Вскоре встал вопрос: как быть с отложенным визитом Саймона и Идена к Гитлеру? Следовало бы, писал позднее Иден, заявить Берлину, что поскольку немцы разорвали односторонне свои обязательства накануне визита, то он утратил всякий смысл и откладывается на неопределенное время. Но "умиротворители" были упрямыми людьми ‑ им плевали в лицо, а они делали вид, что не замечают этого. И английский кабинет принял решение: заявить протест в Берлине против нарушения договорных обязательств и... осуществить визит Саймона и Идена.
Лыоис Броад пишет по этому поводу: "Французы были ошеломлены. Люди па континенте, симпатизирующие Англии, ‑ глубоко огорчены. Неужели министр иностранных дел не понимает, какой ущерб он причиняет убывающему престижу Англии? Сама логика создавшейся ситуации явно требует, чтобы Англия перестала добиваться нового соглашения с главой государства, который не признает подписи своих предшественников... Нет нужды спрашивать, хочет ли все еще Гитлер, чтобы визит состоялся. О чем другом он мог еще мечтать в такой момент? Визит английских деятелей в Берлин в сложившихся обстоятельствах заключал в себе молчаливое согласие с нарушением Германией ее договорных обязательств. Уже самого факта визита было достаточно для целей Гитлера. Он вежливо согласился принять визитеров*.
Но прием был далеко не вежливым. Гитлер отказался принять английское предложение, чтобы Германия возвратилась в Лигу Наций, подтвердил свое намерение создать полумиллионную армию, военную авиацию и военно‑морской флот, преподнес визитерам в сдержанно угрожающем тоне территориальные претензии, касавшиеся Австрии, Чехословакии, Мемеля. Кроме того, он потребовал возвращения Германии бывших колоний. Всякие разговоры о центрально‑европейском или восточно‑европейском пакте были отклонены: нацисты не желали связывать себе руки. При этом фюрер настойчиво твердил о "советской угрозе".
Требования Гитлера привели Саймона и Идена в замешательство. Они готовы были "умиротворять" агрессивные аппетиты нацистов, но не в такой степени и уж, безусловно, не за счет английских интересов. Подводя итоги берлинским переговорам, Иден записал в дневнике: "Результаты плохие... Весь тон и характер радикально отличаются от того, что было год назад. Перевооружились и перевооружаются в старом прусском духе".
На официальном обеде в честь английских эмиссаров разговор зашел о первой мировой войне. Обнаружилось, что Иден и Гитлер в марте 1918 года находились на одном и том же участке фронта друг против друга. Оба принялись рисовать схему на обратной стороне меню и затем расписались на ней. "Она все еще хранится у меня, подписанная нами обоими", ‑ сообщал Иден в 1962 году. Французский посол Понсэ после обеда спросил Идена: "Вы действительно находились напротив Гитлера? И не воспользовались случаем? Вас надо расстрелять!"
Из Берлина Саймон вернулся в Лондон, а Иден отправился в Москву ‑ устанавливать контакты.
С точки зрения дипломатического протокола, было далеко не безразлично, кто из английских министров поедет в Москву. Даже Макдональд, по словам Идена, "считал неправильным, что два министра поедут в германскую столицу и только один ‑ в Москву... Кое‑что в этом действительно было, но русские не создавали затруднений". Да, Советское правительство в стремлении к коллективной безопасности пренебрегало мелкими провокациями со стороны своих недругов.
Во время заседания кабинета, на котором шла речь о поездке в Москву, Стэнли Болдуин прислал Идену записку, в шутливой форме рекомендуя ему необходимое снаряжение для Москвы. Перечень включал: две дюжины бутылок виски, две дюжины сифонов содовой воды, ящик полусухого шампанского, консервированные сардины, мясо, овощи...
Жизнь неоднократно подтверждала, что пропаганда порой формирует взгляды и понятия не только тех, на кого она рассчитана, но и тех, кто ее ведет. В политике это весьма опасно, ибо создает превратное впечатление о противнике. Конечно, если консерваторы считали, что в Москву нужно ехать со своей морковью и содовой водой, это не имело серьезного значения. Но когда они внушили себе неверное представление о мощи СССР, это повлекло за собой ряд крупнейших просчетов.
27 марта 1935 г. Иден специальным поездом выехал из Берлина в свою, употребляя его же слова, "прокаженную поездку". Он устал, пытался в поезде читать учебник русского языка, которым снабдила его жена на дорогу, по вскоре оставил это занятие. На границе его ожидал специальный советский поезд. Много позже Иден вспоминал комфорт, с которым он ехал по советской территории, п стол в салон‑вагоне, полностью опровергавший прогнозы Стэнли Болдуина.
Зато вспоминая свое первое посещение Москвы, Иден брюзжит по любому поводу. Его не устраивает встреча на вокзале, ему не нравится, как сделаны английские флаги, он сетует даже на московское небо. "Мрачный двухмильный путь от вокзала до посольства, ‑ пишет Иден, ‑ надолго запомнился мне. Огромные серые толпы... Погода, улицы, люди ‑ все казалось серым, печальным и бесконечным". Предвзятость и недоброжелательность английского министра к СССР помешали ему увидеть нашу столицу и ее жителей в истинном свете. Только Кремль, хорошо видный из здания английского посольства на Софийской набережной, понравился Идену: "элегантный, живого, мягкого розового цвета; мало найдется более красивых видов в мире".
В переговорах кроме Идена участвовали главный советник Форин оффис Стрэнг, подробно записывавший беседы, и посол в СССР Чилстон. С советской стороны переговоры вели И. В. Сталин и М. М. Литвинов. На переговорах присутствовали Председатель Совнаркома В. М. Молотов и советский посол в Англии И. М. Майский.
Переговоры сразу приняли деловой характер. Иден доносил своему правительству, что советские представители прекрасно разбираются в международных делах. Позднее ему пришлось признать, что высказанные ими прогнозы о перспективах развития международных отношений оказались значительно более точными, чем оценки, дававшиеся английским правительством.
Иден поставил вопрос о возможности "санкционировать на известном уровне вооружения Германии". В ответ ему было сказано, что Советский Союз не считает возможным пойти на легализацию германских вооружений. Идену было разъяснено, что речь идет не об исправлении несправедливостей Версальского мира, а о подготовке Германии к агрессии. Это совершенно различные вещи. "Мы не можем закрывать глаза на то, ‑ заявили советские руководители, ‑ что Германия вооружается для нападения. Стало быть, в настоящий момент нам нужно принять меры к тому, чтобы помешать Германии вооружаться!"
Иден пытался убедить оппонентов в том, что они преувеличивают стремление Германии к агрессии. В ответ ему было заявлено, что у Советского правительства нет ни малейших сомнений в германской агрессивности, ибо германская внешняя политика вдохновляется двумя основными идеями ‑ идеей реванша и идеей господства в Европе. Прошло менее пяти лет, и жизнь показала всю правильность этой оценки.
В Москве прекрасно понимали, что английские политики стремятся подтолкнуть Германию к нападению на Советский Союз. Поэтому Идена предупредили, что, делая ставку на это, можно сильно обжечь руки. "Сейчас, ‑ заявили ему, ‑ было бы еще преждевременно сказать, в какую именно сторону Германия в первую очередь направит свой удар. В частности, вполне допустимо и даже более вероятно, что первый удар будет направлен и не против СССР... Вообще Гитлер, выдвигая в настоящее время на первый план восточную экспансию, хочет поймать на удочку западные государства и добиться от них санкции его вооружений. Когда эти вооружения достигнут желательного для Гитлера уровня, пушки могут начать стрелять совсем в другом направлении". История показала, насколько точным был и этот прогноз.
Иден не был оставлен в неведении относительно того, как в СССР понимают английскую политику "умиротворения". С одной стороны, Германия с ее явно агрессивными намерениями. С другой стороны, есть ряд государств, которые пытаются остановить Германию. Англия, не желая поддержать эти попытки, оказывает тем самым поддержку Германии.
В беседах с советскими руководителями Иден держался очень осторожно. Когда ему предстояло встретиться со Сталиным один на один, он был озабочен тем, чтобы иметь своего свидетеля при этом разговоре. И вот почему: "Я знал, что ряд моих коллег в Англии были против этого визита и, следовательно, против меня. Па этом основании я хотел, чтобы Чилстон был авторитетным свидетелем и слышал все, что я скажу".
Во время беседы И. В. Сталин спросил Идена, считает ли он нынешнее положение в Европе более тревожным, чем в 1913 году. Иден ответил: "Я скорее употребил бы слово "беспокойным", чем "тревожным". Существование Лиги Наций, членами которой являются все европейские страны, за исключением Германии, представляет собой преимущество, которое отсутствовало накануне первой мировой войны". На это Сталин заметил: "Я согласен относительно ценности Лиги, но я думаю, что международное положение тем не менее значительно хуже. В 1913 году был только один потенциальный агрессор. Сегодня их два: Германия и Япония". Позднее Иден резюмировал: "Будущие события вскоре должны были подтвердить эти слова".
В заключение визита было согласовано совместное коммюнике. У английских дипломатов есть правило всегда, где это возможно, представлять свой документ и добиваться принятия его за основу для последующего обсуждения. Это, как считают, имеет известные преимущества. Так было и на этот раз. Иден привез с собой проект коммюнике. Советская сторона предложила свои поправки, и обсуждение затянулось. Оно продолжалось даже в антрактах в Большом театре, где в день отъезда Иден смотрел балет "Три толстяка", и практически до самого отхода специального поезда, увозившего из Москвы английского представителя. Затянувшееся обсуждение текста коммюнике было вполне естественным. Подобные документы всегда являются результатом компромисса, и стороны должны определить для себя его пределы.
Историки и публицисты констатировали содержательность итогового коммюнике, что выгодно отличало его от большинства аналогичных документов. В коммюнике отмечалось, что в настоящее время нет противоречий между интересами Англии и Советского Союза по каким‑либо крупным проблемам международной политики и это создает прочную основу для развития полезного сотрудничества между ними в борьбе за сохранение мира. Обе стороны обещали руководствоваться в своих взаимных отношениях духом сотрудничества, в частности в общих усилиях двух стран по созданию организации для поддержания коллективной безопасности и мира.
Дипломатические коммюнике по‑разному отражают действительные позиции договаривающихся сторон. Они способны точно выражать их настоящие интересы и устремления, но могут и многое недоговаривать, то есть не раскрывать полностью намерения сторон в определенных вопросах. Наконец, коммюнике говорят по тактическим соображениям иногда значительно больше, чем в действительности имеют в виду подписывающие их правительства. Критерием соответствия положений коммюнике реальности являются практические внешнеполитические акции соответствующих правительств.
Если подходить с этой позиции к оценке коммюнике о пребывании Идена в СССР в марте 1935 года, то следует признать, что оно точно отражало позицию Москвы и совсем не соответствовало истинной позиции Лондона.
Советский Союз действительно считал, что у него нет радикальных противоречий с Англией, а английские правящие круги полагали, что само существование социалистического государства противоречит жизненным интересам их страны. Советское правительство желало сотрудничать с английским в деле создания системы коллективной безопасности, а английское правительство своей политикой "умиротворения" агрессоров взрывало усилия СССР и других стран, стремившихся коллективными усилиями сохранить мир. Кульминацией этой политики "умиротворения" был Мюнхен. Если Москва стремилась в двусторонних отношениях с Англией руководствоваться духом сотрудничества, то для политики Лондона была характерна последовательная враждебность в отношении СССР, приведшая Англию в начале 1940 года к решению начать вместе с Францией войну против Советской страны (этому помешали события, не зависевшие от английского правительства).
Пусть Лондон преследовал визитом Идена ограниченные цели ‑ выяснить, какие настроения в Москве, и показать немцам, что Англия может пойти и на улучшение отношений с СССР. Тем не менее визит имел немалое значение. Он продемонстрировал, что международная роль Советского государства выросла настолько, что даже английские консерваторы вынуждены признать это. Переговоры с Иденом дали возможность еще раз изложить английскому правительству, а в известной мере и всему мировому общественному мнению концепцию советской миролюбивой внешней политики. Первый приезд Идена в Москву был полезен и для будущего, когда в годы второй мировой войны англо‑советские отношения развивались на новой основе и Советскому правительству вновь пришлось иметь дело с Иденом как представителем одного из ведущих членов антигитлеровской коалиции.
Беседы с советскими руководителями произвели на Идена сильное впечатление. Вернувшись из Москвы, он говорил: "Что бы мы ни думали об эксперименте, который сейчас проводится в Советской России, но я никогда но был в стране, которая... была бы больше занята на многие годы вперед своей внутренней работой... Наблюдатель действительно придет к выводу, что Россия во имя своих собственных интересов будет против всего, что может расстроить механизм, который она так трудолюбиво создает. И ничто так сильно не может нарушить его, как домна".
Визит Идена характеризовал собой положительный сдвиг в советско‑английских отношениях. Но настроения, существовавшие в английском правительстве по отношению к СССР, помешали тогда же реализовать возможности, которые открывал этот визит. Как сообщает Иден, некоторые члены кабинета, придерживавшиеся религиозных взглядов, считали коммунизм движением антихриста. Другие были достаточно храбры, чтобы подумать о том, не следует ли "сесть за стол с дьяволом", но они сомневались, много ли он может предложить. В Англии существовало почти всеобщее мнение, что "военная мощь Советов расстроена и низкого качества". Это как раз гот случай, когда самоодурманивание собственной пропагандой возымело серьезные политические последствия. Предостережения, которые были сделаны Идену в Москве относительно опасности внешнеполитического курса английского правительства, пали, как говорят в Англии, "на глухое ухо". Политика "умиротворения" продолжалась.
С июня 1935 года несколько изменился состав английского кабинета. "Национальное правительство" было реорганизовано. Лейбориста Макдональда и либерала Саймона заменили консерваторы: Болдуин стал премьер‑министром не только по существу, но и официально, а Сэмюэль Хор ‑ министром иностранных дел.
Идена эта перетасовка затронула весьма значительно. Когда пошли разговоры о переформировании правительства, он не сомневался, что портфель министра иностранных дел будет отдан ему. Выждав некоторое время ‑ не последует ли такое предложение, ‑ он решил сам поставить этот вопрос. Идеи пошел к Болдуину и просил не оставлять его в Форин оффис на вторых ролях при новом министре, заметив, между прочим, что в крайнем случае он готов возглавить военно‑морское министерство. Болдуин обещал подумать. Через некоторое время Идену позвонил секретарь кабинета Морис Хэнки и поздравил его с портфелем министра иностранных дел, заявив, что это дело решенное. Когда в парламенте в тот же день Болдуин тронул Идена за плечо и сказал, что им нужно переговорить, Иден был уверен, что знает, о чем пойдет речь. Однако можно себе представить его разочарование, когда он услышал, что министром иностранных дел назначают Хора, а Идена просят остаться в Форин оффис в качестве министра по делам Лиги Наций и члена кабинета. Иден стал возражать, и, как он сам рассказывает, "несмотря на нашу дружбу, Болдуин счел мое поведение несколько неразумным ‑ ведь не всякий имеет шансы стать членом кабинета, когда ему еще нет 38 лет". Идену ничего не оставалось, как согласиться.
Впрочем, Болдуин был не виноват в том, что мечта Идена пока не осуществилась. Невиль Чемберлен, пользовавшийся всевозрастающим весом в руководстве партии, настоял, чтобы Хор, хорошо зарекомендовавший себя в министерстве по делам Индии, получил министерство иностранных дел. Другая весьма влиятельная личность ‑ редактор "Таймс" Джефри Даусон тоже замолвил слово за Хора. Верхушка консерваторов сочла, что Хор лучше будет осуществлять политику "умиротворения", чем Иден.
Через десять дней после образования нового кабинета Англия, не уведомив заранее Францию, подписала с Германией соглашение, по которому последняя могла строить флот, равный 35% общего тоннажа флота Британского содружества наций, иметь тоннаж подводных лодок, равный общему тоннажу подводного флота Британского содружества. Одновременно Германия обязалась содержать подводный флот, не превышающий 45% подводного флота Содружества. Тем самым отменялись соответствующие положения Версальского договора. Если раньше Германия в одиночку нарушала этот договор, то теперь она делала это совместно с Англией.
Хотя Иден и не принимал участия в переговорах о военно‑морском соглашении с Германией, ему было поручено поехать в Париж и успокоить озабоченное французское правительство. Иден пытался убедить министра иностранных дел Лаваля, что все действия англичан ведутся в интересах не только Англии, но и Франции, но не преуспел. 21 июня он телеграфировал в Лондон, что англо‑германское военно‑морское соглашение рассматривается в Париже "как наносящее удар по коммюнике от 3 февраля. Что бы мы ни говорили, это мнение не изменится".
В это время Иден совершает второе паломничество к Муссолини, открывшее очередной этап в английской политике "умиротворения" итальянского агрессора. На протяжении ряда лет итальянский фашизм готовился к захвату Эфиопии (Абиссинии) ‑ независимого государства и Северо‑Восточной Африке. После спровоцированного нм вооруженного столкновения на границе между Эфиопией и Итальянским Сомали мировому общественному мнению стало ясно, что вскоре Италия развяжет войну против Эфиопии. Обе страны были членами Лиги Наций.
11оэтому разрешение возникшего конфликта являлось ее прямым делом. Было ясно, что, если Лига и теперь не примет эффективных мер против агрессора, она тем самым подпишет себе смертный приговор и утратит какой бы то пи было международный авторитет. Тем не менее, стремясь развить и упрочить сотрудничество. с Муссолини, правящие круги Англии сразу же выступили на стороне Италии, невзирая на то, что захват ею Эфиопии явно ослабил бы английские позиции в этом районе.
Английская печать оказала замыслам Муссолини существенную поддержку, всячески понося Эфиопию и заранее оправдывая фашистский разбой. Лейбористский еженедельник "Ныо стейтсмен" утверждал, что Эфиопия ‑ это "варварская" страна. Консервативный журнал "Нэшнл ревью" писал, что Англия "имеет огромные интересы в Европе, и для нас... важно, чтобы Италия не была ослаблена колониальными затруднениями". Владелица другого консервативного журнала ‑ "Сатэрдэй ревыо" ‑ леди Хастон телеграфировала Муссолини: "Английские патриоты свидетельствуют свое почтение Муссолини ‑ величайшему патриоту мира в связи с тем, что он намерен создать и достигнуть для Италии... Английские патриоты надеются, что Муссолини будет стоять твердо и пошлет к черту Лигу Наций, которая только для того и существует, чтобы дать возможность русскому большевизму уничтожить цивилизацию". Томпсон отмечает, что "многие правые консерваторы разделяли чувства леди Хастон, хотя не решались излагать их в таких категоричных выражениях".
А позиция самого правительства? На совещании в городе Стреза в апреле 1935 года Макдональд и Саймон выразили Муссолини молчаливое согласие на агрессию против Эфиопии. Вторым поощрением дуче была речь в парламенте нового министра иностранных дел Хора. Он просил членов палаты общин не верить не имеющим основания слухам, будто Англия намерена предпринять против Италии ‑ "страны, которая была нашим другом со времени Рисорджименто", определенные недружественные меры вместе с французским правительством.
Стремясь удовлетворить Муссолини, но без войны, которая могла ослабить фашистский режим, английское правительство изобрело следующий план: Эфиопия уступает Италии часть своей территории, а за это Англия дает ей доступ к Красному морю, выделив коридор через территорию Британского Сомали. Такой план Идену и поручено было обсудить с Муссолини.
23 июня 1935 г. Иден прибыл в Рим. Как он ни старался, но не смог убедить дуче согласиться на английское предложение. Фашистам нужна была вся Эфиопия, а не ее часть. Намерения их были ясны и определенны, "Если мне придется прибегнуть к войне для достижения своих целей, ‑ заявил Идену Муссолини, ‑ моей задачей будет стереть название "Эфиопия" с географической карты".
Огорченный неудачей своей миссии, Иден обсудил итоги встречи с английским послом в Риме Эриком Друммондом, и они пришли к выводу, что об этом следует доложить в Лондон, а уж там "пусть выбирают между поддержкой Лиги, ведущей к потере союзника (в лице Италии), и подрывом основ мира в Европе". Коллеги Идена по кабинету, не раздумывая, избрали вторую линию.
Когда же Иден выступил с публичным отчетом о рандеву с Муссолини в палате общин, он изложил в общих чертах предложения английского правительства Италии, но, по его собственному признанию, "ничего не сказал о требованиях Муссолини". Снова ‑ в который уже раз ‑ обман общественного мнения! Парламенту сообщили о предложениях, утративших уже всякий смысл, и умолчали о сути дела.
Так правящим кругам Англии удается дезинформировать и дезориентировать английский народ относительно характера их внешней политики. Однако наступают такие моменты, когда дезориентирующая пропаганда не в силах скрыть истинный смысл действий правительства, и тогда в народных массах растет глубокое недовольство.
Как же поступает в подобных случаях английское правительство? Меняет внешнеполитический курс? Ни в коем случае! Оно делает вид, что уступает настроениям масс, а затем, когда они успокоятся, пройдут парламентские выборы, правительство продолжает идти своим путем, постаравшись "доказать" общественному мнению, что иначе поступить нельзя. Этот традиционный английский (а может быть, и не только английский) прием в широком масштабе был применен в 1935 году.
Нарастание угрозы миру, японская агрессия в Китае, приход нацистов к власти в Германии, крах фарса с разоружением и шумно рекламируемая подготовка итальянского нападения на Эфиопию вызвали глубокую тревогу в английском общественном мнении. Рядом пацифистских организаций был проведен "плебисцит мира". Его результаты стали известны 27 июня 1935 г.: 11 млн. англичан проголосовали за участие Англии в Лиге Наций, за сокращение вооружений. Подавляющее большинство из них высказались за то, чтобы против агрессоров были применены экономические, а в случае необходимости и военные санкции. Это было внушительное требование английского народа к своему правительству поддержать Лигу Наций, эффективно бороться против агрессии и коллективными мерами поддержать международную безопасность. Тем самым английский народ безоговорочно осудил политику "умиротворения".
Настроения широких масс были особенно опасны для консерваторов потому, что вскоре предстояли очередные выборы в парламент. Тогда правительство, чтобы удержаться у власти, организовало грандиозный политический обман.
Уезжая в Женеву, где должно состояться обсуждение итало‑эфиопского конфликта, Иден не получил никаких определенных директив. Он оказался в трудном положении: по важнейшей проблеме, занимавшей тогда Лигу Наций, нужно было отделываться туманными, двусмысленными заявлениями.
А в Женеве ожидали, что Лондон четко сформулирует свою позицию. "Авеноль; генеральный секретарь Лиги Наций, ‑ пишет Иден, ‑ сообщил мне, что почти все делегаты имеют директивы последовать примеру Англии. Литвинов, в то время председательствовавший в Совете Лиги, неофициально предложил мне, чтобы Совет объявил, что он готов выполнить обязанности, возложенные на него Уставом". Идену оставалось только уклоняться от прямых ответов на подобные обращения. просто боюсь этих разговоров", ‑ откровенно писал он своему коллеге по кабинету Ормсби‑Гору.
Туманные декларации англичан весьма удивили итальянского представителя в Лиге Наций Алоизи. Как он заявил Идену, в Риме никак не ожидали, что Лондон займет такую позицию. И для того имелись веские основания, которые подкреплялись совсем недавними фактами. Когда безоружная Эфиопия, которой угрожала вооруженная до зубов Италия (англичане ей в свое время поставляли вооружение), обратилась в Лондон с просьбой продать хотя бы легкое стрелковое оружие, она получила отказ.
Затем произошло событие, поразившее многих. В Женеву для выступления в Лиге Наций прибыл Сэмюэль Хор. Когда Иден предварительно ознакомился с текстом его речи, он был поражен: Хор намеревался занять радикальную антиитальянскую позицию. Иден хотел было предложить некоторые поправки, чтобы сделать речь министра менее определенной, но Хор решительно отвел их, заявив, что Болдуин и Невиль Чемберлен внимательно изучили текст и одобрили его.
11 сентября Хор торжественно провозгласил в Ассамблее Лиги Наций, что "Лига и Англия вместе с ней стоят за коллективное обеспечение полного соблюдения Устава Лиги, и в особенности за твердое коллективное сопротивление всем актам неспровоцированной агрессии". Итало‑эфиопский конфликт, сказал он, в этом отношении не является исключением. "Недавняя реакция общественного мнения, ‑ возвестил далее британский министр, ‑ показывает, насколько дружно народ поддерживает правительство в его полном принятии обязательств, вытекающих из членства Англии в Лиге Наций".
Таким образом, голосование в "плебисците мира" против политики правительства было превращено в голосование за эту политику. Но то была еще не главная ложь, содержавшаяся в речи Хора. Главное обнаружилось позже.
Томпсон пишет: "Абсолютно ясно, что решение "национального правительства" заявить о безоговорочной поддержке Лиги Наций было вынужденным в связи с настроениями народа, нашедшими выражение в плебисците мира, и с тем фактом, что всеобщие выборы должны были состояться не позднее ноября 1935 года". Эту оценку разделяют многие буржуазные историки как в Англии, так и за ее пределами. Ее подтверждает и доверительная беседа между Невилем Чемберленом и Леопольдом Эмери, которую последний следующим образом записал в своем дневнике: "Мы должны были попытаться использовать Лигу Наций (в которую Чемберлен не очень‑то верил) в целях внутренней политики. Речь не идет о том, что мы пойдем дальше самых мягких экономических санкций, таких как эмбарго на закупку итальянских товаров или продажу Италии военного снаряжения... Если дело обернется серьезно, французы откажутся первыми, а мы покажем, что сделали все, что могли". Чтобы Муссолини паче чаяния не принял речь Хора за чистую монету, то есть за изменение внешнеполитического курса Англии, Хор, как сообщает Иден, направил дуче "дружеское личное послание". В свете этих фактов неудивительно, что Тейлор определил действия английского правительства в Лиге Наций в сентябре ‑ октябре 1935 года как "триумф лицемерия".
Речь Хора изменила настроение английских избирателей в пользу консерваторов, выборы в парламент были назначены на 14 ноября 1935 г. В своей избирательной программе тори клялись в верности Лиге Наций и заверяли всех и вся, что в "нынешнем несчастном споре между Италией и Эфиопией не будет колебаний в осуществлении линии, которую мы проводили до сих пор". Таким образом избирателю внушалось, что до сих пор проводилась линия на обуздание агрессора.
Грандиозный обман удался. Консерваторы получили в палате общин 387 мест. Это давало им вместе с примыкающими абсолютное большинство в 247 голосов. Лейбористы смогли провести лишь 154 депутата. Выборы 1935 года дали власть консерваторам практически на десять лет.
Иден был "героем дня" и в своих выступлениях всячески рекламировал упования консерваторов на Лигу Наций. В глазах общественного мнения он символизировал активную позицию английского правительства в Лиге Наций, направленную против агрессора. Консерваторов это вполне устраивало: ведь Иден был их человеком, и его заслуги ставились в актив тори.
Когда состоялась церемония вручения Идену документа об избрании его почетным гражданином города Лимингтона, на торжестве присутствовал Стэнли Болдуин. В речи по этому случаю Иден говорил: "Среди политических деятелей стало модным думать об отставке ‑ о разведении свиней, домашней птицы, о кружке эля у камина (здесь последовал любезный жест в сторону Болдуина). Я обещаю не доставлять себе этого удовольствия. Мы все живем в эпоху, когда народы будут стараться понять друг друга. Только через Лигу мы можем надеяться создать в новом мире новый порядок, при котором ни одна страна никогда, даже на минуту, не подумает прибегнуть к войне как к инструменту национальной политики. Мы готовы во все времена сыграть свою роль в поддержании мира..." Политическая жизнь в Англии имеет свои правила. И Иден говорил то, что, как он знал, хотелось услышать его избирателям.