Я дошел до двери и, не потрудившись даже посмотреть в глазок, быстро открыл ее, готовый высказать тому, кто будет стоять за ней, все, что я о нем думаю.
– Черт, – только и успел произнести я, увидев его в дверях.
Виктор Хауэр, не медля ни секунды, пнул меня своей огромной ногой прямо в бинты на животе, от чего я с грохотом влетел в свою гостиную. Следом, в сопровождении своего характерного яростного вопля, он схватил один из моих деревянных стульев и со всей силой замахнулся на меня. В последний момент я успел откатиться от места, где мой стул разлетелся в щепки. Пока Хауэр готовился сделать очередной выпад в мою сторону, я резво вскочил на ноги и бросился к себе в спальню.
Пистолет. Где мой пистолет? Где я его оставил?
В панике я стал хаотически вспоминать места, где мог находиться мой пистолет. В отчаянии я бросился к стулу, располагавшемуся рядом с моей кроватью. На стуле висел мой пиджак, а под ним должна была находиться кобура с пистолетом. Я мигом сдернул пиджак и схватил кобуру, но она была пуста. Пистолета в ней не было. И было уже поздно. Хауэр схватил меня за горло и прижал к стене. Я начал размахивать руками, пытаясь высвободиться, и мне удалось врезать ему по лицу, от чего он немного ослабил хватку и я смог вырваться из захвата. Я упал на пол, быстро перепрыгнул на кровать и бросился в свою гостиную.
Хауэр себя ждать не заставил и через секунду я уже наблюдал его с огромным ножом в руке. Этот нож был очень похож на тот, которым он в музее отрубил Райану пальцы и сейчас, вооруженный похожим смертоносным оружием, он наступал на меня. Отчаянно пытаясь наткнуться хоть на какое‑нибудь средство для самообороны в своей квартире, я максимально отступил назад, упираясь спиной в свою книжную полку. Но ничего не было. Хауэр замахнулся ножом и бросился на меня. Я успел отпрыгнуть немного в сторону, споткнулся о стеклянный стол и завалился на диван. Хауэр по инерции врезался в мою полку с книгами и разломал ее в клочья. Десятки литературных шедевров посыпались на пол. Затем он развернулся в мою сторону, вновь схватил меня за горло, поднял и прижал к стене, после чего замахнулся и со всей силой воткнул нож мне в живот.
Адская боль пронзила мое тело, я во всех красках ощутил, как холодный металл проникает в мои внутренности. Не отпуская мое горло, Хауэр провернул нож внутри меня и безразличным взглядом посмотрел мне в глаза.
– Ну что, Нейтан, – произнес он своим басом, – теперь ты чувствуешь, что искупил свою вину?
Я открыл глаза. Я проснулся. Первым делом я невольно схватился за живот, точнее за бинты, которые его покрывали. Все было в порядке, никаких ран не было. Я просто лежал у себя в постели. Окно было закрыто. В квартире было темно и стояла тишина.
Да, бывает и такое. Осознанные сны у меня были, кошмары у меня были, ложные пробуждения у меня были. Теперь вот такое. В каком‑то смысле, это тоже можно назвать ложным пробуждением, только на этот раз с примесью ночного кошмара, а не утреннего. После того, как я закрыл окно от надоедливого шума пьяниц и лег в кровать, я почти сразу заснул. Очевидно, я так беспокоился о том, чтобы заснуть, что мне сразу же приснилось, как мне снова кто‑то мешает спать. Конечно же, стук в дверь уже был сном. А все, что было дальше… скажем так, мое больное воображение придумывало сюжеты сновидений и с куда более жутким сюжетом. Встреча с Хауэром в музее на меня неслабо повлияла, я стал опасаться его. И таким образом мои опасения вылились в подобный сон.
А ведь у меня даже был шанс осознать этот сон, этот кошмар. Во сне Хауэр держал нож, подозрительно похожий на кинжал, которым он днем отрубил пальцы Райану. Я ведь сразу узнал этот нож во сне, но страх лишил меня возможности трезво оценить ситуацию. Во сне я думал только о спасении.
Я посмотрел на часы на тумбочке. Они показывали 1:02. Я задумался. Задумался о той боли, которую ощутил от проникающего в меня холодного лезвия. Во сне нельзя почувствовать то, чего никогда не чувствовал в реальной жизни. Мозг может только попытаться представить, на что это похоже в реальной жизни, но ощутить в полной мере то, чего никогда не испытывал в реальности – невозможно.
Скажем, в реальной жизни вы знаете, как выглядят фрукты яблоко и киви, но при этом вы пробовали только яблоко и точно знаете его вкус, а киви вы никогда не пробовали, вы только знаете, как он выглядит. И вот вам снится, как вы сидите у себя дома на кухне и перед вами лежит яблоко и киви. Если вы попробуете во сне яблоко, вы сможете без всяких проблем ощутить вкус настоящего яблока, но если вы решите во сне попробовать вкус киви… вы никогда не почувствуете настоящий вкус киви, потому что ваш мозг не знает этого вкуса. Во сне вкус киви может быть похожим на что угодно, только не на реальный вкус киви.
И так со всем. Физическая боль тоже находится у нас в голове. Как я ощутил во сне такую адскую боль острого лезвия, прорезающего мои внутренности? Ответ очевиден – я ощущал эту боль в реальной жизни.
Понимая, что теперь заснуть мне будет еще труднее, я поднялся с кровати и пошел посмотреть на свои медикаменты в шкафчике в ванне. Порывшись немного среди небольшого количества медицинских тюбиков, я обнаружил когда‑то давно прописанные мне антидепрессанты и купленное по моей инициативе обычное снотворное. Мне не очень хотелось пичкать себя чем‑то, но я все же решил выпить одну таблетку снотворного. После чего вновь отправился в постель.
Не припомню случая, чтобы снотворное мне когда‑то сильно помогало засыпать, не особо помогло оно мне и в этот раз. Перекатываясь с одного бока на другой, в какой‑то момент мне все же удалось заснуть на час или два, но потом я вновь просыпался и продолжал так ворочаться всю ночь. За окном уже начинало светать, я приоткрыл один глаз и посмотрел на свои электронные часы на тумбочке. Они показывали…
Часть 4
День превращается в ночь
Понедельник, 15 октября
Глава 1
…7:01 утра.
Вот я сегодня и поспал, – было моей первой утренней мыслью.
Я протер глаза, проморгался, покрутил головой по сторонам и поднялся, присаживаясь на кровать. Сделав глубокий вдох, я поочередно стал напрягать мышцы тела, пытаясь понять, в каком состоянии сейчас нахожусь. Для пущей уверенности, похрустев немного ноющей шеей и потрогав бинты, я пришел к выводу, что чувствую себя усталым, если не сказать разбитым. Нет, я не хотел спать, сон мой и так был безвозвратно утрачен, но вот общее состояние… Ребра еще немного побаливали, перелом на левой руке никуда за ночь не делся и тоже давал о себе знать, а мышцы были будто парализованы. Изо всех сил я попытался сжать левый кулак, но мне это едва удалось. В бессилии я вновь рухнул на кровать.
Я попытался вспомнить, не приснилось ли мне за эту ночь еще чего интересного и, полежав так немного, ничего нового вспомнить не смог, зато усугубил свое настроение, прокручивая в голове кошмар со стальным ножом у себя в животе. А еще у меня зародилась безумная мысль.
А что если я и сейчас сплю?
Я резко поднялся и осмотрел свою спальню. На первый взгляд ничего необычного в глаза не бросалось. Тогда я встал с кровати и подошел к окну. Подергав за ручку, я убедился, что оно плотно закрыто, а на улице ожидаемо нависают темные тучи и накрапывает дождь. Ожидаемо. Во сне если чего‑то ждешь или опасаешься, то обычно именно это и появляется. Наглядный тому пример – кошмары. В кошмарах я вижу то, чего опасаюсь. Все видят в кошмарах то, чего в какой‑то степени боятся. Опасаясь чего‑либо, мы всегда ожидаем, что столкнемся с этим. Если я ждал дождя за окном, то он предсказуемо должен был там появиться… но только при условии, что я сейчас сплю. А сплю ли я сейчас?
Знаю, это выглядит очень странно, когда человек начинает сомневаться во время своего бодрствования, спит ли он, но для меня это уже давно привычное дело. Когда ты имеешь навык хорошего запоминания снов во всех деталях и при этом ночами не спишь, твой мозг начинает играть с тобой. Ты по‑настоящему начинаешь задумываться во время бодрствования о том, где ты сейчас находишься: во сне или в реальности? Иногда, после того как заметишь что‑нибудь не совсем обычное, начинаешь всерьез оглядываться по сторонам и искать какие‑то подсказки. Если подсказки действительно находятся, то с большой вероятностью ты переходишь в осознанный сон, а если нет… то ты либо продолжаешь и дальше видеть обычный сон, либо понимаешь, что сейчас все же не спишь и начинаешь понемногу сходить с ума. Достаточно один раз хорошо выспаться, чтобы прогнать подобные мысли, но такой роскошью, как здоровый сон я уже давно не располагал.
Так сплю ли я сейчас?
Я решил пройти в ванну, чтобы посмотреть на свое отражение, но ничего необычного в зеркале не увидел. Помимо всех очевидных признаков, делающих мой внешний вид унылым, у меня были обычные черные волосы и небольшая щетина. Но и это меня не убедило в полной мере, я уже давно привык ждать от своего сознания подвоха везде, где можно.
Существует один хороший метод проверить себя на нахождение во сне. В своих сновидениях мы всегда сразу оказываемся в центре каких‑то событий. То есть наше сознание моментально формирует все и сразу. И в таком случае весьма разумна мысль попытаться вспомнить, как вы оказались в такой ситуации. Вспомнить, откуда вы пришли, что было раньше, где вы были раньше и что вы делали, прежде чем попасть в эту конкретную ситуацию. Если все вспомнить становится затруднительно и вы хотя бы начинаете догадываться, что ниоткуда не приходили в место вашего нахождения, то вы явно спите.
Моя проблема заключалась в том, что я помнил, как последние семь часов пролежал в кровати, пытаясь заснуть, и периодически активно участвовал в своих кошмарах… как минимум в одном кошмаре точно. Это значит, что в течение длительного времени я был на одном месте. Получается, что в каком‑то смысле я уже давно оказался «сразу в центре событий». Принимая во внимание эту особенность, я стал вспоминать события вчерашнего дня. Поразмыслив немного, я восстановил в памяти все события, начиная с разговора с Люси о лечебном чае, успокаивающим нервы и заканчивая разговором с Кристен, которая что‑то там говорила о наручниках.
– У меня проблемы, – тихонько прошептал я сам себе, прекращая размышления.
Нет, я не сплю. Я проснулся. Я в этом… полностью уверен. Это все от усталости, я точно знаю, что не сплю и мне пора уже собираться на работу.
Окончательно закрыв для себя эту тему, я пошел в ванну и чтобы взбодриться попытался принять душ. Благодаря все прибавляющимся на мне бинтам, которые пока что срывать с себя не стоило, принять душ оказалось задачей не из простых, но как смог, я изловчился и все же освежился водой. Далее я оделся, быстро позавтракал и вылетел из своей квартиры по направлению к стоянке.
Спускаясь к машине, по пути я заметил силуэт довольно крупного мужчины, стоящего в конце коридора возле одной из дверей, и невольно потянулся проверить свой пистолет. Признаться самому себе в этом было трудно, но на какой‑то миг мне показалось, будто я увидел Виктора Хауэра. Отпечатался он в моем сознании самым болезненным образом и от мысли, что мне все еще предстоит встретиться с ним, мне становилось не по себе.
Как только я выбрался из своего подъезда на улицу и направился в сторону стоянки, то, как назло мне на глаза попалась мать, идущая за руку со своей чернокожей маленькой дочкой. Нет, девочка совсем не была на нее похожа, хотя бы из‑за своих длинных волос, но мое затуманенное сознание снова на секунду выдало мне совсем другую картинку. Я ускорил шаг и как можно быстрее попытался добраться до машины.
Забравшись в автомобиль, я закрыл глаза и уперся лбом в руль. Словно пытаясь упорядочить творящийся в голове беспорядок, я взялся обеими руками за голову и сдавил ее в районе висков. Голова у меня буквально раскалывалась, но не от боли, а от того хаоса, что в ней творился. Мое сердце сильно забилось, дыхание участилось и меня охватил самый настоящий приступ паники. Мне захотелось сбежать от всего – от этих мыслей в своей голове, от чувства вины, от работы, где я сталкиваюсь с такими жуткими вещами – от всего на свете. Просто скрыться где‑то одному, в каком‑нибудь небольшом домике и не вылезать оттуда месяц, а лучше два.
Один глубокий вдох, а затем выдох. Второй глубокий вдох и снова выдох. Подобно тому, как я слушал свое дыхание этой ночью, пытаясь заснуть, я стал концентрироваться на своем дыхании сейчас, чтобы успокоиться.
Все не так плохо, как мне кажется, просто на меня много всего навалилось в последнее время. Все в порядке, нужно подумать о чем‑нибудь хорошем. Нужно на что‑то отвлечься. Отвлечься на… чай! Точно! Я и забыл о нем.
Я вновь вспомнил обещание Люси. Она же грозилась угостить меня сегодня каким‑то особенным, мгновенно успокаивающим чаем. Вряд ли такой моментальный эффект был возможен, но хотя бы на эффект плацебо я мог надеяться.
Точно. Я так и сделаю. Первым делом, как приеду в Бюро, сразу же потребую от Люсинды свой чай, пошлю всех к чертовой матери, закроюсь у себя в кабинете и пока не выпью хотя бы одну чашку этого чая, работать не стану.
Немного успокоившись, я завел машину и неторопливо поехал в Бюро. Преодолев значительную часть пути, я вытащил из пиджака свой уже новый смартфон и с удивлением обнаружил три пропущенных звонка от Джейкоба и пять от Дэвида. СМС‑сообщений не наблюдалось. Очевидно, забрав вчера новый смартфон из Бюро, я не потрудился посмотреть на то, в каком режиме находился звонок. А звук смартфона был выключен вместе с виброзвонком. Мне следовало перезвонить или хотя бы прослушать голосовую почту от Дэвида, но в тот момент мне совсем не хотелось кого‑либо слышать, тем более я уже и так подъезжал к Бюро.
Но все же такое количество пропущенных звонков меня несколько насторожило. Я стал гадать, какой сюрприз меня ожидает сегодня. Райан в своем репертуаре что‑то новое учудил? Хауэра поймали? Или самое невероятное: вычислили нашего серийного убийцу? Что‑то я размечтался о хороших новостях. Все это было маловероятно, потому что день только начинался и вряд ли кто‑то прилагал усилия для решения подобных проблем этой ночью. В любом случае, ответа оставалось ждать недолго. Я заехал на стоянку Бюро, выбрался из машины и направился к своему месту работы.
По пути к главному входу мне начало становиться не по себе, но уже не от собственных проблем с головой, а от того, что я стал замечать. Прямо у входа красовалось настоящее столпотворение. Издалека я заметил скопление примерно из двадцати человек, но когда подобрался совсем близко, то осознал, что все гораздо хуже. Недалеко от главного входа возле одинокого дерева под темными тучами толпились около сорока сотрудников ФБР, между которыми можно было разглядеть желтую ленту с надписью «место преступления». Подбираясь ближе, я машинально стал замедлять ход, все тщательнее всматриваясь в окружающую обстановку.
Постепенно один за другим моему взору открывались лица всех людей, с которыми я работал в непосредственной близости. Первым я заметил широкую спину Дэвида, который неподвижно стоял возле дерева вместе с Джейкобом и Дэниэлом. Далее я перевел взгляд на ступеньки, ведущие к главному входу, и среди пяти сидящих на них сотрудниках Бюро узнал побитое лицо Райана. Гематома все еще мешала ему нормально смотреть левым глазом, он сидел, сомкнув руки между коленей, и хмуро поглядывал одним глазом в сторону двух наших сотрудниц‑аналитиков, находившихся в стороне от всех, возле дерева. Одной из этих сотрудниц была Джемма, которая неподвижно стояла, закрыв свое лицо обеими руками. В заключении мой взгляд остановился у главного входа в здание, где вместе с двумя офицерами полиции стоял Роберт… и курил.
Я поднялся по ступенькам, проходя мимо Райана и ловя на себе его молчаливый взгляд, и дошел до Дэвида с Джейкобом. Они обернулись и оба мрачно посмотрели на меня. Выдавить из себя хоть что‑то смог только Дэвид:
– Я не знаю, что на это сказать, – почти шепотом произнес он и кивнул в сторону желтой ленты.
Я медленно подошел к ленте с надписью «место преступления» и сразу ощутил знакомый отвратительный запах смерти. Этот был тот самый запах разлагающейся плоти перемешанный с ароматами специй. Это жуткое благовоние моментально пробудило во мне те чувства, которые я испытывал, когда впервые осматривал труп Линды Седжвик. Я еще не успел заглянуть за желтую ленту, но легкий ужас уже начал окутывать меня, не оставляя никаких сомнений, что сейчас я увижу нечто ужасающее. Я сделал еще один небольшой шаг и обнаружил хорошо знакомую мне картину, которую я сам назвал «Хаос и Порядок».
Хаос.
Лужа крови, в центре которой крупное изуродованное тело смуглой женщины, известной каждому в здании Бюро. Разорванная в клочья черная форма. Зверски изрезанный живот, представляющий собой решето. Несколько раз перерезанное горло. Вырванный с потрохами и вставленный другой стороной в рот язык.
Порядок.
Все те же два надломленных пончика, осторожно расположенные на глазах женщины. Два округлых куска жаренного жирного мяса, приправленные каплей майонеза и закрывающие соски жертвы. Стебельки зеленого лука, завязанные на запястьях. По одной очищенной зажаренной картофелине в каждой руке. Тонкая полоса кетчупа зигзагом покрывающая руки и ноги. Остатки кожи живота, посыпанные аккуратно нарезанными овощами. Идеальной формы цифра шесть, выложенная из кишечника женщины и располагающаяся в полуметре от нее.
Люсинда Вергарес. Люси. Наша бессменная надзирательница за всеми входящими и выходящими из здания Бюро вот уже в течение трех лет. Наивная и добрая душа, которая каждое утро искренне мне улыбалась и иногда жаловалась, как она все не соберется с силами похудеть, а сама при этом могла здорово отделать любого нарушителя правопорядка. Пару дней назад она мне говорила, что нашла для себя какую‑то программу для похудения и в течение полугода собиралась стать куда стройнее, чем была… А ведь, я просто так всегда над ней подшучивал, исключительно из‑за ее комплексов по поводу веса. Да, она была толстовата, крупнее многих, но при этом ее вес вряд ли превышал девяносто килограмм и ее точно сложно было поставить в один ряд с пятью предыдущими жертвами.
И никакого тебе лечебного чая на травах.
Теперь у меня остались только воспоминания о ней. Я неподвижно стоял, пытаясь осознать произошедшее, и всматривался в то, что когда‑то было Люсиндой Вергарес. Не первый раз уже я наблюдал такое зверство, но я все не переставал поражаться подобному безумному живодерству. Убийца ее до такой степени изувечил, будто Люси была для него врагом всей жизни. Будто он ее знал… или видел в ней кого‑то очень знакомого. Это жестоко. Это очень жестоко. Как можно вырезать у человека целые куски плоти и потрошить его кишечник? Это же отвратительно. Как можно вырывать язык у человека и неуклюже запихивать его обратно в рот, но уже другой стороной? Это же непостижимо. Неужели где‑то в этом городе сейчас находится человек, который получает от этого удовольствие? Как от этого можно получать удовольствие? И за что ее‑то? Люси за что? Она же была ни в чем не виновата.
Наверное, теперь я стал понимать в полной мере, насколько ужасны были эти убийства. Раньше я видел всего лишь… необычные трупы неизвестных мне людей. Я видел весь тот нечеловеческий хаос, который выражали тела жертв, и каждый раз, вспоминая об этих жутких убийствах, у меня по коже пробегали мурашки, а легкий ужас сжимал мое сердце. Я видел, что эти убийства делали с родственниками жертв, видел их горькие слезы. Я им искренне сочувствовал, я думал, что понимал их боль… но очевидно не так уж я и понимал их. Когда долгое время знаешь человека и в один мрачный день видишь его в таком виде… видишь то, что от него осталось… это будто задевает часть тебя. Будто у тебя изнутри вырывают с потрохами кусок души и выбрасывают в мусорный ящик. Ты начинаешь чувствовать некую непосредственную причастность к произошедшему. Что и говорить, если такое сделали с твоим близким.
– Дэвид… я же сейчас не сплю? Это на самом деле произошло? – я с трудом повернул шею и отрешенно посмотрел на Дэвида.
– Нет, – тихо отозвался Дэвид, поглядывая на труп Люси, – не спишь.
– Ка… я… как это вообще произошло? Кто‑то… видел что‑то? – совсем не первый раз мне нужно было начинать выяснять обстоятельства убийства, но в этот раз я будто позабывал все слова и все вопросы, я с большим трудом пытался вымолвить хоть что‑то.
– Спроси Джейкоба, – он кивнул в сторону Джейкоба с Дэниэлом, находившихся ближе к дереву, – это он обнаружил труп.
– Ты? – я перевел взгляд на Джейкоба. – Ты это первым увидел?
– Да, – отозвался он, нервно сглатывая, – я первым наткнулся на… на труп сегодня… сэр.
– Понятно, черт, – я нервно замотал головой, – когда… когда ты обнаружил…?
– Ровно в пять утра. Вы же знаете, как я работаю…
– Да… я помню, с четырех утра до трех дня…
– Даже с трех утра… не могу работать вечером и по ночам… не мое время. А вчера что‑то заработался допоздна… ну в моем понимании допоздна и сегодня немного проспал. Поэтому добрался до Бюро только к пяти часам и сразу наткнулся… на это.
– А когда начиналась и заканчивалась смена у Люси? – я вдруг понял, что не знаю даже этого. – И у нее же эта неделя должна была выходной быть?
– Она работала всю неделю, – послышался голос Джеммы у меня за спиной, – с двенадцати ночи до двенадцати дня, потом ее сменял Саймон. На следующей неделе они оба отдыхали и вместо них работали Бэн и Уэсли. Сегодня в двенадцать дня должна была закончиться последняя смена Люси перед выходной неделей…
Не найдя, что ответить Джемме, я просто кивнул. Насколько я знал, Джемма и Люси, если и не были подругами, то во внерабочее время все равно много общались. Джемма знала Люсинду куда лучше меня или кого‑либо еще в Бюро и наверняка это убийство сильно затронуло ее. Мне хватило лишь одного взгляда на Джемму, чтобы понять насколько подавленной она себя чувствовала.
– Это плевок нам в лицо, – гневно сказал Дэвид, – он смеется над нами.
– Вчера у нас прошла не самая удачная встреча с Хауэром, – я потрогал свои ноющие ребра, – если это он совершал все эти убийства, то… может мы вчера его и задели…
– Стиллер, а ты сомневаешься? Может он вас с Фоксом вчера и отделал, но мы с ребятами все же прижали его вчера! А это его ответный ход!
– Ответный ход?! Обиделся на нас и решил отомстить?
– Да, черт возьми, именно так это и выглядит! Тебе нужно было сразу в этот чертов зоопарк с отрядом спецназа ехать, а то поперся за этим недоумком в одиночку!
– Ты сейчас меня обвиняешь в том, что мы его упустили?! Может, еще на меня и ее смерть повесишь?! – я указал рукой на тело Люси.
Дэвид хотел было что‑то ответить, но посмотрел на перепуганные лица наших аналитиков и заставил себя промолчать. У меня и так было не много сил после бессонной ночи, так что даже если бы мне захотелось, вряд ли бы я нашел в себе силы орать на Дэвида. Я отвернулся, посмотрел на номер шесть, бережно выложенный на земле из кишечника и вновь повернулся к Дэвиду:
– Так, послушай меня, мы не будем тут грызть друг другу глотки, я не позволю, это ясно?
Дэвид только молча поглядывал на меня.
– Этот сукин сын… кем бы он ни был, – продолжал я, – уже достаточно их перерезал за нас, – я вновь отвернулся и потер лоб, в надежде собраться с мыслями. – Скажите мне кто‑нибудь, судмедэксперты уже осматривали тело?
– Осматривали, – буркнул Дэвид и, вытянув «успокоительные» сигареты из пиджака, удалился на безопасное расстояние.
Я перевел вопросительный взгляд на Джейкоба.
– Да, сэр, осматривали, – тут же отозвался Джейкоб, – агент Аркетт уже вызывал Гриффитса час назад…
– Отлично, он установил время смерти? Волос Новика или Седжвик нашел?
– Время смерти между двумя и тремя часами ночи. Волос в ротовой полости Гриффитс обнаружил, но кому он принадлежит еще не установили.
– А Штайблих был здесь?
– Не было его тут, – отозвался Дэвид издалека, – ему с утра несколько раз звонили – он не ответил.
– Как это не ответил? – я недоуменно посмотрел на приближающегося Дэвида, с сигаретой в зубах.
– Ну ты же не отвечал какого‑то черта на звонки все утро, вот и он тоже.
– У меня был выключен звонок…
– Отлично, надеюсь, ты выспался… и он, очевидно, тоже.
– Ладно, – я посмотрел на Джемму, а затем перевел взгляд на Дэниэла, – сделаем так… Дэниэл?
– Да, сэр? – отозвался аналитик.
– Найди мне Штайблиха, пусть он будет тут, нужно чтобы он… осмотрел тело. Он мне нужен как можно скорее.
– Да, сэр, – с этими словами Дэниэл удалился по направлению ко входу в Бюро.
– Так, еще одна вещь, – понемногу приходя в себя, я стал крутить головой по сторонам. – Камеры наблюдения. Они должны были что‑то…
– Нет, сэр, – тут же отозвался Броуди, – я уже проверил и это очень интересно… Посмотрите вон на те камеры у входа и на угловые камеры, – он поочередно указал рукой на несколько камер вокруг здания Бюро, – ни у одной из камер не хватает угла обзора, чтобы заснять эту местность. Мы и… и тело… мы в невидимой зоне.
– Черт, – я посмотрел на расположение камер и убедился в словах Джейкоба, – но все равно нужно проверить остальные камеры, на них может быть что‑то полезное.
– Конечно, сэр, но я тут еще кое‑что заметил.
– Что?
– Мы сейчас стоим в очень… особенном месте. Я с самого утра вертел тут головой и даже позвонил ребятам из охранной службы, чтобы они сказали, что видят на своих камерах. Если я, скажем, отойду на три метра в эту сторону, – Джейкоб зашел немного за дерево, – то камеры меня засекут. Если я отойду от тела в другую сторону на примерно такое же расстояние, – он отошел в другую сторону, ближе к главному входу, – то камеры меня тоже заметят. Но если я буду стоять на вашем месте, то нет ни шанса, быть обнаруженным.
Я вновь покрутил головой, осматривая камеры и окружающее меня пространство.
– Так здесь получается, – я посмотрел на Джейкоба, – тут же… прямо целый коридор вдоль улицы, где можно оставаться незамеченным.
– Вот именно, сэр.
– А мне ты почему об этом раньше не сказал? – возмутился Дэвид, недовольно глядя на Джейкоба.
– Сэр, я…
– Ой не надо, хватит с меня, не хочу ничего слышать, – Дэвид махнул рукой и удалился к главному входу.
– Пришли мне сюда Гриффитса! – крикнул я ему вслед и вновь переключился на место преступления. – Убийца не мог случайно выбрать это место, – я бросил последний взгляд в сторону Дэвида, молча поднимающегося по ступенькам мимо Роберта, – он знал, что его тут не заметят… черт, наверное, даже нет смысла проверять остальные камеры… но ты все равно проверь.
– Да, конечно, сэр.
– Джемма?
– Да, сэр?
– Займитесь этим вместе с Джейкобом. Вам сейчас лучше быть подальше от этого места.
– Да я в порядке, сэр, – отозвалась Джемма, – я могу вместе с судмед…
– Да‑да, я тоже сейчас «в порядке». Просто займитесь просмотром записей с видеокамер. Не думаю, что вам нужно разъяснять, что любое интересное лицо на этих камерах, любая деталь – имеют огромное значение. А судмедэкспертами и судмедэкспертизой я займусь сам.
– Хорошо, сэр, – кивнула Джемма.
– Слушайте… я понимаю, каково это работать сегодня… после такого, но вы должны сами понимать, насколько жизненно важно что‑то делать прямо сейчас. Если…
– Мы все понимаем, – твердо ответил Джейкоб, – мы… мы сделаем все возможное.
– Хорошо… созовите всех на брифинг через час… это будет короткий брифинг. И пришлите мне сюда наших лучших криминалистов. И как можно скорее.
– Да, сэр, – ответила Джемма и они с Джейкобом направились ко входу.
– Так народ, давайте, расходимся, хватит тут толпиться, – повышенным тоном начал я разгонять толпы сотрудников, превратившихся в зрителей.
Многие столпившиеся тут люди, как минимум несколько раз сталкивались в своей работе с убийствами, видели своими глазами смерть – этим они отличались от большинства людей, но сейчас они все превратились в обычную толпу. Такую же толпу, которая задирала свои головы вверх, с замиранием сердца наблюдая за Нейтаном Новиком, стоящим на краю небоскреба. Такую же толпу, собравшуюся вчера возле музея имени Соломона Гугенхайма, после устроенного там погрома. Все просто стояли и тихо смотрели.
Как только все начали понемногу расходиться, следуя моему совету, я обратил внимание на отца, докуривающего уже вторую сигарету у входа в здание. Давно уже я не заставал его за этим занятием. Насколько я знал, он завязал с этой привычкой много лет назад и лишь иногда дома мог позволить себе курить трубку. Говорят, курение успокаивает нервы. Не знаю, мне оно не помогало в этом. С этим видом саморазрушения я давно завязал. У меня были свои методы саморазрушаться. Например, не спать по ночам.
Отец заметил мой взгляд на себе и молча посмотрел на меня в течение пары секунд. Затем он выбросил сигарету в мусорный ящик и направился в здание. Нечего нам было обсуждать. Каждый из нас знал, что ему следует делать. Мне – прилагать все усилия, для раскрытия преступления, ему – спасать репутацию Бюро, которое не смогло защитить даже себя и во второй раз за последние несколько дней стало жертвой серийного убийцы. Как все‑таки хорошо, когда твой отец является твоим непосредственным начальником. Несмотря на мои с ним разногласия в некоторых вопросах, с таким начальником мне повезло. Во время работы мне никогда не приходилось думать о том, что кто‑то начнет вставлять мне палки в колеса.