лица. Натали, с другой стороны, засветилась как солнышко.
— Тащи сюда свою задницу и переодевайся, девочка моя.
Разминка через пять минут.
— Я как раз собиралась войти. — В роман Стивена Кинга. Молодая девушка,
трагически получившая шрамы, пытается вернуться к нормальной жизни, лишь чтобы
обнаружить, что та вовсе не ждёт её возвращения. Я зашла в раздевалку, где все
младшеклассницы команды сплетничали и смеялись.
— Привет, — послышался слабый голос в конце комнаты. Все девушки замерли и
уставились на меня, будто из моих глаз сейчас выстрелят лазеры, или ещё что похуже…
например, я закатаю рукава и покажу им свои демонические шрамы.
— Привет, — ответила я.
Я бы лучше посмотрела повторы плохих комедий семидесятых годов, чем
переоделась в этой комнате, но стоять как идиотка тоже не казалось отличным вариантом.
Почему у меня не было уверенности Ноя? Ему было плевать, что думают остальные.
Хоть мне и не хватало уверенности, я всегда могла притвориться. Мысленно я
вторила себе: «Представь, что ты Ной. Или лучше байкерша Бет», — я высоко подняла
голову и пересекла полную девушек раздевалку, направляясь к уборной, где могла
переодеться в кабинке. С уверенностью байкерши Бет или нет, я ни за что не буду
раздеваться перед ними.
Пытаясь избавиться от напряжения, сотворённого моим дефилированием по
подиуму, я закрыла кабинку и переоделась. Если вхождение в раздевалку у меня
ассоциировалось со вступлением в роман Стивена Кинга, тренировка по танцам должна
показаться началом ужастика.
К счастью, раздевалка уже опустела к тому времени, как я поспешила
присоединиться к разминке. В коридоре две старшеклассницы хихикали у фонтанчика с
водой.
— Ты можешь поверить, что Эхо Эмерсон присоединяется к команде болельщиц?
Какой кошмар.
— Будто если Люк по ней сохнет, то у неё есть оправдание делать вид, что она не
фрик.
Я нырнула обратно в уборную. Сердце ухнуло, желудок поднялся до горла, моя
напускная уверенность разбилась на мелкие осколки.
***
Я шла по коридору в своих джинсах, коричневой хлопковой рубашке и
облегающей майке. Каждые пять дней в неделю до выпускного мне приходилось убивать
ещё час свободного времени. Может, только четыре. Я могла вновь перенести занятия с
Ноем на понедельник после школы.
Я завернула за угол и часть моей души сделала глубокий вдох, когда я заметила
картины, заполняющие стены. Я последовала за дорожкой из рисунков в свою когда-то
любимую комнату — художественную мастерскую.
Несколько холстов стояли на мольбертах, ожидая возвращения своих мастеров.
Миска с пластиковыми фруктами стояла на столе посредине круга из мольбертов.
Я по очереди оценила каждую картину. Мне понравилось, как на первой
использовали тени. На второй уделили особое внимание деталям. На третей?
— Рада видеть тебя, Эхо. — Моя бывшая учительница искусства Нэнси вышла из
соседней тёмной комнаты и стала скользить между мольбертами и столами ко мне. Она
настаивала, чтобы ученики звали её по имени.
Женщина презирала правила и формальности. Её волосы, платиновые локоны с
чёрными прядями, являлись свидетельством её характера.
Я указала на третий рисунок.
— Абстрактный экспрессионализм?
От её неистового смеха комната завибрировала. Она поправила свои очки в
роговой оправе.
— Ленивая ученица, которая думала, что на моём предмете легко получить
пятёрку. Она считает себя импрессионисткой.
— Какое оскорбление.
— Знаю. Я спросила, знает ли она, что такое импрессионизм, и когда та покачала
головой, я показала ей твои картины. — Нэнси посмотрела на каракули перед собой,
будто пыталась найти в них что-то приемлемое. — Я скучала по тебе.
Знакомая вина прокралась внутрь меня.
— Мне жаль.
— Не стоит, дитя. Это не твоя вина. Твой отец проинформировал меня, что тебе
больше не позволено ходить на занятия по искусству. Я поняла это так, что никогда
больше не увижу тебя.
Я подошла к четвёртому рисунку.
— Красивые линии.
— Ты продолжаешь рисовать?
Надеясь сделать вид, что я безумно заинтересовалась в цвете, выбранном для
банана, я склонила голову. Но мне не было интересно. Чёрная дыра в моей голове
увеличилась, прерывая все мысли о картине.
— Нет, но делаю наброски. Чаще всего карандашом. Некоторые углем, но только
дома.
— Я бы с радостью на них посмотрела.
Нэнси схватила альбом, который я вытащила из сумки. Она села на стол с
фруктами и открыла его.
— О, Эхо. Просто удивительно.
Я пожала плечами, но она не заметила, была слишком поглощена моим альбомом.
— Мы победили.
Она оторвала взгляд от набросков и молча посмотрела на меня. Я продолжала
занимать себя работами других художников.
После пары секунд она вернулась к изучению моих рисунков Грейс.
— Нет, ты победила. Я едва ли вложила в это свою лепту. — Она сделала паузу. —
Ты помнишь?
— Нет. — Конечно, Нэнси пожалеет меня и заполнит некоторые пробелы в моей
памяти. — Ты была там?
— М-м-м, подруга. Ты так и хочешь натравить на меня своего отца и миссис
Колинз. Мистер Эмерсон ещё ладно, но эта женщина? — она пожала плечами. — Между
нами говоря, она меня пугает. Такие дружелюбные — самые подозрительные.
Я прыснула, понимая, насколько скучала по честности Нэнси.
— Хотела бы я вспомнить. — Пятый холст был совершенно пуст. Ниже лежали
неиспользованные масляные краски и кисти. — Ты не против?
Нэнси почесала подбородок и окинула меня своим классическим задумчивым
взглядом.
— Ну, он ведь только сказал, что ты не можешь посещать уроки, но рисовать не
запрещал.
Я взяла толстую кисть, окунула её в чёрную краску и нарисовала круги на холсте.
— У меня впечатление, будто в моей голове большая чёрная дыра, и она
высасывает из меня жизнь. Не важно, как долго и сосредоточено я смотрю, я вижу лишь
темноту.
Я выбрала широкую кисть и смешала чёрную и белую краску, чтобы создать
разные оттенки серого.
— Но вокруг чёрного есть серые края, и они постоянно вспыхивают яркими
цветами. Но на деле я никогда не могу схватить ни один из осколков воспоминаний.
Вцепившись в кисть, я уставилась на холст, который теперь отображал мой мозг.
— Хотела бы я, чтобы кто-то наконец сказал мне правду и покончил с этим
безумием.
Тёплая рука крепко прижалась к моему плечу, выводя меня из транса. Вау, пять
часов. Отец убьёт меня, если я не приду домой в ближайшее время. Нэнси положила руку
мне на плечо, её взгляд был сосредоточен на холсте.
— Если это и безумие, то оно гениальное. Ты собираешься его закончить?
Впервые за два года я почувствовала, что могла дышать.
— Ты не против, если я буду к тебе приходить после уроков?
***
«На рисунке ниже линия АВ была построена на пересечении линий АС и AD.
Используя компас, C и D были отмечены на равном расстоянии от А на линиях АС и
АD. Затем компас был использован для определения местоположения точки Q так,
что Q равноудалена от С и D. С этими данными найдите меры BAC и BAD.»
Если бы Айрес был тут, он бы знал, что делать.
То есть, да ла-а-адно вам… в чём тут вообще вопрос?
Если он тут есть, то простой английский требовал знака вопроса. А эта треугольная
фигура внизу, она должна чем-то мне помочь? Мне был нужен компас?
И почему у ответов внизу были цифры? В задаче не упоминалась ни одна чёртова
цифра.
«Дыши, Эхо», — сказал бы мне Айрес. — «Ты сама себя запугиваешь. Сделай
перерыв, и вернись к ней позже».
И он был прав. Айрес всегда был прав. Господи, как же я по нему скучала.
Я скинула учебник по подготовке к АСТ на пол и откинула голову на спинку
дивана. Я ненавидела эту комнату. Липкие, цветочные розовые обои покрывали стены, соответствуя скучным шторам и обивке. В тот момент, как Эшли выкинула мою мать за
дверь, она травмировала всех дизайнеров мира своим ремонтом. И хоть она заклеила
обоями стены, чтобы уничтожить следы моей матери, но я-то знала, что оставалось под
ними… фреска Греции, которую она нарисовала.
Обычно я занималась в машине Айреса, но Эшли доставала меня, пока я не
притащила книги обратно в дом. Должно быть, я убила многих коров в прошлой жизни, раз Карма так меня ненавидела. Может, я умерла два года назад и неосознанно попала в
ад. Обречённая провести остаток жизни с отцом и мачехой, и пересдавать АСТ снова и
снова.
— Как прошла тренировка с командой поддержки? — спросила Эшли. Злая Ведьма
и отец зашли в гостиную, держась за руки. Господи милостивый, должно быть я умерла, потому что если это не ад, то я ненавижу свою реальность.
— Хорошо. — Я моргнула пару раз. Дерьмо… я всегда моргала, когда лгала.
Волнуясь, что они заметят, я опустила голову. Подождите. У папы были проблемы с
внимательностью, а госпожа Безмозглое Пугало не заметила бы и летающей обезьянки, если бы та врезалась ей в лицо.
Папа уселся в кресло, а Эшли устроилась на его коленях.
«Боже милостивый, прости за все мои грехи, но, честное слово, неужели я была
такой плохой?»
Папа поцеловал её руку. Сглотнув желчь, я сосредоточилась на камине.
— Ты готова сдавать АСТ в субботу? — спросил отец.
Нравится ли курочкам быть посаженными в грузовик с логотипом «КФЦ»[1]?
— Конечно.
— Ты уже учила требуемый список слов. Сосредоточься только на математике. В
ней у тебя проблемы.
Проблемы? Мои баллы с математики были куда выше среднего, но, естественно,
этого было недостаточно.
Папа продолжал:
— Миссис Колинз освободила тебя от некоторых занятий, чтобы ты могла
подготовиться?
— Да.
— Я заметила буклеты с рекламой Дня Святого Валентина в офисе. Вы с Люком
пойдёте?
Когда Эшли пыталась выяснить какую-то информацию, её голос становился в
высшей степени раздражающим. Собаки Оклахомы взвыли.
— Люк пригласил меня сегодня. Не волнуйся. Драгоценная репутация нашей семьи
будет сохранена. Миссис Колинз никогда не узнает, что ты соврала, чтобы выставить себя
в лучшем свете.
— Эхо!
Чёрт. Я скривилась от разочарования в голосе моего отца. Автоматическое
извинение сорвалось с моих губ:
— Прости, Эшли.
Хотя это была правда.
— Всё нормально. Когда ты хочешь пойти за платьем?
Что??? Я оторвала глаза от камина и уставилась на неё.
Отец погладил её живот, пока она ласкала его щёку.
Ужас.
— Мне не нужно новое платье.
— Нет, нужно. Все твои вещи либо без бретелек, либо шириной со спагетти. Ты не
можешь пойти на танцы со шрамами на виду.
— Эшли, — прошептал отец. Его рука замерла на её животе.
Горло опухло, как если бы кто-то душил меня, а живот сжался, будто в него
ударили. Я села ровнее, и моя голова закружилась вместе с комнатой. Полностью
дезориентирована, я опустила вниз рукава.
— Я пойду… пойду… наверх.
Эшли слезла с отца.
— Эхо, подожди. Я не то имела в виду. Я просто хочу, чтобы ты хорошо провела
время. Чтобы ты потом могла смотреть на фотографии с этой ночи и вспоминать, как
весело тебе было.
Я прошла мимо неё к лестнице. Мне нужно было в мою комнату. Единственное
место, которое дизайн Эшли не смог полностью испортить. Место, где висели яркие
картины моей матери, где над столом были прикреплены фотографии меня с Айресом,
место, где мне было уютно.
Моё сердце болело. Я хотела большего, чем свою комнату, но это всё, что у меня
было. Я хотела присутствия мамы. Может, она и безумная, но она никогда не
расстраивала меня. Хотела присутствия Айреса. Я хотела присутствия человека, который
любил меня.
Эшли крикнула мне с нижней ступеньки:
— Прошу, дай мне объяснить.
Я замерла в проходе в свою комнату. Если бы она никогда не входила в нашу
жизнь, мама и Айрес всё ещё были бы здесь, я не была бы монстром со шрамами, и мне
была бы знакома любовь, а не ненависть, бурлящая в данный момент в моих венах.
— Ты мне больше нравилась в роли моей няньки. Надеюсь, когда я окончу школу,
то не превращусь в такую же королевскую ведьму, как ты. — Я хлопнула за собой
дверью.
***
После этого милого обмена любезностями с Эшли я провела остаток ночи, прячась
в своей комнате. Я лежала в кровати и пялилась на единственную её часть, до которой не
добралась Эшли — потолок. Она закрасила созвездие моей матери. Ведьма сделала это, пока я приходила в себя в больнице. Когда-то мама часами валялась со мной в кровати и
смотрела в потолок, рассказывая мне греческие мифы. Имея несколько хороших
воспоминаний о моей матери, я только больше питала отвращение к Эшли за то, что она
лишила меня одного.
Стук в мою дверь в 11:30 удивил меня. Правила в доме требовали извинений с
моей стороны, а не наоборот. Наверное, Эшли хотела на себе показать, почему мои
нынешние платья не подходили. Не было смысла откладывать неминуемое.
— Входи.
Я подпрыгнула, когда внутрь вошел папа. Он никогда не заходил в мою комнату.
Первые две пуговицы его рубашки были расстегнуты, и его галстук висел свободно.
Обеспокоенные морщинки собрались вокруг его усталых глаз. Он выглядел старым. Слиш
ком старым, чтобы быть женатым на двадцатилетней бимбо, и слишком старым, чтобы
растить еще одного ребёнка.
— Ей жаль, Эхо.
Конечно, он пришёл от имени Эшли. Боже упаси, чтобы в этом доме хоть что-то не
вращалось вокруг Эшли.
— Ладно. Моему извинению придётся подождать до утра. Я немного устала.
Мы оба знали, каким уклончивым оправданием это было. Мне повезёт, если я
смогу поспать хоть час.
Удивляя меня ещё больше, отец сделал кое-что, чего не делал с тех пор, как я
вернулась домой из больницы — он сел на мою кровать.
— Я собираюсь связаться с твоим соцработником. Мне не кажется, что твой новый
терапевт нам подходит.
— Нет. — Сказала я слишком быстро, и он это заметил. — Я уже говорила тебе,
она мне нравится. С ней легко говорить. Тем более, ты сам сказал, что дашь ей ещё один
шанс.
— Я знаю, что ваши с Эшли отношения были натянутыми с тех пор, как ты узнала
о наших отношениях, но ты стала набрасываться на неё чаще, чем обычно. Она беременна.
Я не хочу, чтобы она испытывала стресс.
Мой большой палец начал качаться. Он что, умрёт, если начнёт любить меня?
— Я буду больше стараться. Просто позволь мне и дальше видеться с миссис
Колинз. — Мне нужно было дать ему повод отступить. — Это она убедила меня
сосредоточиться на друзьях и свиданиях. — Ложь.
Некоторые обеспокоенные морщинки разгладились.
— Не думаю, что дело в ней. Дело в тебе. Я оставлю эту тему, если ты исправишь
своё поведение с Эшли. Она любит тебя. Когда-то ты восхищалась ей.
Да, когда на своё восемнадцатилетие она позволила мне остаться допоздна и есть
попкорн, когда мне было шесть, или когда она разрешила мне накраситься на первый день
моего четвёртого класса. Затем случилось нечто безумное… она переспала с моим отцом, и позволила моей семье погрязать в разрушении.
— Если ты действительно хочешь показать мне свои старания, позволь ей отвести
тебя на шопинг. Она спланировала весь день и чувствует себя опустошённой из-за того, что расстроила тебя. Позволь ей повеселиться, и я позволю тебе не пересдавать SAT.
Я приподняла бровь. Отец никогда не шёл на компромиссы.
— Серьезно?
— Всё равно следующая дата сдачи SAT не подходит для крайних сроков подачи
документов в колледж. Нам придётся работать с тем, что уже у тебя есть. Твои баллы
достаточно хороши, чтобы ты поступила в один из лучших бизнес колледжей штата.
Обычно он добавлял «учитывая обстоятельства», но, должно быть, заметил, как я
кривилась каждый раз, когда он говорил эти слова.
— Я рад, что вы с Люком снова вместе, и что ты идёшь на танцы в честь Дня
Святого Валентина. Ты любила переодеваться и ходить на танцы. Я думал, что эта часть
тебя умерла. — Он посмотрел на мои руки, скрытые рукавами. — Должен признать, я
действительно горжусь тобой.
Да неужели. Я училась на одни пятёрки, делала всё, что он говорил, а он гордиться
тем, что я иду на танцы. Посмотрим, зайдёт ли он в мою комнату перед ними. Может, он
сделает что-то сумасшедшее на выпускной, например, скажет, что любит меня. Отец
похлопал меня по колену и встал с кровати.
— Папочка?
— Да?
— Ты хоть иногда проведываешь маму?
Обеспокоенные морщинки вернулись.
— Она больше не моя ответственность.
— Тогда моя? Я её единственный живой родственник.
Мускул на его челюсти дёрнулся.
— Твой соцработник никогда бы не позволил этому случиться, как и я. — Его глаза
смягчились, челюсть расслабилась. — Ты боишься, что она причинит тебе вред? Больше
она никогда этого не сделает. Не беспокойся о ней.
Но я беспокоилась. Может, моя мама и сумасшедшая, и пыталась меня убить, но
она всё равно моя мама. Кто-то же должен о ней заботиться, так?
16 — Ной
Я виделся со своими братьями. Кто же знал, что такое чудо может произойти? И
мне снова доведётся их увидеть во вторую субботу февраля. Это нужно было отметить. Я
надеялся, что Исайя принесёт травку, поскольку я собирался закурить самый большой
косяк, который кто-либо из нас когда-нибудь видывал.
Вернувшись вечером последним, я припарковал свой металлический кусок дерьма
на улице. Дэйл сегодня отрабатывает смену на местном грузовом заводе. Мы не знали, сколько он будет работать в тот или иной день. Однажды я совершил ошибку,
припарковавшись на подъездной дорожке у дома. Вместо того, чтобы перепарковать мою
машину, Дэйл сбил зеркало с водительской стороны.
Свет горел в каждом окне в доме — плохой знак.
Я зашёл в крошечную гостиную и заметил кровавые полотенца.
— Какого хрена?
Мгновенно сбоку от меня появился Исайя.
— Этот ублюдок избил её.
— Я в порядке. — Голос Бет дрожал. Она сидела на кухне с вытянутой на столе
рукой. Её тётя Ширли обрабатывала несколько порезов и ожоги от сигарет.
Всё тело Бет тряслось как от приступа. Правая часть её лица была вся синей
поцарапанной и опухшей, правый глаз заплыл. Её любимая футболка пропиталась кровью.
Она подняла сигарету ко рту и сделала глубокую затяжку.
— Мамин новый хахаль носит кольцо выпускника. Наверняка украл у кого-то.
— Сукин сын. Какого чёрта ты пошла домой, Бет? Ты знала, что от этого мудака
ничего хорошего ждать не придётся. — Три шага, и я присел рядом с ней на кухне.
Она сделала ещё одну затяжку, и из её левого глаза покатилась слеза.
— У мамы день рождения, а этот тупой придурок не хотел ею делиться, так что…
— Она пожала плечами.
Чистая ярость охватила моё тело, каждый мускул напрягся, готовясь к драке.
— Когда туда приедет полиция?
— Не приедет, — сказала Ширли. Она наложила повязку на ожог.
Я едва сдерживался.
— И почему же?
— Ей шестнадцать, мать при этом присутствовала. Они запрут мою сестру вместе с
этим парнем. Я не согласна с её образом жизни, но не буду отправлять её в тюрьму, Бет в
этом тоже не заинтересована.
Я ждал подтверждения слов со стороны Бет. Она положила сигарету в пепельницу,
засунула новую в рот и начала возиться с зажигалкой. Та несколько раз кликнула, пока
девушка безуспешно крутила колёсико. Я забрал у неё зажигалку и одним быстрым
движением подкурил сигарету.
— Спасибо, — слабо сказала она.
Телефон позвонил один раз, два, три. Затем зазвонил мобильный Бет, играя
«Любовную песню» группы «Зе Кьюрс» — рингтон её мамы. Её рука затряслась, когда
она сбросила пепел.
— Она продолжает названивать. Хочет, чтобы я вернулась домой.
— Почему? — прошипел я.
— Он устал после моих избиений и лёг спать, отключился, не важно. Наверное, уже проснулся и соскучился по своей тренировочной груше.
Я раздражённо потёр шею.
— Звони в полицию, Бет.
— И что, по-твоему, будет с тобой и Исайей, если она это сделает? — На кухню
забрел Дэйл, его тёмные волосы были зачёсаны назад после недавнего душа. — В
последнее время твой соцработник часто совал к нам свой нос, Ной. Если мы вызовем
полицию, они поймут, что Бет всё это время жила здесь. Тогда мы можем подарить вам с
Исайей прощальный поцелуй.
Голос Бет надломился.
— Я не могу потерять вас, ребята.
Вот и оно. Она сидела и истекала кровью потому, что любила меня и Исайю. Уже в
миллионный раз я захотел, чтобы система опеки была человеком. Одним человеком,
которого бы я мог назвать по имени, знать и держать ответственным за наши сломанные
жизни. Но сейчас подойдёт и новый парень мамы Бет.
Я встал и поцеловал её в макушку.
— Ты готов, друг?
— Я уж думал, ты никогда не предложишь, чувак. — Исайя открыл входную дверь, его глаза излучали холод и опасность.
Здоровый глаз Бет расширился.
— Нет, — прошептала она.
— Я вас спасать не буду, мальчики, — сказал Дэйл.
— Мы и не просили, — сказал я и вышел за дверь.
По улице вильнула машина и влетела на газон в переднем саду. Пассажирская
дверь распахнулась до того, как машина остановилась, и оттуда выскочила мама Бет. Её
светлые волосы выпадали из хвостика, глаза были покрасневшими, под правым глазом
формировался синяк.
— Я хочу увидеть мою девочку. Я должна сказать ей, что мне жаль.
— Иди к чёрту, — сказал Исайя. — Она не твоя кукла, чтобы играть в
переодевания.
Фары «Бимера» продолжали гореть. С водительской стороны вышел крупный
мужчина.
— Закрой рот. Скай хочет свою дешёвую дочурку. Скажите ей, чтобы выходила, или я сам за ней пойду.
Мы с Исайей стояли бок обок в молчаливом согласии, что убьём его прежде, чем
он доберётся до входной двери. Перед глазами промелькнули мои братья. Как бы я ни
хотел защитить Бет, я также должен был защищать и их.
— Уходи, пока я не вызвал полицию.
Чёрт возьми, этот парень должен был быть ростом минимум два метра, вид у него
был знакомый. Он встал нос к носу со мной и с Исайей. От него разило алкоголем. Его
глаза нервно скосились, а тело дёрнулось.
— Он под наркотой, чувак, — сказал мне Исайя.
Шикарно. Ночь перешла из разряда «лучшей» в «плохую» и в «Пилу» за рекордное
время. Мужчина повернул кольцо на пальце. Оно было необычным — это чёртово кольцо
Суперкубка.
— Вперёд, вызывай. Все меня любят. Я не попаду в тюрьму.
— А не тот ли ты придурок, которого вытурили из команды неудачников в паре
часов езды отсюда? — сказал я, пытаясь отвлечь его от дома.
Он пару раз моргнул, будто его разлагающийся мозг понял на три секунды, что
110-ти килограммовый полузащитник не должен заводить драки с шестнадцатилетней и её
двумя друзьями-наркоманами.
— Я устал от этой херни, друг, — прошептал мне Исайя за секунду до того, как
кинулся вперёд и ударил ублюдка в челюсть. Сила удара свалила бы меня наземь, но этот
парень просто повернул голову. Чёрт возьми, всё это было жутко отстойно.
Придурок поднял кулаки, чтобы дать сдачи, но оказался на земле, когда я схватил
его за колени. У меня была мимолетная мысль, что стоит поблагодарить моего тренера, мистера Грейвса, за три недели инструктажа по футболу.
Я откатился прежде, чем он успел нанести удар. Исайя подошёл слишком близко, и
мужчина выбил у него землю из-под ног, а затем врезал по почкам, когда тот упал вниз.
Крики мамы Бет безумно раздражали.
Качок встал одновременно со мной, и я врезал ему по почкам до того, как у него
появился шанс пнуть Исайю, который лежал на земле и пытался отдышаться. Наш
соперник повернулся и махнул рукой, целясь мне в голову, но я увернулся и врезал ему в
живот. Он застонал и покачнулся, но остался на ногах.
Мне нужно было уложить на землю этого неудачника. Я попытался вновь подбить
его снизу, но прицелился слишком высоко. Мои бока заболели, когда он ударил меня по
рёбрам. Мы врезались в его машину, а Исайя встал и стукнул мужика кулаком по спине.
Тихую ночь нарушил выстрел. Мы с Исайей замерли. Я молился богу, чтобы
ничего тёплого и мокрого не начало покидать моё тело, и я имел в виду не мочу.
— Скай, забирай свой мусор и валите, это моя собственность, — сказал Дэйл
удивительно спокойным голосом. Он стоял на передних ступеньках, в его руках
покоилось охотничье ружьё. — Мальчики, вы в порядке?
— Отлично, — сказал Исайя сквозь стиснутые зубы.
— Лучше не бывает. — Чёрт, мои костяшки гудели.
— Заходите в дом, пока Бет не закатила истерику, — сказал Дэйл.
Я оттолкнулся от «Бимера» и изо всех сил постарался не споткнуться по пути в
дом. Исайя пошёл рядом со мной.
— Мог бы и предупредить, что мы будем драться с футболистом НФЛ16.
— Это бы тебя остановило?
— Нет.
— Меня тоже. — Наш смех эхом раздавался в ночи.
***
Бет выплакалась и заснула… на руках у Исайи.
Я лежал на диване и смотрел какой-то фильм 80-х годов по телевизору.
Звук был таким тихим, что я где-то с час не мог понять, кто что говорил. Мои рёбра
болели, костяшки зудели, но чёрт, было хорошо.
16 НФЛ – Национальная Футбольная Лига.
Дэйл и Ширли сказали Скай никогда не возвращаться, и что Ширли завтра заберёт
вещи Бет. У этой парочки были свои недостатки, но в душе они были хорошими людьми.
Бет хныкала, переворачиваясь во сне. Исайя успокаивал её приглушёнными
словами и гладил по волосам. Она крепче обняла его за грудь и практически залезла на
него. Исайя продолжал гладить её по спине.
— Как давно ты втрескался в неё, друг? — спросил я Исайю.
Тот упёрся головой в стенку.
— Давно. Боялся сказать ей, но теперь… Я не могу продолжать позволять ей быть с
парнями, которые просто используют её, или молча смотреть, как она идёт к маме, когда
ей нужно почувствовать себя любимой. Что мне делать, мужик?
— Не того парня спрашиваешь. — Что я знал о любви?
Всё, что я знал, так это то, что Эхо Эмерсон не выходила у меня из головы.
Без сомнений, я хотел её. Я не мог избавиться от фантазий, как её тело будет
извиваться от удовольствия под моим. Голос этой сирены, шепчущий моё имя. Но она
привлекала меня не только в физическом плане. Я любил её улыбку, свет в её глазах, когда она смеялась, как она справлялась с моими нападками.
— Если поймёшь, дай мне знать.
Эхо
— Прости, пожалуйста, — сказала я в третий раз. — Я не знала, что ты так
спешишь.