Рассмотрим ряд открытий, относящихся к начальной стадии осознания интернализованной матери пациентки и ставших частью аналитического процесса во время более зрелого материнства, когда способности женщины к самоанализу часто более явны, чем в предыдущем примере. (Я хотела бы отметить, что при попытке выбрать, сократить и представить материал, относящийся только к моей теме, были приглушены синкопированные ритмы анализа. Эта проблема неизменно возникает при попытке представить актуальный эпизод и в то же время передать реконструкцию, в которой используется понимание, по крохам собранное из различных периодов до и после этого эпизода.)
Случай 2
Г-жа Т., 34 года, замужем, учительница, мать 5-летней дочери, проходила анализ второй год и рассказала следующий сон: "Я вижу большую деревянную куклу, блестящую, раскрашенную красными и зелеными красками, с косынкой "babushka" на голове и шалью. Я понимаю, что это русская кукла. Я беру ее, и она распадается на две части, и оттуда появляется кукла поменьше, идентичная, а затем из ее нижней части (это странно) появляется на самом деле маленькая кукла. Это все. О, я вспомнила, что мне было приятно и в то же время как-то неловко; я добавила это, потому что Вы спросите меня, были ли у меня какие-либо чувства в этом сне".
Ассоциации вели к русским куклам, которых г-жа Т. и ее дочь Алисия видели в магазине игрушек. Она сказала Алисии, что у нее в детстве никогда не было кукол. Пятилетняя девочка была зачарована историей "бедной мамочки", захотела куклу, и мать ее купила. Г-жа Т. рассказала о моментальном сознательном ощущении, что она отомстила своей "скупой" матери. Она также заметила, что гордилась одобрением Алисии: "Я не могу поверить, что это так: я превратила ее в мать, которую всегда хотела, - кто бы одобрил мой подарок, играл с ним и сказал спасибо! Мне надо покончить с этим!". Пациентка засмеялась.
Они пошли домой, общаясь. Сначала г-жа Т. была довольна, что ребенку нравится игрушка, но через какое-то время ей постепенно стало надоедать и "сводить с ума" то, что Алисия ставила куклы одну в другую, вынимала одну из другой, открывала и закрывала их. После ужина, пока мужа не было дома, г-жа Т. попыталась проверить в гостиной экзаменационную работу своего ученика; она не могла сконцентрироваться из-за клацанья частей куклы и того, что маленькая девочка ритмично повторяла: "Вложил-свой-палец-и-вынул-сливу!". Алисия смеялась и начинала все сначала, полностью поглощенная игрой. Наконец г-жа Т., выведенная из себя, отобрала игрушку, раздраженно подняла ребенка и "отправила в кровать" ровно в 19.00 (обычное время для Алисии идти спать). Г-жа Т. торопливо прочитала ей сказку, с трудом дождавшись момента, когда можно будет спуститься вниз и продолжить заниматься заданием для школы. Алисия покорно заснула. Мать понимала, что девочка боится, как бы гнев матери не вышел из-под контроля.
"Я чувствовала, что должна избавиться от нее, но вынуждена была ее оставить", - объяснила г-жа Т. "Я выбросила куклу в мусорное ведро. Когда я остыла, то вынула ее из ведра до того, как Алисия проснулась утром. Ничего с куклой не случилось, но я была довольно злая - гораздо злее, чем когда-либо с Алисией. Я чувствовала, что она злоупотребила тем, что я купила ей куклу. Я чувствовала, что она меня оскорбила".
Сейчас, на кушетке, г-жа Т. дала волю своей ярости. Ее гневные ассоциации привели к "открыванию и закрыванию" и к тому, что ее дочь пела слова из "Маленький Джек Хонер" 3) (отца Алисии звали Джек; возможно, девочка переживала полную радости сексуальную фантазию по мере того, как в почти мастурбационной манере играла с куклами, однако в то время это было далеко от сознательного внимания пациентки). Слова "сидя в углу" заставили г-жу Т. подумать о наказании в детстве за плохое поведение. Мысль о "злоупотреблении" пришла потом: "Боже, это то, что мать называла мастурбацией. Именно это происходит? Я не в это могу поверить. Я слишком опытная, чтобы чувствовать вину из-за этого! И все из-за дочери и куклы, у которой внутри другие куклы?". Она опять разозлилась (на этот раз в переносе на меня) из-за борьбы против искушения поиграть со словами и идеями, которые могут завести на запретную территорию.
В течение последующих месяцев мы реконструировали сцену между г-жой Т. и Алисией, т.е. внезапный всплеск ярости на Алисию при основном желании "выбросить оскорбителя" (Алисия была репрезентацией самости (self-representation) плохой, сексуальной девочки), изгоняя куклу, выбрасывая ее (вместо ребенка) в ведро или "отправив" Алисию в кровать. За этим следовали репаративные, аннулирующие действия: чтение рассказа и извлечение куклы из ведра. Вероятно, подобная сцена часто происходила между маленькой г-жой Т. и ее собственной матерью и сейчас повторилась в следующем поколении. Г-жа Т. всегда была очень сдержанной в проявлении своих аффектов и в отношениях с ребенком. Ранее она считала, что порядок является аспектом ее идентификации с собственной строгой матерью. Сейчас ей показалось, что, возможно, даже ее мать, как и сама г-жа Т., боролась против запретных удовольствий. История с образом русской куклы стала более сложной, указывая на взаимосвязанные, идентификационные слои родительского запрета, касавшегося как неприемлемых импульсов, так и живости.
Г-жа Т. была единственным ребенком пожилых родителей. Они были степенны и религиозны. Ее желанием в лечении было научиться не давить на своих детей так, как давила на нее собственная мать. Г-жа Т. имела депрессивный характер, была добросовестной, надежной и доброй, но с ограниченной способностью получать удовольствие. По совету подруги терапевта, в которой ее ошеломляла и восхищала беззаботность, она решила потратить часть наследства, оставшегося после смерти родителей, на психоанализ. Г-жа Т. интернализовала узкие границы своей ригидной матери, у которой было особенно мало времени и сочувствия к игре. По целому ряду причин жизнь была слишком суровой. Это был первый пласт ее истории.
Пациентка начала лечение, когда Алисии было три года. Она наняла добрую, снисходительную ямайскую няню, чье влияние, как мы позже обнаружили, должно было помочь сохранить способность девочки к удовольствию, потому что у г-жи Т. были серьезные сомнения в наличии этой способности у нее самой, хотя теоретически она знала, что "это было чем-то хорошим". К тому времени, когда сон о русской кукле был представлен в анализе, пациентка сформировала устойчивый перенос на меня как дисциплинирующую, беспокоящуюся о "потерянном времени" и ожидающую "результатов" мать. В представленной сессии читатель заметит, что перенос принял противоположный оборот по направлению ко мне как чувственному искусителю, подбивающему к игре. Казалось, что г-жа Т. стыдилась своих собственных детских желаний. Она сама была прежде всего "учительницей". Мы многое поняли о ее сильном детском желании быть (преждевременно) взрослой - на одном уровне, для того чтобы порадовать свою правильную, неиграющую мать-белоручку, а на другом, более скрытом уровне - чтобы реализовать свои стремления включиться в качестве третьей равноправной стороны в размеренные взрослые отношения пожилой родительской пары. В материале сессии можно заметить намеки на возможную скрытую эдипову ситуацию.
Однажды г-жа Т. случайно обронила, что родители всегда оставляли ее дома во время своих "ежемесячных визитов в город, чтобы поужинать, сходить на концерт, в оперу или на балет". Это признание застало меня врасплох. Я задавалась вопросом о скрытых сторонах матери, явно не одобряющей детскую игру как "пустую трату времени", и в то же время - завсегдатая оперного театра, царства высоких эмоций и страсти, где многие сюжеты и действия так глупы игривы и нереальны, как только можно себе представить! Сон о русской кукле был введен в анализ вскоре после того, как появился этот намек на заторможенную игривость матери. Это символизировало испытанное пациенткой ощущение снятия внешних слоев с *образа* ее матери, взгляд на нее изнутри и "с основания".
В другой раз, все еще размышляя над образом куклы, г-жа Т. сказала: "Я так сильно хочу не быть похожей на мать. Но я не могу... мать точно так же злилась, как я злюсь на Алисию. Она была такой жесткой, такой негибкой... просто деревянной. Может быть, это еще одно значение "деревянной куклы?"... Я не знаю, что тяжелее: показать Вам свои чувства, или показать ей мои чувства, или показать Алисии, что я вышла из себя. Я встревожена. Я ненавижу, когда я так взволнована. Это из-за вас и из-за этого чертова анализа я выхожу из себя. Я беспокоюсь и дергаюсь. Мать говорила: "Ты можешь посидеть спокойно!?"".
Я комментировала, как она нервничает из-за того, что она не деревянная, не такая деревянная кукла, как ее мать. "Я не могу поверить, что мне так тяжело быть наполненной чувствами", - отвечала г-жа Т. "Я раздражаюсь. Как будто вы иногда моя мать, а я - как смущенная маленькая девочка. Однако мне кажется, я нахожу у моей матери гораздо больше чувств, чем предполагала. Под каждым слоем скрываются другие слои: вот я как бы внутри Вас, и вот я внутри матери, и вот Алисия внутри меня".
Эта пациентка явно начала знакомиться с измерениями строгости и игры и со сложными интернализациями, которые они представляли в ее характере. В свою очередь, они представляли ее мать вместе с ней и наполняли как ее собственное материнство, так и ее установки в аналитическом материнском переносе.