Я чувствовала его везде ― каждой частичкой тела, это ощущение душило меня, и я замерла.
― Нет, Себастьян.
Я оттолкнула его, и он сразу же остановился.
Я почти ожидала, что он встанет и с отвращением покинет меня, но он снова меня удивил.
Внезапно он скатился с меня на другую сторону кровати.
― Давай просто целоваться? ― сказал он, улыбаясь.
― Целоваться? Как будто...
― Лежать на кровати, смотреть дрянное телевидение: французское или немецкое ― твой выбор, и целоваться.
Он приподнял брови, когда сел, затем сбросил на пол свою куртку, расстегнул и снял свои байкерские ботинки, прежде чем стянул носки.
Себастьян схватил несколько подушек, свалил их у изголовья кровати и снова лег.
― Где пульт?
Я указала на тумбочку у моей стороны кровати и наблюдала, как он потянулся через меня, чтобы взять его, демонстрируя восхитительный кусочек подтянутого, голого живота, когда задралась его футболка.
Ох, я, правда, хотела этого.
Он пощелкал несколько каналов, прежде чем нашел плохо дублированное телешоу, затем ухмыльнулся, похлопывая по месту рядом с ним на кровати.