Его компания превратилась в гигантскую империю, одну из самых успешных в мире современной моды. И, конечно, отличная маркетинговая стратегия и умелый брендинг сыграли тут свою роль. Ральф Лорен стал одним из самых «продаваемых» дизайнеров в мире, заработав гигантское состояние, которое, как он сам признаётся, не в состоянии потратить, несмотря на то, что тратит он много.
Его заслуги были отмечены множеством наград, в том числе и табличкой на «аллее славы в мире моды», а сорокалетие его деятельности было отмечено присвоением ему Американским советом дизайнеров моды титула «Легенда моды». Что ж, кто заслуживает его, как не человек, который умеет создавать мечты и, более того, умеет убеждать в том, что их не так и трудно достичь? И для этого достаточно зайти в один из его магазинов.
Азеддин Алайя
(1940)
«Успех для меня неважен, это не то, о чём я забочусь, к чему стремлюсь, – сказал он однажды, именно тогда, когда успех к нему и пришёл. – Работа, одежда, клиенты, женщины – вот в чём заключается для меня истинное удовольствие. Я никогда не обладал особыми богатствами, но вокруг меня всегда были люди. Прекрасные женщины – вот что для меня важно. Я скульптор, и, возможно, мне удаётся сделать их ещё прекраснее». Незаметно для себя он оказался в самом сердце парижской моды 1980‑х годов, его плотно облегающие, подчёркивавшие все изгибы фигуры платья вызывали восторг и у клиентов, и у прессы, а он… Он делал только то, что ему нравится, невзирая на то, что творилось вокруг, и не следовал за модой, а сам задавал её, превратившись в одного из самых влиятельных модельеров последних десятилетий. Кто же он?
Когда Азеддин Алайя появился на свет, нам точно неизвестно – скорее всего, это произошло в 1940 году (по другим сведениям – в 1939‑м); сам же он на вопрос о возрасте загадочно улыбается: «Я стар, как фараоны». Было это в Тунисе. Родители его были самого простого происхождения, а воспитывали его не родители, а дедушка с бабушкой, бабушка же в своё время отправила его изучать искусство скульптуры в местную школу изящных искусств – чтобы учиться там, ему пришлось немного прибавить себе возраст.
Путь его в моду оказался тоже не таким, как у всех, – юноша решил подрабатывать по ночам в акушерской клинике, а там, в приёмном покое, лежали стопки модных журналов. Рассматривая их в свободную минуту, Азеддин, как рассказывал он позднее, внезапно прозрел, осознав, что судьба его заключается вовсе не в том, чтобы создавать женское тело из глины или мрамора, а в том, чтобы очерчивать его формы с помощью одежды. И, разумеется, лучшим местом, чтобы научиться это делать, был Париж. Чтобы доказать родным серьёзность своих намерений, он устроился работать помощником местного портного. И дедушка, наконец, решился его отпустить, для чего, несомненно, и ему, и его жене потребовалось победить свои опасения – в конце концов, Азеддину было тогда всего семнадцать лет!
Итак, в 1957 году он приехал в Париж, в дом моды Кристиана Диора – заранее было оговорено, что он сможет работать там на первых порах. Однако у Диора он провёл всего несколько дней – началась война в Алжире, и, как говорили потом, молодой араб там оказался никому не нужен, и только бы вызывал подозрения. К счастью, его представили Ги Лярошу, и в его доме Азеддин провёл следующие два года, многому научившись.
Да, вокруг него всегда были люди, и, что немаловажно, женщины. Речь идёт не о любовных связях, а именно дружеских. Уйдя от Ляроша, он два года жил в доме графини де Блежьер – присматривал за её детьми, готовил, и… продолжал готовить себя к роли модельера. Работал над своими первыми эскизами, расширял круг полезных знакомств (учитывая круги, в которых вращалась графиня, это было нетрудно – там были сливки общества, начиная от легендарной актрисы Греты Гарбо до Сесилии де Ротшильд). И, когда почувствовал себя достаточно уверенно, снял небольшое помещение, переехал и открыл своё первое ателье.
Азеддин Алайя
Много лет широкая публика о нём не знала – Алайя работал только с отдельными клиентками, их круг был достаточно широк и устойчив, однако вовне информация о модельере практически не просачивалась. Его заказчицами были в основном обеспеченные дамы, причём уже, что называется, не первой молодости, утратившие девичью стройность. Что ж, тут‑то им и приходил на помощь несостоявшийся скульптор. Его платья не просто облегали тело, а формировали его, поддерживали, утягивали, подчёркивали и скрывали. Он работал с тянущимися тканями, например, джерси, трикотажем, с материями, содержащими лайкру, с кожей; часто при этом он использовал крой по косой. Годами он совершенствовал свою технику, основам которой научился, работая у Ляроша, но постоянно находился в поисках нового, зачастую при этом обращаясь к старому, – Алайя собирал коллекцию винтажной одежды, которая подбрасывала ему очередные идеи. Так, определённое влияние на него оказали работы Мадлен Вионне, модельером, популяризовавшим в своё время крой по косой, и Чарльза Джеймса, американского модельера, который, можно сказать, не столько шил свои наряды, сколько строил их, как инженер. Результатом были потрясающие платья, которые скрывали недостатки и подчёркивали достоинства женской фигуры, зачастую весьма выдающиеся (и в прямом, и в переносном смысле).
В 1979 году фотографии его костюма и плаща появились в журнале «Элль» – вероятно, это и можно считать первым выходом в «широкий мир». Знакомые редакторы модных журналов давно уже подталкивали его к тому, чтобы он начал работать над собственной линией готовой одежды, и Алайя, наконец, решился. В 1980 году прошёл первый показ – никаких объявлений в прессе, никаких приглашений, информация о нём распространялась так же, как все эти годы – от одного клиента к другому, их знакомым и друзьям. Показ прошёл более чем успешно – чёрные наряды с преувеличенно женственными формами и широкими плечами оказались именно тем, чего ожидала публика. Тогда же появился новый предмет одежды, введённый арабско‑французским дизайнером, – боди, которое всего через несколько лет станет безумно популярным (в немалой степени – благодаря другому дизайнеру, Донне Каран).
Его работы всегда отличались простотой отделки, они почти всегда были очень сексуальными, но никогда – вульгарными. Сдержанные цвета – пастельные или, наоборот, тёмные, чёрный, серый, бежевый. В отличие от моделей прошлого, которые тоже придавали определённую форму женскому телу, работы этого дизайнера давали гораздо больше свободы движения, не превращаясь в жёсткий негнущийся каркас, и в этом, конечно, важную роль играло использование соответствующих тканей и соответствующий крой. О нём будут говорить, что ему удалось таким образом перекинуть своеобразный мост между прошлым и будущим…
Его слава вышла за пределы Франции, он открывал бутики не только в Париже, но в Нью‑Йорке и Лос‑Анджелесе, среди его клиенток появилось множество звёзд – от Мадонны до Тины Тёрнер до Джанет Джексон. Казалось, это означало настоящий успех… Так оно и было, но он же и повлёк за собой определённые трудности. Алайя всегда очень внимательно относился ко всему, что делает, его смело можно назвать перфекционистом, а во всё ускоряющемся темпе, в котором теперь живёт мир, в том числе и мир моды, любые задержки, пусть и вызванные желанием добиться безупречности, не приветствуются. Так что одна вторая, третья задержка (то на несколько дней, то на более длительный срок) его показов, задержки поставок привели к тому, что модельера стали обвинять в непрофессионализме, в неуважении к заказчикам… Он не поспевал. Он не стремился угнаться за другими, но оказалось, что теперь без этого уже не обойтись.
Всё это, а также личные обстоятельства – скончалась его любимая сестра, которая в своё время поддерживала его в выборе профессии – привели к тому, что в 1992 году Алайя перестал выпускать готовую одежду. 1990‑е он провёл, работая только для частных клиентов в своём ателье‑бутике‑квартире в парижском квартале Маре. В 2000 году он продал свою компанию финансовой группе «Прада», а в 2007‑м выкупил её обратно. Он планирует основать фонд в здании, которое соседствует с его домом моды, в котором будут храниться около пятнадцати тысяч эскизов и образцов его работ, созданных за долгие годы.
Его возвращение в моду было не быстрым, но успешным. Среди поклонников его творчества оказалось не меньше звёзд, чем раньше, а то и больше (в том числе и нынешняя первая леди США, Мишель Обама). В 2000 году в музее Гуггенхайм прошла первая выставка его работ, в 2008‑м он был награждён орденом Почётного легиона.
И всю жизнь этот человек – небольшого роста, обычно в чёрном, загадочный, избегающий публичности, талантливый и упрямый – делает только то, что считает нужным. Он не прогибается под изменчивый мир, но мир иногда прогибается под него.
Роберто Кавалли
(1940)
«Женщина должна знать, что иногда платье может полностью изменить её судьбу», – сказал однажды Роберто Кавалли. А уж ему, человеку, который, по собственному признанию, обожает женщин и всю жизнь работает только для них, можно верить. С приходом в мир моды талантливого итальянца, который предпочитает, чтобы его называли не модельером, а «художником моды», мы, возможно, потеряли талантливого живописца. Зато обрели мастера, который в очередной раз подтвердил, что мода – это искусство.
Роберто Кавалли родился в 1940 году во Флоренции, городе, где творили одни из самых замечательных художников итальянского Возрождения, чьи работы до сих пор украшают стены всемирно известной галереи Уффици. Роберто может гордиться – там хранится и несколько работ его деда, известного в своё время художника‑импрессиониста Джузеппе Росси.
Как часто бывает в творческих семьях, Роберто должен был пойти по тем же стопам – так что учиться он отправился в местную школу искусств. Но, как оказалось, молодого человека больше интересовало практическое применение своих познаний в мире изобразительного искусства, и он сосредоточился на рисунках для ткани, видя в них прекрасное поле для воплощения своих фантазий. Ткань с изумительным узором – это просто материя? Или уже искусство?
Ещё во время учёбы работы молодого Кавалли, а конкретно, цветочные принты, привлекли внимание нескольких ведущих итальянских трикотажных фабрик. В 1972 году, в другом известнейшем здании Флоренции, палаццо Питти, он показал свою первую коллекцию. Нет, она не имела успеха, как можно было бы ожидать. И дело не в таланте Кавалли – просто дизайнер выбрал для воплощения своих фантазий не роскошные дорогие ткани вроде шёлка или тончайшего шифона, а ткани куда более простые, хлопчатобумажные (ну что ж, когда‑то хлопок в Европе был роскошью, но с тех пор прошло много столетий). Первое разочарование не остановило Роберто, и он продолжал работать, пробуя себя в разных направлениях. В том же 1972 году открылся его первый магазин – но не в Италии, а во Франции, в курортном Сан‑Тропе. Одежда от Кавалли с яркими принтами пользовалась огромным успехом у молодёжи.
Роберто Кавалли
Вскоре дизайнер изобрёл и запатентовал особый процесс печати рисунка на коже – до него никто и не пытался использовать кожу в качестве основы для воплощения художественных фантазий. Делать из неё аксессуары – естественно, но рисовать на ней?… Разработка технологии потребовала долгих экспериментов и дорогостоящих материалов (Кавалли использовал тончайшую кожу с одного из французских заводов, где выделывали кожу для перчаток), зато результат оказался потрясающим. Из кожи, как оказалось, можно создать всё, что угодно – даже «розовое вечернее платье».
Он женился на своей первой любви, как только у него появились хоть какие‑то деньги, чтобы содержать семью, а в 1977 году встретился с австрийкой Евой Дюрингер, причём были они, как говорится, по разные стороны баррикад – Ева была претенденткой на титул «мисс Вселенная», а Роберто – одним из судей. Они встречались четыре года, а потом поженились. Их браку уже много лет – редкость в переменчивом мире моды, и жена всегда оставалась одним из его ближайших помощников и советников.
Двадцать лет Кавалли создавал очень женственные и сексуальные наряды для итальянок и француженок, но настоящий успех пришёл к нему только в середине 1990‑х. В 1994 году он представил первую коллекцию джинсов, обработанных пескоструйным аппаратом. И они моментально взлетели на модный олимп – их хотели носить все, особенно молодёжь. А ставший внезапно очень популярным кутюрье мог продолжать экспериментировать дальше – с тканями, с отделкой, кроем. Минимализм – это не про него и не для него! И Кавалли разрабатывает свой, теперь легкоузнаваемый стиль – с принтами в виде кожи животных (например, леопарда и зебры), с блёстками, с использованием кожи – в этом он был и остаётся настоящим гением, с лоскутной техникой, с экстравагантными деталями… К концу столетия, а заодно и тысячелетия, в моду вернулась броскость, даже избыточность, и оригинальные, яркие модели Кавалли пришлись как нельзя более кстати. Они отлично смотрелись на сцене, на ковровых дорожках, и среди поклонников кутюрье появилось множество актрис и певиц.
Империя Кавалли росла с каждым годом, коллекции Высокой моды стали дополняться линиями готовой одежды (так что вещи с маркой «Кавалли», а точнее, «Джаст Кавалли», «просто Кавалли», могут позволить себе не только звёзды), детской одежды, аксессуарами, нижним бельём…
Одежда от Кавалли легко узнаваема, кто‑то стремится к элегантной сдержанности, кто‑то – к изяществу линий, кто‑то – к необычному сочетанию цветов… А к чему стремится он? Как‑то, отвечая на вопрос о ставших его фирменном знаком принтах с узорами в виде кожи животных, Роберто Кавалли сказал: «Не то чтобы они мне как‑то особенно нравились. Мне нравится всё, что связано с природой, всё “природное”, что окружает меня. ‹…› Я начал понимать, что самый лучший дизайнер – это Бог, так что я стал подражать ему».
Вивьен Вествуд
(1941)
Её идеи – уникальны, её работы резко отличаются от того, что делают другие дизайнеры, она вне школ, она разрушает клише, она терпеть не может предубеждения, сохраняя при этом гордость. Она англичанка до мозга костей, и при этом способна эпатировать публику так, как не снилось представителям других, куда более несдержанных наций. Быть одновременно панком и дамой‑командором ордена Британской империи, наверное, сложно… но только не для неё!
Вивьен Изабель Свайр родилась в Тинвистл – деревне возле города Глоссоп в графстве Дербишир. Гордон Свайр и Дора Болл поженились вскоре после начала Второй мировой войны, и Вивьен, родившаяся в 1941 году, стала их первым ребёнком из трёх. Впоследствии не раз будут писать о том, что предки знаменитого модельера имели некое отношение к моде. Честно говоря, достаточно отдалённое – её дед по отцовской линии, как и другие мужчины этой семьи, начиная с середины XIX века, делал обувь, а по материнской линии в роду были ткачихи. Мать Вивьен тоже работала ткачихой на местной фабрике, а отец до войны был торговцем фруктами, затем стал работать на складе авиационного завода.
Но всё это не означает, что девочка и понятия не имела о том, что такое мода. Позднее она вспоминала, как мама указывала ей, шестилетней, на соседку в нарядном костюме, как раз набирал популярность стиль «нью лук». А сама она во время учёбы в школе перешила форменную юбку, заузив её и превратив в юбку‑карандаш, – силуэт, который казался ей очень женственным.
В 1957 году семья переехала в Харроу – район на северо‑западе Большого Лондона. Шестнадцатилетняя Вивьен поступила в местный колледж, где решила изучать ювелирное дело, искусство и дизайн одежды, однако пробыла там только один семестр: «Я не знала, как девушка вроде меня, из рабочего класса, могла бы зарабатывать себе на жизнь, занимаясь искусством». Так что поначалу она продавала украшения на известнейшем блошином рынке Лондона, на Портобелло‑роуд, а затем устроилась на фабрику – эта работа позволила ей откладывать деньги на то, чтобы всё‑таки продолжить обучение, но на этот раз – чтобы стать учителем.
Вивьен Вествуд
Так и получилось. А в 1962 году молоденькая учительница младших классов встретила на танцах Дерека Вествуда. Они поженились, и, разумеется, Вивьен взяла его фамилию. Этот брак распался вскоре после рождения сына, но фамилия осталась, и в историю моды она войдёт как Вивьен Вествуд. До начала карьеры в этом мире оставалось совсем немного.
В 1965 году, ещё будучи замужем за Дереком, она повстречала Малькольма Макларена, к которому и ушла и который стал отцом её второго ребёнка. Но дело было не просто в том, что в её жизни появился другой мужчина, а в том, как он на эту жизнь повлиял. Дитя эпохи «секса, наркотиков и рок‑н‑ролла», Малькольм вёл образ жизни, который, вероятно, для Вивьен был поначалу странен, но затем она с энтузиазмом погрузилась в ту атмосферу бунтарства с привкусом безумия, которую создавал Мальком вокруг себя. Привычная одежда, надетая самым неожиданным образом, выкрашенные в яркие цвета и частично сбритые волосы, безумные украшения… Позднее Вивьен говорила: «Одежда, которую я носила, шокировала людей, а носила я её просто потому, что мне казалось – в ней я принцесса с другой планеты». Что ж, ей суждено будет стоять у истоков формирования эстетики одной из самых необычных и противоречивых субкультур, «панка». Она действительно была – да и остаётся – панк‑принцессой.
Вивьен и Малькольм переехали в небольшую квартиру в муниципальном доме на другом конце Лондона, и в 1971 году он, с помощью своего приятеля, открыл в Челси магазин, где они продавали пластинки и журналы эпохи расцвета рок‑н‑ролла, а также одежду, которую начала делать Вивьен. Вскоре Малькольм Макларен станет продюсером панк‑рок группы «Секс Пистолз», которая станет олицетворением этой субкультуры, – так вот, четверо будущих членов группы часто бывали в этом магазине, а один даже подрабатывал там по выходным. Словом, британская панк‑революция, можно сказать, зарождалась именно там, а Вествуд и Макларен сыграли роль приёмных родителей.
В 1976 году магазин получил новое название «Седитишинерз», интерьер украсили фотографиями разрушенного Дрездена, разорённой лондонской улицы Пикадилли и… клеткой с крысой. Теперь там в основном продавалась одежда, всё так же специфическая, и подобрать для себя вещи могли и поклонники 1950‑х, и рокеры, и фетишисты, и… панки. Их вызывающий внешний вид вызывал протест у «приличной публики», особенно у старшего поколения. Но, как оказалось впоследствии, модельеру Вивьен Вествуд суждено было стать не просто дизайнером панковской одежды, оставаясь в рамках этой субкультуры, а медленно, но уверенно ввести её за собой в мир большой моды. И сделать это столь мастерски, что даже люди, как нельзя более далёкие от панка, будут восхищаться. Как позднее скажет Вествуд, ей хотелось засунуть палку в колесо системы. Что ж, оказалось, что она изменила и само колесо.
К началу 1980‑х Макларен полностью сосредоточился на музыке (группа всё больше набирала известность), а на долю Вивьен остался дизайн одежды. Магазин в очередной и последний раз изменил название – «Ворлдс Энд», «Край света». Его оформили в виде пиратского галеона (даже пол был с наклоном), и первая коллекция, которая была показана в 1981 году, была посвящена пиратской теме. Начало ознаменовал выстрел из пушки – так же «выстрелит» и она сама. В то же время была показана вторая коллекция, «Дикари», а за ними появились «Девушки из Буффало», «Ведьмы», «Клинт Иствуд» и другие.
Перечислять всё, что находило отражение в творчестве Вествуд в эти годы, не имеет смысла – её интересы были обширными, а фантазия буйной; заметим только, что в эти годы сформируется ещё одна из важных составляющих стиля Вествуд – использование элементов костюмов XVII–XVIII, а впоследствии и XIX веков; она зачастую использовала совершенно аутентичные выкройки, но, конечно, обыгрывала получившийся результат совершенно по‑другому. И результат получался ещё более шокирующим.
В 1983 году она показала свою коллекцию в Париже, став первой англичанкой после Мэри Квант, сделавшей это – и шокировавшей (а заодно и покорившей) Париж. С Маклареном они к этому времени расстались, их магазины закрылись, но это вовсе не означало, что Вествуд перестала работать – наоборот, начав уже только свой собственный бизнес, она, казалось, стала работать ещё энергичнее. Вивьен открыла маленькую студию, довольно далеко от своей квартиры, но это было только начало.
В её творчестве будет несколько периодов, и на её стиль будут продолжать влиять самые разные вещи – от классических английских твидовых костюмов до древнегреческих одежд, от символов британской монархии до галантных французских похождений XVIII века, от шотландского тартана до мужских костюмов времён королевы Елизаветы (не Второй, во времена царствования которой живёт Вествуд, а Первой). Рей Кавакубо, известный японский модельер, однажды сказала о ней так: «То, как она уничтожает традиции, чтобы создать нечто совершенно новое, восхитительно».
В 1992 году Вивьен Вествуд, во‑первых, снова вышла замуж (за Анд‑реаса Кронталера, который на двадцать пять лет моложе неё, но, судя по всему, у них получился очень удачный союз, и семейный, и творческий), а во‑вторых, была награждена орденом Британской империи – его вручала ей королева в Букингемском дворце. Но, конечно, она не была бы собой, если бы не устроила после этого какую‑нибудь выходку. Так что, покинув дворец, Вивьен (которой, заметим, тогда уже был пятьдесят один год) широко взмахнула подолом своей великолепной длинной юбки, продемонстрировав журналистам красивую золотистую подкладку и… полное отсутствие белья. Вероятно, королева не стала за неё на это особо сердиться, поскольку в 2006 году Вествуд стала дамой‑командором ордена.
С начала 1990‑х она снова преподавала, но на этот раз – уже моделирование одежды – в Лондоне, в Берлине, в Вене. В 1996 году запустила линию мужской одежды, а два года спустя появился первый её аромат, «Будуар». Затем последовали аксессуары; кстати, её младший сын – основатель знаменитой марки белья «Ажан Провокатёр» («Agent Provocateur»). Магазины Вествуд начали открываться по всему миру, одна за другой следовали всевозможные награды…
Она не просто эпатажный модельер. Она мастер, которого совершенно справедливо не раз называли одним из самых талантливых в мире. Ну а что делать тем, кого всякий раз удивляет деконструктивизм, который то и дело проявляется в её моделях – то внешние швы, то асимметрия, то пуговицы, которые застёгнуты «не так»? Прислушаться к тому, что говорит сама Вивьен Вествуд: «Одежда всегда изменяла структуру тела, делает она это и по сей день. А удивляет и огорчает людей то, что эти изменения не соотносятся с тем, что они привыкли полагать нормальным, с нынешним принятым идеалом красоты».
Но ведь идеалы могут меняться? Да что там, они точно меняются! Кому знать, как не Вествуд, посвятившей этому жизнь?
Кельвин Кляйн
(1942)
Однажды он сказал: «Я не чувствую, что достиг чего‑то в этой жизни. Хотя я и признаю, что нам удалось придумать несколько хороших вещей, я по‑прежнему ищу, как сделать их лучше и как открыть для себя новые горизонты». Звучит очень скромно для человека, который успешно использовал свою частную жизнь при продвижении результатов своего труда и чья реклама зачастую была вызывающей, и даже откровенно провокационной. Что ж, талант Кляйна проявлялся не только в том, как придумать и воплотить интересную модель, а и в том, как заинтересовать ею окружающих…
Кельвин Ричард Кляйн родился в 1942 году в Нью‑Йорке, в Бронксе, в семье еврейско‑венгерских иммигрантов первого и второго поколений. Отец держал бакалейную лавку, а мать… «Мать обожала одежду. Очень многое в этой области я перенял от неё», – говорил Кляйн позднее. Мальчиком он проводил долгие часы, рисуя разные модели женских нарядов, что для того времени и тех мест было, мягко говоря, необычным. Но уже с пяти лет, как говорил Кляйн позднее, он знал, кем хочет стать – модельером. Он умел настоять на своём, так что отправился учиться в Высшую школу искусства и дизайна, а потом в Технологический институт моды (который, правда, так и не окончил; зато в 1964 году он женился на Джейн Сентер, с которой познакомился во время учёбы).
В 1962 году он начал работать у Дэна Милштайна, который специализировался на немного старомодных классических пальто. Кляйн проработал у него два года, а в течение последующих пяти лет пробовал свои силы, работая дизайнером то в одном, то в другом нью‑йоркском магазине.
Кельвин Кляйн
А в 1967 году его друг детства, Барри Шварц, пришёл к Кельвину и предложил начать ему совместный бизнес. Бакалейный. И, пока Барри описывал блестящие перспективы, он едва не соблазнился… Но всё‑таки уговорил приятеля пока что ещё попробовать свои силы в области производства одежды, а уж если не получится, тогда переключиться на бакалею. Год спустя, на унаследованные Шварцем десять тысяч долларов, Кляйн открыл маленькую мастерскую. Его первая коллекция была крошечной (шесть пальто и три платья, которые, по эскизам Кельвина, сшила местная портниха, которую он нанял с помощью всё тех же денег Барри), но он всё‑таки сумел получить заказ в крупном магазине одежды. Так начался путь Кляйна в мир большой моды. Как скажет он позднее, «хороших дизайнеров много, но у меня, в отличие от них, есть Барри». Если бы не поддержка друга, кто знает, получилось бы у Кельвина Кляйна сделать своё имя таким знаменитым?
Его одежда начала становиться всё более популярной – Кляйн создавал отличную повседневную одежду, простую и в то же время очень элегантную. Роскошное вечернее платье – это прекрасно, но в чём прикажете ходить на работу? А вещи от Кляйна, красивые, удобные, из отличных тканей, нейтральных цветов, можно было по‑разному комбинировать между собой, разнообразя гардероб, и десятки тысяч работающих женщин не уставали его за это благодарить. Начиная с 1973‑го, три года подряд, Кельвин Кляйн получал престижную премию «Коти», и был при этом самым молодым американским дизайнером, который когда‑либо её получал.
Разработав коллекцию джинсов, Кляйн вновь стал первым – первым, кто превратил удобную повседневную одежду в престижную «дизайнерскую», и стал представлять её на подиумах. На заднем кармане джинсов появилось название марки, и с тех пор многие модельеры следовали и продолжают следовать его примеру. В 1980‑е появилась первая из дерзких реклам Кляйна – очаровательная, и, несмотря на свои пятнадцать, уже соблазнительная, будущая звезда Брук Шилдс, рекламируя его джинсы, многозначительно спрашивала: «Что между мною и Кельвином? Ничего!» Реклама вызвала одновременно и восторг, и скандал, определив дальнейшую стратегию Кляйна, – реклама не должна быть скучной, и фокусировать внимание она должна вовсе не на рекламируемом товаре… а на чём‑нибудь другом, способном привлечь внимание и вызвать бурную реакцию. Благодаря рекламе с Шилдс продавалось сорок тысяч пар джинсов в неделю, так что стратегия была успешной, что Кляйн и продолжал доказывать долгие годы. А выпущенная позднее, в 1992‑м, модель джинсов, которая подходила как мужчинам, так и женщинам, фактически сделала модельера родоначальником стиля «унисекс».
В 1982 году он начал заниматься мужским нижним бельём, а фотограф Брюс Вебер снял для Кляйна очередную дерзкую фотосессию, вызывающую и эротическую, – Кляйн был первым, кто стал использовать в рекламе одежды полуобнажённое мужское тело. Год спустя он начал выпуск женского белья, тоже пользовавшегося большим успехом, а чуть позже продал эту часть бизнеса. Правда, оставив за собой контроль творческой части производства. Что ж, Кляйна всегда тянуло попробовать что‑нибудь новое, и, добившись успеха, он шёл, вернее, бежал дальше. То он одним из первых разрабатывал коллекцию в стиле «милитари», то занимался новыми ароматами (и в женском, и в мужском вариантах).
Частная жизнь его при этом, заметим, была вовсе не безоблачной – в 1974 году он развёлся с женой, а в 1978‑м их единственную дочь похитили, потребовав выкуп в размере ста тысяч долларов. Девочку через девять часов отыскали, вымогателей поймали, но, по словам Кляйна, это время было для него «хуже смерти». В 1986 году он женился на своей ассистентке Келли Ректор и в честь этого союза два года спустя выпустил новый, к тому времени уже не первый, но зато получившийся очень удачным (во всяком случае, ставший популярным) аромат. Он назывался «Этернити», то есть «вечность», но сам брак продлился десять лет и распался. Удачная карьера вовсе не означает удачную личную жизнь.
А карьера американского дизайнера и в самом деле получилась на удивление удачной. Союз с Барри Шварцем, другом детства, продолжался и приносил обоим миллионы, а Кельвину Кляйну ещё и славу. Правда, заметим, порой скандальную (например, однажды он нарядил в джинсы апостолов со знаменитой «Тайной вечери» Леонардо да Винчи, и церковь предъявила вполне понятные претензии, в другой раз – плакаты с моделями‑подростками оказались настолько вызывающими, что его обвинили чуть ли не в распространении детской порнографии), но это его не останавливало.