Один из водителей автомобиля «Жигули», притормозив, пригласил в салон, но Маргарита Евгеньевна, памятуя наказ Аграфены, отказалась от его услуг. На преодоление расстояния до кладбищенских ворот в форме арки ей хватило двадцати трех минут. Специально фиксировала время, необходимое для перемещения от квартиры до погоста, чтобы быть уверенной, что точно в полночь совершит обряд погребения.
Вошла на территорию кладбища, где царили тишь и благодать, ни одной живой души. За металлическими оградками возвышались кресты и разной конфигурации надгробия, отлитые из бетона или облицованные керамической плиткой. Памятники из гранита и мрамора были редкостью. Это были старые захоронения и поэтому кое-где виднелись высохшие венки с обрывками пепельно-черных лент, граненые стаканчики и блюдца, литровые и трехлитровые стеклянные банки с давно увядшими букетами цветов. На памятниках и крестах таблички с выгравированными на металле или начертанными на дощечках фамилиями, имена-отчества, даты рождения и смерти усопших жителей поселка, в разное время переместившихся в царство мертвых. По едва заметной тропинке, проторенной в желтой, жесткой траве Слипчук направилась в дальний уголок кладбища к каменной из кирпичной кладки ограде. Там, по ее мнению, не предполагались новые захоронения. «Может здесь уготовано место и для моего супруга, — неожиданно эта мысль пронзила ее сознание и Слипчук содрогнулась. Она знала, что в центральной части кладбища существует почетная аллея, где похоронены знатные люди: партийные функционеры, ветераны войны и труда, воины-интернационалисты, погибшие при исполнении служебного долга в Афганистане. Маргарита Евгеньевна не сомневалась, что и Александр Петрович заслужил право быть с почестями погребенным на этой аллее. Эта навязчивая мысль не оставляла ее. В воображении всплывали прежде увиденные памятники-надгробия из гранита, мрамора и бетона.
— Господи, что за наваждение? Сохрани и помилуй, — произнесла она, хотя, будучи женой идеолога, тоже считалась атеистской, но не столь убежденной, как супруг.
У одной из заброшенных, поросших сурепкой с желтыми соцветиями могилы, с железной ржавой ограды которой слезла серебристая краска, Слипчук встретила сгорбленную в черной плюшевой одежде старуху с корявой клюкой, будто то бы вставшей из гроба. Желтовато-бледная пергаментная кожа лица была иссечена сеткой морщин, поблекшие глаза глубоко запали. От неожиданности Маргарита Евгеньевна отпрянула в сторону.
—У тя, хто тута ляжит? — скрипучим голосом спросила незнакомка.
— Никто.
— Чиво тоди блукашь? — уставилась в нее глазницами странница. — Харчи у усопших страдальцев воруешь, али место себе удобное выбираешь?
— Нет, нет, мне еще рано, — отгораживаясь, словно от привидения, обмершими губами прошептала Слипчук.
— Смерть не спрашивает, рано или поздно, — зловеще прошипела старуха. Маргарита Евгеньевна замерла от сковавшего ее тело страха. Вдруг кто-то толкнул в ее спину— прошла, спотыкаясь, оглянулась. Старуха исчезла, лишь на ограде, нахохлившись, сидела черная ворона. Маргарите Евгеньевне показалось, что птица следит за ней своими глазами-бусинками. По мере того, как женщина отдалялась от места встречи со странной старухой, ворона следовала за ней, Вдруг она со зловещими криками «кырл, кырл» сорвалась с оградки и атаковала Слипчук, едва не ударив черными крыльями по голове.
— Кыш, кыш, зараза, — закрываясь руками, испуганно прошептала женщина. Птица показалась ей невероятно большой. Ведь недаром говорят, что у страха глаза велики.
Ворона, перелетая с оградок на чахлые деревца сирени и темно-зеленых туй, скрылась в глубине погоста, где в поисках поминальной снеди, шумели ее сородичи. Сквозь шелест бумажных венков, оплетенных черными лентами с полинявшими буквами прощальных надписей, слышался тревожный птичий гвалт. Но больше всего птиц слеталось весной на поминальное пиршество. Прибегали зайцы и мыши-полевки, приползали ужи и полозы, чтобы полакомиться остатками харчей. Бродяги, алкаши, нищие и убогие в те дни ошивались на кладбище, чтобы задарма за упокой душ выпить и закусить.
— Чур, меня, чур меня, — прошептала Слипчук и украдкой перекрестилась. — Господи, сохрани и помилуй.
Вспомнила, как однажды увидела ворону с грецким орехом в клюве. Поднявшись в высоту, она бросала орех на асфальт. Твердая скорлупа раскололась на несколько частей и птица лакомилась желтовато-бурым ядром. «Умное, загадочное существо и живет намного дольше человека, — подумала Маргарита Евгеньевна. — Чтобы значило ее странное, агрессивное поведение? Похоже на то, что старуха, превратившись в ворону, создает мне препятствия. А вдруг это коварные проделки самой Аграфены. Но зачем ей это надо?»
Не оглядываясь, женщина приблизилась к ограде и половинкой кирпича, найденного поблизости, отметила место, где за несколько минут до полуночи предстояло вырыть яму. И той же тропинкой, боясь встречи со странной старухой, возвратилась к арке ворот, засеменила к автобусной остановке. Накрапывал мелкий, словно просеянный через решето дождь и когда он превратился в ливень, Маргарита Евгеньевна уже ехала в салоне автобуса.
Дома она переоделась в сухую одежду. Для согревания выпила пятьдесят граммов коньяка, закусила плиткой шоколада и решила отдохнуть перед ночным бдением. Устроилась на ложе в спальной и вскоре сон сморил ее. Не слышала, как из школы возвратилась дочь. Нина, понимая, в каком стрессовом состояние пребывает мать, не стала ее беспокоить. Та, словно провалившись в бездну, проспала до девяти часов вечера.
— Мам, куда ты собралась, на ночь глядя? — спросила Нина, наблюдая за приготовлениями родительницы.
— Навещу твоего отца, — солгала она.
— Почему так поздно?
— Никогда не поздно.
— Папочка за двести километров отсюда?
— Поеду ночным поездом и утром буду в Симферополе.
— Я тоже хочу увидеть папочку.
— В другой раз, в субботу или воскресенье. Тебя нельзя пропускать занятия в школе, — возразила Слипчук.
— Почему в такой мрачной одежде, будто на поминки собралась?
— Какая ты еще у меня глупая. Сейчас нам не до нарядов и украшений, — упрекнула мать. В пригожей, воспользовавшись тем, что Нина в своей комнате занялась учебниками и тетрадями, Маргарита Евгеньевна, взяла в прихожей с полки шкафа цилиндрической формы фонарик, а из кладовки лопату и положила ее в сумку. Быстро покинула жилище. На последнем автобусе проехала до конечной остановки, а дальше по уже опробованной, но раскисшей от дождя обочине, направилась в сторону кладбища. Подсвечивая фонариком, ступала осторожно, боясь упасть. При ходьбе, торчащий из сумки черенок лопаты, легонько бил по бедру. Минут за тридцать преодолела километр. Посветила фонариком на арку ворот. На этот раз она показалась ей монументально-мрачным готическим сооружением, подпирающим темное, плотно затянутое тучами небо. Изредка в их разводьях сверкали одинокие звезды, скользил истончившийся серп Луны.
Слипчук ступила на тропинку, подмеченную ею еще в полдень. Узкий луч света выхватывал из темноты каменные надгробия, деревянные кресты, голые ветки деревьев и кустов, на которых диковинными ожерельями, будто хрустальными подвесками люстр, мерцал стеклярус капель дождя. И это красивое зрелище несколько успокоило женщину, хотя страх не оставлял ее ни на секунду. Она приблизилась к погребению, где днем ей повстречалась или пригрезилась старуха. На голой, мокрой ветке сирени увидела ворону.
— Кырр--кырр-кырр! — тревожно прокричала птица, словно кого-то, предупреждая о появлении ночной посетительницы. С шумом взлетела, качнув ветку, с которой бисером посыпались капли воды. «Что бы это значило? Случайное совпадение или зловещий знак? — с трепетом сердца подумала Маргарита Евгеньевна. — Может, ворона давно облюбовала это деревце и недовольна тем, что я нарушила ее сон».
Неожиданно кто-то невидимый схватил ее за полу плаща. Женщина замерла, боясь пошевелиться. Не оборачиваясь, спросила онемевшими от страха губами
—Кто, отпустите?
В ответ лишь шум ветра и шелест травы и листьев деревьев и кустов.
Наконец, собравшись с духом, она увидела, что зацепилась полами плаща за плеть шиповника с острыми шипами. Опрометчиво схватилась рукой за ветку и вскрикнула от боли. Шипы, словно зубы вампира, впились в нежную кожу пальцев. Ей пришлось дернуть за полу, на котором, наверняка остались затяжки и мелкие клочья ткани, но в темноте она их не заметила.
Переведя дыхание, Слипчук взглянула на циферблат золотых наручных часов «Чайка». Стрелки показывали 11.51. «Успею ли? Надо еще вырыть яму и в полночь ее закопать». Решила пройти напрямик, чтобы выиграть во времени. Свернула с тропинки в густую почти до колен, мокрую траву. Посветила вдаль, до укромного места у ограды оставалось метров пятьдесят-шестьдесят. В левой руке она несла сумку с лопатой, а в правой фонарик. Вдруг сапог на левой ноге соскользнул в сторону, почва ушла из-под ног. Женщина провалилась в сырую яму с вязким месивом глины и истлевшей травы на дне. От неожиданности выронила сумку, а фонарик удержала в руке.
Охваченная паническим страхом, замерла. Потом посветила фонариком и, увидев рядом трухлявый крест, поняла, что упала в старую, глубоко просевшую от дождей могилу. Сапожки завязли в липкой глине, под подошвой что-то хрустнуло. «Неужели прогнивший гроб, а в нем скелет т череп? — ужас охватил ее сознание при мысли, что ее засосет трясина. Судорожно потянулась левой рукой к едва различимому на фоне неба краю могилы. Уцепилась пальцами в почву, попыталась подтянуться, но ладонь соскользнула, и женщина с трудом удержалась на ногах. Между тем сапожки до половины голенищ завязли в липком густом месиве.
«Если до утра не смогу выбраться, то от страха и холода околею, — размышляла она, обуреваемая инстинктом самосохранения. — Никто меня не спасет, нельзя опускать руки, надо до конца бороться за свою жизнь». Решила в качестве лестницы использовать крест. Приставила его к стенке раскопа. С трудом вытащила из месива левую ногу, оперлась о древесину, но крест надломился и просел, будто подкошенный. Мельком посмотрела на часы: 0.13.«Опоздала, опоздала, что же делать? Теперь уже не до обряда, самой бы остаться в живых», — молоточками пульсировала в висках кровь. Холодея всем телом, она вспомнила о сумке с лопатой. Посветила фонариком и нашла ее в углу могилы. Достала лопату и принялась лихорадочно долбить узкую нишу в стене раскопа, нечто вроде ступеньки. На одинаковых уровнях откопала по паре таких ниш-стремянок. Сверху поперек угла положила лопату. Спрятала фонарик в карман пальто, а сумку выбросила на поверхность. Ухватилась двумя руками за прочный черенок, поставила сначала одну, а потом вторую ногу в ниши и подтянулась на руках. Таким способом, напрягая силы, выбралась наверх. Тяжело отдышалась. Руки, пальто, шапка, сапожки — все было в грязи. Радуясь, что удалось выбраться из могилы, Маргарита Евгеньевна поглядела на часы: 0.37. Больше получаса, которые показались ей вечностью, пришлось провести в чужом захоронении.
«Опоздала, что же делать? Отложить обряд на следующий раз и вернуться домой? — сомнения терзали ее. — Нет, чему быть, того не миновать. Такого ужаса я уже не переживу. Что за нечисть препятствует свершению справедливого возмездия?» Ответ для нее остался неведом.
Теперь, освещая каждый метр перед собой, очень осторожно, она шаг за шагом приблизилась к ограде, где лежала половинка кирпича. Быстро вырыла лопатой яму глубиной сантиметров двадцать пять. Положила конверт с нарисованным крестом и прошептала заклятие:
— Онко, рак, онко, рак, порази его саркома…
Закопала конверт, прикрыла пучками мокрой травы. Отойдя метров двадцать от места захоронения, Слипчук вспомнила о наказе ворожеи. Поспешно возвратилась, отыскала в сумке свечу и коробок спичек. Дрожащими руками зажгла спичку, но порыв ветра тут же ее загасил. И вторая попытка оказалась тщетной. «Так я все спички переведу», — запаниковала женщина. Подумав, нашла выход. Прикрыла свечу полой плаща и подожгла фитилек. Дождалась, пока разгорелась и осторожно воткнула в сырую землю. В сторону метнулась длинная тень и Маргарита Евгеньевна вздрогнула. Ей показалось, что кто-то невидимый и ужасный зрит за каждым ее шагом. Терпеливо дождалась, когда оплавившая свеча догорела и угасла.
Слипчук вышла за ворота кладбища, на часах было 1.25, Лишь через два часа пешком, не чувствуя под собой ног, добралась до квартиры. Старалась не шуметь, но чуткая Нина проснулась и, глядя, как Маргарита Евгеньевна снимает с себя грязные сапожки и пальто, с удивлением обрушила на нее залп вопросов:
— Мам, что случилось? Где ты провела ночь? Почему у тебя такой жалкий, уставший вид? Ты же собиралась поехать к папе?
— Не получилась поездка.
—Почему пальто мятое и грязное?
— Ох, доченька, не спрашивай. Каких я только страхов натерпелась…
— Мамочка, тебя изнасиловали?
— Нет, тебе еще рано об изнасиловании рассуждать, молоко на губах не обсохло.
— Ты же знаешь, я ужасно люблю приключения.
— Какая ты еще глупая, — вздохнула Слипчук. — Приключения интересны в книгах и кино, а в реальной жизни их лучше избегать, лишний раз не рисковать и не дразнить судьбу.
— Ладно, мамуся, отдыхай, потому расскажешь, — согласилась дочь. Маргарита Евгеньевна, медленно передвигая ноги, прошла в спальную.
17. Пузотеры из ОВО
Специфика работы, образ жизни, подобно скульптору, формируют облик, параметры человека. В точности этой аксиомы Вячеслав Георгиевич неоднократно убеждался, когда личный состав выстраивался на плацу. Сотрудники угрозыска были, как на подбор, спортивны, энергичны, даже тощи и легки на подъем, потому, как исповедуют принцип: сыщика, как и волка, ноги кормят.
При избыточном весе, медлительности за преступником не угнаться. Следователи отличаются степенностью, потому, как погоням предпочитают интеллект, проработку версий, раскрывающих мотивы злодеяний, замыслы коварных и ушлых преступников. Инспектора ГАИ и ДПС с жезлами выглядели молодцами, так как находятся в режиме постоянной охоты за нарушителями Правил дорожного движения.
А вот внешний вид работников ОВО (отдел вневедомственной охраны) и отчасти пожнадзора у Калача вызывал досаду и раздражение. Из-за режима службы: сутки в наряде, двое — свободны, многие из низ обрели «трудовые мозоли», то бишь отменные животы. Они буграми выпирали, ломая причудливым зигзагом линию построения. Следуя популярной армейской терминологии, подполковник подобное «равнение» обозначал, «бык пос..».
К тому же к нестандартным фигурам охранников и некоторых пожарных трудно было подобрать форменную одежду, поэтому шили на заказ. И неудивительно, ведь они охраняли соцсобственность— мясокомбинат, продовольственные склады, маслозавод, торговую базу, винзавод и другие материальные ценности, вяло борясь с неистребимыми несунами. Поговорка о том, что сапожник без сапог не про них. На отсутствие аппетита не жаловались и проблем с наличием харчей, деликатесов не испытывали. Особенно своими внушительными габаритами отличался старшина Остап Брынза, успевший за долгие годы поработать на всех выше обозначенных объектах. И лишь в последние два года в качестве постового охранявший госбанк. При виде на входе такого Квазимодо ни один из преступников не отважился потрясти солидное финансовое учреждение. Поэтому Брынза от монотонности безделья часто пребывал в полудремотном состоянии…
… Вальяжно прохаживаясь перед строем после рапорта начальника штаба, подполковник, упиваясь властью, придирчиво оценивал внешний вид подчиненных. При его приближение офицеры замирали, как перед удавом. Оперативниками он остался доволен, тем более, что они за последний месяц подняли процент раскрываемости преступлений. На правом фланге его взгляд, словно на громоздкий куль, наткнулся на Брынзу. Подойдя вплотную начальник хлопнул ладонью по упорно выпирающему животу старшины, словно по тугому барабану и крикнул:
— Смирно! Живот подобрать, руки по швам, подбородок в верх!
Как ни тужился Остап, как не пыхтел, ни икал, раздувая пухлые хомячьи щеки, но пузо было безучастно к его тщетным потугам, оно жило само по себе.
— Ну, держитесь, пузотеры! Сколько мне еще за вашу физическую и строевую подготовку перед генералом краснеть?! Долой большие животы, сгоняй жиры, качай пресс!— с пафосом взывал Калач.
— Сделаю из вас гвардейцев. Утром все на стадион «Авангард». Буду лично принимать зачеты по сдаче нормативов служебного многоборья. Явка обязательна, «липовые» медсправки не признаю. Симулянты будут строго наказаны. Стыдно смотреть, не работники доблестной милиции, а завсегдатаи кабаков, пивнушек. Ох, вы у меня завтра попляшите, взбодрю…
Это не первое и не последнее соломоново обещание «взбодрить» личный состав, в т. ч. и пузотеров из ОВО, подчиненные восприняли совершенно спокойно, потому что начальнику, как тому плохому танцору всегда мешали неотложные, срочные дела. Однако в ситуацию, на сей раз, вмешался случай.
Сменившись с ответственного поста, Брынза решил позабавиться, прогнать скуку. На выходе из банка его осенила оригинальная идея. На свалке расположенного рядом рынка он подобрал четыре пустые консервные банки из-под кильки и тюльки, сцепил их медной проволокой. Потом, оставшимся от трапезы бутербродом, приманил одну из тощих бродячих собак. И пока пес с жадностью проглатывал пищу, Остап изловчился и привязал к облезлому хвосту гирлянду банок. Угрожающе замахнулся, пес отскочил в сторону и загремели банки-жестянки.
Преследуемый дребезжащими звуками, испуганный пес, сопровождаемый лаем, набежавших со всей территории рынка собак, выбежал на улицу. Это зрелище захватило прохожих. Брынза, откуда и прыть взялась, устремился следом. Как малое дитя разразился хохотом, придерживая руками, словно пятидесятилитровый бурдюк, выпуклый живот. В числе случайных зрителей оказался Калач. Он велел скучающей по экстриму группе захвата, отловить ошалевшего пса, а оперативникам из угрозыска установить личность хулигана, устроившего «концерт». Свидетелей нашлось больше, чем достаточно и сыщики быстро вычислили затейника. Вскоре старшина предстал перед суровыми очами подполковника.
— Эх, Остап, старшина хренов, не ожидал я от тебя такого фокуса, — упрекнул начальник. — Тебе следовало бы в цирке выступать в роли клоуна, а не служить в милиции. До седых волос дожил, а ума не накопил.
— Виноват, исправлюсь, — потупил взор Брынза и, рассчитывая на благосклонность, пояснил. — Целые дни в банки сижу, как под прицелом автомата. Того и гляди, грабители ворвутся и прикончат. Захотелось снять стресс, напряжение. Дюже потребовалась псих-разрядка за 28 лет безупречной службы.
— Будет тебе псих-разрядка, на стадионе, — твердо сказал Калач и слово сдержал. Утром личный состав, за исключением дежуривших, высыпал на стадион «Авангард». Зрелище предстало трагикомическое. Если сыщики, а от них старались не отстать следователи, участковые инспектора, гаишники, бегали, словно угорелые на длинных и коротких дистанциях, усердно подтягивались на перекладине, метали копье и гранаты, метко поражали мишени в стрелковом тире, то «тяжеловесы» из ОВО, в т. ч. и Брынза, после нескольких метров суетного бега переходили на шаг, а то и вовсе заваливались на бок. На перекладине висели боксерскими грушами, тщетно пытаясь подтянуть хотя бы разочек многопудовые тела.
Прослышав, что теперь два-три раза в неделю придется потеть-пыхтеть на стадионе, Остап, скрепя сердце, подал рапорт об уходе на пенсию по выслуге лет.
К дуэли не готов
Если к физической подготовке, служебному многоборью, включающему кросс на 3 километра, подтягивание на перекладине, метание гранаты, плавание и стрельбу из табельного оружия, многие сотрудники, особенно из вневедомственной охраны, относились индифферентно, то занятия по огневой подготовке вызывали энтузиазм. Недостатка в желающих пострелять из пистолета Макарова, автомата Калашникова и других видов оружия.
Во время срочной службы в Советской армии, полугодичных курсов в учебном подразделении в городе Николаеве, получив специальность химического инструктора-дозиметриста и звание «старший сержант», нагрудный знак «Отличник Советской армии», я овладел навыками обращения с автоматом АКМ и ручным гранатометом. А вот пострелять из пистолета Макарова не довелось, ведь им были вооружены офицеры.
Встав под знамена милиции, я ждал момента, когда опробую личное табельное оружие — пистолет Макарова.
—Вадим Андреевич, даю тебе полчаса на сборы, поедем на стрельбище, — Во второй половине дня сообщил мне Калач по телефону прямой связи. — Пора тебе пройти «боевое крещение». Получи в оружейной комнате свой пистолет и патроны. Я уже распорядился.
—Товарищ подполковник, но по расписанию занятия по огневой подготовке на следующей неделе, — напомнил я.
— Знаю. Не хочу подвергать тебя испытаниям перед всем личным составом. Или может ты отличный стрелок и готов рискнуть своим реноме?
— Из пистолета не довелось стрелять, — признался я.
— Вот видишь, наделаешь дыр в воздухе. Не хочу, чтобы к тебе прилепилась кличка «мазила». Авторитет легко потерять, а вот для его восстановления потребуются усилия и время.
—Спасибо за заботу о моем авторитете и репутации, — искренне поблагодарил начальника. Действительно, впервые взяв в руки пистолет, я сомневался, что смогу поразить мишени. Тогда все мое ораторское мастерство, лекции о боеготовности и бдительности пошли бы коту под хвост. Главный девиз командира, в том числе замполита: делай, как я! При отрицательных результатах по огневой подготовке я утратил бы право на этот призыв. Как знать, возможно, Калач спасает меня от сокрушительного фиаско?
Я собрал со стола документы, спрятал их в сейф, запер кабинет и спустился в дежурную часть. Сдал талон-заместитель и получил пистолет и патроны 9-миллиметрового калибра.
Во внутреннем дворе увидел начальников: штаба Сергея Дороша, отделения уголовного розыска Анатолия Винника, следственного отделения Александра Беккера, инструктора по огневой подготовке Владимира Сасса, старшего оперуполномоченного угрозыска Федота Ясько.
— Все в сборе, лишь шефа не хватает, — произнес Дорош и обернулся к Сассу.— Надо бы ему доложить.
— А вот и наш строгий командир, — промолвил Ясько, увидев в дверях рослого начальника. Он придирчиво оглядел офицеров:
— Как настроение? Хилые, больные или после Бодуна есть?
— Не, все здоровые и бодрые, — ответил Сасса.
— Оружие, боеприпасы, мишени?
— В наличии, — отозвался Владимир и напомнил. — По инструкции на случай ЧП должен присутствовать врач или хотя бы медсестра?
— Обойдемся без ЧП и врача, — заметил Вячеслав Георгиевич. — Полагаю, что все офицеры знают, как обращаться с оружием, знакомы с правилами безопасности?
— Все прошли инструктаж под роспись, — сообщил Дорош.
— Тогда, по коням! — приказал подполковник. Меня и Дороша он пригласил в свою «Волгу», остальные разместились в УАЗе.
Выехали за окрестности города, где в углубленной бульдозером балке, находилось стрельбище. Кроме сотрудников милиции, там нередко упражнялись офицеры из КГБ. Я сразу оценил удобное расположение стрельбища. Пули, будь то из пистолета или автомата, побивая мишени, зарывались в желтовато-глинистый грунт, что гарантировало безопасность тех, кто мог случайно оказаться поблизости. Посторонний прохожий или чабан с отарой овец.
В трех километрах находился аэродром с взлетно-посадочной полосой и земляными укрытиями для самолетов военно-транспортной авиации, совершавших рейсы в Анголу и Эфиопию, где полыхали очаги военных конфликтов. Экипажи Илов рисковали быть сбитыми из американских ЗРК «Стингер». Кстати, потом этими же ручными зенитно-ракетными комплексами были снабжены душманы, моджахеды, проводившие диверсии против ограниченного контингента советских войск в Афганистане.
—Становись! Смирно! — скомандовал Калач и, когда сотрудники построились в шеренгу, велел. — Вольно.
Обратился к капитану Сасса и с иронией произнес:
—Командуй парадом.
— Нам предстоит выполнить два упражнения: стрельба по обычной мишени с дистанции 50 метров и по грудной с трех позиций: с 25, 15 и 10 метров. В общем, ничего нового. Живцову, поскольку для него это дебют, прежде не стрелял из пистолета, три патрона на пристрелку. Готовься!
Все обратили на меня свой взор.
—Что же, старлей, желаю успеха, — с лукавством пожелал Ясько.
— Управлюсь, — отозвался я, зная, что из пятью выстрелами есть шанс выбить 50 очков. На такой результат вправе рассчитывать лишь рекордсмены, чемпионы по пулевой стрельбе. А лучшие стрелки из состава милиции обычно больше 45 очков не выбивают. Если мне удастся набрать, хотя бы 35 очков, то это будет большим успехом.
Первым на огневой рубеж вышел капитан Винник.. Загнал в рукоятку магазин с восьмью патронами. Анатолий уверенно произвел пять выстрелов, выбил 43 очка. За ним последовал Сергей Дорош— с 39 и Федот Ясько — с 37 очками.
Я услышал свою фамилию и вышел на линию огня. Снарядил пистолет магазином с патронами. Взвел курок и, держа указательный палец на спусковом крючке, вытянул правую руку вперед. Задержал дыхание, поймал на мушку центр мишени и мягко нажал на крючок. Прогремел выстрел, вылетела пустая гильза, рычаг руки толкнуло в плечо. Ощутил резкий запах пороха.
— «Молоко», — объявил Сасса, наблюдая через бинокль за мишенью, принялся корректировать. — Целься правее и под срез мишени.
Выстрелил второй, третий раз.
—Есть прогресс, — похвалил капитан. — Теперь стреляй на зачет.
С короткими интервалами я произвел остальные пять выстрелов. Щелкнул предохранителем, достал пустой магазин из рукоятки и показал Сассе.
— 33 очка. 9, 8, 7 и два попадания в «молоко» 5 и 4, — сообщил Владимир. — На первый случай неплохой результат.
— Предполагал, что будет хуже, — признался Калач. — Но не обольщайся. К дуэли еще не готов.
— Мне не с кем счеты сводить.
— Не скажи, пути Господни неисповедимы,— возразил начальник. — У каждого человека есть не только друзья, но и враги. Такова природа человеческих отношений, движимых потребностями, интересами. Недаром говорят, что от любви до ненависти — один шаг. Для того, чтобы оружие, в данном случае пистолет Макарова, стал продолжением руки, надо долго и упорно тренироваться в тире и на стрельбище. Тогда все пули будут ложиться не в молоко, а в яблочко.
— У нас на огневую подготовку по программе отведено немного времени. К тому же за каждый использованный патрон строгая отчетность, — напомнил я о строгом режиме экономии боеприпасов.
— Да, — согласился подполковник. — У чекистов ситуация с огневой подготовкой намного лучше. Любят они палить по бутылкам из разных видов оружия. Наверное, Терех тебя уже приглашал на стрельбище?
— Терех, кто такой?
— Капитан госбезопасности. Впрочем, скоро с ним познакомишься. Он отчасти курирует наше ГОВД, проявляет повышенный интерес к новичкам с целью вербовки сотрудников в агенты КГБ, то есть в кроты. Держи с ним ухо востро, чтобы не оскалиться.
—Спасибо за совет. По большому счету мое главное оружие — печатное слово, — заметил я. — ведь журналистов, как и чекистов, бывших не бывает…
— Сотрудников милиции тоже, — дополнил Калач.
—Посредством фельетонов, памфлетов, судебных очерков и других острых публикаций человека можно морально уничтожить без выстрела, — продолжил я развивать мысль. — А посредством хвалебных статей возвеличить и прославить.
— И часто тебе приходилось поражать людей печатным словом? — усмехнулся Вячеслав Георгиевич. — Или острое перо давало осечку?
— Приходилось, бил не в бровь, а в глаз, — ответил я. — Осечек не было, так как оперировал неопровержимыми фактами и цифрами. По моим острым фельетонам и статьям о расхитителях соцсобственности, бездельниках, самодурах, алкашах руководителей предприятий, совхозов и колхозов привлекали к ответственности, в том числе по линии комитета народного контроля, вплоть до увольнения с должности. В этом сила печатного слова.
—Лихо. А я сторонник того, чтобы ради сомнительной славы правдолюбца не создавать проблем на ровном месте, — нравоучительно произнес Калач. — Следует плодить не врагов, а союзников, с которыми проще и приятно решать задачи. Критика — обоюдоострое оружие, может огреть бумерангом.
— Волка бояться — в лес не ходить, — напомнил я поговорку.
— А мне больше нравится: собака лает, а караван идет, — парировал он с намеком на то, что начальник всегда прав. — Вадим Андреевич, не будь идеалистом, нередко возникают ситуации, когда слово бессильно. Тогда остается единственный выход — физическое уничтожение противника. Чаще всего это происходит под предлогом оказания правонарушителем дерзкого сопротивления или при попытке к бегству и угрозе жизни и здоровью сотрудника. С матерыми преступниками, рецидивистами предпочитаем не церемониться. Нет человека, не т проблем.
Будь готов к тому, что тебе предстоит не только с трибуны лекции читать, печатать статьи, но и участвовать в операциях «Перехват». «Сирена» по задержанию вооруженных преступников. У нас служба, как на фронте, за чужими спинами спрятаться не удастся. Замполит должен быть впереди, подавать пример подчиненным. Отлично владеть не только огнестрельным, но и холодным оружием, приемами самбо и рукопашного боя. Это гарантия личной безопасности. Белоручкам не место в милиции.
— Кто белоручка? — обиделся я.
— К слову сказано, обобщающий образ, — ответил Калач, заронив в моем сознании смутные подозрения.
Затем стрелял Сасса и не ударил в грязь лицом, выбил 41 очко. Но нос всем утер Вячеслав Георгиевич, его результат 46 очков. Правда, стрелял он из пистолета Стечкина. Впрочем, подполковник был вне конкуренции, но посчитал целесообразным показать пример сотрудникам, мол, равняйтесь на своего командира.