(1958) и (1963)
Творческие натуры обычно предпочитают работать в одиночку – чтобы никто не мешал, не перебивал полёт твоей фантазии своей. Найти партнёра, с которым можно не просто работать, а именно творить, созидать нечто новое, талант которого будет дополнять твой собственный, – огромная, редкостная удача. Что ж, двум итальянским дизайнерам повезло. Они нашли друг друга. И хотя вот уже несколько лет, как их фактически семейный союз распался (что, впрочем, не мешает им по‑прежнему работать вместе), в историю моды они войдут не по отдельности, а вместе, как идут рука об руку много лет. Дольче и Габбана. «Дольчегаббана».
А пришли в моду они совершенно разными путями, можно сказать, с разных сторон.
Доменико Дольче родился в 1958 году в небольшой деревне близ Палермо, столицы Сицилии. Отец‑портной управлял небольшим швейным предприятием, так что мир пошива одежды был мальчику близок с самого раннего детства, и с иголкой он управлялся очень ловко. Настолько ловко, что его прозвали «Моцартом», в честь другого гения, проявлявшего свои способности с ранних лет. Однако при этом жила семья очень скромно, и, в отличие от своего будущего партнёра, Доменико одевался очень непритязательно – в семье просто не было на это средств. Да и тратиться на это не считали нужным, главным в жизни считалась работа. И, конечно, предполагалось, что Доменико унаследует семейное дело.
Однако… Его, конечно, интересовала мода, но не в таком мелком масштабе, который могло предоставить его будущее наследство. Там делали хорошую, добротную, повседневную и, как казалось молодому человеку, весьма скучную одежду. Доменико же хотелось придумывать нечто новое. Поэтому, окончив школу, он поступил в университет. Правда, там он проучился всего год, затем университет сменился художественной школой, а затем, вместо того чтобы вернуться домой, он решился и уехал в Милан, где быстро нашёл работу у одного из достаточно известных местных дизайнеров. И вот тогда окончательно понял, что нашёл свой путь.
|
|
Доменико Дольче и Стефано Габбана
А Стефано Габбана родился в 1962 году в Венеции, детство и юность провёл в Милане (по другим сведениям, в Милане он и родился). Так что, в отличие от своего будущего партнёра‑южанина, Стефано был северянином и о карьере в мире дизайна одежды никогда не мечтал. Его семья была достаточно обеспеченной, так что он мог позволить себе хорошо одеваться – и, пожалуй, именно тогда он и заинтересовался модой, но пока что только как её потребитель. Доменико рос в мире строгих традиций, Стефано вырос в атмосфере бурной жизни большого города. По его словам, он «родился с карандашом в руках», и в университете стал изучать графику, планируя в будущем работать в рекламе. После получения диплома он какое‑то время поработал в этой сфере, но внезапно осознал, что ему это вовсе не интересно. Как вспоминал он позднее, «мне повезло, поскольку меня взял под своё крыло дизайнер и помог разобраться в мире моды».
В 1980 году, в Милане, Доменико и Стефано встретились в первый раз. Они оба работали ассистентами в одной известной дизайнерской студии, а через два года решились начать собственное дело. Доменико признавался в интервью: «Дизайн одежды позволил мне делать вещи, о которых я мечтал. Моя работа в качестве модельера – это воплощение мечты других людей. Это всё равно что быть психологом. Я должен понять, что чувствуют люди, и перевести это на язык моды; дать людям то, что они хотят, ещё до того, как они успели осознать своё желание». А Стефано говорил: «Всё, что я знаю о моде, я узнал именно от Доменико. А пока я учился, я влюбился – в дизайн одежды, в её пошив, в то, что мы одеваем людей».
|
|
Эта любовь, и любовь к искусству, их, таких разных, и объединила. Так началась совместная жизнь и совместная работа. Поначалу молодым дизайнерам приходилось тяжело, денег не хватало, и полностью отдаться своему творчеству они не могли – ближайшие несколько лет они всё ещё продолжали время от времени работать и на других, своих более преуспевающих коллег. Но тем не менее они создавали и собственные модели. Дольче затем вспоминал об их первом показе: «Мы устроили его в небольшой миланской квартире. Всем занимались мы сами, я и Стефано, без пиара, без всего. У входа стояли мои сестра и брат». Свои показы они затем проводили, где только могли, даже в ресторанчике быстрого питания – с приглашениями в виде гамбургеров. Словом, изворачивались, как только можно, пытаясь донести свои идеи и свои модели до публики. И преуспели – модели оказались настолько интересными, что в 1984 году они смогли участвовать в показах на Миланской неделе моды. Но настоящий первый успех пришёл в октябре 1985 года, когда Доменико и Стефано приняли участие в модном показе «Новые таланты», и уже в марте 1986‑го вышла их первая коллекция женской одежды, под маркой «Дольче & Габбана». «Real woman», «настоящая женщина» – так она называлась.
|
|
В 1989 году открылся их первый магазин, и не в Италии, как можно было бы ожидать, а в Японии. Впрочем, итальянские магазины тоже не заставили себя ждать, и первый из них появился, разумеется, в Милане. Вдохновлённые успехом, они занялись выпуском и мужской одежды, которая тоже стала пользоваться большой популярностью (правда, всё же не такой, как женская).
К середине 1990‑х под именем этой итальянской пары выпускалась не только одежда, но бельё, купальники, аксессуары, ароматы, и всё это пользовалось огромной популярностью. Почему же?
«У нас разные вкусы, – говорили они, – а это означает, что мы объединяем мечты. Иногда мы создаём что‑то, что более близко Габбане, иногда – Дольче. Но в наших работах мы всегда приходим к некоему общему соглашению». Возможно, сказалось именно то, что они были такими разными – как сказала их восторженная поклонница, известная актриса Изабелла Росселини, они смогли «объединить несовместимые вещи – соблазн и яркие краски, без которых не может существовать современная мода, и «старый мир» Сицилии, где свято чтут древние традиции». А если добавить чувство юмора, бурную фантазию и чётко выверенные линии, можно понять, почему этот творческий союз долгие годы, вернее, уже десятилетия остаётся одним из самых успешных в мире.
Они заработали огромное состояние и ещё большую популярность, множество наград, но главное, что они всегда делали и делают то, что им нравится. А то, что им нравится, подходит самым разным людям, вне зависимости от их роста, размера, цвета кожи. И в этом – один из их секретов.
Джон Гальяно
(1960)
Именно он создал одни из самых прекрасных нарядов конца прошлого и начала нынешнего века. Именно он, вдохновляясь предыдущими эпохами в истории костюма, умел сотворить, казалось бы, нечто совершенно новое… и в то же время узнаваемое. Именно он делал одежду, которую зачастую трудно носить, но об этом не думаешь, заворожённый её красотой. Романтика, театральность, ликующее великолепие – вот он, Джон Гальяно.
Вернее, Хуан Карлос Антонио Гальяно Гильен, родившийся в 1960 году в Гибралтаре, в семье гибралтарца с английскими и итальянскими корнями и испанки, водопроводчика и преподавательницы фламенко. Помимо него, в семье было ещё две девочки, и позднее он вспоминал, что мать всегда тщательнейшим образом следила за тем, чтобы дети выглядели идеально, даже если им предстояло всего лишь зайти в магазинчик на углу, – чистые, гладко причёсанные, надушенные, нарядные. Когда ему было шесть лет, семья переехала в Лондон. После окончания школы перед ним встал выбор, что делать дальше, и поначалу он собирался изучать языки, но тут выяснилось, что у него талант художника‑иллюстратора; ему посоветовали поступать в школу искусств Сент‑Мартинс – вскоре она превратится в Центральный колледж искусства и дизайна.
Джон Гальяно
«У меня не было стипендии, и жил я дома. Денег не хватало, так что я поступил работать костюмером в Национальный театр. Это изменило мою жизнь. Тогда сформировались мои представления о театре, об одежде, о костюме», – рассказывал позднее Гальяно в одном из интервью. Он закончил Сент‑Мартинс в 1984 году, и первая же его коллекция имела ошеломляющий для новичка успех – она была вдохновлена временами Великой французской революции и называлась «Невероятные». Так почти за двести лет до того называли молодых людей, утрировавших тогдашнюю моду и сводивших с ума своим вызывающим внешним видом и без того растревоженных революцией французов. Потом Гальяно признавался, что полагал эту свою работу настолько хорошей, что мог бы на этом и завершать карьеру в моде. К счастью, он этого не сделал. Коллекцию полностью купил один из магазинов, и бедный вчерашний студент, у которого ещё вчера не было денег на такси, чтобы отвезти заказанное покупателям, завтра уже смог открыть собственное дело. Так начался путь Гальяно‑звезды – пятнадцать лет спустя один из его преподавателей в Сент‑Мартинс посвятит своему бывшему ученику целую монографию…
Талант дизайнера у него был несомненный, а вот деловых способностей не хватало. Да, три года спустя его объявили британским «Дизайнером года», но всё равно это были довольно трудные, особенно в финансовом плане, времена – он искал поддержки то в одном, то в другом месте, а, помимо того, Гальяно чувствовал, что ему чего‑то не хватало. И этим «чем‑то» был Париж. Нужно было не останавливаться на достигнутом, а развиваться дальше, а для этого нужно было завоёвывать признанную столицу мировой моды. В 1989 году состоялся показ первой коллекции Гальяно в рамках парижской недели моды, а в следующем году он переехал во Францию. Здесь его тоже ожидали финансовые трудности, однако, к счастью, вокруг него постоянно оказывались люди, готовые оказать поддержку такому таланту. Одним из этих людей была знаменитая Анна Винтур, редактор американского «Вога» – когда в 1994 году оказалось, что Гальяно нужно срочно представить что‑то на показах осенних коллекций, а у него не было ни помещений, ни материалов, словом, ничего, Винтур помогла ему найти всё и всех, и даже знаменитые супермодели той эпохи, включая Наоми Кэмпбелл, Кейт Мосс и других, согласились принять участие в показе, причём совершенно бесплатно.
Впрочем, они не пожалели. Показ этой коллекции, почти целиком, за исключением двух розовых нарядов, сделанной из дешёвого чёрного крепа (Гальяно использовал и матовую, и блестящую его стороны – «чтобы казалось, что ткань разная»), созданной за такое короткое время, имел тем не менее ошеломляющий успех и навсегда вошёл в историю моды. Диана де Фюрстенберг говорила: «Мы все понимали, что увидели нечто, до сих пор невиданное. Одежда была великолепной, простой и женственной одновременно. Вам хотелось надеть каждое из платьев».
Дела пошли на лад, а в 1995 году Джона Гальяно пригласили возглавить знаменитый парижский дом моды «Живанши» – и в первый раз со времён легендарного Чарльза Фредерика Ворта британец поднялся на вершину французского модного олимпа. Однако не прошло и двух лет, как группа LVMH, которую возглавлял Бернар Арно, переставила фигуры на своей шахматной доске – в «Живанши» в качестве главного дизайнера пришёл другой британец, которому суждено было стать не менее известным, Александр Маккуин, а Джон Гальяно перешёл в дом «Кристиан Диор», где и оставался много лет.
Его первая коллекция была показана в январе 1997 года – ровно полвека спустя после того, как сам Кристиан Диор предъявил миру свой «нью лук». Затмить успех гениального модельера середины XX века, наверное, уже и невозможно, однако Гальяно сумел стать его достойным наследником – как писали затем в прессе об этом показе, «несомненно, шестнадцать лет карьеры Гальяно были репетицией этого потрясающего момента».
Так началось сотрудничество, поддерживавшее на должном уровне славу одного из самых великих французских домов моды и одного из самых выдающихся британских модельеров. Джон Гальяно – истинный постмодернист, умело преломляющий в одежде сегодняшнего, и даже завтрашнего дня одежду прошлого. Любовь к «историзму» возникла рано, ещё во время учёбы в колледже, и он пронёс её через все годы, обращаясь то к вычурности барокко, то к пышно‑парадному и одновременно кокетливому XVIII веку, то к элегантности британских денди начала XIX века, то к изысканным линиям модерна, то ко временам самого основателя дома, Кристиана Диора. Тяготел он и к «ориентализму», к влиянию Востока: «У творчества нет национальности, я готов заглянуть под каждый камешек. Мне нравится рассматривать и проникать в другие культуры». И всё это смешивалось в причудливый, но продуманный до мельчайшей детали, до последнего стежка и пряжки на туфле, коктейль. «Слишком авангардно», «слишком вычурно», «слишком громоздко», «слишком сексуально» – за долгие годы работам Гальяно ставилось в упрёк многое… но не залюбоваться ими было трудно.
«Мода явление не элитарное, а эскапистское. Диор побуждал женщин мечтать, вернуть романтику, женственность, соблазн. Он вернул радость на улицы городов. Думаю, это и моя задача». Он успешно справлялся с ней много лет, каждый год даря миру очередные незабываемые коллекции, очередные яркие театрализованные показы, и появляясь каждый раз в новом образе в соответствии с новой коллекцией. Множество работ Джона Гальяно навсегда вошли в историю моды, и совершенно заслуженно.
Правда, расставание с домом «Диор» оказалось, увы, некрасивым – настолько же некрасивым, насколько красивы работы модельера. История с антисемитскими высказываниями нетрезвой знаменитости мгновенно облетела весь мир, заставив одних возмущаться и говорить о низком и недостойном поведении, а других – защищать Гальяно, апеллируя к тому, что творческим личностям, тем более такого масштаба, можно простить многое. Как бы там ни было, в марте 2011 года Джон Гальяно был уволен из дома «Диор», а в сентябре того же года был признан судом виновным – речь шла не о тюремном заключении, а о денежном штрафе. Так бесславно закончилось славное сотрудничество, которое длилось к тому моменту пятнадцать лет, по сути, половину своей жизни в моде Гальяно отдал работе на именитую марку, чей престиж значительно упрочил за это время.
Безусловно, можно долго рассуждать о том, почему и как это произошло, чем упоённо и занимались СМИ в течение долгого времени, но зачем? Сказанного не вернёшь. Гальяно был не прав – и он был наказан. Репутация, положение в мире моды – всё рухнуло в один вечер. Вернётся ли он?… Неизвестно. Если да – значит, у нас есть шанс увидеть его новые работы и надеяться на то, что они не уступят созданному им в прошлом, а если не вернётся… великолепного прошлого отнять нельзя. Ни у самого Гальяно, ни у поклонников его творчества.
Том Форд
(1961)
Талант и харизма – взрывоопасная смесь, которая в своё время позволила ему стать звездой не менее яркой, чем его знаменитые клиенты. Он блистал, получая откровенное удовольствие от того, чем занимался, ведь быть дизайнером, «говорить людям, как им одеваться, как должны выглядеть их дома – это способ говорить миру, каким он должен быть»!
Томас Карлайл Форд родился в 1961 году в Остине, штат Техас. В Техасе он и провёл своё детство вплоть до одиннадцати лет, когда родители переехали в Нью‑Мексико, в Санта‑Фе. Говорят, что в немалой степени на выбор профессии будущего дизайнера повлияла его бабушка, прививавшая ему вкус к хорошей одежде, пояснявшая важность выбора собственного стиля; однако, судя по всему, это был тот случай, когда семена упали на благодатную почву – не то чтобы Том хотел стать модельером, нет, но у него были довольно чёткие представления о том, как должны выглядеть люди и вещи, его окружавшие – от обстановки дома до внешнего вида родных и друзей.
Так что, наверное, неудивительно, что после школы он отправился изучать искусство в Нью‑йоркский университет. Он ушёл оттуда через год – сниматься в рекламных роликах, пробовать себя в роли модели, вести бурную, особенно ночную жизнь в окружении интересных людей показалось ему куда увлекательнее. Затем он всё‑таки решил изучать дизайн интерьеров в известной Школе дизайна Парсонс, которую и окончил с дипломом архитектора. Ещё во время учёбы он полтора года провёл в Париже, работая в доме «Хлоэ», – Париж произвёл на него тогда огромное впечатление, а работа, заключавшаяся в том, что он был ответственен за доставку одежды для съёмок, пробудила в нём интерес к моде, и оставшееся в Школе время он посвятил её изучению.
В 1986 году Том получил первую работу, место ассистента дизайнера Кэти Хардвик, а уже в 1988‑м стал главным дизайнером в «Перри Эллис» – если учесть, что у Форда фактически не было специального образования и на тот момент ему не было и двадцати семи, это было большим успехом. А ещё через два года Форд шагнул ещё дальше и в прямом, и в переносном смысле – он уехал в Милан, где стал во главе линии готовой женской одежды знаменитой компании «Гуччи». Форд хотел развиваться как дизайнер, а раз так, то нельзя было ограничиваться одной только американской модой, в «Гуччи» же нуждались в притоке молодой крови. Этот союз оказался более чем удачным для обеих сторон – Форд некоторое время спустя занял пост главного дизайнера (правда, до этого едва не уволили, поскольку сочли, что он слишком уж следует за модой, вместо того, чтобы соблюдать стиль, сложившийся там за долгие годы), а «Гуччи» из старинной компании с хорошей репутацией, но с проблемами, особенно в последние годы, начала превращаться в огромную процветающую империю моды. Когда эта империя поглотила марку «Ив Сен‑Лоран», Том Форд стал главным дизайнером и в этом знаменитом доме моды.
Том Форд
Ему приходилось нелегко – каждый сезон он должен был выпускать две коллекции, спал он мало, а работал очень много. Но результаты того стоили. Том Форд создавал не просто одежду – дерзкую, сексуальную, вызывавшую восторг у покупателей и недовольство критиков (его работы считались порой очень коммерческими, рассчитанными на успех, что Форда совершенно не смущало; «Коммерческий» – это комплимент», – полагал он, а однажды сказал: «Моя работа – это создавать нечто восхитительное и продавать это. Не хочу разделять эти два процесса»). Форд создавал образ жизни. «Мода для меня не ограничивается одеждой. Искусство, музыка, интерьер, волосы, макияж… всё это сливается разом, образуя очередной момент времени». А он отлично чувствовал то, что людям нужно в данный момент, – и делал это.
Он стал одним из самых влиятельных дизайнеров 1990‑2000‑х годов, один только список наград и призов которого вызывает уважение. И если то, что в 1997 году он вошёл в список самых красивых пятидесяти людей планеты, по версии журнала «Пипл», имеет всё‑таки отношение не столько к моде, сколько к яркой и действительно очень привлекательной личности Форда (как и другие премии вроде очередного «человека года»), то множество наград «дизайнер года», награда от Совета американских дизайнеров моды и прочие – признание его заслуг именно в этой области.
В 2004 году, однако, из‑за ряда несогласий Форду пришлось покинуть «Гуччи». Но этот человек никогда не сдавался и конец долгого сотрудничества с одной компанией привёл к созданию своей. Начиная с 2007 года Форд занимается выпуском – уже под собственным именем – мужской одежды и аксессуаров высокого класса, а также пробует себя в самых разных областях. Так, в 2009 году вышел фильм «Одинокий мужчина», где Форд выступил в качестве режиссёра – и не без успеха.
И он ещё полон сил. Кто знает, что предложит нам Том Форд в будущем? Да что угодно! И можно быть уверенным – что бы это ни было, оно будет отличным.
Валентин Юдашкин
(1963)
В перестроечной и постперестроечной России царила эйфория – казалось, теперь можно было всё, что было запрещено раньше. И мода, мода, которая десятилетиями находилась под строгим контролем государства, тоже внезапно оказалась «свободной», открыв молодым дизайнерам перспективы, о которых раньше они не могли и мечтать. Однако одной свободы мало, нужен талант… И у него он был.
Валентин Юдашкин родился в 1963 году в посёлке Баковка Одинцовского района Московской области. Интерес к моделированию одежды у него проснулся рано, так что, когда пришло время выбирать профессию, он не колебался и в 1981 году поехал поступать в Московский индустриальный техникум на факультет моделирования. Учёба прервалась службой в армии, а затем Валентин вернулся, и в 1986 году защитил сразу две дипломные работы, «Исторический костюм» (к этой теме он будет неоднократно возвращаться в своих коллекциях) и «Макияж и декоративная косметика». После выпуска его направили в Центральное проектно‑конструкторское бюро при Министерстве бытового обслуживания, где он стал старшим художником.
Валентин Юдашкин
В 1987 году Юдашкин создал коллекцию одежды для российских участников конкурса причёсок и макияжа в Польше, следующая тоже была сделана к очередному зарубежному конкурсу, однако ему, как и любому модельеру, хотелось самостоятельности. И первая его коллекция из ста пятидесяти моделей, представленная в том же 1987 году, привлекла всеобщее внимание. Год спустя – благо это было уже возможно – он открыл первую собственную фирму, «Vali‑Мода», и его коллекции были продемонстрированы в Колонном зале Дома союзов. Успех был не только «местным», Юдашкина пригласили в Париж, что, конечно, произвело на молодого модельера огромное впечатление – попасть в мировую столицу моды, имея за плечами лишь «советский» багаж! Что ж, он никогда не упускал возможность поучиться.
В 1991 году Юдашкин, открыв фирму «Valentin Yudashkin», принял участие в парижской неделе Высокой моды. Для мира моды он был тогда никем, и тем более яркое впечатление произвёл показ его коллекции «Фаберже». После Парижа коллекция с успехом была показана в нескольких странах, после чего несколько платьев из неё приобрели зарубежные музеи – для российской моды это было настоящим признанием!
Дом моды Юдашкина открылся в 1993 году – механизм, давно отлаженный на Западе, но давно позабытый в России, так что всем тонкостям ведения работы модного дома приходилось учиться буквально с нуля. Однако всё шло успешно, и настолько, что в 1996 году дом «Valentin Yudashkin» был удостоен статуса зарубежного члена‑корреспондента парижского Синдиката Высокой моды и готовой одежды – для тридцатитрёхлетнего модельера стать членом такой известной организации, да ещё первым из россиян, было огромным шагом вперёд и настоящим признанием со стороны зарубежных коллег. Однако впоследствии, когда Синдикат начал настаивать на том, чтобы Юдашкин открыл во Франции ателье «от кутюр», тот отказался – это обошлось бы ему слишком дорого во многих отношениях, в том числе пришлось бы жить на две страны. И когда в 2000 году он провёл свои показы вне обычного графика Синдиката, оказалось, что интерес к его работам не уменьшился!
Прошли годы. Дом моды Юдашкина, первый из российских домов моды добившийся такого большого успеха за рубежом, продолжал развиваться, что успешно делает и по сей день. Высокая мода и готовая одежда, парфюмерия, обувь, ювелирные украшения… Регулярные показы, выставки, участие во всевозможных мероприятиях, связанных с модой, магазины в других странах, работа со «звёздами» – российский дом моды продемонстрировал, что может наладить свою работу на таком же уровне, как и его зарубежные коллеги. А если учесть, до какой степени Россия в своё время была отрезана от мировых событий в этой области, успехами Валентина Юдашкина можно только гордиться.
Эли Сааб
(1964)
Он умеет превращать обычных женщин в принцесс, но при этом королём себя не считает, хотя и мог бы, ведь великолепные наряды, им созданные, год за годом блистают – во всех смыслах это слова – на самых известных мероприятиях. Они так прекрасны, что порой могут и затмить свою хозяйку. Но тут уже её вина, а не их, и не мастера, который их придумал и воплотил в жизнь.
Эли Сааб родился в 1964 году в Бейруте, столице Ливана. Его родители не мусульмане, как хочется сразу предположить, услышав о восточном происхождении, а марониты (направление христианства, принадлежащее к Восточным католическим церквям). Его отец занимался оптовой торговлей древесиной, и Эли в детстве увлекался выпиливанием с помощью лобзика всяческих деревянных безделушек. А ещё вырезал фантастические платья из бумаги и наряжал в них сестёр. Так что можно сказать, что интерес к моде проявился у него рано, но портной в Ливане – не очень престижная профессия, а модельер – и вовсе неслыханно не мужская. Но родители, к счастью, поддержали увлечение сына.
В 1981 году он уехал в Париж, чтобы изучать там дизайн одежды, знакомиться с Высокой модой. Но долго он там не пробыл – его снедало нетерпение начать как можно скорее, и, получив самые необходимые навыки, он вернулся обратно в Ливан. И в 1982 году, когда Эли было всего восемнадцать лет, он открыл в Бейруте своё первое ателье и нанял двенадцать сотрудников. С самого начала он специализировался на вечерних и свадебных платьях, и всего несколько месяцев спустя о начинающем модельере начали говорить в Бейруте, а потом его известность стала просачиваться и за пределы Ливана.
Не следует думать, однако, что всё было как в сказке – модное ателье и мгновенный успех. На самом деле Эли приходилось нелегко, как, впрочем, и остальным его соотечественникам, – не будем забывать, что пятнадцать лет, начиная с 1975 года, в Ливане шла гражданская война. Как говорил он потом, всякий раз приходилось переживать – дойдёт ли очередной паром, связывавший Ливан и Кипр, до места назначения или его потопят меткие выстрелы? Сложно было делать всё – и заказывать ткани, и работать в самом Бейруте, который за эти годы настолько пострадал от военных действий, что центр города пришлось фактически восстанавливать заново, и отправлять готовые заказы…
Эли Сааб
И всё‑таки, несмотря на работу в таких условиях, Эли Сааб создавал прекрасные наряды, глядя на которые невозможно было поверить, что их создавали в стране, где идёт война. Они могли быть самыми разными, но всех их объединяла изысканность, женственность – не будучи ни в коей мере вульгарными, они мягко подчёркивали фигуру – и, можно сказать, романтичность. Как он однажды заметил, он родом из страны, где споры приводят к войнам, а потому в своих работах он воздерживается от любых провокаций. Сааб успешно объединял в своих работах Восток и Запад, использовал роскошные, но лёгкие ткани – различные виды шёлка, муслин, шифон, а в качестве отделки использовалась в основном ручная вышивка, в том числе и бисером.
Уже через пять лет у него было множество клиентов, в том числе и представители различных королевский семей Востока (например, одна из самых высокопоставленных его поклонниц – королева Иордании Нур, теперь уже вдовствующая королева). Дела пошли настолько успешно, что Сааб смог нанять большее помещение, и стал принимать заказы из Европы, в том числе и из Парижа! А в 1997 году он в первый раз показал свою коллекцию за пределами Ливана, и произошло это в Риме. В том же году его приняли в синдикат, объединяющий итальянских модельеров, причём Сааб стал первым иностранным его членом. Год спустя он запустил линию готовой одежды, и уже не в Бейруте, а в Италии, а конкретнее, в Милане. Тогда же он провёл показ свих коллекций в Монако, а в 2000 году, по приглашению парижского Синдиката Высокой моды – в Париже. Шесть лет спустя модный дом Эли Сааба вошёл в число иностранных его членов (на данный момент их всего пять), а в 2007 году он открыл свой бутик в сердце Парижа. Не об этом ли он мечтал, когда ещё мальчишкой хотел стать кутюрье?
Всемирная известность – хотя сам Сааб скромно отказывается от таких пышных слов – пришла к нему в 2002 году, когда известная американская актриса Холли Берри появилась на вручении наград Американской киноакадемии, проще говоря, на «оскаровской» церемонии, в необычном платье. У него была роскошная тёмно‑красная юбка и прозрачный лиф с вышитыми аппликациями, которые делали наряд очень соблазнительным, но не вызывающим. Платье привлекло всеобщее внимание, и с того времени наряды от Эли Сааба появляются там, где женщина должна предстать во всём великолепии, от Каннского фестиваля до приёма в честь королевской свадьбы. «Роскошная элегантность» – так, наверное, вкратце можно охарактеризовать его произведения.
И ещё одна маленькая, но существенная деталь, которая говорит об кутюрье даже больше, чем изысканные детали его нарядов. Несмотря на огромную популярность и признание в самых разных странах, он остаётся жить на родине. Из Ливана, из‑за тяжёлой политической и финансовой ситуации ежегодно уезжает множество людей, особенно молодёжь. Но сердце империи Эли Сааба – по‑прежнему в Бейруте. Он – лицо своей страны, один из самых известных ливанцев в мире. Если есть талант и желание работать, то создавать Высокую моду можно везде. Не только во Франции – можно и в Ливане.
Александр Маккуин
(1969–2010)
В 2011 году в нью‑йоркском Метрополитен‑музее прошла выставка, посвящённая творчеству недавно ушедшего модельера, а предисловие к каталогу начиналось с упоминания о татуировке на его руке, цитате из «Сна в летнюю ночь»: «Любовь глядит не взором, а душой». В сущности, вся пьеса именно о том, что любовь способна преобразить что угодно и кого угодно, сделать уродливое прекрасным. Всё зависит от того, как смотреть… И это стало своеобразным девизом его недолгой, но такой насыщенной жизни.
Ли Александр Маккуин родился в одном из районов южной части Лондона, в 1969 году. Вскоре после его рождения семья переехала в Стратфорд, район на северо‑востоке города. Отец, Рональд Маккуин, был водителем такси, классического английского чёрного кэба; мать, Джойс, довольно долго не работала – в семье было шестеро детей, о которых нужно было заботиться. И только когда самому младшему, Ли Александру, исполнилось шестнадцать, она устроилась учительницей в местную школу. Среди прочего, она преподавала там генеалогию – её предки, французские гугеноты, переселились в Англию в начале XVIII века. Александр всегда будет интересоваться историей своей семьи, и в то же время подсмеиваться над собственной историей, мальчишки из скромной семьи лондонского Ист‑Энда, который добился успеха, – слишком уж избит такой сюжет, а если он что‑то особенно не переносил, так это стереотипы.
Александр Маккуин
«[Мои коллекции] возникали из моего детства, из того, как я воспринимал жизнь, из того, как меня учили воспринимать жизнь», – говорил он. И о том, чему он посвятит эту жизнь, Ли (в юности он использовал первое своё имя), похоже, знал почти с самого начала – это должно было быть «что‑то, связанное с модой»: «Я начал рисовать, когда мне было три года. Я делал это всю жизнь, в начальной школе, в средней школе, всю жизнь. Я всегда, всегда хотел стать дизайнером».
Ли ушёл из школы в шестнадцать лет, и единственный предмет, который он «сдал», – это «искусство», что, впрочем, неудивительно. Как раз в это время Джойс Маккуин узнала – об этом рассказывали по телевизору, – что на Сэвил‑Роу (можно сказать, сердце английской мужской моды) не хватает подмастерьев. И она убедила сына попробовать свои силы. Попытка оказалась успешной – юного Ли приняли в солидную фирму, к услугам которой обращались даже члены британской королевской семьи, где он стал помощником известного мастера по пошиву пальто Корнелиуса О’Каллагана. Как случилось, что в такое место приняли совсем молодого человека без какого‑либо опыта? Его отсутствие скорее было плюсом – проще было научить с нуля, чем переучивать. Ли проработал там два года – поначалу ему было интересно, он жадно изучал все тонкости пошива, а затем, как он признавался семье, ему стало там слишком скучно (что, вероятно, и послужило причиной не такой уж невинной выходки – позднее он сказал в одном из интервью, что исписал неприличными выражениями подкладку для пиджака принца Уэльского, так что фирме пришлось отозвать обратно все предметы гардероба принца, сделанные Маккуином во время работы в «Андерсоне и Шеппарде»; их все тщательно проверили, ничего не обнаружили, но, правда это или нет, подобный поступок вполне был в его духе!). В 1988 году он перешёл в другую фирму, «Гивс и Хоукс» – там делали военную форму, и он задержался у них меньше, чем на год, а затем устроился в «Энджелс и Берманс» – это место было уже, пожалуй, ближе к тому, к чему он стремился; там занимались театральными костюмами; среди самых известных постановок, над которыми Ли довелось тогда работать, были «Отверженные». Однако и там он пробыл недолго, перейдя к дизайнеру Кодзи Тацуно, а когда тот обанкротился, покинул Лондон и уехал в Милан: «В Лондоне ничего не происходило, а самой значимой фигурой тогда был Ромео Джильи. Он был везде. Я думал, что это единственный человек, у которого мне бы хотелось работать». Ли взял билет в одну сторону, и явился в офис своего кумира, прихватив портфолио, о котором он затем говорил, что оно было «ужасным». Там двадцатилетнему нахалу из Англии сначала сказали, что места для него нет, но не успел он спуститься по лестнице и выйти на улицу, как одна из девушек в приёмной побежала вслед за ним, крича, что господин Джильи всё‑таки назначает с ним встречу. Назавтра Маккуин получил работу своей мечты, и год, который он провёл у известного итальянского модельера, он вспоминал с восхищением, поскольку много чему научился.
Вернувшись в Лондон, он подал документы в Сент‑Мартинс, Центральный колледж искусства и дизайна. На самом деле он поначалу пришёл туда в поисках работы – учить студентов делать выкройки, и хотя там не было такой должности, молодой человек, успевший к своим двадцати годам поработать в нескольких фирмах на Сэвил‑Роу и у Ромео Джильи, не имеющий образования в области дизайна одежды, зато уже имевший опыт и мастерство, а, судя по всему, и талант, заинтересовал преподавателей. Он закончил Сент‑Мартинс в 1992 году, его дипломная коллекция называлась «Джек Потрошитель» и была посвящена знаменитому лондонскому маньяку XIX века – тогда он и познакомился с женщиной, которой суждено было сыграть большую роль в его жизни, стилистом Изабеллой Блоу (она была музой многих, в том числе и ещё одной будущей знаменитости, дизайнера головных уборов Филиппа Трейси). Нет, о романе речь не шла – Маккуин с ранних лет знал о своей гомосексуальной ориентации, это была дружба, много значившая для обоих. Она скупила его первую коллекцию практически целиком, и очень хотела, чтобы Александр Маккуин (она предложила обходиться без первого имени) добился признания.
Его ранние коллекции, пусть в них уже и был чётко виден стиль, который в своё время принесёт ему славу, особого внимания не привлекли, а вот пятая и те, что последовали за ней, быстро заработали ему прозвище «хулигана от моды». Коллекция осени‑зимы 1996–1997 года называлась буквально «Хайлендское насилие» (рваное кружево, тартан, много обнажённого тела), после чего критики обвинили Маккуина в ненависти к женщинам; на самом же деле произошло недопонимание, и он имел в виду то, как жестоко обходились с шотландцами англичане три века назад. Но, как бы там ни было, коллекция привлекла внимание, о нём заговорили. И, в частности, Маккуина приметил Бернар Арно, глава группы LVMH. Осенью 1996 года Джон Гальяно перешёл в дом моды Кристиана Диора, покинув дом Живанши, а Маккуин занял его место. Назначение молодого скандального модельера главным дизайнером «Живанши» вызвало противоречивые реакции, но в тот день, когда об этом было объявлено, Катель ле Бури, историк моды, сказала: «Со всей очевидностью, он один из самых сильных дизайнеров, появившихся за последние четыре года. Он представляет собой могучую, незаурядную силу, и обладает огромным творческим потенциалом». И оказалась совершенно права.