Я оглянулся по сторонам и обнаружил, что лежу не в спальне, а на диване перед телевизором. Музыкальный центр, запрограммированный на случайное воспроизведение тридцати песен, выполнив свою задачу, находился в спящем режиме и не издавал ни звука.
Скрепя суставами, я осторожно поднялся и умостился на диване в положении сидя. Передо мной на стеклянном столе стоял пустой прозрачный стакан. Бутылки с виски по близости я не обнаружил, но голова у меня раскалывалась так, будто я вчера выпил не один и не два литра спиртного. Я ощутил внезапный озноб по всему телу и, точно как наркоман с ломкой, весь сжался и согнулся, прижимая голову к коленям.
Так дальше продолжаться не могло.
Примерно год назад после длительного перерыва ко мне вернулись и вновь стали изредка посещать ночные кошмары. Сначала меня это не сильно беспокоило, но спустя какое‑то время все кошмары начали становиться похожими друг на друга – у них была общая тема, но при этом каждый раз менялась окружающая обстановка. Возможно, будь это разные кошмары с разными сюжетами, я бы не стал придавать им особого значения, но так как смысл у них всех был один, они стали болезненно давить на мое душевное состояние. Мое подсознание неожиданно стало выпускать на волю когда‑то подавленное чувство вины за то, что я сделал несколько лет назад.
С тех самых пор как ко мне вернулись кошмары и стали пагубно на меня влиять, я стал искать методы борьбы с ними. Узнав о моем душевном состоянии, отец всячески пытался затащить меня к психологу, потому что иногда из‑за недосыпа или всего лишь плохого настроения я стал выкидывать такие вещи на работе, что мои действия могли навредить не только мне самому, но и окружающим. Должен признать, тогда я был действительно не в себе, но от мозгоправа все же отказался. Взамен я попросил небольшой отпуск и решил самостоятельно заняться своим нездоровым состоянием.
Бездумно перебирая обилие всевозможного бреда в интернете на тему шизофрении, психических расстройств, расчетверения личности и прочих бесплатных билетов в психбольницу, я наткнулся на одного интересного человека. Звали его Стивен Лаберж и знаменит он оказался тем, что посвятил всю свою жизнь исследованию такого явления как осознанное сновидение – состояния, когда человек спит и понимает что он внутри своего сновидения. Осознавая свой сон, человек отдает себе отчет в том, что он находится в своей голове, а не в реальном мире.
Само по себе это явление меня очень заинтересовало и я начал читать книги этого автора в надежде найти в них решение своих проблем. И я оказался на верном пути.
Я никогда не забуду той ночи, когда впервые испытал осознанное сновидение. Не правильно говорить, что это состояние трудно выразить словами, потому что на самом деле это просто невозможно. Всю невероятность этого ощущения можно понять, только испытав его на себе лично. Испытав осознанность в первый раз, понимаешь насколько сер, скуден и так нереалистичен наш настоящий мир. В своем первом осознанном сновидении я не находился в каком‑то сказочном мире, вокруг не было каких‑то далеких захватывающих пейзажей или чего‑то подобного – я просто был у себя дома, в этой мрачной квартире, где я сейчас сижу на диване, согнувшись, словно у меня ломка. Я сидел за столом и что‑то писал на простой бумаге, но спустя какое‑то мгновение заметил, как чернила моей ручки стали поблескивать ярким синим светом. Учитывая, что на тот момент я был одержим идеей осознанного сновидения, то сразу подумал, что такого в принципе не может быть и значит, я сплю. В ту же секунду я осознал, что вижу сон и вся комната наполнилась ярчайшими красками – все сияло и переливалось цветами.
Я никогда в своей жизни не принимал ЛСД или какие‑либо другие галлюциногены, но часто имел дело с личностями с большим опытом за плечами в использовании подобных веществ. Мне рассказывали самые невероятные истории о том, как под ЛСД все вокруг начинает сиять и переливаться ярчайшими красками, как размывается грань между реальным и нереальным, как человек начинает чувствовать себя вне своего тела. Действие кислоты невероятно расширяло границы сознания и позволяло взглянуть на окружающий мир под совершенно другим углом. После такого опыта, многие рассказывали о значительных изменениях в себе, в своем характере, в своей личности, они начинали по‑особому смотреть на окружающий мир и чувствовали себя гораздо спокойнее.
Что ж, ощущения, получаемые во время осознанного сновидения, а особенно во время самого первого осознанного сновидения во многом похожи на воздействие ЛСД. За исключением только того факта, что для достижения осознанности во сне не требуется принимать никаких веществ – все условия для этого заложены в нас природой, будто для того чтобы однажды каждый человек мог получить этот опыт и взглянуть на положение вещей в мире иначе. Испытывая осознанность в своих грезах, начинаешь постепенно смотреть на окружающий тебя мир по‑другому. Начинаешь понимать, что многие вещи, которые нам кажутся необъяснимыми или сверхъестественными, на самом деле являются самообманом. Это все банальное нежелание признавать реальность такой, какая она есть.
В своем первом осознанном сновидении я поднялся со стула и стал просто ходить по квартире. Я поражался тому, насколько все реально выглядит. Все, что меня окружало: мебель, техника, лампы, стены, обои, любые мелкие детали – все выглядело в точности как в моей реальной квартире, но при этом все казалось в несколько раз реальнее и прекраснее настоящих вещей. Это трудно понять, не испытав на собственном опыте, но тогда в осознанном сновидении сам сон мне казался куда более реальным, чем то, что я вижу во время бодрствования. Я помню, как уставился на бежевую стену и любовался ею, словно это какой‑то закат над морем. И это не было самообманом. Невзрачная бежевая стена в таком сне выглядела куда прекраснее постепенно скрывающегося за океаном Солнца.
В следующий миг я увидел открытую балконную дверь и развевающуюся, будто под ветром, штору. Я понимал, что во сне нет никакого ветра и это мой мозг помнил, как ведет себя штора под влиянием ветра… и от этого я еще больше восхитился тем что видел. Я почувствовал, как мое сердце сильно забилось от переизбытка положительных эмоций, и в конечном итоге проснулся. Мой первый осознанный сон продлился не более сорока секунд, но запомнил я его на всю жизнь.
Интересно так же то, что когда я проснулся и обнаружил, что проспал всего три часа, я все равно был бодр как никогда и даже почувствовал себя счастливым. Будь я художником, я после такого, наверно, нарисовал бы какой‑нибудь шедевр. Но так как рисовать я не умею, я просто решил записать свой сон, чтобы никогда его не забыть. В то утро я еще долго размышлял, ошеломленный таким незабываемым переживанием.
К сожалению, дальше все было не так радужно, как в первый раз. Большинство людей испытывают подобное блаженное состояние только при первом осознанном сновидении. Несомненно, все последующие состояния осознанности так же доставляют массу эмоций, удовольствия, а при правильном их использовании даже дают недостающий жизненный опыт, но со временем человек привыкает к такому состоянию и уже не испытывает той детской радости как в первый раз. В моем случае, вся радость закончилась очень быстро.
Чтобы постоянно вызывать у себя осознанные сновидения необходимо стабильно этим заниматься. Нужно периодически думать об этом, совершенствовать свои методы вхождения в осознанный сон, по‑настоящему хотеть этого и главное – спать достаточное количество времени, никогда не переутомляться. Все эти усилия всегда вознаграждаются в десятикратном размере, но с моей работой выполнить все вышеописанные пункты мне было не суждено.
Изредка мне удается осознать себя во сне и побродить по своему сознанию в течение одной или двух минут, но не более того. Я стал так уставать, что после работы с трудом доползаю до дома и последнее, чего мне хочется в такой ситуации, так это выполнять перед сном еще какие‑то упражнения для концентрации внимания. Все, на что меня хватает – это закрыть глаза и моментально заснуть… а потом проснуться от очередного кошмара.
Я не случайно обратил внимание на это необычное явление. Помимо очевидного благоприятного воздействия на душевное состояние человека осознанные сновидения могут так же использоваться куда более узкоспециализированно. Например, для борьбы с кошмарами.
Смысл тут в том, чтобы постараться осознать себя во сне именно во время кошмара. Особенность любых сновидений заключается в том, что когда мы спим, во сне нам все кажется реальным и мы не чувствуем подвоха – мы верим во все, что видим. Ведь сложно не верить в то, что мы показываем сами себе, в то, что нам показывает наш мозг. В этом и состоит фокус осознанного сновидения: человек учится относиться ко всему критически, обращать внимание на все детали и отличать причудливые образы, созданные мозгом, от реальных вещей, с которыми человек имеет дело в жизни. Таким образом, переживая очередной кошмар, человек может осознать всю нелепость ситуации и понять, что ему ничего не угрожает, что это всего лишь жуткий сон. Успокоившись, уже не будет необходимости от чего‑то бежать или чего‑то бояться, можно будет уверенно взглянуть в лицо своему страху и не отвергать его, а принять как часть себя и смириться с этим.
Это как способ познать себя. Когда ты перестаешь себя в чем‑то обманывать и принимаешь себя таким, какой ты есть – ты избавляешься от всех возможных проблем и комплексов, из‑за которых у тебя были эти кошмары.
К этому я и стремился. Я не мог смириться с тем, что сделал пять лет назад. Мне все твердят, что вины моей тогда не было, что я сделал все возможное и мне тогда просто не повезло… и ведь я даже верю в это и осознаю. Я понимаю, что я не виноват в том, что тогда так вышло. Я был на пределе и на долю секунды эмоции взяли верх надо мной. Другой бы человек, без моей боевой подготовки спецназовца не выдержал бы и десяти процентов той ситуации, но, несмотря на все аргументы, я продолжал чувствовать свою вину. И каждый раз, в том или ином образе, ко мне по ночам приходила она – Альма.
А сегодня ко мне придет Райан Фокс. Интересно будет сравнить его с моим образом из сна, может, он налысо побрился…
Я собрал всю волю в кулак, встал с дивана, пошел в ванну умылся, затем оделся, не забыл свою книгу – она все равно в машине лежала со вчерашнего дня, и направился в сторону стоянки. Выходя из подъезда, я заметил множество желтых такси на дороге, но ни в одно из них не садилась Кристен и не махала мне рукой. В этом плане, это уже была, к сожалению, реальность, а не сон. Я дошел до машины на стоянке и как можно быстрее постарался добраться до здания Бюро.
Глава 2
– Мистер Стиллер, вы в порядке? – застала меня врасплох Люси у входа в здание.
Я уставился на нее непонимающим взглядом, но через секунду до меня дошел смысл ее вопроса.
– Неужели я так плохо выгляжу?
– Нет… что вы, – она быстро попыталась оправдаться, будто сболтнула лишнего.
– Да все в порядке, – я с трудом выдавил из себя улыбку. – У меня, что, опять синие круги под глазами?
Она прищурилась и серьезно всмотрелась в меня своими большими глазами:
– Нет, кругов не наблюдаю, но все равно такое ощущение, что вы всю ночь не спали.
Ну… в каком‑то смысле так оно и есть, – подумалось мне.
– Да спал я… просто мало, – и словно поднимая стокилограммовый груз лицевыми мышцами, выдавил из себя еще одну улыбку, – не обращай внимания, обычное дело для меня.
По взгляду Люси я ясно понял, что мой ответ показался ей совсем неубедительным.
– Хотите, я вам принесу особый чай на травах? Его выращивает мой отец на плантациях в Бразилии. Этот чай хорошо влияет на нервную систему, помогает лучше себя чувствовать, бодрее…
– Люси, ты мне сейчас пытаешься какую‑то нелегальную бразильскую травку толкнуть? – насмешливо спросил я.
– Мистер Стиллер! Вот всегда вы так! Вам человек искренне помочь хочет, а вы издеваетесь! – она недовольно посмотрела на меня и рефлекторно поправила свои собранные в пучок длинные каштановые волосы.
– Прости‑прости, просто шучу. Что бы у тебя там ни было, если это успокаивает нервы, то я с радостью попробую. Только давай не сегодня, сегодня, скорее всего, все равно не успею попробовать.
– Да у меня и нет пока что. Отец обещал на днях прислать посылку. Завтра‑послезавтра, думаю, привезут чай.
– Тогда я уже жду, – искренне ответил я. – Ну все, хорошего дня, Люси, а то у меня сегодня «веселый» день намечается…
– Удачи вам, не усните на брифинге, – она попыталась меня подбодрить напоследок.
Я кивнул и двинулся к конференц‑залу. Миновав надпись «Верность, смелость, честность», я поднялся на лифте на пятый этаж и прошел несколько дверей. С помощью электронного ключа я открыл дверь и вошел в конференц‑зал. Постояв какое‑то мгновение в помещении по размерам раза в четыре меньше конференц‑зала, я понял, что тут что‑то не так – не в конференц‑зал я попал. Его я прошел двумя дверями раннее, а сейчас находился в своем кабинете, в который, очевидно, зашел на автопилоте.
Мой кабинет был немногим меньше, чем у нашего Шефа и не так сильно напичкан передовыми техническими новинками. Окон у меня не было, поэтому весь свет исходил исключительно от люминесцентных ламп на белом потолке. Это меня раздражало больше всего. Иной раз, долго работая в кабинете, мне становилось дурно от искусственного освещения и замкнутого пространства. У меня возникало ощущение, что я сижу в каком‑то бункере под землей, а не на пятом этаже большого здания. Во всем остальном это был кабинет с типичным для нашей организации строгим черно‑белым дизайном.
У меня был большой двухуровневый серый стол, выполненный из металла, на котором аккуратно, в отведенных для этого местах, были разложены папки с разными документами. На столе стояли два больших черных 27‑дюймовых монитора и обычные клавиатуры. Помимо моего массивного черного кожаного кресла, с другой стороны стояли два более простых кресла для посетителей, а справа в углу находился небольшой диван, где я мог позволить себе расслабиться, и небольшой столик из закаленного стекла. В правом дальнем углу располагалось самое необходимое устройство для всех сотрудников ФБР – автомат для кофе. Слева от рабочего стола у меня находилось пустое пространство «для мыслей», упиравшееся в специальную стену со множеством прикрепленных фотографий, заметок, документов – всего, что я использовал в работе. Я часто мог позволить себе лечь на пол прямо возле этой стены, что давало мне возможность спокойно рассмотреть весь тот беспорядок, который на ней обычно присутствовал. В такие моменты я просто лежал и пытался обнаружить необходимые закономерности в красующемся передо мной обилии информации.
У меня еще оставалось немного времени до брифинга, и раз уж я оказался у себя в кабинете, то решил присесть и принять ударную дозу кофеина для бодрости. Стоило мне налить себе чашку, как в дверь громко постучали.
– Да‑да, войд… – только и успел я произнести, как в мой кабинет уже вошли.
– Ты что, пил всю ночь? – Дэвид неодобряюще посмотрел на меня и уселся в кресло напротив. – Ты себя в зеркале‑то видел?
– Спасибо. Люси меня уже оценила. Еще комплименты? – я сел в свое кресло, отпил только что налитого кофе и устало зевнул.
– Комплименты тебе сегодня Фокс будет делать. Если ты будешь спать при встрече с ним, то пеняй потом на себя за все проблемы, которые он нам доставит.
– У меня все под контролем, не волнуйся, – я достал из своего кейса досье на Райана Фокса и принялся бегло изучать его. – Ты много знаешь о Райане Фоксе?
– Кроме того, что он заносчивый недоумок?
– Кроме, – я немного полистал досье, открыл нужную страницу и вновь испытал удивление от прочитанного, – Роберт мне вчера сделал небольшой подарок и попросил им не светить.
Я показательно тряхнул папкой с досье на Фокса.
– Хм… там что‑то полезное?
– Еще как! – я злорадно ухмыльнулся. – Я бы сказал, что это до невозможности банально… но… угадай с чем у Фокса были проблемы, когда он только начинал работать в ФБР?
– Самое банальное? Пил, ширялся… трахал проституток?
– Наркотики! – я стукнул рукой по столу. – Причем героин!
– Твою ж мать! Ты не шутишь? Да его же теперь можно за яйца крепко держать и ни в чем себе не отказывать!
– Именно это я и планирую сегодня сделать, – я бросил папку с досье на стол и откинулся в кресле, – но все может оказаться не так просто как кажется на первый взгляд. Информация достоверная: четыре года назад, когда ему было двадцать пять лет, он сидел на героине, но истоки проблемы в этом мини‑досье не разглашаются. Я предпочту использовать эту информацию осторожно. У меня на него особые планы. Я хочу его держать всегда рядом с собой, и поэтому он станет моим напарником на неопределенное время. В случае если мы будем на выезде, от тебя требуется руководить всем отсюда и быть наготове, если со мной что‑то случится.
– Если с тобой что‑то случится? Слушай, Стиллер, ты явно что‑то мутное задумал. Не хочешь рассказать больше о своих планах?
– Не волнуйся, никаких заговоров я устраивать не собираюсь. У меня просто такое чувство, что вот‑вот на нас свалится масса проблем, – хотя я был уверен, что масса проблем свалится не на «нас», а именно на меня, – и я хочу максимально подготовиться к любым сложностям. Я не смогу работать, если рядом со мной будет хоть один человек, которому я не могу доверять. В случае с Фоксом, я хочу добиться этого доверия принудительно.
Дэвид задумчиво уставился на меня. По его лицу было видно, что ему явно не по душе то, как я себя скрытно веду, но он доверял моему чутью и не стал допытываться. Он посмотрел на наручные часы:
– На брифинг уже пора.
– Да ладно, твои часы все еще тикают? – усмехнулся я.
Дэвид презрительно посмотрел на меня:
– Стиллер, ты точно хочешь сейчас услышать мой полный рассказ о том, как мне достались эти часы?
– О нет, спасибо. С интересом послушал бы, но не сейчас.
Мы вышли из моего кабинета и направились в конференц‑зал.
– Обязательно расскажу тебе, как выйду на пенсию.
– А еще лучше мемуары напиши.
Зайдя в конференц‑зал, мы обнаружили, что все сотрудники уже были в сборе и ожидали только нас. Вдали возле главного экрана я заметил довольно высокого Джейкоба Броуди, заинтересованно ведущего беседу с совсем невысокой молодой рыжеволосой женщиной. Дав им еще несколько секунд, я уселся в свое кресло и объявил:
– Всем доброе утро. Начинаем брифинг. Джейкоб, Джемма, у вас там есть с чего начать?
– Да сэр, – ответил Джейкоб, – судмедэксперты закончили с экспертизой Линды Седжвик и Стивена Горэма. Так же у нас есть новая информация по Лос‑Анджелесским убийствам Асэль Лэндсбери и Алана Ричардсона. Мы… мы обнаружили нечто любопытное. Джемма?
Джейкоб сел в кресло рядом с главным экраном, а Джемма взяла планшет со стола, что‑то на нем набрала и начала:
– Волос, – она выдержала театральную паузу.
– Волос? – я театральную паузу не выдержал.
– Человеческий волос. Вчера ближе к ночи, когда судмедэксперты уже заканчивали экспертизу тела Линды Седжвик, они совершенно случайно обнаружили один единственный человеческий волос в ее ротовой полости. Сначала они подумали, что это просто волос Седжвик случайно попал ей в рот, но потом они обратили внимание на то, что волос был значительно короче длинных волос миссис Седжвик и имел более темный цвет. Судмедэксперты пошли дальше и тщательнее исследовали ротовую полость Стивена Горэма. У него они тоже нашли во рту волос, – она вывела на главный экран макрофотографии каждого волоса и продолжила, – ввиду приказа замдиректора о присвоении этому делу высшего приоритета судмедэксперты приняли решение не дожидаться утра и сразу сделали анализ ДНК обоих найденных волос.
Используя планшет, Джемма добавила на главный экран фотографии тел Седжвик и Горэма, и расположила их так, что фотографии найденных волос чередовались с фотографиями жертв.
– Анализ ДНК показал, что во рту у Линды Седжвик находился волос, принадлежащий Стивену Горэму, а волос, найденный у Стивена Горэма, оказался неизвестного происхождения…
– Но вы его сравнили с…?
– Да сэр, мы запросили данные из Лос‑Анджелеса по первым двум жертвам и оказалось, что волос, найденный во рту Стивена Горэма, принадлежит Алану Ричардсону – предшествующей и второй жертве…
– И кто там еще был не уверен, что все четыре трупа – работа одного и того же выродка? – буркнул Дэвид.
В зале все умолкли на миг и задумались над только что полученной информацией.
– В Лос‑Анджелесе нашли подобные волосы у первых двух жертв? – я прервал всеобщие раздумья.
– Мы еще не знаем, сэр, – ответила Джемма. – Просто еще не успели выяснить эту информацию.
– Понятно. Займитесь этим, нужно как можно быстрее узнать, не было ли в убийстве первых двух жертв такого же почерка.
– Да, сэр, уже работаю над этим, – она направилась к своему креслу, попутно набирая какие‑то данные на планшете.
Я поднялся из‑за стола и не спеша прошел к главному экрану. К уже имеющимся фотографиям с помощью своего планшета я добавил на экран снимки тел Асэль Лэндсбери и Алана Ричардсона. На экране выстроилась следующая последовательность фотографий: Асэль Лэндсбери, Алан Ричардсон, волос Алана Ричардсона, Стивен Горэм, волос Стивена Горэма, Линда Седжвик. Причем между Лэндсбери и Ричардсоном я оставил пустое место, а затем нарисовал там черный знак вопроса.
– Кто мне скажет, что должно быть на этом месте? – я указал рукой на знак вопроса.
– Волос Асэль Лэндсбери, – ответил Броуди.
– Это самый очевидный вариант, Джейкоб, – я еще раз посмотрел на экран и продолжил. – У нашего серийного убийцы есть свой почерк, свой автограф: это то, как он сначала уродует своих жертв, а потом украшает их едой. Но теперь стало ясно, что ему еще важно устанавливать связь между убийствами – каждая последующая жертва имеет у себя в ротовой полости один волос предыдущей жертвы.
– По‑моему это как‑то не вписывается в то, как он уродует своих жертв, – Броуди явно заинтересовался таким поворотом событий, – ведь он над ними так жестоко издевается… а потом что? Просто вырывает один единственный волосок, чтобы засунуть его в рот следующей жертве? Очень тонкая связь выходит… буквально тонкая.
– Ну да, для него было бы куда логичнее вырвать целый клок волос, а не один, – проснулся Дэвид.
– Но ведь это не обязательно, – присоединился к обсуждению взрослый мужчина‑аналитик, – несмотря на то, как убийца уродует своих жертв, он их потом украшает едой. Так что он явно относится к своим жертвам двояко. Этот волос для него что‑то значит.
– Хаос и порядок, Дэниэл, – отозвался я. – В голове у этого человека бок о бок таятся хаос и порядок. Хаос уродует острым лезвием, а порядок украшает едой и устанавливает связь между жертвами.
Джейкоб Броуди задумчиво поглядел на цепочку жертв и волос, изображенную на главном экране:
– Многолетнее изучение серийных убийц показывает, что у подавляющего большинства из них наблюдается поражение участков коры мозга в районе лба и виска. Данные участки мозга ответственны за личность, мораль, этику. Наш убийца вполне подходит на роль кандидата с больной головой.
– Да, Джейкоб, тут ты прав, – я сделал небольшую паузу, чтобы правильнее сформулировать терзавшую меня мысль, – но меня беспокоит вот что: все маньяки похожи друг на друга исключительно по причине одинаковых проблем с головой. Такой человек когда убивает, он как наркоман получает новую дозу и успокаивается на какое‑то время. Мы же имеем ситуацию, когда время между убийствами кардинально различается. Ричардсон был убит через два дня после Лэндсбэри, Горэм был убит через две недели, а Седжвик так и вовсе через несколько часов после Горэма. Больше всего меня беспокоит разрыв между Ричардсоном и Горэмом. Наркоман не выдержал бы две недели без дозы.
– Разрыв во времени между убийствами Ричардсона и Горэма можно объяснить долгой дорогой до Нью‑Йорка, – вклинился Дэвид, – похоже на то, что ублюдок добрался сюда, освоился, может даже квартиру себе снял и продолжил искать новую дозу.
– Тогда ему пришлось долго терпеть, – вздохнул я, будто сочувствуя убийце. – И почему он перебрался в Нью‑Йорк? Что его в Лос‑Анджелесе не устраивало? У него явно что‑то пошло не так. К тому же никто до сих пор не знает, что привело Горэма в Нью‑Йорк. Возможно, убийца лично знал Горэма, и по каким‑то причинам пришлось выманить его аж в Нью‑Йорк.
– В таком случае тут может быть некая логичность в промежутках между убийствами, – в разговор снова включился Броуди. – Первая жертва, два дня перерыв, вторая жертва, затем у убийцы возникают какие‑то проблемы, предположительно с Горэмом, из‑за чего он залегает на две недели на дно, заманивает Горэма в Нью‑Йорк, сам там обустраивается и убивает его. И так как убийце пришлось по каким‑то причинам выжидать две недели…
– Он начинает в Нью‑Йорке с двойной дозы! – закончил мысль Дэвид. – Черт, а это уже, похоже, имеет смысл.
– Да, сэр, ему просто необходимо было насытиться после долгого воздержания. Потому одного убийства ему было мало.
– Очень здравое предположение, Джейкоб, – я направился в конец зала в сторону своего кресла, – но ты сам сказал, что всех серийных убийц объединяют проблемы с головой. А это часто означает, что их мало волнуют последствия, они никогда особо не заботятся о том, чтобы их не поймали. Классический серийный убийца просто не мог бы вытерпеть столько, он все равно бы убил кого‑то уже через день или два после Ричардсона чего бы это ему не стоило. Мы же видим, что нашим серийным убийцей руководил некий здравый смысл или инстинкт самосохранения. Когда того потребовала ситуация, он смог затаиться на нужное время и ждать возможности совершить следующее убийство. Психика большинства классических серийных убийц начинает формироваться еще в детстве, наш же экземпляр, скорее всего, стал убивать в более зрелом возрасте. Не похоже все это на ситуацию, когда личность убийцы формируется длительное время, тут все как‑то спонтанно произошло. Такое ощущение, что этот человек жил спокойной жизнью, а потом внезапно стал убивать.
– В таком случае у него могут быть какие‑либо психические расстройства, приобретенные из‑за каких‑то событий уже в зрелом возрасте, – подытожил Дэниэл.
Столько разных мыслей. Столько разных версий, вариантов, исходов. Кто он такой? Что им руководит? Он обычный больной на голову человек или у него были веские причины начать убивать? Или это золотая середина: у него небольшие проблемы с головой и некие причины вытворять такое? Сколько человек он уже убил? Сколько он еще убьет? Кто он, убийца с порядком и хаосом внутри? Столько мыслей… моя голова начинала закипать от всех этих размышлений.
Увидев, как я задумался и ушел в себя, Дэвид решил сам сделать выводы:
– Ну что, ребятки, из всей вашей психологической белиберды я вижу следующую картину. Наш ненормальный когда‑то был вполне себе нормальным: он хорошо учился в школе, любил благотворительность, снимал кошек с деревьев и переводил бабушек через дорогу. Через какое‑то время, кто‑то снял с него розовые очки и он увидел обратную сторону нашего мира. Ситуацию еще подпортило внезапное появление каких‑то проблем с головой. В конечном итоге, на почве некого инцидента в его жизни, бедняга психанул и начал орудовать ножом налево, направо, вдоль, поперек и еще по диагонали. Получается, что он сама невинность, а виноваты во всем вселившиеся в него демоны. Я прав, Стиллер?
– Да, Дэвид. Как это ни печально, но серийные убийцы едва ли виноваты в том, что они серийный убийцы… у них… у них просто проблемы со здоровьем, им просто не повезло…
– Напомни мне посочувствовать ему, как поймаем.
– Сэр, я получила ответ из Лос‑Анджелеса, – Джемма отвлеклась от своего компьютера.
– И…?
– Они тоже находили волос во рту у жертв. Причем у обеих жертв, у Лэндсбери тоже был волос…
– Тоже? Они проводили анализ ДНК волос?
– Нет, они не придали им никакого значения. Они, как и мы в первый раз, предположили, что волосы случайно попали в рот.
– У Лэндсбери тоже был волос… это значит, что должна быть еще одна жертва, – Броуди явно был шокирован такими новостями.
– Не делай поспешных выводов, Джейкоб, – я протестующе поднял руку. – Да, волос во рту Асэль Лэндсбери, судя по всему, должен принадлежать кому‑то еще, но этот кто‑то не обязательно должен быть мертв. Джемма, они хоть сохранили эти волосы?
– Да, они хранятся как улики.
– Скажи им, что нам нужен анализ ДНК этих волос и как можно скорее.
– Да, сэр.
– Сообщи мне, как только получишь результаты. Еще какие‑то новости?
– В Лос‑Анджелесе провели опрос всех знакомых Горэма, в том числе его родных, – ответил Дэниэл. – Это удивительно, учитывая, что он работал под прикрытием в качестве торговца оружием, но он сумел добиться уважения даже среди торговцев оружием. Его все уважали и уж точно никто из его окружения не желал ему смерти.
– Может кто‑то все‑таки узнал, кем он был на самом деле, – предположил я.
– Все возможно, сэр, но это же никак не лепится с образом нашего убийцы…