Tina Hutchence & Patricia Glassop
Тина Хатченс, дочь Патрисии Глэссоп и сводная сестра Майкла Хатченса, профессиональный визажист у актеров для фильмов и телевидения. Она выросла в Австралии и Гонк-Конге, и теперь начала ее собственный интернет-бизнес в Бурбанке, штат Калифорния. У нее двое детей.
Патрисия Глэссоп была замужем за Келландом Хатченсом когда Тине было одиннадцать лет. От него у нее два сына, Майкл и Ретт. В прошлом международная модель, она стала гримером у артистов, работающих в Австралии, Гонк-Конге, Гуаме и США. После трех академий она написала книгу по фильму и ТВ об особенностях гримерных эффектов. Разойдясь и снова выйдя замуж за австралийского пилота военно-воздушных сил Росса Глэссопа, она осталась в Голд Косте в Австралии.
«МАЙКЛУ, КРАСИВОЙ И МЯГКОЙ ДУШЕ;
И ВСЕМ ДЕТЯМ В СЕМЬЕ»…..
ЗАПИСКИ ЧИТАТЕЛЮ.
Мы завершили эту биографию Майкла в начале лета 2000. В сентябре, хотя мир теперь знает, когда книга печаталась, трагически умерла Паула Йетс. Поэтому много новостей мы прочитаем в этой истории, которые мы слышали от журналистов.
Конечно, мы были шокированы. Последние три года было очень трудно тем, кто знал Майкла. Мы немедленно подумали о детях Паулы и больше всего о нашей милой внучке Тайгер Лили. Мы просто желали, чтоб она держалась.
Эта книга всегда будет книгой о Майкле, нашем брате и сыне, но Паула играла роль в любых аспектах его жизни. Тем не менее, даже перед последними открытыми событиями, мы не имеем желания провоцировать новые конфронтации связянные с Паулой и ее смертью, у нас нет желания не уважать ее память.
Так что эта наша история о Майкле Хатченсе. Это история памяти о нем и для Тайгер Лили.
Тина Хатченс и Патрисия Глэссоп.
ГОРЬКИЕ СЛЕЗЫ.
(пролог)
Ничего собственно особенного не происходило в первой половине дня в пятницу, 21 ноября, 1997 года. В два часа была встреча в моем офисе, встреча с дантистом и я снова вернулась в мой офис, где моя 19-летняя дочь Эрин резала торт по случаю дня рождения, который она испекла сама. Это был мой день рождения, в субботу.
Мой муж Кен тоже был там, с бойфрэндом Эрин и моими коллегами. Они запели «Хэппи Бездэй» и я задула свечи. После нескольких шуток я позвала мою мать и своего отчима Росса. Когда Росс позвонил, он напомнил мне, что осталось только четыре недели и три дня до того как мы поедем отмечать Рождество в Голд Кост в Австралию, где они и живут.
Я встертила Кена перед ужином. Когда я пришла домой, я нашла на автооответчике неотложное сообщение от моего младшего брата Ретта. Оно звучало почти истерично. Я непосредственно подумала, что что-то случилось с нашим отцом. Ретт сразу ответил, как только я перезвонила, сказал мне, чтобы я присела и спросил, со мной ли Кен. Я услышала внутренний стон. «Что? Что это?» Я спросила. Это должно быть что-то с Россом. Я огляделась вокруг, чтобы присесть. Ни одного стула не было в моей чистой, клинической кухне. «Пожалуйста, скажи мне что случилось!»
Теперь он всхлипывал. «О, дорогая, это Майкл! Он умер!» Один момент я остолбенела. После этого упала на холодный пол. «Нет, нет, нет!» - кричала я. «Это правда, дорогая!» Я не верила: «Это невозможно!» Но я все еще слышала внутренний голос: «Это правда, Тина! О, это правда!»
«Невозможно! Как, как? Где? – кричала я, но ничего не слышала. Кен смотрел на меня, молча.
«Мы даже не знаем»! – плакал Ретт.
«Где он? Кто тебе это сказал? Это не правда, это все эти глупые, безответственные журналисты. Они что-то сказали! Кто имеет право говорить такое?»
Мой брат Майкл Хатченс лидер группы INXS. В последние годы он имел тенденцию быть семьянином, но это я учила его завязывать его шнурки. Я фиксировала это.
«Я позвоню Марте» (Марта Троуп – менеджер Майкла). Я восстановила спокойствие, успокаивая других. В семье это всегда было моей работой. Но Ретт зарыдал снова:
«Дорогая, мы ничего не знаем, просто это правда и это случилось в Ритц Карлтоне. Включи телевизор. Позвони Марте. Я заказываю билет и лечу домой.»
Была короткая бессвязная попытка заговорить с матерью, прежде чем я передала трубку Кену. Я не могла говорить о Пауле Йетс и ее и Майкла дочери Тайгер Лили. Я бродила вокруг дома, крича внутри себя: «Это невозможно, это невозможно! Это должно быть ложь!» Кен перключился на Си Эн Эн. Они уже давали репортаж об этом. И тогда я вспомнила о своих детях и подошла к моим прямым обязанностям. Я не хотела, чтобы Брент, которому было тогда 25 лет, или Эрин услышали о их дяде по телевизору – особенно потому, что я не верила в это. Я сбросила сообщение Эрин, чтобы она перезвонила, я позвонила домой ее другу Джошуа, я надеялась, что она будет там. Я поговорила с отцом Джошуа, кратко объяснила что случилось. Он сказал, что моя дочь ушла от них вместе с Джошуа. Я была обеспокоена тем, что она могла слышать новости в машине.
Брент посещал Южный Калифорнийский Университет в Монтерей Бэй. Я оставила срочное сообщение для него, чтобы он перезвонил мне, на его пейджер. Тем временем, мой телефон зазвонил, это была Эрин. Она смеялась, когда я ответила, протрещав что-то мне. Она еще ничего не слышала, но у меня было немного времени, так как ее телефон начал верещать звонками от ее друзей. Она просто приехала домой и ждала Джошуа. Я заколебалась насчет того, чтобы рассказать ей о новостях, надеясь, что Джошуа скоро приедет и будет там, около нее. Мой голос дрожал, когда я спросила смотрела ли она телевизор и она напомнила мне, что ей не нравится ни один канал, и она смотрит только видео. Я была рада что Эйрин пренебрегает оплатой счетов ее кабельного телевидения.
«Мама, мама! Ты тревожишь меня. Что случилось?» Как можно более спокойно я сказала ей о том, что я слышала и она очень расстроилась.
Сквозь ее слезы она закричала: «Мама, ты уверена, ты ведь знаешь, что могут журналисты!» Я сказала что, то что мы знаем, далеко от правды, и сказала ей, чтобы она приезжала с Джошуа к нам домой.
Наконец позвонил Брэнт, он был в шоке: «Как? Когда? Мама, смотри телевидение! Может они скажут что-нибудь!» Когда мы были настроены так скептически к прессе? Брен зарыдал и сказал, что хочет приехать в Австралию. Я сказала ему пока оставаться на месте и что я попытаюсь узнать детали. Нас прервали. Это была подруга звонившая из Сиднея. Она сказала, что местная радиотсанция сообщила будто Майкл повесился. Невозможно!!!! Нет, они врут. Они сенсационизируют все, что он делает. Я не верю в это. Я не верю и до сих пор в это. Я пока еще не знала, что случилось. Телефон звонил не переставая, но каждый звонок пока еще прыгал в моем сердце и я надеялась услышать, что все это было ошибкой.
Все еще крича внутри, я подошла посмотреть фотографии в моей гостинной. Это были фото таких счастливых времен с Майклом. Так много красивых семейных моментов, фото взятые с собой во Францию, Австралию, Гонк Конг и в Лондон. Там были мама и Майкл с Джонни Дэппом в Лос Анджелесе в прошлый июль. Другие фото меня и Ленни Кравица на вилле в Южной Франции. Я остановилась на фото Майкла и меня немного пошатнуло вправо, от места, где я стояла – Сэнксгивинг, 1996, почти год назад. Я посмотрела вниз и увидела, что все еще была одета в деловой костюм. Я почувствовала, что мой разум покидает меня. Кен попробовал помочь мне, но я не смогла стоять и ухватилась за него. Он сказал, что смотрит каждую ТВ станцию, я должна поверить в это. Но я отказывалась смотреть и слушать.
Позвонила Марта. Она плакала. Ее телефон не переставал звонить. Да, это правда; но она не хочет в это верить. Она сказала мне, что говорила с Майклом не так давно, когда он был с друзьями в номере отеля. Позже он послал два сообщения ей, одно в офис и другое домой. Его последнее сообщение было болезненым, он просто сказал: «Марта, я больше не могу!»
Когда я спросила ее, говорила ли она с Паулой Йетс, ее голос изменился, понизился. «Нет, я….. во всяком случае, я не хочу с ней говорить. Я не могу. Я пошлю кого-нибудь к ней.» Она зарыдала в телефон, нахлестывая себя, потому что ее не было там, рядом с Майклом. Я сказала, что она была единственным человеком, который всегда был с ним. По какой-то причине я даже не спросила ее об обстоятельствах смерти Майкла. Я не могла произнести это, я испугалась спросить: может я действительно не услышу ответа, может быть этого не случилось. Я сказала Марте, что я зарезервирую билеты на самолет на 1:30 ночи в субботу. Она сказала, что попробует вылететь из Нью Йорка рано утром, чтобы встерится со мной. Мы отключились вместе, когда обнаружили, что обе рыдаем так безконтрольно, что даже не можем долго говорить.
Звонили разные друзья, многие из тех, кто был в нашем доме, когда Майкл был в городе. Последний раз это было четыре месяца назад, в честь Эйрин и Тайгер Лили, в дни их рождения. Опустошенные, все звонили, но никто не знал, что сказать. Они были хорошими, я знаю, но кто мог убрать прочь этот кошмар? Все мои друзья спрашивали. Что они могут сделать, пытались передать их любовь и теплоту, но никто не мог мне помочь. Эта боль осталась здесь.
Наконец приехала Эйрин. Я начала беспомощно упаковывать вещи, путаясь в них, но она взяла мою сумку на себя, так как приходилось постоянно отвечать на звонки. Я ходила по дому в бесцельном отупении. Кружка чая? Могу я что-нибудь залить в мое горло?
Я проснулась после порывистого сна и ужаснулась тому как ударила правда по моему разуму сокрушая этот небольшой момент надежды, нормализации. Вот мой чемодан: это не ночной кошмар. 5 утра, суббота, Калифорния. В Нью Йорке 8 утра и я звоню чтобы узнать прилетела ли Марта из Нью Йорка в Лос Анджелес. Ее муж Билл сказал мне, что она вылетела в 1.30 в Лос Анджелес. Это правда, не пленка из кино, хотя, по-видимому все чувствуется сюрреалистически. Все время пока я исполняла мою утреннюю рутину, в моей голове играла старая песня Скитера Дэвиса: «Конец Света… почему так сияет солнце»…. Я стояла под душем и слышала крик женщины. Это кричала я.
Дети спали, поскольку все мы не могли спать большую часть ночи. Эрин осторожно складывала последние туалетные принадлежности в мою сумку и мучаясь тем, что не сразу связалась со мной. Я сказала ей, что у нее есть целый день для принятия решения или она может связаться с Брентом во время полета. Эрин и Брэнт две недели назад закончили свой первый семестр и уже готовы были к значительным трудностям. Я подозревала, что первое беспокойство Эйрин это то, что она может выдержать боль видя как ее мама и бабушка в агонии. Эйрин и Брэнт всегда отсылались к моей маме Патрисии. Тем не менее, в эти дни Зои, маленькая дочка Ретта, позвонила бабушке и я представила, что Тайгер могла тоже это сделать. О, господи, Тайгер!
Я вернулась в своих мыслях назад, к тому моменту, когда Майкл придумывал имя его маленькой Тайгер Лили. Его любимое имя было Хираани, после имени друга семьи. Именно это имя он и выбрал. Когда Паула появилась и не так-то тепло отозвалась насчет этой идеи, он позвал меня и спросил, что я думаю, знаю ли я подобное имя в Азии и Океании, которое начинается на Х. Я не была уверена, что такие были, потому что ему нравилась идея аллитерации. Во всяком случае, потом я отправила ему факс с длинным списком имен. Конечно, имя Хелена было забракованно (как любимое имя, даже если оно и начинается на Х, оно греческое), так как оно не нравилось еще и потому, что было очень популярным в Лондоне, давшее Майклу ассоциации с бывшей девушкой Хеленой Кристенсен. Не было имени более красивого и благозвучного, чем Хираани.
Но что будет с этой маленькой девочкой, копией Майкла, как она будет расти и знать, что случилось с ее отцом?
Смотрю на перую фотографию, там «Хавенли Хираани Тайгер Лили», этой фотографией Майкл гордился, показывая мне. Она там в Сэнксгивине, в 1996 году, и на этой фото она копия ее папа, в те времена, когда Майкл был маленьким. Он был так горд, когда я сказала ему об этом и он сиял всякий раз когда кто-то комментировал поразительное сходство. Перед тем как Тайгер родилась, он всегда был горд тем, когда кто-то комментировал в семье его сходство с Эйрин. Он спрашивал: «Как это случилось?» Я говорила ему: «Ну, у нас ведь одна мама, даже если мы с тобой не похожи. Я полагаю, ты появился после того, как она перешла на сторону Кеннеди». По крайней мере, эти великолепные пухлые губы были на моем и на приятном лице моей дочери тоже. И даже теперь, когда она выросла, она все же больше походит на Майкла.
Ни Патрисия, ни я не пытались когда либо делать из Майкла мученика. Он не святой. Он сильно привлекал женщин и он знал это, как-то ему удавалось выходить эмоционально невредимым из любой сложной связи. Как артист, он рисковал иногда и он был тем видом скоростной энергии которая росла в нем по отношению к любым рисковым ситуациям, если альтернатива была скучной и мрачной. Все люди, кто на самом деле знал и любил его понимали это. У него было замечательное большое сердце и он никогда не вредил вере и доверию тех, кого любил и от кого зависел в любом случае. Если бы он был теперь, он бы сказал: «я дикий парень», ведь человечеству недостает этого. Но в сущности, он был простым мужчиной….
Кен отвез меня в аэропорт, где я зарезервировала себя на рейс Квантаса, показав мой пасспорт и карточку Американ Экспресс, я сказала мужчине, который проверял все это, что мне нужен билет на 8-часовой полет до Сиднея, так как моя спешка связана со смертью в семье. Он взглянул в мой пасспорт и оставив присматривать диспетчера, отошел. Когда он вернулся, то сказал, что меня внесут в лист ожидания с Мартой Троуп в бизнесс-класс, и они проверят, чтобы я была в полете. Что они имели ввиду насчет листа ожидания? Кто-то сказал, что моя дочь звонит мне и я поехала обратно в офис, где Эйрин ожидала на другом конце провода. Когда мы шли через мой офис, я чувствовала как все смотрели на меня. Я была уже в середине истерики, но пока еще кричала внутри себя. К счастью, Валиум, лекарство моей матери, предотвратило мои крики.
Эйрин сказала, что она и Брэнт летят в Сидней в Субботу в 10 вечера и буду в Сиднее во вторник утром. Я сидела с агентом по продаже билетов, мой разум боролся, а он говорил, что сделавшие заказ, по особенным показателям могут расчитывать на оплату за полет, называемю Сострадательной. Сострадательная. Я думала о Майкле. Он был сострадательным, человеком с доброй натурой. Люди любили его, почему же он не захотел остаться, чтобы этой любви было еще больше? Чего было не достаточно? Многие люди представляют себе, что у него было все, но очевидно он был с этим не согласен. Даже думаю, что он говорил немного более оживленно о будущем, когда я с ним разговаривала в последний раз, за шесть дней до этого, я говорю о том, что было у него на первом плане. И к тому же, он принимал Прозак последние два года. Как несчастливый человек, естественно, имел зависимость.
Я направилась в гостинную офиса, отпустив Кена, ведь он не может поехать со мной. Мой муж чувствует себя неуверенно в ситуациях, которые он не может контролировать. Я чувствовала уязвленность и скованность, даже обиду. Он чувствовал беспомощность, нервозность и делал неподходящие комментарии, от которых мне было еще более тяжело. Я не нуждалась ни в каких хороших словах, во всяком случае в намеренных. Что бы кто ни говорил, это все равно не остановит этот плохой сон и не вернет Майкла. Мой муж попрощался со мной, поцеловал меня, пожелал мне счастливого пути и я почувствовала как его глаза внимательно смотрят на меня.
В течении всей этой вечности, когда я находилась в гостинной, я послала факс маме и Россу, так как это было очень рано для звонка в Австралию.
Я дала им знать, что в субботу вечером буду в Сиднее вместе с Мартой. Я почувствовала ярость и отчаяние из-за того, что не знаю ничего об обстоятельствах смерти Майкла. Я не могу представить себе, сердце моей бедной матери, которое должно быть разрывается. Но я хочу быть там около нее, так скоро как смогу.
ИСТОРИЯ МАТЕРИ.
22 ноября начался с веселого шопинга. Мой младший сын Ретт, его супруга Мэнди и дочь Зои Энджел приехали вчерашним вечером. Ретт немного был расстроен, потому что должен был встериться в Сиднее с Майклом впервые за этот год. Но Майкл проспал и не пришел на встречу. Ретт и Майкл не имели никаких контактов за последние 12 месяцев, по большей части из-за планирования турне Майкла, чтобы к Рождеству 1997 года это выглядело удивительно. Майкл был в Австралии, на его последнем турне с INXS, по случаю того, что они были вместе уже 20 лет. Он хотел теперь сконцентрироваться на карьере в кино и завершить сниматься в фильме в Канаде. Он прекратил договор с продюссером и не хотел ждать конца турне, так что он работал над всем этим. Тина должна была прилететь в Голд Кост через четыре недели, это было впервые за четыре года, когда мы все должны были вместе собраться в Австралии на Рождество.
Росс и я решили испортить Ретту этот год и преподнесли ему сюрприз – новую машину. Мы попросили ее доставить к нашему дому в Канун Рождества, надули шарики и привязали их к большой красной ленточке, на которой было написано «Счастливого Рождества Ретт». Мы уже привезли так много приятных вещей для этого и нам не терпелось увидеть его лицо. У Ретта были серьезные проблемы с наркотиками и он лечился в реабилитационном центре последние два года. Я так гордилась им, так как он делал невероятное усилия, хотя мне кажется, как привыкающая личность он должен будет делать это весь остаток его жизни. Что было удивительно, так это то, что он казалось был в выигрыше в этот момент.
Это было солнечное субботнее утро и Росс с Реттом не пошли в гольф клуб и мы все вместе отправились по магазинам. Мы решили идти отдельно и встретиться через час в кофейне. Я нашла симпатичные платья для Мэнди и Зои, посетила магазин Ланком и купила золотые браслеты Россу и заказала еще для моих внучек Зои и Тайгер Лили. После мы решили что пойдем домой.
Когда мы шли обратно после этого, я заметила, что одна продавщица как-то странно на нас посмотрела. Я подумала, что это должно быть потому что Мэнди, которая шла впереди меня, кормила грудью Зои, эта юная леди часто делала это в последние дни. Потом я подумала, что это из-за Рэтта и Мэнди, так как они привлекают внимание. Оба очень высокие, а у Ретта всегда длинные кудри.
Когда мы вернулись домой, на моем телефоне высветились непонятные номера, пловина из них были звонками от журналистов. Одна из тех журналисток, которых я знала, наговорила на автоответчик, чтобы я скорее и неотложно позвонила ей. Перед тем как я ответила на ее звонок, звонок входной двери начал безумно трезвонить. Когда я нажала на домофон и включила обозрение около моего дома, там стояло около семи камер по которым я могла видеть, и девять каналов селектора, по всем им я услышала голоса, которые хотели поговорить со мной. Я почувствовала тогда то, что что-то было неправильным и затем почувствовала озадаченность и испуг. Я решила позвонить журналистке, которую я знала, так как не хотела слышать никаких новостей – хороших или плохих – от странных людей за дверью. Прежде чем я позвонила ей, она позвонила сама чрезвычайно обеспокоенная. Я потребовала рассказать, что случилось. Она сказала мне такую новость, которую мать никогда бы не захотела услышать.
Неверящая, я сказала чтобы Ретт позвонил в Ритц Карлтон в Сидней в номер 524 и поговорил с Майклом. Он сказал, что в этом номере никто не отвечает. Может быть он сменил свое имя на Мюррей Ривер или поменял номер – он иногда делал это если неприятные люди следили за ним в холле. Тогда я попросила Ретта поригласить менеджера отеля, который, в конечном счете, сказал Ретту, что мы должны позвонить в Полицию Роуз Бэй. Мое сердце заколотилось. Это был кошмар. Мне нужно было поговорить с Тиной. Ретт поговорил с кем-то из полиции и они информировали его насчет этой ситуации, мне даже никто не позвонил. Ни отец Майкла, ни детективы, которые работали с этим случаем. Ретт позвонил Тине в Лос Анджелес, но услышал только ее голосовое сообщение.
Я посмотрела на стол и заметила, что факс Тина послала мне несколько дней назад, где описывались детали ее планов на Рождество. Ее записка была такова: «Я сказала Майклу об этом час назад. Он был доволен, сказал, что подготовка к турне идет хорошо. Я очень счастлива за него. Он очень возбужден насчет съемок в фильме. Он сказал, что когда закончит дела приедет в Лос Анджелес, через пять дней, ко мне.»
Потом Тина все же позвонила. Ретт сказал ей ужасную новость. Она была потрясена и не понимала ничего. Ретт повесил телефон и мы заплакали. Об этом было невозможно говорить…. не было слов, которые бы излечили мое сердце от раны, которое билось будто сейчас разорвется. Звонок пока еще не унимался, голоса кричали в селектор. Все, что я могла подумать в этот момент: «Пожалуйста, прогоните их!»
Росс вернулся домой, не имеющий никакого понятия о случившемся. Он немедленно взял все под контроль и отправился сразу же в Сидней. Он всегда был моей скалой, и продолжает ею быть все это время. Остаток дня был смазан. Я хотела бы заблокировать мой разум… уснуть и проснуться к счастливому шоппингу, слушать мои сообщения в автоответчике и слышать голос Майкла: «Привет, мама. Как ты? Где ты? Ретт приехал? Как Росс и его гольф?» - а особенно услышать – «Я люблю тебя, мама!» - он всегда это говорил перед тем как повесить трубку. Он звонил мне два дня назад, он был уставший, но счастливый, в Сиднее.
Я много кричала остаток дня. Я слышала, как повторяю слова Ретта – «Нет! Нет! Почему? Как? Это неправда!» Я бродила по дому разглядывая фотографии, и кладя их на место. Я выходила на балкон и смотрела на пляж и на солнечное небо Квинсленда. Я думала о том, что на днях Росс забирал Майкла, чтобы тот встретился с Тайгер. Они ездили в нашу квартиру и я взяла фотографии у Майкла с этого дня.
Ретт рыдал неконтролируя себя: «Почему Майкл? Почему не я, мама?» Я представила себе, что он был возможно более склонен к саморазрушению. У Ретта были некоторые тяжелые времена – и всегда казалось, что он мог бы спикировать с какого-нибудь высокого этажа.
Я пошла в ванную, меня вырвало, после я вернулась в гостинную и ошеломленно затихла, пробуя понять это безумие, это вторжение в наши жизни. Ретт снова говорил с Тиной. Он все еще плакал. Я с печалью почувствовала теплую ручку на моей руке. Это была маленькая Зои Энджел. Я посмотрела в ее красивые голубые глазки. А она сказала: «Бабуля плачет, Зои плачет, папа плачет, Зои плачет». Мы совсем забыли об этом дорогом маленьком ребенке, которая все это время стояла слегка нахмурившись и боролась с непониманием, почему же было разрушено наше счастливое утро.
Я попросила Росса зарегистрировать нас в Ритц Карлтоне в Сиднее. Утром я поменяла мое требование и мы остановились в соседнем отеле Сэр Стамфорд. Я не спала и была готова встать и отправится в паническую атаку. Как зомби я приняла душ, бросила кое какие одеженки в сумку, оделась и выпила немного чая. Я ждала пока остальная семья проснется, и машина доставит нас в аэропорт для поездки в ад. Мы изучали смерть Майкла через масс-медиа и я все еще ужасалась этому. Источникам всегда было легко проникнуть ко мне. Я обнаружила это когда Майкл прославился, журналисты никогда не имели трудностей в поисках меня, так почему же люди не могли бы преувиличить эту несчастную ситуацию. Отец Майкла Келл, также был замечен прессой. Я часто слышала в новостях, что имя рассматривалось как уведомление о семье. Казалось, что семья Майкла имела некоторое уважение. Но это было только начало и фрагмент нашего кошмара.
Мы приехали в Сидней, в город, где родился Майкл. Так как мы ехали по знакомым улицам, я вспоминала и видела своего любимого сына в каждом этаже каждого здания. Огромные постеры сообщали о концертах INXS и были налеплены на каждой стене, газетные магазины с их наружными плакатами на которых красовались фотографии Майкла и жирные объявления о его смерти. Я закрыла глаза и позволила своему разуму заполнится любовью к Майклу. Я все еще отрицала. Это должно быть ошибка, может это кто-то другой, какой-то другой матери сын… не мой Майкл. Мой Майкл любил жизнь, он был рисковый, он любил свою дочь, его семью. Тогда я вспомнила, что когда он позвонил мне пять месяцев назад из Вены, я почувствовала печаль в его голосе, и я спросила как у него дела. Он сказал: «Я не могу больше ничего сделать. Я не хочу, чтобы это турне заканчивалось!» Я сказала ему, что это не очень-то хорошая идея вытаскивать это сейчас, очень скоро он будет работать с фильмом и заканчивать свой соло-альбом, который так много значил для него. Он повеселел немного, но его настроение было на нуле, я все еще чувствовала это в его голосе. Я сменила тему в сторону его дочери Тайгер Лили. В нормальных обстоятельствах это могло бы поднять его настроение, но не сегодня. Он снова сказал: «Я не могу больше ничего сделать. У меня ничего нет». Он был обременен борьбой между его партнершей Паулой Йетс и ее бывшим мужем Бобом Гэлдофом, так много это стоило ему в судебном процессе, и он беспокоился насчет своих инвестиций. Он чувствовал несправедливость. Он устал и за ним следили все, так как он уже потерял много денег в совете, что имело обратное действие, и он не хотел чтобы это повторилось снова. Я никогда не слышала, чтобы Майкл был в какой-то депрессии, кроме этой.
В конце этого разговора, он попросил нас встретиться с ним в Лос Анджелесе, когда он туда приедет. Когда мы приехали туда, он ждал нас в лобби-баре отеля Мондриан и его настроение было прекрасным. Он был счастлив видеть нас и я почувствовала себя легче.
Когда мы приехали в Стамфорд, мы договорились, что будем использовать имя Эдвардс, пока будем там. Это было возможно для того, чтобы защитить нашу личную жизнь. Мы решили побеспокоиться об этом позже, но знали, что нашей семье и друзьям будет трудно с нами контактировать. Моя сестра Маурин позвонила Келлу чтобы получить у него мой не включенный в список номер комнаты, а Сью, его жена, сказала, что она не доверяет ему. Моя сестра услышала о смерти Майкла на час позже, так как в это время у нее украли сумку вместе с записной книжкой. Она не могла говорить по телефону целых пятнадцать минут, прежде чем снова могла выйти с кем-то на связь. К счастью, я успела сказать на ее автоответчик наше новое имя.
Я позвонила Келлу и он предложил переехать в его апартаменты побыстрее и сказал, что считает это необходимым. Почти немедленно я позвонила шоферу, предложив ему быть в лобби баре через 15 минут. Я позвонила в комнату Ретта, чтобы сказать ему, что мы едем к Келлу, но его там не было. Когда Росс и я спустились вниз в лобби, то встретили там шофера, а также были встерчен портье и он проводил нас в гараж.Когда мы спустились, мы увидели полицейскую машину, которая забрала нас в морг.
Это шокировало меня. Это был конец а мы все еще не знали и половины всей истории которая случилась. Я была неподготовлена и не хотела садиться в машину. Это было ужасно печально, жестоко видеть моего любимого сына Майкла. Почему Келл не пожелал дать мне хоть какие-то детали? Больше всего я нуждалась в объятиях, в слове от отца моего ребенка. Я нуждалась в комфорте, в ком-нибудь, кто бы убрал прочь эту боль и помог мне столкнуться перед фактом, что мы потеряли сына, которого так сильно оба любили.
Мы поехали в морг в полицейской машине и через несколько минут мы нагнали Келла и Сью, которые ехали в другой машине с Тони Вудаллом и с нанятым финансовым советником Майкла, Коллином Даймоном. Ретт и Мэнди приехали вместе с Зои сразу же после нас.
Это было то время когда мы приехали смотреть Майкла, мое сердце бешено колотилось и я сильно дрожала в той комнате. Росс дрожал тоже, держа меня за руку. Это был кошмар! Я не знала что ожидать и чувствовала себя больной и у меня кружилась голова. В конце концов мои глаза сфокуссировались на моем сыне, я потрогала его лоб и убрала волосы с его глаз. Он был так красив, но так холоден… это выглядело так будто он просто уснул в снегу. Потрогала его густые темные волосы, я отрезала его прядь когда он был еще маленьким мальчиком… прядь блестела каштановым отблеском и переходила в солнечного блондина. Росс вышел, оставив меня наедине с Майклом. Пришел Келл и мы стояли там вместе. Никто из нас не мог говорить. Эмоции захлестывали нас, мы смотрели на нашего любимого сына. Я захотела потрясти его, разбудить и спросить: «Почему, Майкл, почему?» Я говорила с ним, я молилась за него, поцеловала его прекрасное лицо и руки и ушла прочь.
Мы поехали из морга в апартаменты Келла, где приняли некоторые решения о похоронах. Зои Энджел играла на полу так как Ретт, Мэнди Келл, Сью и я устали за ней следить. Телохранитель Тони был поблизости. Сью сделала чай, так как Келл занимался похоронами, а я предложила занятся цветами. Ирисы, я думаю, красивые голубые цветы, которые так обильно цвели в саду Майкла на вилле Рокьюфорт Лес Пинс в Южной Франции. Это были его любимые цветы, как и мои. После этого согласования, мы с Келлом вышли в другую комнату для краткой беседы, телохранитель Тони последовал за ним. Мы только кратко затронули тему против кремации и не нашли никакого решения. Тогда Келл посоветовал сделать кремацию и воздвигнуть большую мемориальную плиту. Я не хотела этого, так как я вспомнила, что читала, что случилось с мемориальной плитой и могилой Джима Моррисона в Париже. Даже сейчас его последователи сидят на могиле и устраивают там вечеринки, а парижские авторитеты просят убрать могилу. Я помню как Ретт сказал: «Что за дела? Майкл был атеистом».