– Почти! Он собирается выйти погулять.
– Молодец, справляешься. Раз ты доказала, что готова приносить пользу, можно мне пойти с тобой?
– Нет, я сама! – выкрикиваю уже из ванной, где переодеваюсь и тщательно закрашиваю синяки и ссадины.
На этот раз никаких овалов вокруг глаз. Аккуратно провожу пальчиком по теням и, еле касаясь кожи, наношу их на веки. Легкий взмах кисточки – ресницы накрашены. Делаю акцент на губах, подчеркивая их яркой помадой. Выходит соблазнительно. Непривычно примерять к себе это слово. Я соблазнительна… Это точно про меня? Той же помадой подкрашиваю щеки. Макияж готов. Пусть Олег меня и не увидит, но я все равно с особой тщательностью привожу себя в порядок перед визитом в его дом. Раньше я старалась быть красивой для него, теперь – ему назло.
Ира не права, между мной и блондинчиком, то есть Игорем, действительно не происходит ничего особенного. Но в глубине души мне бы хотелось ему нравиться. Я не готова заводить новые отношения, и не уверена, что когда-то захочу это делать. Единственное, чего мне сейчас хочется от мужчин – восхищенных взглядов. По дороге от вокзала до ларька я, сквозь темные очки, вглядывалась в лица прохожих. Впервые в жизни моя внешность вызывала женскую зависть и мужское желание. Именно сейчас, после двух лет тирании в браке, после унижений и оскорблений, мне хочется почувствовать свою истинную стоимость как женщины. Я потеряла веру в свою привлекательность, и теперь черпаю ее из взглядов окружающих. Мечтаю навсегда разделаться с прошлым, надеть коротенькую юбку и гулять по городу. Подкрепляться уверенностью от встреченных мужчин и вселять желание меняться к лучшему в женщин.
Господи, о чем я думаю?! Вчера убили Катю, а у меня в голове мужики и гулянки. Отрываю от рулона кусок туалетной бумаги и стираю помаду с губ. Надо сосредоточиться на расследовании. Пусть Игорю достаточно его глупого эксперимента с куклой, чтобы поверить в мою невиновность. Я должна узнать наверняка. В любом случае, даже если Катя не могла умереть от моей пощечины, я больше всех виновата в ее смерти, поэтому именно я должна найти убийцу.
Мои мысли прерывает возбужденный голос Игоря:
– Он и правда уходит!
Выхожу из ванной и надеваю туфли.
– Думал, я шучу?
Игорь оборачивается в мою сторону и замирает. Его взгляд останавливается на моих губах. Неужели помада стерлась не до конца?
– Не заметил у тебя чувства юмора, – сглатывает он. – Спрашиваю в последний раз: мне пойти с тобой?
– Нет, я справлюсь, – убеждаю скорее себя, чем Игоря.
Выхожу из дома и забегаю за угол, чтобы не попасть на глаза соседям. Трава возле забора примята, но яма все еще невидна. Аккуратно подлезаю под забор, одной рукой придерживая подол платья. Не хватало еще, чтобы Игорь принял меня за грязнулю. На этот раз все должно пройти идеально. Высовываю голову – все чисто. Подтягиваюсь на локтях. Чувствую себя девушкой Бонда, или даже самим Джеймсом Бондом. Поднимаюсь на ноги, спина разгибается, одно движение головой и волосы ложатся на место. Я собираюсь двинуться вперед, когда за домом раздается топот. Отпрыгиваю и прижимаюсь к стене. Из-за угла на меня несется столб пыли. Сначала мне удается разглядеть в нем черную точку, потом она расплывается в глянцевое пятно и, наконец, превращается в собаку. За долю секунды вырисовывается злобная морда. Бешеный оскал приближается, из пасти брызжет слюна. Жилистые лапы упираются мне в живот. Я сгибаюсь пополам от боли. Пасть, полная сверкающих на солнце зубов, оказывается прямо возле лица.
– Песик! Свисть-свисть! Хочешь кусочек сочного мяса?
Из пасти высовывается язык, розовый с черным пятном посередине. Кончик носа морщится, как будто псина собирается зарычать, но вместо этого она поворачивает голову в сторону голоса и принюхивается.
– На, песик! – Игорь идет со стороны калитки, размахивая куском мяса. – Вкусно! Ммм…
Собака подбегает к нему и, как дрессированный пудель, подпрыгивает на задних лапах к мясу. Да, агент Ноль-ноль-семь из меня не вышел.
– Пойдем за мной, – машу Игорю. – Надо обойти дом вокруг, чтобы соседи не заметили.
– Здесь забор выше меня, а во мне метр восемьдесят пять. Кто тебя увидит?
– Пошли! – жестом командира морских котиков зову его за собой. – Земля бугристая, через впадины видно ноги. Посмотри, сколько ямок. Думаешь, у меня подкоп только под твой дом?
Уголки губ Игоря приподнимаются, но он тут же отворачивается, чтобы скрыть улыбку. Игорь знает, как появилась яма под забором! Вряд ли он собирается мне об этом рассказать. Ничего, я же девушка Бонда, выужу ценную информацию сама. Открываю дверь ключом, который достала вчера из водостока, и приглашаю Игоря войти.
– Странно, что он не сменил замки после твоего первого визита.
– Наверно, ждал меня в гости.
– Где Катьку… – впервые не находит при мне слов Игорь. – Ну…
– Убили? – стараюсь держаться как можно увереннее. – Скорее всего, в спальне. Там она оставалась после моего ухода.
Мы подходим к Катиной комнате. Натянув рукав рубашки на ладонь, Игорь медленно открывает дверь.
– После вас, – говорит он охрипшим голосом.
– Как это по-джентльменски, – замечаю я и осторожно переступаю порог.
В центре ковра, неподалеку от района, в котором упала кукла, распластался меловой трупик. Я отворачиваюсь, стараясь не расплакаться.
– На спинке кровати крови не видно, – поворачиваюсь к переминающемуся с ноги на ногу в дверях Игорю.
– Я же говорил, – нехотя переступает порог он, – эксперимент не врет.
– Пойду в кабинет, поищу вырезку. Осмотри пока место преступления.
– Постой! – срывающимся голосом окликает меня Игорь. – Разве ты не хочешь проверить комод и столик?
– Я тебе доверяю, – говорю я, еще раз обводя комнату взглядом. – Начинай.
– Слушаюсь, сэр! Я не подведу моего командира.
Даже в такое время, а главное в таком месте, он продолжает шутить. Мне бы тоже не помешало научиться легкому отношению к жизни. И к смерти…
В кабинете я по очереди открываю ящики стола. Копаюсь в бумажках, выбрасываю на пол ненужные, не пытаясь скрыть следы погрома. Пусть Олег знает, что я была здесь. Пусть думает, что за ним следят. На пороге появляется Игорь. Губы растянуты в слабоумной улыбке, глаза в кучу, на носу очки с толстенными стеклами.
– Соломинка, тебе их не хватало?
– Они не мои.
– Тогда чьи? Я нашел их на месте преступления!
– Свекровь, наверно, забыла.
– Так вот кто убил Катьку! Это же улика! Еще, возле контура тела, между досок в полу, дырка от каблука. Тебя я на каблуках до сегодняшней ночи не видел, значит, бабка продырявила пол, когда убивала внучку.
– Не придумывай. Она старушка – божий одуванчик.
– Ольга Семеновна – божий одуванчик?! Не смеши меня! Она нас с тобой в легкую завалит, ни то, что пятилетнего ребенка.
– Откуда ты знаешь маму Олега?
– Она всю жизнь в этом доме жила. Переехала в квартиру, когда Олег в первый раз женился. Кстати, она всегда ходила на каблуках. Цок-цок!
– Не думала, что вы с Олегом вместе выросли. Мне казалось, вы совсем не общаетесь.
– Мы разные люди. Здороваемся по-соседски, но не дружим. Так, не сбивай меня! Выходит, бабуля завалила внучку.
– Игорь, не убивала Ольга Семеновна Катю. Она нормальный, адекватный человек. Очки, скорее всего, забыла, когда приходила проведать сына.
– Адекватный человек?! Она всю жизнь проработала учителем. Ты знаешь хоть одного адекватного учителя? Мы у нее пятерки получали раз в год – после ремонта класса за родительский счет.
– Это еще не значит, что она способна на убийство.
– Ты просто не видела, как она рубила линейкой тараканов!
В глазах Игоря появляется мальчишеский азарт. Я с улыбкой пытаюсь его урезонить.
– Каждый человек хоть раз в жизни убивал таракана.
Он вытягивает губы в трубочку и, хватая ртом воздух, выдает:
– А потом она отрывала им лапки!
– Ужас! – соглашаюсь я, еле сдерживая смех. – Мне кажется, или я слышу в твоем голосе детскую обиду?
– Ты права. Она была моей классной руководительницей. Я всегда получал у нее одни двойки, за пение.
– Неужели так плохо пел?
– Нет, она вела географию.
Я заливаюсь смехом и шлепаю Игоря по голове картонной папкой. Он неожиданно хватает меня за руку. Неужели не понял, что я в шутку? Его взгляд становится напряженным.
– Дай-ка, – выдергивает торчащую из папки бумагу. – Несчастный случай на производстве… Ага, то, что надо!
Вглядываюсь в текст. Та самая вырезка! Я чуть было ее не выбросила. Игорь прав, от меня никакой пользы. Нельзя расстраиваться и опускать руки. Надо стараться сильнее.
– Ладно, – серьезно говорит он и протягивает мне вырезку, – продолжаем развивать версию с работой. Но бабулю со счетов не сбрасывай! Очки я, на всякий случай, конфискую. Улика, как-никак.
С улицы доносится скрип калитки. Раздаются шаги. Я кладу вырезку обратно в папку и оборачиваюсь к Игорю. Его взгляд не кажется испуганным, это придает мне уверенности. Шаги приближаются. Слышно, как поворачивается в замке ключ. Я подбегаю к окну на кухне, пытаюсь открыть – бесполезно. В детской то же самое. Похоже, Олег подготовился к моему визиту и забил окна гвоздями. Тащу Игоря за руку в спальню.
– Шкаф! – кричу я.
– Нет, я не хочу в шкаф.
– Отодвинь его, – пытаюсь говорить как можно спокойнее. – Олег не сменил замки, зато забил гвоздями все окна, чтобы из дома можно было выйти только через дверь.
– Через дверь в шкафу?! С детства мечтал побывать в Нарнии.
– Отодвигай!
Больше книг Вы можете скачать на сайте - FB2books.pw
Он с силой толкает шкаф вбок, тот покачивается и отъезжает. В середине яркого прямоугольника обоев сияет полуденным светом окно. Я подбегаю к нему. Щелчок шпингалета и окно распахивается. Все-таки я Бонд, Джеймс Бонд! Мы по очереди вылезаем на улицу. Внизу уже поджидает собака. Смотрит на Игоря влюбленным взглядом и облизывается, не забывая при этом скалить зубы.
– Чего ты ждешь?
– Ничего. Мяса у меня больше нет.
Мы переглядываемся и со всех ног бежим к забору. Игорь лезет в дыру первым. Его ноги проскальзывают под забор, но когда дело доходит до ягодиц, Игорю приходится вырывать траву и разгребать землю. Теперь Олег наверняка заметит подкоп и заделает лазейку. Прижимая папку к груди, я пролетаю в разинувшую рот яму следом за Игорем и приземляюсь прямо в его объятия. Секунду привыкаю к теплу его тела, ощущаю спиной, как подрагивает его живот. Игорь заходится смехом, который тут же передается мне. Его прерывистое дыхание щекочет мне ухо. Я чувствую, как играют мускулы на его груди, ощущаю легкие толчки живота. Неуклюже поворачиваюсь в его объятиях. Как будто назло он еще сильнее прижимает меня к себе. Я вижу его губы, розовые и горячие, поднимаю взгляд и жалею, что не оттолкнула Игоря, пока была еще в состоянии от него оторваться. Он наклоняет голову, касается кончиком носа моей щеки и…
– О господи! – вскрикиваю я. – У тебя кровь!
– Где? – выдыхает он.
– На лбу!
Игорь проводит ладонью по красной полоске и подносит руку к глазам.
– Ерунда, шрамы украшают мужчин. Но если ты хочешь поиграть в медсестричку – я не против.
– Не думала, что ты любишь ролевые игры.
– Обожаю. Так на чем мы остановились?
– Мы нашли статью о несчастном случае.
Игорь разочарованно вздыхает и выпускает меня из неприлично тесных объятий. Я стараюсь не смотреть в его сторону. Он подает мне руку. Я, не глядя, принимаю помощь и поднимаюсь на ноги. Поправляю платье и, вслед за Игорем, захожу в дом. Он идет на кухню заваривать чай, а я усаживаюсь в кресло и читаю вслух:
– Несчастный случай с девятнадцатилетним установщиком спутниковых антенн, который проигнорировал требования безопасности и продолжил работу во время непогоды, произошел десятого мая. Гуренков Артур Аркадьевич поскользнулся и упал с крыши. По дороге в больницу он скончался. Трагедия случилась в рабочее время. Родители погибшего, пенсионеры, несколько лет назад потерявшие старшего сына во время военных действий в Чечне, требуют правосудия. Руководство предприятия утверждает, что Гуренковым была нарушена техника безопасности.
– Вот видишь, родители требовали правосудия и не дотребовались, – говорит Игорь, заходя в комнату с кружками, – а потом решили сами восстановить справедливость.
Я делаю глоток чая и, собравшись с мыслями, начинаю спорить:
– Это предположение, догадки. У нас нет ни единой улики.
– Значит, надо их достать.
– Откуда? Из-под земли?
– Если хочешь, – пожимает плечами он, – но я предпочитаю проведать родителей парня.
– Где ты собираешься их искать?
– Гуренковы – не такая уж популярная фамилия. Уверен, адрес стариков найдется в телефонной книге.
– Может, они вообще не из нашего города? Вдруг он был гастарбайтером, приехал на заработки в Россию и…
– О, нашел! Гуренков А. С.
– Он Артур Аркадьевич.
– А его папа Аркадий Сергеевич, или еще какой-нибудь Семенович. Кстати, ты права, Артур не из нашего города. Его родители живут в поселке, часа полтора езды на мотоцикле.
– Мы поедем на мотоцикле?!
– Если у тебя есть машина, поехали на ней.
– Постой, – у меня перехватывает дух. – Предлагаю вообще никуда не ехать, пока не обдумаем все хорошенько.
– А что тут думать? Ты под подозрением, у родственников есть мотив. Можно попробовать свалить все на них. Заодно докажем, что Олег угробил подчиненного.
– Погоди-ка, – заглядываю в папку, – здесь есть что-то еще.
– Соломинка, хватит тянуть время.
– Я нашла еще одну вырезку.
– Дай посмотреть! – выхватывает у меня из рук бумажку Игорь.
– Что там написано?
– Программа передач первого канала. Может, Олег боялся пропустить «Поле чудес»?
– Переверни ее, – подсказываю я и наблюдаю, как улыбка на лице Игоря сменяется озабоченным выражением.
– Почему ты молчишь? Читай вслух.
– Местного жителя подозревают в непреднамеренном убийстве жены. Следственный комитет возбудил уголовное дело в отношении Паукова Олега Борисовича, подозреваемого в избиении жены, которая скончалась в областном роддоме при преждевременных родах. Состояние ребенка, появившегося на свет на тридцать шестой неделе, акушер-гинеколог называет «тяжелым, но стабильным». По факту гибели матери проводится судебно-медицинская экспертиза. Прощание с Еленой Пауковой состоялось семнадцатого мая на Вознесенском кладбище.
– Почему никто не рассказал мне, что Олега подозревали в убийстве первой жены?
– Я не знал, – разводит руками Игорь.
– Сосед убил жену, а ты об этом даже не слышал?
– В то время я окончил институт и работал в Москве.
– Кем?
– Специалистом в области финансовых операций, – губы Игоря вытягиваются в вымученную улыбку.
– Наверно, хорошо зарабатывал?
Игорь пожимает плечами.
– Почему ушел?
– Понял, что это не мое. С детства мечтал гонять на мотоциклах. Ну что, поехали?
– Сначала дай мне вырезку, – протягиваю руку. – Я плохо воспринимаю на слух.
– Боишься мотоцикла – так и скажи! Только не тяни время, ехать в темноте опасно.
– Впереди еще весь день, а до поселка часа полтора езды, ты сам сказал.
Игорь пожимает плечами и протягивает мне вырезку программой передач вверх. Я переворачиваю листок и охаю, увидев под заголовком фотографию с похорон Лены.
– Ты посмотри, – указываю пальцем на лицо Олега. – Он же весь в синяках, и переносица заклеена пластырем. Кто-то избил его прямо перед похоронами Лены. Что если этот кто-то посчитал Олега виновным в смерти жены и наказал? Возможно, Катю убили, чтобы отомстить за Лену.
– Через пять лет? Брось! Кто бы стал ждать так долго? В статье черным по белому написано: менты подозревали Олега в убийстве. Вот ему на допросе нос и расквасили.
– Возможно. Непонятно только, как ему удалось избежать наказания, да еще после допроса с пристрастием. Может, Олег был невиновен?
– Сомневаюсь. Скорее мамаша отмазала. Виновен Олег или нет должна была выявить судебно-медицинская экспертиза. Дети врачей тоже учатся в школе. Сама подумай.
Игорь прав, Олег не так прост. Если он избил беременную жену, значит, мог и столкнуть с крыши помощника. Вряд ли, спустя пять лет, кто-то стал бы мстить ему за смерть первой жены. Родственник или друг Лены скорее убил бы самого Олега, чем их с Леной дочь. Получается, гибель Артура Гуренкова – единственная зацепка. Надо ее проверить. Я киваю и плетусь к гаражу вслед за Игорем. Тяжесть предстоящих испытаний давит на грудь. Страшно представить, сколько сложностей ждет впереди, а еще неизвестно, чем все это может закончиться. Надо собраться с силами и сделать первый шаг. Всего один, а за ним следующий. Главное, не смотреть на дорогу целиком.
– Если боишься мотоцикла, – обнимает меня за плечи Игорь, – я могу съездить один.
– Нет, – от его крепкого объятия становится спокойнее на душе, – я должна сама поговорить с родителями Артура.
Больше всего на свете мне хочется вернуться вместе с Игорем в дом. Вот бы провести остаток дня в объятиях сильного мужчины, по привычке переложить все заботы на другого человека. Потом я, конечно, пожалею, зато сейчас отключусь от проблем. Отключусь. Какое правильное слово. Кажется, за последние два года я вообще впервые включила мозг. Хотя, почему за два? Это первая попытка подумать со дня смерти родителей. Я должна научиться самостоятельно справляться с трудностями. Руки Игоря, вместе с голосом совести, подталкивают меня вперед. Он выгоняет из гаража мотоцикл. Закрыв ворота, Игорь подходит ко мне и протягивает шлем.
– Надень, в платье и шлеме тебя никто не узнает.
– Что значит «в платье не узнает»? Как будто я мужик, переодетый в женскую одежду!
– Не знаю, шанс проверить мне не представился.
Пока я не успела ответить, Игорь надевает на меня шлем. На мгновение мир сужается до размеров металлической полусферы на голове. Звуки извне отдаляются, видимость притупляет пластик перед глазами. Я поднимаю забрало. Паника и желание снять шлем постепенно отступают. Нужно собраться с духом и сесть на мотоцикл. Не ехать, пока только закинуть ногу и сесть. После аварии, в которой погибли родители, я ни разу не ездила на машине. Садиться в автобус было не страшнее, чем зайти в комнату на колесах. Но мотоцикл… Жутко даже смотреть, как эта железяка носится по дорогам, наклоняясь на поворотах, как будто вот-вот уляжется на бок. Сейчас она спокойна и не представляет угрозы, но через мгновение заревет и рванет вперед. Игорь быстрым, естественным движением садится за руль. Я даже не успеваю разглядеть, как он это делает. Тело отказывается слушаться, нога нехотя поднимается, каблук цепляет зад мотоцикла. Неуклюже взбираюсь на сидение, оттягивая подол платья.
– Держись крепче.
Осторожно обнимаю Игоря за талию. Перед тем, как завести мотоцикл, он в последний раз поворачивается. Сквозь шлем доносится приглушенный голос:
– Четыре колеса возят тело, а два – душу!
Мотоцикл между ног начинает вибрировать, подвывая в такт. Кажется, сейчас он сорвется с места, и я свалюсь. На самом деле мотоцикл мягко катится вперед. Игорь осторожно прибавляет скорость. Ветер поглаживает мои обнаженные ноги, щекочет волосами плечи. Незаметно для меня Игорь разгоняется так, что стволы деревьев по бокам от дороги сливаются в один большой столб. В животе фейерверком разлетаются искры удовольствия. Страх заставляет сильнее прижаться к его спине, но чем выше скорость, тем быстрее хочется нестись вперед.
Мы сворачиваем на проселочную дорогу. Мотоцикл подпрыгивает на кочках, я еще крепче обхватываю талию Игоря. Из его груди доносится стон, но разжать железную хватку моих рук мольбами не получится. Ряды деревьев сменяются домами с огромными огороженными участками вокруг. После городской улицы с построенными один на одном домиками, на которой я жила, эта местность кажется нелюдимой. Соседи на таком расстоянии могут не видеть друг друга неделями. Неудивительно, что люди со всех участков отвлекаются от грядок и выглядывают из-за заборов, покрашенных только с лицевой стороны, когда мы проезжаем мимо. Дома стоят далеко от дороги, если к ней подходит такое определение. Трудно разглядеть таблички с номерами, не говоря уже о названиях улиц. Мы проезжаем с десяток домов и останавливаемся неподалеку от кирпичной оштукатуренной церквушки с деревянной колокольней над аркой ворот.
Игорь снимает шлем и кивает в сторону следующего участка.
– Нам туда. На случай, если хозяева окажутся дома, ты Наташа, бывшая однокурсница Артура.
– С чего ты взял, что у Артура была однокурсница Наташа?
– Где-то же он учился после школы, значит, были и однокурсницы, а в каждой группе найдется хотя бы одна Наташа.
– А если хозяев нет дома?
– На этот случай у меня в кармане отвертка.
– Где ты научился вскрывать замки отверткой?
– У меня свои источники, – подмигивает он.
Я слезаю с мотоцикла и поправляю прическу. Игорь размашистым шагом идет к дому.
– Подожди! Допустим, я однокурсница Наташа. Что мне понадобилось в доме родителей Артура?
– Придумай сама, – останавливается он. – Неужели так трудно?
– Хочешь, чтобы я соврала родителям погибшего парня?
– Не ври, скажи правду: скоро вечер встреч выпускников, а тебя подрядили всех пригласить.
– Но это ложь!
– Почему? Встречи выпускников проходят каждый год.
Я мотаю головой, а Игорь закатывает глаза.
– Да ладно! Тоже мне, святоша нашлась. Она не хочет врать!
– Не хочу. Эти люди потеряли сына, а я приду к ним в дом и буду нести ахинею про какой-то вечер встреч?
– Нет, ты заявишься к ним на порог со словами: «Здрасте, это не вы, случайно, завалили мою падчерицу?». Так?
Я снова мотаю головой.
– Тогда пошли, – говорит Игорь и направляется к дому.
Я плетусь следом. Когда-то зеленая, теперь грязно-серая облупившаяся краска покрывает стены колючей чешуей. Темная крыша грозовой тучей висит над домом, готовым вот-вот сложиться под ее тяжестью. Если потеря молодого хозяина так сказалась на доме, страшно представить, что могло случиться с остальными жильцами. Только бы никто не открыл. Лучше залезть в чужой дом как воровка, чем соврать, глядя в глаза людям, потерявшим двух сыновей.
Возле крыльца Игорь пропускает меня вперед. Еле слышно стучу в дверь. Внутри тишина. Набравшись смелости, принимаюсь бить в дверь кулаком. Замираю в ожидании ответа. По-прежнему тихо. Опершись ладонью о стену, колочу ногой в дверь с грохотом, который невозможно не услышать. В полной уверенности, что дома никого нет, я спускаюсь с крыльца и, стряхивая с ладони налипшую краску, уступаю место Игорю. С отверткой в руках он сначала нагибается к дверному замку, потом садится на корточки и уже через минуту, кряхтя, опускается на колени.
– Хороший замок, не открывается совсем…
– Пока ты возишься, могу я забежать в церковь?
– Хочешь, чтобы я в одиночку залез в дом к незнакомым людям? Даже не думай!
– Мне нужно.
– Нужно? – поворачивается ко мне Игорь. – Звучит так, будто ты школьница на контрольной, и тебе приспичило в туалет.
– Катя умерла, а я даже не поставила свечку за упокой.
Игорь отводит взгляд и машет на меня рукой.
– Черт с тобой, иди.
Я бегу до самых ворот и замедляю шаг только на пороге церкви. В нос ударяет запах ладана. Покрытые коричневой краской деревянные доски скрипят под ногами. Перекрестившись, я подхожу к столу и покупаю три свечки. Оглядываюсь по сторонам, не зная, куда их поставить.
– Вы не подскажите… – обращаюсь к служительнице церкви.
– Ты во здравие хочешь поставить, или за упокой? – спрашивает худощавого телосложения женщина. Загорелая кожа, видимо от многолетней работы на открытом воздухе, покрыта сеткой мелких морщинок. Рукава платья закатаны до локтей, руки кажутся нездорово тонкими, усохшими.
– За упокой, – отвечаю я, глядя в выцветшие, с пожелтевшими белками глаза.
– Пойдем, поставим вместе.
Она выходит из-за стола с тремя свечками в руке и жестом указывает направо.
– Ты, наверно, дедушке с бабушкой ставишь? – спрашивает она по дороге к заупокойному каноннику.
– Нет, маме с папой.
– Ну что ж, – вздыхает она, – так бывает. Правильно когда дети ставят родителям, а не наоборот, как я… А третью кому?
– Ребенку, – с трудом сглатываю слезы.
– Маленький совсем был? – обводит меня увлажнившимися глазами она.
Я киваю, отводя взгляд.
– Мои сыновья до совершеннолетия дожили. Думала, все у них только начинается, но Господь решил по-иному.
– Как они умерли? – настораживаюсь я.
– Оба не своей смертью. Что случилось с твоим ребенком? Болезнь?
– Травма головы.
– Бедный малыш. Как его угораздило?
– Не знаю, – вытираю сгибом локтя набежавшие слезы, – меня даже не было рядом. Ребенок умирал, а я в это время спокойно спала. Когда меня разбудили и сказали, что произошло, я даже не поняла, о ком идет речь.
– Я тоже была далеко от своих мальчиков и ни о чем не подозревала, когда они умирали. Старший сын попал в горячую точку, больше я его не видела. Сказали, подорвался на мине. Не представляю, чем я занималась в тот момент, когда его не стало. Мне даже не разрешили открыть гроб, не дали по-человечески проститься.
– А младший?
Женщина отводит глаза, задетая моим любопытством. Осознав свою ошибку, я стараюсь поддержать разговор:
– Если бы у меня один из сыновей погиб на войне, я ни за что не отпустила бы второго в армию.
– Я и не отпустила, – качает она головой, снова глядя мне в глаза, – а зря. Он погиб на работе. Устанавливал антенну, упал с крыши двухэтажного дома прямо на недостроенный гараж. Напоролся на арматуру. Прожил еще полчаса, но нам с его отцом сообщили уже после.
– Какой ужас… – придумываю, как подвести разговор к Олегу, но отбросив нескладную ложь, приходящую на ум, спрашиваю напрямик: – Виновного в его смерти наказали?
– Разве кто-то виноват? Бог дает человеку жизнь и забирает ее, когда посчитает нужным. Он знает, что лучше для моего сыночка.
– А как же его напарник? Разве кто-то не должен был его подстраховывать.
– Мастер сидел в доме, проверял сигнал на телевизоре. Муж хотел подать на предприятие в суд. В тот день шел сильный дождь, а нашего Артура все равно отправили на крышу.
– Почему не подал? Возможно, мастер заставил Артура рисковать жизнью.
– Не успел. Сердце не выдержало. Аркаша пережил обоих детей, как и я. Схоронил младшенького и сам отправился следом, в лучший мир. Думала, Бог и меня заберет на небеса, ан нет, два месяца уже живу одна, как перст. Да разве живу? Пережидаю.
– Вы правы, – поджигаю по очереди свечи и, подержав над огнем, ставлю перед распятием на квадратный канонник, – ваш муж сейчас в лучшем месте.
– Он там не одинок. Рядом оба сына. Настанет мой черед, и я присоединюсь к ним. Остается только ждать, когда Господь позволит мне воссоединиться с семьей.
Я глажу мать Артура по плечу и всматриваюсь в ее умиротворенное лицо. Каждая складка на нем кажется смирившейся с неизбежностью. Возможно, ее психика не перенесла потери сыновей и мужа, женщина погрузилась в религию и отгородилась от реальности, но она точно не сошла с ума настолько, чтобы убить пятилетнего ребенка. Стоя рядом с ней, я кожей чувствую исходящее от нее спокойствие. Теория Игоря абсурдна. В детективном романе написали бы, что мы пошли по ложному следу. Игорь зря взламывает замок – в этом доме нам делать нечего. Нужно срочно его остановить.
– А ты, милая моя, – берет меня за руку мать Артура, – должна жить! Слышишь?
Я киваю, стараясь высвободить ладонь. Она принимает мой жест за рукопожатие и притягивает меня к себе, чтобы прошептать на ухо:
– Ты должна произвести на свет еще одного малыша и начать жизнь заново. Ты же еще такая молоденькая! Я вообще родила Артура в тридцать семь. Правда, зачать получилось не сразу. Мне помогла одна молитва. Пойдем, я тебе ее дам.
Она тянет меня за руку через весь храм обратно к столу.
– У родителей Александра Свирского было много отпрысков, – говорит она, листая толстую книгу, – но однажды их деторождение прекратилось. Они стали молить Бога, чтобы Он даровал им сына на утешение и поддержку в старости лет. Плодом их молитв был Александр Свирский. Этому святому молятся, чтобы иметь сыновей. Вот, перепиши!
Она поворачивает ко мне книгу. Я беру листок и ручку со стола и собираюсь наскоро переписать текст, когда взгляд цепляется за незнакомые символы, то и дело мелькающие среди обычной кириллицы. Мать Артура замечает мое замешательство.
– Это церковно-славянский язык. Дома у меня есть эта молитва, напечатанная русскими буквами, да еще с кратким толкованием на обороте. Пойдем, здесь недалеко.
Она захлопывает книгу и торопится на улицу. Мне остается только молиться, чтобы Игорю не удалось взломать замок. Выйдя следом за ней на улицу, я с надеждой оглядываюсь на мотоцикл, но рядом никого нет. Я уже представляю себе Игоря с застрявшей в замке отверткой, когда из-за косматых ветвей плакучей ивы показывается крыльцо. Слава Богу, пусто! Мать Артура открывает дверь, пропуская меня вперед. В доме сильно пахнет чем-то сладковатым. От дурманящего аромата голова идет кругом, но постепенно я привыкаю.
Женщина берет меня за руку и ведет через весь дом в угловую спальню. Каблуки стучат по вымытым до блеска полам. Хочется снять туфли, но я не рискую отклониться от курса. Обстановка спальне, как и в других комнатах, бедная. На самодельной деревянной мебели ни пылинки. Странно смотреть на вещи и понимать, что человека, создавшего их, уже нет. Мать Артура открывает шкаф и достает старенький картонный альбом со сложенными внутри детскими фотографиями. Мельком я оглядываю немногочисленную одежду хозяина комнаты: аккуратно сложенные футболки и единственные джинсы на вешалке.