«Какого… хрена?»
— Я просто раздвинула свои чертовы ноги для него, как будто это ничего не значило. Через два дня он попросил меня встретиться с ним в обсерватории после обеда. Я так радовалась тому, что увижу его, поцелую, скажу ему, что потеряла голову от любви к нему... и вот я захожу, и нахожу Амалию Гиббонс на коленях с его членом во рту.
Полагаю, это одна из версий событий. Отредактированная. Немного приукрашенная. Отдаю должное ее гиперболам и метафорам. Я обидел ее так сильно, что она заслуживает того, чтобы звучать как стерва. Я мудак. Но почему Карина преуменьшает количество времени, которое мы провели вместе? Она сжала два месяца, которые мы провели вместе, в два дня.
Сидя напротив Карины, Элоди издает испуганный звук. Кэрри продолжает свой рассказ. Она плачет, что в какой-то момент заставило бы мой член затвердеть. Уже нет. Такое чувство, будто мне выстрелили в грудь. Жаль, что я не могу вернуть все это обратно. Лучше бы я никогда не слушал Олдермена. В «Косгроув» этот человек был таким разумным, но, видя, как плачет Кэрри, я начинаю думать, что был гребаным идиотом, позволив ему забраться в мою голову.
— И знаешь, что самое худшее? — Кэрри смахивает слезы. — Хуже всего было то, что ему было все равно. Он ничуть не смутился. Не пытался оттолкнуть ее от себя, не подтягивал штаны и не бросился за мной. Он увидел меня, стоящую в дверном проеме, увидел боль и шок в моих глазах... и он, черт возьми, рассмеялся. Он сказал… — Она прочищает горло. — Он сказал: «Похоже, я допустил ошибку в расписании. Можешь вернуться через час? К тому времени я должен быть готов ко второму раунду».
— Вау. Какой невероятный мудак.
Я киваю, потирая челюсть. Не могу не согласиться. Элоди и Карина продолжают разговаривать, а я продолжаю подслушивать. И держу язык за зубами, пока новенькая не заявляет, что меня, вероятно, настигнет карма и сделает меня бесплодным. И вот тогда приходит время положить этому конец.
— Боже. Очень надеюсь, что нет.
Девочки поднимают глаза и видят меня. Ужас и смущение вступают в борьбу на прекрасном лице Кэрри. Она должна знать, что я слышал этот интересный маленький взгляд на нашу историю любви. Неужели она ждет, что я сейчас поправлю ее перед ее новой маленькой подругой? Насколько она будет раздавлена, если я скажу Элоди, что это Кэрри преследовала меня? Что она на самом деле не сказала мне, что была девственницей, прежде чем мы переспали в первый раз? Или что после этого мы трахались тысячу раз и были совершенно счастливы вместе, прежде чем я, по общему признанию, разбил ее сердце на куски.
Я сую зубочистку в рот, ухмыляясь им.
Маленькая блондинка смотрит на меня так, словно рядом с их столиком только что открылся портал в ад, и я вышел из него.
— Не мог бы ты отвалить на хрен, — огрызается она. — Это частный разговор. Тебе не рады за этим столом.
Я не могу удержаться от смеха. Ей-богу, она дерзкая штучка. Теперь я понимаю, почему Рэн так увлечен ею.
— Прости, mon amour. Я там, за стойкой, занимался своими делами. В чем же это моя вина, если ты говоришь достаточно громко, чтобы разбудить мертвеца и подарить ему стояк? Я услышал что-то об Амалии Гиббонс, стоящей на коленях с чьим-то членом во рту, и потерял всякое чувство приличия. А потом… — Я чувствую тошноту в животе. Нужно держать свой гребаный рот на замке, но не могу. Будет лучше, если Кэрри продолжит ненавидеть меня. Я продолжаю смотреть на мокрые дорожки ее слез, которые образовались там, где они текли по ее щекам, и не могу этого вынести. Лучше, чтобы она немного поплакала из-за меня сейчас, чем намного больше, если ее прошлое настигнет ее. Лучше, если она действительно, по-настоящему будет презирать меня. —...а потом я вспомнил, что Амалия Гиббонс стояла на коленях передо мной, и это мой член был у нее во рту, и все стало очень горячо. Потому что это было действительно веселое время. Очень веселое. Но мне грустно, что ты больше не хочешь играть со мной, Кэрри. Наверное, мне следовало извиниться или что-то в этом роде. Но лучше поздно, чем никогда, верно?
Следующие несколько минут проходят как в тумане. Приходит официантка с очень плохим отношением и ругается на меня. Я огрызаюсь в ответ, играя с ней, просто чтобы доказать, какой я настоящий придурок, и все это время я смотрю на Карину. Я вспоминаю ее в обсерватории, лежащую на спине на куче толстых одеял, смотрящую в ночное небо с морем звезд, отражающихся в ее глазах.
Примерно в этот момент я понимаю, как мало меня волнует, буду ли я жить или умру.
Официантка прогоняет меня, и я с радостью ухожу. В тот момент, когда выхожу на пронизывающий холод, я делаю серию неровных глотков воздуха, не в силах отдышаться. Затем передо мной появляется Пакс и предлагает мне сигарету. У него уже есть одна, только что зажженная, судя по виду. Он затягивается ею, щурясь на вдохе.
Обычно я не курю сигареты. Иногда, когда выпиваю, может быть, но никогда в девять тридцать утра после гребаной пробежки. Хотя у меня такое чувство, будто я только что выпил литр кислоты. Какого черта? Беру одну из сигарет и закуриваю, используя зажигалку Пакса. Мы оба молча стоим, прислонившись к кирпичной стене, и затягиваемся дымом. Вскоре после этого появляется Рэн, доставая свою собственную пачку сигарет.
Никто ничего не говорит.
Мы просто стоим там, холод покусывает наши руки, а дым обжигает наши легкие.
ГЛАВА 38
ДЭШ
Ловетт Истейт
<dukedashiell@lovettestates.com>
Чт. 20:31
Ответ на: lorddashiell@lovettestates.com
Кому: Дэшил Ловетт
<dlovett@wolfhallacademy.edu>
Дэшил,
Ежегодный сбор средств Фонда Ловетта для женщин, подвергшихся насилию, состоится в следующую пятницу в отеле «Вайсрой» в Бостоне. Твое присутствие обязательно. Ровно в 7 вечера.
И ради Бога, НАДЕНЬ СМОКИНГ.
ГЛАВА 39
КЭРРИ
Неделя пролетает как в тумане. Среда наступает раньше, чем я успеваю это осознать, и все снова начинает казаться нормальным. Что-то в этом роде. Эль, кажется, прекрасно вписывается в Вульф-Холле. Она легко заводит друзей. К сожалению, в академии есть несколько придурков, которые по каким-то своим причинам не так приветливы, как следовало бы.
Ее комната разгромлена. Многие ее вещи уничтожены, и кто-то пронзил ее кровать охотничьим ножом. Никогда бы не подумала, что студенты академии склонны к драме. Дамиана Лозано смеется, когда слышит, как я разговариваю с Пресли в холле о нанесенном ущербе и подозрениях по поводу того, кто совершил акт вандализма. Дэми гоняется за Рэном — когда, черт возьми, за ним никто не гоняется — и ей не нравится, что Рэн больше интересуется новой девушкой. Вполне логично, что она будет действовать, но все это более чем жалко.
Элоди спокойно относится к ревности Дэми, а это больше, чем я могла бы сделать.
Я выполняю свои задания.
Тусуюсь с девчонками.
И изо всех сил стараюсь быть занятой и не думать о Дэше.
В понедельник, на следующей неделе, я выбегаю из «Вопящего Бина» с рогаликом во рту, пытаясь вытащить ключи из кармана, когда это происходит:
— Вау! Стой, стой, стой! Боже мой!
Кто-то сталкивается со мной, выбивая у меня из рук и сотовый телефон, и кофе. Я смотрю в лицо незнакомца широко раскрытыми глазами, рогалик все еще зажат у меня во рту, и все, что я могу сделать, это моргнуть. Телефон отлетел через парковку. Мой кофе теперь превратился в лужу под названием озеро Робуста у моих ног.
Парень, который столкнулся со мной, все еще согнут, его рука комично вытянута, одна нога оторвана от земли — неподвижный кадр человека, который бросился, чтобы попытаться схватить кофе и телефон, и упустил и то, и другое.
Он съеживается.
— Боже. Мне жаль. Все плохо, да?
Я вынимаю рогалик изо рта.
— О, все в порядке. Ничего страшного. Я просто…
Я иду за телефоном, но парень протягивает руку.
— Дай я.
Он переворачивает его, чтобы посмотреть, цел ли экран.
— Никаких трещин. Слава богу. Мне нужно принести тебе еще кофе, — говорит он, проводя рукой по волосам. — Прости. Сегодня утром я не в себе. Я не должен... — Он смеется, качая головой. — Я даже не должен сейчас садиться за руль. У меня куча заданий, и я не спал… — Его глаза расширяются. Он снова качает головой, нервно смеясь.
С внезапной, пугающей ясностью, как будто над моей головой загорелась лампочка, я осознаю, что этот парень с непослушными, темными, густыми волосами, теплыми карими глазами и едва заметной щетиной чертовски горяч.
— В данный момент я в основном больше кофеин, чем человек, — говорит парень, потирая затылок одной рукой. — Эй, какой у тебя был кофе? Серьезно. Давай я принесу тебе еще.
— О, все в порядке. Правда. Ничего страшного. Мне нужно возвращаться в школу, так что…
Он впервые смотрит на меня, по-настоящему смотрит, и его рот открывается.
— О, Господи. Ты реально хорошенькая.
Жар, исходящий от моих щек, мог бы подпитывать тепловую электростанцию.
— Вау. Обычно парни... не говорят подобные вещи девушке в лицо.
Он поднимает брови.
— Не говорят? — В его голосе звучит удивление.
Я отрицательно качаю головой.
— Черт. — Съежившись, незнакомец трет лицо одной рукой. Когда опускает руку, он сам немного краснеет. — Ну что ж. Прошу прощения за это, — неловко говорит парень. — Я пойду и принесу тебе еще кофе. Пожалуйста, подожди здесь. Я не задержусь ни на секунду, клянусь.
— Ладно. — Я действительно опоздаю на занятия, если сейчас же не отправлюсь в академию, но в этом парне есть что-то такое серьезное и чертовски милое, что я думаю, что смертельно раню его, если скажу «нет».
Он улыбается самой широкой улыбкой, которую я когда-либо видела.
— Отлично. Только... просто... — Он протягивает руки. — Просто останься.
Я смеюсь.
— Останусь. Обещаю.
В ту же секунду, как парень оказывается внутри, я хочу сбежать. Мой «Файрберд» прямо там, и я никогда раньше не опаздывала на занятия. Никогда за все годы в Вульф-Холле. И не хочу начинать сейчас. Но я обещала. Но не должна была обещать.
Утро сегодня теплее обычного — по крайней мере, на земле нет льда — но все равно достаточно свежо, чтобы я переминалась с ноги на ногу, пытаясь согреться, пока жду возвращения этого таинственного незнакомца. Я съедаю свой рогалик в рекордно короткие сроки, просто чтобы избавиться от этой проклятой штуки. Этот парень ходит дольше, чем обещал. Прошло почти десять минут, прежде чем он поспешно выходит из закусочной с четырьмя чашками кофе на вынос, опасно балансирующими в его руках.
Он выглядит немного застенчивым, когда приближается.
— Итак, я забыл уточнить какой у тебя был кофе. У меня тут двойной капучино. Латте. Пряный тыквенный… с пенкой… Не знаю. Некоторым девушкам нравится это дерьмо. И э-э-э... Думаю, что на самом деле это какой-то чай. Горячий чай с медом и лимоном.
Парень так рассеян и нервозен, что мне его становится жалко. Его глаза, очень близкие по цвету к моим, теперь, когда я смотрю на них, замечаю какие они яркие и острые.
— Я возьму капучино, — говорю ему, улыбаясь.
Я ухитряюсь взять свой кофе так, чтобы оставшиеся напитки не оказались на земле. Парень ставит остальные три чашки на низкую стену у входа в закусочную и выбирает ту, что ближе к нему.
Делает глоток и морщится.
— Фу. О боже, нет. Тыквенные специи — это... ух! — Он высовывает язык, хватает одну из других чашек и пьет из нее, вздыхая с облегчением. — Боже, это было чертовски отвратительно. Как люди могут это пить?
Я стараюсь не слишком улыбаться.
— Это напиток делит на два лагеря. Я сама являюсь членом клуба «Тыквенные специи — дело рук дьявола».
— Я могу заполнить заявление? Это дерьмо было отвратительным. — Он вздрагивает. — О боже мой. Я не представился. Я Андре, парень, который сломал тебе три ребра, потому что не смотрел, куда шел.
— Карина. Вообще-то, Кэрри. Приятно познакомиться. И не беспокойся о ребрах. Они в полном порядке. — Я проверяю свой телефон, морщась, когда вижу время. Уже почти восемь. — Мне очень жаль, но мне действительно нужно идти…
— Подожди, стой, — говорит Андре и снова нервно смеется. — Послушай, ты ведь ходишь в ту причудливую школу, верно? Ту, что на вершине горы?
Я никогда раньше не слышала, чтобы кто-то называл академию причудливой, но полагаю, что для постороннего Вульф-Холл может показаться таким.
— Откуда ты знаешь?
— Здесь живет мой двоюродный брат. Я все время приезжаю в Маунтин-Лейкс и никогда не видел тебя поблизости. Почти уверен, что запомнил бы тебя. Так что, вот. Вполне логично, что тебя заперли там, на холме.
— Значит... ты не ходишь здесь в школу? В Маунтин-Лейкс? — Я не знаю почему, но я немного разочарована этим.
— Нет. Я учусь в колледже Олбани.
Вау. Парень из колледжа. Мило.
— Слушай. Знаю, что тебе пора идти, но… Я здесь учусь, здесь легче сосредоточиться, но... боже, я заговариваюсь. Не хочешь перекусить со мной в эти выходные? В частности, не хотела бы ты пойти со мной на свидание? Я все еще чувствую себя плохо из-за того, что врезался в тебя, и мы уже обсуждали тот факт, что я думаю, что ты действительно красивая, так что…
Я изумленно смотрю на него.
— Э-э-э...Свидание? Что ж… — Лицо Дэша всплывает в моем мозгу, и тошнота подступает к животу. Почему, черт возьми, я чувствую, что делаю что-то не так? Я чувствую, что обманываю его или в каком-то роде предаю его доверие. Но это он предал мое. Сжег его дотла. И знаете, что? Это было восемь гребаных месяцев назад.
Я принимаю решение.
— Знаешь, конечно. Свидание звучит потрясающе. Спасибо.
Андре сияет. Он засовывает руку в карман своего толстого красного пуховика и достает салфетку из закусочной. На ней уже есть куча аккуратных надписей, за которыми следует номер телефона. — Я надеялся, что ты согласишься. — Парень выглядит смущенным. — Вот почему я так долго там сидел. Они не могли найти ручку.
Смеясь, я забираю у него салфетку. Он надувает щеки, оглядываясь по сторонам.
— Надо проверить кусты. Убедиться, что никто из моих друзей не видит, как я выставляю себя дураком, — говорит он.
— Ты не выставляешь себя дураком.
— Нет?
Я качаю головой.
— Честное слово.
— Лучшая новость за весь день, — говорит он. — Ладно. Иди, если не хочешь опоздать.
Я отступаю от него, засовывая салфетку в карман. Парень наблюдает за мной, потягивая свой латте, пока я сажусь в «Файрберд» и завожу двигатель. Останавливаюсь у выезда со стоянки и опускаю стекло.
— Эй, Андре?
Его глаза загораются.
— Да?
— Больше никакого кофе, ладно?
Он усмехается.
— Нет, мэм. Честное скаутское. Больше никакого кофе.
ГЛАВА 40
КЭРРИ
Я иду на свидание с Андре. На следующий вечер снова иду на второе свидание с Андре. Он милый и забавный. И когда наклоняется и целует меня, мне не кажется, что наступил конец света. И не кажется, что мир вокруг нас горит, и, полагаю, это хорошо. Я чувствую себя в безопасности, когда его губы встречаются с моими, а безопасности я не чувствовала так долго, сколько себя помню. У безопасности есть свои достоинства. Это означает, что я не чувствую, что меня в любую секунду могут подвести. У Андре также нет двух враждебных, очень агрессивных лучших друзей, которые очень хотят превратить мою жизнь в ад, что говорит в его пользу.
На нашем третьем свидании парень приглашает меня на вечеринку, которую устраивает друг его брата, и я принимаю приглашение. Неделя тянется медленно, и все начинают говорить о том, что парни из Бунт-Хауса направляются в Бостон на какой-то благотворительный бал, который устраивает отец Дэшила. Я знаю, что та вечеринка у парня из «Эдмондсона» была случайностью — Дэш ни за что не появился бы на вечеринке, которую устраивает какой-то футболист из колледжа — но просто знать, что их не будет в городе в ночь вечеринки — это облегчение. Не будет никаких сюрпризов, если они втроем окажутся в ста шестидесяти милях отсюда, в другом городе.
Сначала Эль не хочет идти на вечеринку. Прес настроена двойственно, потому что, очевидно, Пакса там не будет. Нужно немного потрудиться, чтобы уговорить обеих девушек согласиться поехать. Довольно скоро мы оказываемся на вечеринке у друга Андре, и я чувствую себя... хорошо. Безмятежно. Это то, что должна чувствовать обычная девушка, посещающая обычную вечеринку с обычным парнем, который ей нравится.
Мы с девочками подправляем макияж в ванной, и я, наконец, признаюсь Элоди и Прес об Андре. Они обе так счастливы за меня, я уверена, втайне испытывают облегчение, что я наконец-то справляюсь с Дэшем. Знаю, что в последнее время со мной не так уж весело. Я плакала перед Элоди в «Вопящем Бине», когда Дэш появился из ниоткуда, как черт из табакерки. Эта меланхолия, которую я таскала с собой, как чемодан, набитый кирпичами, была обузой не только для меня, но и для моих друзей. Они никогда бы не признались, потому что слишком вежливы для этого, но, вероятно, для них было адом иметь дело с моими эмоциями.
Андре представляет собой новую главу в моей жизни. Новое начало и новый взгляд на вещи. Он симпатичный. Умный. Несложный. Я могу представить себе будущее с ним, в то время как будущее с Дэшем всегда выглядело в лучшем случае мрачным. Его титул. Его семья. Его деньги. Его друзья. На нашем пути было так много препятствий. С Андре нет никаких помех.
Я осторожно расспрашиваю Элоди, пока мы в ванной, о том напряжении, которое все еще растет между ней и Рэном, но она отказывается говорить. Я вижу все признаки. Знаю, как выглядит отрицание, когда вижу девушку, влюбленную в парня из Бунт-Хауса — я видела это в зеркале каждый чертов день — и теперь я ничего не могу сделать, чтобы спасти ее.
Андре появляется в одиннадцать. Я выпила всего два пива, так что полностью контролирую себя. Элоди и Прес прогоняют меня, говоря, чтобы я пошла и поговорила с красивым мальчиком, улыбающимся мне с другого конца комнаты, и мне не нужно повторять дважды.
Он приветствует меня, притягивая к себе и глубоко целуя — чего Дэш никогда бы не сделал — и в его объятиях чувствуется тепло. Обычное дело. Когда мы наконец отстраняемся, он держит меня на расстоянии вытянутых рук и смеется.
— Вау. Вельветовый комбинезон. Фиолетовый вельветовый комбинезон. И трилистник. Отличный наряд, красотка.
Красотка? Ну, разве это не кажется теплым и пушистым? Даже его ласковые слова прекрасно вписываются. Они безобидны. Удобны. Это как надеть поношенный любимый свитер. Прозвища Дэша для меня были как обтягивающее, облегающее шелковое платье — хорошо примерить, но они никогда не были удобными. Они заставляли меня чувствовать себя... наэлектризованной. Это было ощущение, которого я всегда жаждала, но разве наши пристрастия приносят нам пользу? Я имею в виду, когда быть убитой током было хорошо?
— Я нашла в магазине такую милую мешковину, но у них не было подходящего мне размера, — говорю я Андре, притворяясь надутой.
Он подыгрывает.
— Чертовски жаль. Мешковины, конечно, чешутся, но они действительно чертовски милые.
Он снова целует меня, и во рту у него вкус сладкой ириски. Боже, все в нем такое милое.
Мы танцуем. Андре обнимает меня, крепко прижимает к себе, и я не могу представить, как это было бы с Дэшем. Танцы не то занятие, куда его можно затащить даже мертвым. Раздается быстрая мелодия, и мы подпрыгиваем, как идиоты, смеясь, обмениваясь поцелуями и глотками наших напитков, когда толкаемся за место на танцполе. Андре берет меня за руку и тянет с танцпола.
— Давай найдем место, где можно передохнуть.
Мой телефон жужжит в заднем кармане, когда парень выводит меня на улицу. Собираюсь выключить звук — я хочу провести сегодняшний вечер, наслаждаясь с Андре, а не прокручивая уведомления Instagram — но потом вижу имя на экране, и улыбка сползает с моего лица.
«Салон свадебной и…
Название обрывается, но я узнаю его: последняя фиктивная компания Олдермена для его одноразового телефона. Мы уже на улице. Андре успешно вывел меня на морозный ночной воздух, не позволив ни на кого наткнуться. Он стягивает с головы свою шапочку и нежно надевает ее на меня, убирая мои кудри с лица.
— Вот, — говорит он. — Не хочу, чтобы ты простудилась.
Я морщусь, глядя на свой мобильный телефон, и Андре впервые замечает, что экран освещен входящим звонком.
— О, черт. Тебе нужно ответить?
Я съеживаюсь.
— Вроде того. — Олдермен никогда не звонит, если это неважно. Сбрасывать звонок было бы глупой идеей.
Андре нисколько не смущен. Он быстро целует меня в лоб и идет обратно к дому.
— Не беспокойся. Не торопись. Я принесу нам еще выпить.
— Спасибо. — Он действительно идеален. Как только за парнем закрывается входная дверь, я отвечаю на звонок. — Привет. Как дела?
Голос Олдермена звучит по-деловому и так же холоден, как всегда.
— Где ты? — Сразу к делу. Этот человек никогда не был хорош в светской беседе.
— На вечеринке. С друзьями. И парнем. И я выпила четыре пива. — Как только всплывет одна истина, другие уже не остановить. Они продолжают приходить, одна за другой. Я должна была как-то смягчить удар, распределить его, вместо того чтобы выставлять напоказ тот факт, что я полностью сошла с ума и нарушила все его правила, но что сделано, то сделано.
Стискиваю зубы, ожидая, когда начнутся крики... но, с другой стороны, мне следовало бы знать лучше. Олдермен не кричит. Никогда. Он замолкает. Серьезный. Разочарованный.
— Ладно. Веселишься?
Я моргаю, расслабляя плечи. Постойте. Он не кажется спокойным, серьезным или разочарованным. Он звучит... позабавленным?
— Да? — Мой опекун не из тех, кто шутит. Если он пытается усыпить меня ложным чувством безопасности, прежде чем опустить топор, сказав, что утром я первым же рейсом должна вылететь в Сиэтл, то это жестокая попытка пошутить. — Ты... в порядке?
— Я в порядке. Просто решил позвонить, чтобы сообщить тебе хорошие новости.
— Хорошие новости?
— Как ты знаешь, у меня семья в Гроув-Хилле. Вот почему я был там в ту ночь, — говорит он. — Когда нашел тебя на обочине дороги.
Я хмурюсь, пытаясь предугадать, что он скажет дальше.
— И?
— Есть вещи, о которых я тебе не сказал, Кэрри. Вещи, которые слишком долго объяснять по телефону. Но один из членов моей семьи — человек, обладающий значительной властью и богатством. Он не очень хороший человек, но это к делу не относится. Он очень важен. Мы с ним не сходимся во взглядах. Я уже давно пытаюсь заставить его оказать мне одну услугу…
По какой-то причине мое сердце колотится. В этом нет никакого смысла. Ничто из того, что говорит мужчина, не должно меня беспокоить, и все же все мое тело дрожит.
— Боже, ты можешь выплюнуть это, Олдермен? Я тут с ума схожу. Это... о…
Кевине.
Человеке, которого я убила.
Преступление, от которого я не могу убежать.
Я даже не могу произнести его имя вслух.
— Да, речь идет о том, что произошло, — подтверждает Олдермен. — Я сразу перейду к делу. Не думал, что смогу заставить этого человека, моего дядю, помочь мне очистить твое имя. Но в последнее время некоторые события изменили обстоятельства. Я откопал несколько фрагментов информации, которые помогли ему понять, насколько полезно было бы для него лично, если бы он помог очистить твое имя.
— Я не... не понимаю. Я имею в виду... как он мог очистить мое имя?
— Когда говорю, что он влиятелен, я имею в виду, что он очень влиятелен. Он губернатор Алабамы и курирует весь департамент полиции штата. В его власти было простить тебя и исключить из твоего досье все упоминания о Кевине Уинтропе. Он просто не стал бы этого делать, потому что злобный сукин сын. Однако я изменил его мнение. Окончательно. Мне потребовалось всего шесть лет, но…
Я закрываю рот рукой, слезы застилают мне глаза.
— Что? Что ты имеешь в виду? — Мой голос срывается. Я пытаюсь держать себя в руках, но это невозможно. — Я не понимаю, — шепчу я.
— Ты плачешь? — Олдермен не большой любитель эмоций.
— Нет. — Это жалкая ложь. Я даже не знаю, почему беспокоюсь.
Он хмыкает.
— Ну, мы можем обсудить детали в другой раз. Есть много вещей, о которых нам нужно поговорить, но пока этого достаточно. Наконец все сошлось воедино. Твое имя официально очищено, Ханна. Тебе больше не нужно беспокоиться. Ты в безопасности, малышка. Ты свободна.
Я закрываю глаза, стараясь не издавать ни звука, и тихо всхлипываю в ладонь.
В безопасности? Свободна?
Эти слова звенят у меня в ушах, два простых термина, которые так много людей считают само собой разумеющимися. У меня никогда не было особых причин полагать, что и то, и другое применимо ко мне, и все же человек, который спас меня на обочине дороги, только что сказал мне, что теперь у меня есть и то, и другое.
— Иди и наслаждайся своей вечеринкой, Ханна, — говорит он.
Я шмыгаю носом, вытирая глаза.
— Знаешь… — говорю я, мой голос немного дрожит. — Думаю, я предпочитаю Карину.
Олдермен смеется.
— Вполне справедливо, Карина.
— Что… а как насчет правил?
— Первое, второе и четвертое больше не применимы. Третье еще в силе, но, судя по звукам, оно может и не существовать, так что…
Я смеюсь и не могу остановиться. Никогда не думала, что испытаю это чувство. Что боль и ужас, которые я пережила в ту ночь в Гроув-Хилле, никогда не исчезнут. Не полностью. Но мне больше не нужно держать это в секрете. Не нужно продолжать лгать. Все мое будущее только что полностью преобразилось за один короткий телефонный звонок. Сейчас так много возможностей. И Олдермен, в своей очень неуклюжей отеческой манере, все еще пытается предостеречь меня от парней.
— Просто иди, Кэрри. Спокойной ночи. Твои полицейские записи были опечатаны. Все соответствующие документы подписаны. У меня все здесь, я жду тебя. Тебе больше не о чем беспокоиться.
Я не могу в это поверить. Действительно не могу.
— Спасибо тебе. Я... я даже не знаю, что сказать.
— Невероятная несправедливость наконец-то была исправлена. Тебе не нужно говорить ни слова. Спокойной ночи, Кэрри.
— Спокойной ночи.
Олдермен отключает звонок. Я все еще смотрю на телефон, когда девушка, которую я не узнаю, выскакивает из дома, выкрикивая мое имя во всю глотку.
— Эй, Мендоса! Тащи свою задницу внутрь! Твоя подруга собирается затеять драку!
ГЛАВА 41
ДЭШ
Есть тысяча видов алкоголя, которые я предпочитаю шампанскому, но мой отец — претенциозный придурок, так что это все, что предлагается сегодня вечером. В этом бальном зале достаточно «Моет Шардон», чтобы утопить гребаный военно-морской флот.
Я осушаю третий бокал, сердито дергая галстук. Клянусь, эта проклятая тварь пытается меня задушить. Я еще не видел своего старика. Он любит устраивать торжественный выход, когда все его гости уже прибыли, а еще рано. Хотя я чертовски нервничаю. Сегодня вечером будет фейерверк по нескольким причинам: Мерси Джейкоби здесь, и Рэн все еще не простил свою сестру за Фитца и Мару.
У буфетного стола я обсуждаю текущее состояние фондового рынка с парнем с очень блестящей, очень лысой головой, когда появляется Рэн с паром, выходящим из ушей. Его костюм угольно-черный, как и рубашка и шелковый галстук. С его бледной кожей и массой черных волнистых волос он сам похож на смерть.
— Ты пригласил Мерси? — кричит он.
— Извините. Я вижу, что моя жена зовет меня. — У Брэда, лысого парня, который надоел мне до слез, хватает здравого смысла, чтобы скрыться. Везучий ублюдок.
Мне нужно было действовать осторожно. Но знаете что? Я, бл*дь, никому ничего не должен. Я действовал легкомысленно, потому что Рэн просто смешон. Он весь взбудоражен новой девушкой, Элоди. Это так чертовски очевидно. По всем правилам я должен был превратить ее жизнь в сущий ад. Разве не так он поступил бы с Кэрри, если бы я открыто признался, что встречаюсь с ней? Разве не в этом весь смысл — ползать вокруг, чувствовать себя виноватым и полным дерьмом, на самом деле, скрывая то, что чувствуешь?
Боже.
Кто, черт возьми, вообще знает на данный момент?
Все, что я знаю, это то, что Рэн расстроен из-за всех неправильных вещей, и я последний человек, на котором он должен вымещать злость.
Появляется Пакс с горстью креветок и ухмылкой на лице. Он говорит что-то о том, что Мерси выглядит сексуально. Рэн угрожает убить его или что-то в этом роде. Я чувствую, как шевелятся мои губы — попытка сохранить мир — но в голове у меня бурлят мысли.
Я не сказал ни слова. Мне следовало бы рассердиться на него. После того, как Рэн держал Фитца в секрете, а беготня от исчезновения Мары привела полицейских к нашему порогу, теперь у него хватает наглости влюбиться в девушку прямо у нас под носом. Я должен вырубить этого ублюдка, но выбираю быть выше этого. Рэн Джейкоби однажды спас меня. Более того, он пригласил меня жить с ним и сделал своим другом. Я не могу этого забыть.
— К черту все это. Я ухожу отсюда.