– Это спальня одного из ваших сыновей?
– Да, сначала здесь жил Егор, – кладет альбом на стол и склоняется над черно-белыми фотографиями женщина, – а когда брата не стало, спальню занял Артур.
Я осматриваюсь. В комнате нет привычного для большинства сверстников Артура компьютера и, судя по расстановке мебели, никогда не было. Слева над входом висит икона, а из-за двери выглядывает прижатый к стене Игорь. Я чуть не вскрикиваю от неожиданности, но успеваю вовремя прикрыть ладонью рот.
– Вот она, – отрывает взгляд от альбома мать Артура и протягивает мне листок с молитвой. – Берите, мне она больше не пригодится.
– Спасибо, – сглатываю ком в горле. – Можно посмотреть фотографии? Кто на них?
– В основном Артур, – вновь склоняется над альбомом она. – Фотографий с Егором совсем мало. Когда рос старший сын, мы не задумывались о том, как быстро все проходит.
Я кладу левую руку матери Артура на плечо, а правой машу Игорю.
– Какой красавчик! – говорю я, стараясь заглушить шаги за спиной. – Девочки его, наверно, обожали.
– Я бы не сказала, – качает головой женщина. – Артур тяжело сходился с людьми. В школе его не любили, в колледже он не завел ни друзей, ни подружки. На работе отношения тоже не ладились.
– Он всем с вами делился?
– Нет, никогда. Я сама замечала. Не трудно догадаться, когда твой сыночек приходит из школы в синяках, или сидит вечерами после колледжа дома. Пока маленький был, мы с его папой хотели заступиться, но Артур не выдал обидчиков. Пришли в школу, а кого ругать – не знаем.
– С синяками сразу понятно, но почему вы решили, что у него не ладились отношения с коллегами?
– Не знаю на счет коллег, но вот с мастером у него были проблемы. Однажды я даже слышала, как Артур, в телефонном разговоре, повысил на него голос, – кивает она на мобильный, лежащий на краю стола.
– Артур кричал на мастера?
– Не кричал, скорее, грозил.
– Чем подчиненный может грозить начальнику? – улыбаюсь я, косясь на дверь.
– Да ерундой, – пожимает плечами она, – обещал позвонить его жене. Я растолковала ему, что так с начальством не разговаривают. Думаю, он понял и больше себе такого не позволял. По крайней мере, я не слышала.
Зачем Артур собирался мне позвонить? Вопрос чуть не слетает с губ, но я успеваю опомниться. Из-за двери больше никто не выглядывает. Надеюсь, Игорю удалось выйти из дома. Еще раз обвожу комнату взглядом. Несколько книг на полке, потрепанная одежда в шкафу, икона на стене и… мобильный телефон современной модели на столе. Сколько, интересно, может стоить такой аппарат? Вряд ли он по карману хозяину этой комнаты. Возможно тот, кто подарил ему мобильный, мог отомстить Олегу. Хорошо бы просмотреть телефонную книгу и узнать, с кем общался Артур. Пока женщина перелистывает оставшиеся фотографии, я незаметно подхватываю телефон и прикрываю его листком.
– Мне пора. Большое спасибо за молитву.
– Да, да, – кивает женщина. – Если понадобится что-нибудь еще – приходите, не стесняйтесь.
– Обязательно, – иду к выходу.
– И просто так заходите, – добавляет она уже на пороге. – У меня редко бывают гости.
Обнимаю женщину на прощание и отворачиваюсь, чтобы не встретиться с ней взглядом. Стремительным шагом направляюсь к мотоциклу. Я приеду, обещаю. Как только разберусь в этой страшной истории, приеду и все верну. Слезы застилают глаза, все вокруг кажется искаженным и размытым. На ощупь добираюсь до мотоцикла и падаю на сиденье.
– Я думала, нет ничего страшнее смерти родителей, но похоронить двоих детей…
Влага переливается через край. Руки сами тянутся к Игорю. Он прижимает мою голову к своему плечу и гладит по волосам. Рукав его рубашки промокает, я прилипаю к ней щекой. Становится легче, вылившиеся слезы больше не давят, омытые глаза снова видят мир светлым. Отстранившись, протягиваю Игорю листок с молитвой и телефон. Он раскрывает рот от удивления и с минуту решает, стоит ли шутить в такой момент.
– Да ты настоящая домушница! Зашла в гости с пустыми руками, а вышла с мобилой.
– Гореть мне за это в аду. Украла у бедной женщины последнее напоминание о сыне. Мать Артура не убивала Катю, точно.
– Откуда ты знаешь, на что способен человек, потерявший двоих сыновей? Вдруг она сдвинулась?
– В другую сторону.
– В какую еще другую сторону?
– Подалась в религию.
– В религию? После такого… – качает головой Игорь. – Я бы скорее проклял всех и вся…
– Она верит, что Бог забрал сыновей ради их же блага. Молится и ждет, когда сможет к ним присоединиться.
– Это она тебе сказала про благо?
– Главное не то, что она сказала, а то, что я сама в ней разглядела. Я уверена, она не убивала Катю. Иначе она давно наложила бы руки и на себя.
– Тогда кто мог отомстить за Артура? Отец?
– Он собирался подать в суд, но не на Олега, а на предприятие.
– Почему? Разве он не хотел наказать убийцу?
– Олег не мог столкнуть парня с крыши. Он сидел в доме и настраивал телевизор.
– Допустим, с судом ничего не вышло. Тогда отец Артура решил…
– Ничего он не решил. Отец Артура умер два месяца назад. Мать сказала, что осталась совсем одна. Получается, никто из родственников не мог отомстить за парня.
– Значит, у нас нет никаких зацепок, – складывает руки на груди Игорь.
– Кое-что есть, – оглядываюсь на дом я. – Мать слышала, как Артур ругался по телефону с Олегом.
– Думаешь, парень записывал разговоры?
– Дело не в этом. Артур грозился позвонить мне.
– Она так и сказала?! Что ты ей наговорила?
– Только правду.
– Тогда надо сматываться. Она уже сто раз могла позвонить в полицию.
– Успокойся, я не представилась. Она всего лишь слышала, как Артур говорил мастеру, что позвонит его жене.
– Интересно, зачем?
– Меня больше интересует сам телефон.
– Смартфон, последняя модель, – поворачивает мобильник в руке Игорь. – Дорогая штучка.
– Вот именно! Похоже это единственная ценная вещь в доме.
– А я-то думаю, почему ты телек не вынесла.
– Судя по комнате, с деньгами у Артура было худо. Откуда навороченный телефон?
– Может, он зарплату год откладывал?
– Он работал месяца три, не больше. С зарплатой помощника такой мобильник не купишь. Даже Олег столько не зарабатывает.
– Откуда ты знаешь? Вдруг он тебя обманывает, – говорит Игорь, но, увидев, как изменилось выражение моего лица, меняет тему: – Надо отсюда валить. Сомневаюсь, что тебе удалось столько всего узнать и не спалиться.
– Можешь не сомневаться, – уступаю место на сиденье Игорю.
– И тебе ни разу не пришлось соврать?
– Ни разу.
– Ты и правда не дура, – качает головой Игорь и садится на мотоцикл.
Я надеваю шлем и сажусь сзади. Прижимаюсь грудью к спине Игоря, чувствуя сквозь тонкую рубашку, как бьется его сердце. От шеи пахнет загорелой кожей. Рукам, сцепленным у него на животе, передается вибрация. Кажется, рев двигателя доносится из груди Игоря, а не из мотоцикла. Плавное движение резко прерывается. Ноги Игоря опускаются на землю, он снимает шлем и поворачивается ко мне.
– Вставай.
– Зачем?
– Вставай с мотоцикла!
Его глаза полны уверенности, голос непреклонен. Остается только повиноваться. Я встаю и жду дальнейших указаний.
– А теперь садись на мое место. Обратно повезешь нас ты.
– Но я не умею водить, а еще у меня правая ладонь не сжимается…
– Мы ехали сюда полтора часа, я устал. Предложишь отдохнуть по-другому? Заодно можешь отработать потраченный бензин, – вокруг его глаз собирается стайка игривых морщинок, ямочки на щеках подмигивают в такт смеху. – Везешь, или отрабатываешь?
– Везу! Только предупреждаю: если разобьемся, в ад отправишься следом за мной.
– За тобой хоть в тюрьму, моя хрупкая домушница!
Я уверенным движением заправской байкерши закидываю ногу, усаживаюсь на мотоцикл и… даже не представляю, что делать дальше.
– Эй, погоди! Меня не забудь, – садится сзади Игорь. – Выпрями спину, положи руки на рукоятки руля. Вот так.
Я ощущаю нагретую ладонями Игоря поверхность, поглаживаю рукоятки.
– Согни локти, прижми немного к груди. Поставь ступни на подножки. Молодец!
Благодаря его подбадриваниям я чувствую себя за рулем удобно. Тело расковано, мысли спокойны.
– Что дальше? – спрашиваю я в нетерпении.
Игорь поворачивает ключ, мотоцикл начинает вибрировать и издавать приятные моему слуху звуки.
– Видишь под левой рукой рычаг сцепления? Выжимай, не бойся. Теперь плавно, носком туфли, включи первую передачу. Вот так. Поставь ногу на землю.
– Ух ты, получилось! Даже на каблуках!
– Поверни правую ручку. Совсем чуть-чуть!
– Не могу, пальцы не слушаются.
– Давай вместе.
Игорь кладет ладонь на мою руку. Мотоцикл ревет в предвкушении поездки.
– Теперь медленно отпускай сцепление.
Неожиданно мотоцикл дергается, как будто собирается вот-вот из-под меня выскользнуть.
– Все хорошо, – успокаивает Игорь. – Прибавь газу.
Мотоцикл медленно едет вперед. Я отпускаю сцепление. Игорь сжимает мою ладонь, мы снова поворачиваем ручку газа. Мотоцикл набирает скорость. Ветер гонит раскаленные докрасна облака, как будто старается приблизить сумерки. Солнце, как кусок растопленного на сковородке масла, плывет по фиолетовому небу. Пыль от проселочной дороги дробью ударяется о голые ноги. В очередной раз, поворачивая ручку газа, я сжимаю пальцы ног, чтобы удержать туфли. Сначала Игорь, напряженный и сосредоточенный, держится левой рукой за мотоцикл. Постепенно он расслабляется и кладет руку мне на талию. В его объятиях я кажусь себе еще тоньше. Для него я настоящая соломинка. Этим мощным, крепким рукам ничего не стоит переломить меня пополам. Но сила, заключенная внутри тела Игоря, пугает меньше слабости духа Олега.
Я оглядываюсь по сторонам, на мелькающие один за другим стволы деревьев, и понимаю, что на этот раз не жизнь проносится мимо, а я двигаюсь ей навстречу. Нужно ехать еще быстрее, чтобы обогнать неудачу и самой выбрать свою судьбу. Дорога полностью захватывает мое внимание, заставляя забыть о страхе. Я больше не боюсь скорости. Мне хочется кричать об этом в лицо будущему. Поднимаю левую руку, крик свободы вырывается из груди. Я пересекаю черту прошлого. Теперь моя жизнь изменится. Все пойдет по-другому. Я стану другой. Я буду счастлива!
Игорь подстраховывает меня – вовремя кладет руку на руль. Но только я выхожу из приступа эйфории, он снова обнимает меня за талию. Я впервые управляю своей жизнью и могу изменить ее. Поверну туда, куда захочу. Стоит приложить достаточно усилий, и я доберусь до любой цели. Больше никаких сомнений. Я оставляю их позади, а с собой беру только уверенность в успехе.
Мы подъезжаем к основной дороге. Я поворачиваю голову и стараюсь перекричать рев мотора:
– Хочу еще!
Игорь помогает мне развернуть мотоцикл, и мы едем в обратную сторону. Я продолжаю наслаждаться только что приобретенной уверенностью, самостоятельно выбираю, в какой поворот свернуть на этот раз. Все выходит само собой, мотоцикл не просто слушается, он продолжает любое мое движение. Постепенно я привыкаю к управлению, получается одновременно вести мотоцикл и оглядываться по сторонам. Несмотря на большую протяженность, местность становится знакомой. Теперь я без труда ориентируюсь в поворотах и, когда вокруг угрожающе темнеет, направляюсь в сторону главной дороги.
– Останови! – кричит Игорь.
Тормозить я пока не умею, но Игорь без труда руководит моими движениями. На секунду мне становится обидно. Я хорошо справилась с сельской дорогой и не подвела бы Игоря в городе. Но он, конечно, прав. Мне еще рано выезжать на оживленную трассу.
– Хочу кое-куда заглянуть, – оправдывается Игорь, садясь за руль.
Я пересаживаюсь назад и продолжаю наслаждаться поездкой. Быть пассажиром не так уж плохо. В этом есть свои плюсы. Например, я могу без риска для жизни любоваться отголосками заката. Мы заезжаем в город, но вместо того, чтобы свернуть в поворот к нашей улице, направляемся в центр. Мотоцикл маневрирует между стоящими в пробке у сломанного светофора машинами и, сделав небольшой круг, оказывается во дворе жилой пятиэтажки.
– Зачем мы сюда приехали? – спрашиваю Игоря, не снимая шлем.
– Сказал же, хочу кое-куда зайти, – кивает он в сторону крайнего подъезда.
– Я туда не пойду!
– Брось, мы на минутку. Что тебе стоит?
– Ты знаешь!
– Тише! – шепчет он с таким видом, как будто это я веду себя неадекватно.
– Здесь живет моя свекровь. Может, ты забыл?
– Конечно, я помню. Иначе, зачем нам сюда приезжать?
– Понятия не имею, что тебе от нее надо, но я в этот подъезд не войду.
– Как хочешь, – пожимает плечами Игорь. – Можешь оставаться здесь и ждать, пока мимо не проедет полицейская машина.
Вряд ли они меня узнают. Но проверять это еще раз мне совсем не хочется, поэтому я снимаю шлем и плетусь вслед за Игорем. В конце концов, что может угрожать мне в подъезде? Свекровь почти наверняка сидит дома и смотрит телевизор, а Игорь хоть и без тормозов, но не настолько отмороженный, чтобы звонить ей в дверь. По крайней мере, я на это надеюсь.
– Стой здесь, – говорит он, когда мы поднимаемся на пятый этаж.
Я замираю на верхней ступеньке, в шаге от двери в квартиру свекрови. Нога зависает над ее ковриком. Коричневый лоскут из ковровой дорожки, которую я подарила ей в первый год брака с Олегом. Удивительно, как она вообще сохранила это напоминание обо мне. Наверно ей доставляет удовольствие каждый день представлять на месте коврика мое лицо и вытирать об него ноги. В груди холодеет, когда я поднимаю глаза на Игоря. Он открыл электрический щит и голыми руками берется за провода.
– Что ты делаешь?!
– Не знаешь, где ее пробки? – спрашивает он и, не дожидаясь ответа, вырубает ближние. – Надеюсь, это они.
Игорь захлопывает щит и отпрыгивает ко мне на ступеньку. За дверью раздаются торопливые шаги и недовольный голос свекрови. Я закрываю лицо ладонями, но Игорь берет меня за запястья и опускает мои руки. Щелчок замка, дверь открывается. Игорь прижимает меня к стене и впивается губами в мой приоткрытый от изумления рот. От прикосновения его языка у меня перехватывает дыхание.
– Молодежь! – выходит на площадку свекровь. – Совсем стыд потеряли!
Она с размаху захлопывает дверь. Краем глаза я вижу, как Игорь успевает просунуть в щель руку. Его зубы впиваются мне в нижнюю губу, из груди доносится тихий стон. Боль, сквозь опухоль в губе, пронзает передние зубы. Свекровь стучит в соседнюю дверь и, вталкивая опешившую хозяйку вглубь прихожей, заявляет:
– Я досмотрю у тебя сериал. В моей квартире отключили электричество.
– Твою свекровь! – вытаскивает прижатую руку Игорь, когда за соседкой закрывается дверь.
– Так тебе и надо, – облизываю ноющие то ли от поцелуя, то ли от зубов Игоря губы.
– Зато замок не захлопнулся, – открывает он дверь в квартиру свекрови. – Пошли.
– Нет! – упираюсь в дверной косяк. – Вдруг она вернется?
– Не вернется. Сериал начинается сразу после выпуска новостей. У нас есть минимум полчаса.
– Для чего?
– Для поиска улик.
Поднимаю глаза к потолку, но захожу в квартиру. Какой смысл отступать? Пусть лучше Игорь раз и навсегда убедится, что моя свекровь не убивала Катю, и больше не пристает ко мне со своей дурацкой теорией.
В квартире свекрови я была всего пару раз. Заходила в прихожую, когда приводила Катю в гости к бабушке. Мне знакомы красные с золотом обои и декоративный электрический камин советского образца, который свекровь использует вместо тумбочки. Следующая комната, служащая в квартире одновременно гостиной и спальней, кажется инородной. Обстановка здесь скорее напоминает салон светской дамы восемнадцатого века, чем зал семидесятилетней старушки. Но, стоит присмотреться, предметы интерьера оказываются всего лишь дешевой стилизацией под старину, как и камин из советских времен.
На каждой плоской и твердой поверхности, включая журнальный столик и даже подлокотники дивана, стоят рамки с фотографиями. Это не привычная галерея бабушки, с детьми и внуками, или давно умершим мужем. На всех фотографиях только одно лицо – молодой Ольги Семеновны. Вот она в юности. Вот уже повзрослевшая, но все еще не утратившая детской миловидности. Вот и единственная групповая фотография, где она окружена десятками малышей. Наверно, ее первый выпуск. На этой фотографии ее нос уже заострился, так же, как и посуровел взгляд. Несмотря на правильные черты лица, внешность молодой матери Олега кажется непривлекательной, даже отталкивающей. Наверно, наружу пробивается отвратительный характер, а может это только мое, предвзятое мнение? В любом случае, Ольга Семеновна считала себя красавицей, раз каждый день продолжает любоваться безвозвратно утерянной молодостью.
– Только погляди! – сует мне в лицо целлофановый пакет Игорь. – Это же Катькин цвет волос!
– Да, это ее волосы, – нехотя беру в руки пакет с локонами.
– Она убила внучку и вырвала у нее клок волос. Чертова фетишистка! Вот и первая улика.
– Это волосы новорожденной. Их сохраняют на случай порчи. По ним снимают сглаз, или что-то вроде того. Обычное суеверие. Знаешь, что странно?
– Ну?!
– В квартире нет ни одной семейной фотографии. Допустим, Ольга Семеновна не хочет видеть себя постаревшей, поэтому прячет снимки с сыном и внучкой, но где, в таком случае, свадебные фото?
– Откуда им взяться? – пожимает плечами Игорь. – Свадьбы-то не было.
– Разве папа Олега не умер во время медового месяца?
– И да, и нет.
– Как это?
– Легенда гласит, что перед свадьбой жених заболел, поэтому торжество пришлось отменить. Молодые расписались и уехали на воды. Там мужу Ольги Семеновны стало еще хуже. Домой она вернулась в черном и с животом.
– Бедная…
– Еще бы, в те времена это называли «принести в подоле».
– Не правда, она же вдова!
– При живом муже.
– Не понимаю.
– Точнее, вообще без мужа. Когда нам было лет по десять, покойный папа Олега вернулся в город за наследством, живой и невредимый.
– Ничего себе! Выходит, он не умер на водах?
– Выходит, его там и не было. Развел невесту перед свадьбой, заделал ребеночка и свалил. По тем временам, неслыханный позор. Представляю, как Олег расстроился, когда встретил мертвого папашку.
– Скорее обрадовался. Какой-никакой, а отец.
– Сомневаюсь. Дело даже не в отце. Олег так превозносил мать, разве что не молился на нее. Вряд ли он обрадовался, когда узнал про ее грехопадение. Ладно, – Игорь забирает у меня пакет с волосами, – пойду искать дальше. Ты, между прочим, тоже могла бы помочь.
– Чем? Рыться в грязном белье Ольги Семеновны?
– Корзина в ванной, – показывает он пальцем на дверь.
Я качаю головой и нехотя иду в ванную. Теперь понятно, почему Ольга Семеновна не одобрила выбор Олега. После перенесенного позора, стерильная репутация для нее важнее счастья сына. Поэтому же Олег до сих пор от меня и не избавился. Что может быть хуже невестки из детдома? Только разведенный сын. Страшно представить, с какими противоречиями Ольга Семеновна жила последние два года, мечтая одновременно избавиться от меня и боясь скандала из-за развода. После смерти Кати, я больше не член семьи, а авантюристка, которая втерлась в доверие и убила ребенка.
Ванная комната с первого взгляда производит впечатление не старинной, а старой. Если бы ни ряды кремов в полке над умывальником, она могла бы соответствовать возрасту свекрови. Я поднимаю плетеную крышку пластмассовой корзины, пальцы прилипают к подъеденной временем поверхности. В нос ударяет кисловатый запах нестиранного белья. Меньше всего хочется прикасаться к одежде свекрови. Хитрец Игорь подсунул мне самую грязную работу. Заматываю руку в подол Ириного платья и бесцельно ворошу ею в корзине. Сверху лежит серая вязаная кофта, под ней юбка того же цвета, но на тон темнее. Меня начинает подташнивать, когда я добираюсь до слоя с нижним бельем. Первой замечаю сорочку, а из-под нее высовывается лямка бюстгальтера. Наверно это вся одежда, которую она надевала в день смерти Кати. Будь у меня возможность, я бы тоже скинула с себя платье, в котором провела последние дни, но не оставила бы его в корзине, а сожгла.
В глаза бросаются бурые пятна на бледно-розовой выцветшей от частых стирок сорочке. Отдергиваю руку и всем телом отстраняюсь от корзины с бельем. Непонятно, откуда у меня появляется такая уверенность, но я не сомневаюсь – это пятна Катиной крови. Перебарываю отвращение и, подцепив мизинцем лямку, вытаскиваю сорочку из корзины. Кровь подчеркивает текстуру шелка и узор кружева, окантовывающего лиф. Если бы пятна остались на подоле, этому можно было бы найти логическое объяснение. Свекровь могла встать на колени рядом с телом Кати и запачкаться. Но как кровь добралась до лифа сорочки? Я кладу находку на пол и вытаскиваю из корзины вязаную кофту. Она совершенно чистая. Получается, Ольга Семеновна сняла ее и прижала мертвую Катю к груди?
– Ничего себе! – раздается голос Игоря у меня за спиной. – Сколько кровищи! После этого ты будешь говорить, что бабка не при делах?
– Буду, – стараюсь придать голосу больше уверенности, чем есть на самом деле. – Она нашла мертвую Катю и целый день провела возле ее трупа. У нее был миллион возможностей испачкать одежду.
– Только не нижнее белье!
– Почему нет? Может, она специально сняла кофту перед тем, как обнять Катю.
– Захотела приласкать труп? Как же!
– Даже у самого бесчувственного человека может проснуться сострадание при виде убитого ребенка.
– Думай, как хочешь, – протягивает мне листок Игорь и, нагнувшись, поднимает сорочку, – но я возьму это с собой, пока она не успела избавиться от главной улики.
– Что за бумажка?
– Квитанция от юриста, – кивает он на листок. – Бабка заранее наняла себе адвоката.
– Скорее изменила завещание. Она составила его перед нашей с Олегом свадьбой. Сообщила мне перед росписью, что квартира, дом и остальное имущество достанутся Кате. Наверно надеялась, что я передумаю выходить за Олега, когда узнаю, что дом записан не на него.
– С чего бы ей теперь включать тебя в завещание?
– Она меня и не включала, а переписала на Олега. Внучка умерла, все переходит к сыну.
– Что и требовалось доказать! Квитанция оплачена два месяца назад, значит, бабка заранее планировала убить внучку.
– Постой, – пробегаюсь взглядом по листку. – Свекровь составила завещание у знакомого нотариуса, а фамилию на квитанции я вижу в первый раз.
– Значит, все-таки наняла адвоката.
Я качаю головой и замираю. Игорь собирается выйти из ванной, но, посмотрев на меня, останавливается. Из прихожей доносится протяжный скрип. На секунду все затихает, а потом повторяется скрип и щелкает дверной замок. Я вжимаю голову в плечи, ожидая услышать шаги. В квартире становится так тихо, что даже в ванной слышно, как во двор заезжает машина. Игорь выглядывает в коридор.
– Никого нет, – говорит он, переступая порог. – Наверно ветер гуляет.
– Ага, сквозняк сначала приоткрыл, а потом тихонько закрыл дверь. Ольга Семеновна не дура, – поднимаюсь с пола и выхожу в прихожую. – Она наверняка сразу почувствовала неладное и вызвала полицию, а теперь приходила удостовериться, что в квартире кто-то есть.
– Вряд ли. Но мы все равно нашли, что хотели. Пора смываться.
Игорь медленно открывает входную дверь, и я убеждаюсь в своей правоте – снова повторяется тот же скрип. Мы выглядываем на лестничную площадку и, убедившись, что там никого нет, выходим из квартиры. Игорь закрывает дверь, внутри срабатывает автоматическая защелка. Если бы такой же замок стоял в двери Олега, Катя сейчас была бы жива. Не время об этом думать. Мы несемся вниз по лестнице, когда дверь в подъезд с грохотом ударяется о стену. С первого этажа доносятся навсегда врезавшиеся в память голоса двух полицейских.
– Старая маразматичка, – говорит тот, что запомнился мне длинными, не под стать телу, руками. – Говорит, кто-то вырубил электричество и забрался к ней в квартиру. Небось, пробки выбило, а ей уже привидения мерещатся.
Мы останавливаемся, но голоса с каждой секундой приближаются.
– Надо п-переквалифицироваться в т-таксисты, – вздыхает его напарник, поднимаясь к нам на площадку. – Им всегда п-платят за ложные в-вызовы.
На этот раз я сама прислоняюсь к стене и притягиваю к себе запаниковавшего Игоря. Полицейские замедляют возле нас шаг. Что, если свекровь рассказала им про целующуюся парочку? Стоило придумать что-то новое. Почему Игорь не предусмотрел это заранее? Зачем вообще надо было меня сюда приводить? Пока я думаю об этом, губы Игоря, поначалу напряженные, смягчаются. Кажется, он вовсе забыл, где мы находимся и, не замечая проходящих рядом полицейских, наслаждается поцелуем. То ли от ощущения опасности, то ли от ласковых прикосновений губ Игоря, у меня захватывает дух.
– Вот и мы с Галькой так же зажимались, – поднимается на следующий лестничный пролет длиннорукий. – Бывало, по-тихому, чтобы соседи не увидели, просуну ей руку под блузку… Эх, молодость! А теперь дети, служба. Никакой романтики.
Напарник поднимается следом и оба полицейских скрываются из виду. Я с трудом отстраняю Игоря и, взяв его за руку, тащу вниз. Лучше не дожидаться, пока свекровь расскажет полицейским все подробности, включая влюбленную парочку. После такого, они могут ей поверить. На свежем воздухе Игорь приходит в себя и садится за руль мотоцикла. Мы быстро едем в сторону дома. Дома… Интересно, какое из двух соседних зданий стало для меня роднее? Дом Олега, в котором я прожила два напряженных, полных страха года, или Игоря, в котором провела всего одну ночь? Ответ выдает мое сердце, когда мы подъезжаем к нужной улице. При виде железного забора оно начинает отбивать африканский ритм и успокаивается, только когда мы сворачиваем к гаражу.
Пока Игорь возится с замком, я гадаю, почему он все-таки ввязался в мои неприятности. Может, я ему нравлюсь? Или настолько отвратителен Олег, избивающий жену? Вдруг он просто не решается мне отказать? Конечно, я навязалась на его голову, а он стесняется послать меня куда подальше. Бедняга. Если меня поймают, Игоря могут посадить за укрывание преступника, или даже за соучастие в убийстве. Он хороший человек и не должен из-за этого страдать. Что делать? Мне больше некуда идти. Не представляю, как справиться в одиночку. В любом случае, моя беспомощность – не повод ломать Игорю жизнь.
– Верни мне, пожалуйста, телефон Артура, – говорю я.
– Он разряжен. У меня где-то была зарядка от плеера. Будем надеяться, подойдет.
– Если можешь, одолжи мне ее на пару дней.
Игорь отворяет дверь и оглядывается.
– Куда это ты собралась?
– Я и так отняла у тебя целые сутки. Ты, наверно, должен работать…
– Я хозяин, могу и прогулять.
– Пойми, это очень опасно. Полицейские ищут меня по всему городу и если найдут…
– В моем доме не найдут.
– Почему ты так уверен? Вдруг кто-то из соседей меня видел?
– Ну и что? Я к себе в дом никого не впущу.
– А если придут с обыском?
– Для обыска нужен ордер. Чтобы его получить одних сплетен мало.
– Если меня поймают, ты станешь сообщником.
– Дин, завязывай лицемерить.
– Что?! Я не лицемерю, я за тебя переживаю!
– Тогда, ты все-таки дура, – качает головой Игорь. – То боишься обмануть мать Артура, то волнуешь, что я стану сообщником. Мы с ней взрослые люди, способные позаботиться о себе сами. Не думай о нас, побеспокойся лучше о себе. Не жди, пока кто-то сделает это за тебя.
Собираюсь что-то ответить на необоснованные обвинения, но последние слова Игоря лишают меня дара речи. Он прав. Я думаю о ком угодно, кроме себя. Пора окончательно принять ответственность за свою жизнь. Я должна научиться в первую очередь заботиться о себе, а уже потом об окружающих.
– Я знаю, – сжимает мои плечи Игорь, – ты не убивала Катьку. В каком преступлении я могу стать сообщником?
– Господи, даже я в этом не уверена…
– А вот это уже преступление, – поднимает указательный палец он. – И тебе придется понести за него суровое наказание.
Его губы сжимаются в строгую полоску, и только уголки глаз выдают усмешку.
– Марш в дом! Ужин сегодня готовишь ты.
– Хорошо.
Я с облегчением вздыхаю и переступаю порог. Даже не представляю, где бы я ночевала, если бы ушла из этого дома. Кого бы я стала винить, оказавшись ночью одна на улице: мужа-садиста, погибших родителей, бестолковых полицейских или Игоря? Всех, кроме себя, а зря.
– Вот так улов, – Игорь выкладывает все наши сегодняшние находки на стол в центре комнаты.
– Может, не стоит класть ее на стол? – поднимаю за лямку окровавленную сорочку.
– Не трогай, пусть пока лежит. Завтра утром отвезу ее в полицию.
– В полицию?! – опускаюсь на диван. – Как ты объяснишь, где ее взял?
– Не знаю, – зевает Игорь. – Напишу анонимную записку и подброшу под дверь.
– Проще сразу выкинуть в мусорный бак. Думаешь, в полиции станут проверять, чья это сорочка?
– Твои предложения?
– Давай оставим в покое мою свекровь и просмотрим телефон Артура.
– Мало того, что дура, еще и трусиха!
– Зато ты чересчур смелый.
– По крайней мере, я не теряю сознание при виде собственной свекрови.
Игорь прикладывает ладонь ко лбу и валится на диван. Раздается душераздирающий вопль. Игорь с визгом подскакивает на ноги, из-под его поясницы выкатывается рыжий меховой клубок. Кот сверкает зелеными фонарями глаз и шипением осуждает его легкомысленное поведение.