Нас обсуждала пресса. Они бодрствовали около дома Келла, также как около наших апартаментов в Голд Косте, и теперь они прокладывали путь по улицам около Стамфорда, их фотообъективы отражались на наших окнах. Это будет еще хуже в течении всех этих нескольких дней. Я отчетливо помню как Келл сказал: «Что нам нужно так это статья Хэрри М. Миллер». Хэрри Миллер это лучший австралийский публицист. Он описывал все наши большие праздники и получил большую зарплату раньше, чем Макс Клиффорд в Британии. Перед тем как это случилось, я встретилась с Хэрри за три недели перед этим случаем, на моем ланче в Сиднее и мы говорили о Майкле. Хэрри выразил все его желания, включить ребят в новый проект. Я сказала ему, что Майкл вернется в Сидней через пару недель, дала ему контатный телефон Марты и послала ей номер Хэрри. Кэлл попросил меня позвонить ему и решить журналистскую проблему. Даже среди моего горя и неразберихи я не знала как может Хэрри повлиять на прессу, особенно приехавши с Паулой утром. Я посоветовала Кэллу поспать, так как не хотела звонить Хэрри не составив прежде мой фирменный план. У меня не было идей насчет того, чтобы вовлечься в это или насчет того сколько это могло бы нам стоить.
Мы говорили о том, что пытки Майкла длятся в течении всех тех лет, поскольку он был с Паулой. Этот период время в его карьере в который я могла бы позвонить ему в том случае, если бы захотела получить настойчивую негативную прессу. Мне всегда было вредно читать и волноваться за Майкла, я знала это.
Тина была точна. Мы поехали обратно в Сэр Стамфорд.
***
Мой полет наконец-то был объявлен. Сопровождающая гарантировала мне, что Марта ждет меня там и сказала, что сопровождающая мне больше не нужна, что она спешит, так как работает и посоветовала мне сесть туда, где все пассажиры, перед тем, как мы поднимемся на борт. Она предложила проводить меня вниз на несколько ступенек, так как на мне лица не было от моих распухших глаз. Она также сказала мне, что она разместит моего ребенка, которого проводят с охраной в бизнесс-салон завтрашним вечером, и положила мне в сумку маленькую бутылку вина. Я редко выпивала, но распознала этот жест. Сопровождающая очевидно чувствовала мою беспомощность. Я прошла через большинство ее «клинексов», пока она испытывала меня на устойчивость за пределами салона.
Марта выглядела такой поникшей и печальной в пустой зоне ожидания. Марта была не высокая ростом, но ее острота и проницательность была в ней как в нью-йоркской бизнессвумен. Я осмелюсь даже сказать, что она могла бы отослать прочь кого-нибудь или позвонить кому-нибудь из музыкальной индустрии будь то день или ночь. Майкл очень сильно доверял ее решениям. Они много путешествовали вместе, ходили на деловые встречи, планировали будущее. Она говорила, что она хотела бы, чтобы на ее надгробном камне было выгравировано – «Здесь лежит единственная женщина Майкла, которая никогда не спала с ним.» Мы обнялись и покачали нашими беспомощно головами перед посадкой на самолет.
Через тринадцать часов полета вся команда самолета была очень мягкой с нами. Многие сопровождающие полет выражали свои соболезнования. Мы сидели и смотрели на них поскольку были способны уже выдержать этот этап.
Я виделась и говорила с Майклом часто в 1997 году, так как в этом году он был в турне по США, но Марта рассказала мне некоторые вещи, которых я не знала, что они были в жизни моего брата Майкла последние три месяца, и некоторые факты о его смерти, как она понимала их. Она объяснила, что она звонила в Лондон в пятницу, но там трубку схватила только Паула в паршивом настроении, взбешенная своим бывшим мужем Бобом Гэлдофом.
Паула надеялась отобрать у него двух младших дочерей Гэлдофа, Пичес и Пикси, в Сиднее. INXS были там же, в турне «Не Теряй Своей Головы». Майкл добавил мне впечатлений на нашей последней встрече, ведь дети могли бы приехать на Рождество – он не стремился к тому чтобы дети были в турне, он понимал, что Боб пожелает быть со своими детьми на празднике. Это означало, что Бобу не наплевать на них. Во всяком случае, это не предвещало то, что Паула могла бы уехать из Австралии с Майклом и их дочерью Тайгер Лили. Майкл радовался времени когда мог побыть между турне с его маленькой девочкой и его семьей. Дочки Гэлдофа стали ближе к нему с прошлого Рождества. Но я думаю, что это были просто дни перед первой ночью его последнего туне с группой. Это была последняя вещь, в которой он нуждался, он был в сильном стрессе из-за трудностей с семьей. Во всяком случае, я знаю это по себе, такие дела не всегда проходят легко для детей, которые вовлекаются в это после разводов.
Когда мы в последний раз говорили, он сказал мне, что он встречался со своей последней девушкой четыре года, с Хелен Кристенсен, и его многие старые комплексы перешли из старой связи в новую. Я пожалела его насчет предстоящего турне, которого он боялся – это факт что наступил конец INXS, это было особенно эмоционально для него. Я напомнила ему, что было не так много турне и кроме того это было за пять недель перед Рождеством, когда он был так разбит перед возвращением в Лос Анджелес, для завершения этой эксцентричной карьеры.
Я провела много времени в ЛА с девушкой, которую Майкл присмотрел как лучшую партию для себя в последние четыре месяца. Она была энергичной персоной и я называла ее просто Блэйр.Он подарил ей билеты на большинство их концертов и оказалось, что он был очень был очень расслаблен и счастлив с ней. Для Паулы это был не секрет, для группы, для друзей и членов семьи оказалось, что он нашел более интересную женщину для себя. Паула может быть и мать его ребенка, но он оспаривал все репортажи, что намеревается женится на ней. Он был щедр в своей чистой любви к своей маленькой дочке: это было ясно для меня, что он был предан Тайгер, но это была совсем другая история.
Марта также рассказала, что она говорила с женщиной, которая упаковывала сумки Майкла, когда он собирался в Сидней. Я не видела в этом ничего особенного, так как знала, что упаковывали чемоданы Майкла все кому не лень. Он обычно всегда спешил и опаздывал все эти годы путешествий, он никогда не изучал технику упаковывания чемоданов. Я полагаю, что Марта гарантировала мне, что он не покидал Штаты с какой-нибудь незаконной субстанцией. Я не давала для этого никаких поводов, хотя я смутно знала какое оказывали влияние наркотики на моего брата. Также я была под впечатлением из-за того, что по большей части, он мог контролировать себя. Я думаю, что Майкл был в более значительной депресси, чем позволил мне увидеть, которая была так типична для него. Он злился, когда люди автоматически определяли подноготную его жизни и всегда находились причины, почему это не так уж круто быть Майклом Хатченсом, рок-звездой. Тогда снова, много раз, если вы отображаете знаки беспокойства, он мог убрать их с вашей души, и рассказать какие-то хорошие истории и то, что в будущем ждет всего очень много хорошего.
Марта рассказала мне, что когда услышала трагическую новость, она инструктировала тур-менеджера, чтобы он взял ответственность заплатить отелю счет за Майкла, так что он собрал телефонную регистрацию и отметил, кто мог говорить с Майклом этой ночью. Марта раскрыла, что этой ночью Майкл звонил Бобу Гэлдофу. Мне показалось, что это могло быть работой для расследования смерти. Кому какое дело, кому Майкл звонил в те последние часы – они все равно были неспособны помочь ему.
Мы проспорили весь полет, и сошлись на том, что Майкл в тот раз не испытывал какой-либо боли. Майкл имел чрезвычайно низкие показатели его психического отклонения. Случайный передоз просто усилил это. То что мы слышали о его смерти, казалось мне таким грубым совершенным суицидом. Тем не менее, это многое объясняло, что когда человек вешается, это не больно, он просто потерял сознание. Какая-то уверенность, что смерть Майкла была суицидом с самого начала. Не буду говорить, что это объяснение содержит собственную ужасную озадаченность – это просто казалось, что было объяснение.
В течении полета в Сидней, я заметила, что новостей на мониторе не было, и мы не получили газет. Позже Марта сказала, что сопровождающий полета сказал ей, что они приняли решение не включать Си Эн Эн и не давать газеты из-за уважения к нам. Я поробовала поспать. Я была измождена, но даже Валиум не помог: я только видела красивое лицо моего брата каждый раз как только закрывала глаза. Было так много вопросов на которых не было ответов. Я попробовала вернуть себя в хорошие времена, но вместо этого спрашивала себя: «Почему?»
Перед посадкой, пришел стюард и гарантировал мне, что мы можем выйти вместе с другими пассажирами. За таможенным досмотром группа людей ждала с добропожеланиями, все загримированные. Мы все обнялись и пошли к машине, Марту и меня забросали вопросами тут же.
Когда мы ехали к отелю, Марта спросила об остальных пяти членах группы INXS. Их замучили постоянные звонки. Где Эндрю Фэррис и что он теперь будет делать? Что будет с Кирком Пэнгилли, Тимом Фэррисом, Гари Гэрри Бирсом и Джоном Фэррисом? Все пятеро были в полном шоке и определенно нуждались в Марте. Вопрос был, я думаю, такой, кто успокоит Марту? Мы сказали, что австралийский премьер министр Джон Хавард сделал очень уважительное заявление о Майкле и все в целом было положительно. В отличие от прессы. Но я придерживалась мнения, что Майкл умер один, он пожертвовал своей собственной жизнью – что может быть положительного в этом? Вскрытие состоялось утром, в понедельник. Марта сказала, что она хотела бы видеть его и я тоже. Я смотрела в окно и все напоминало мне о Майкле. Многие годы я ездила по этим улицам и много раз вместе с ним или для того, чтобы увидеть его. В это время, мой взгляд упал на что-то, это была газета. Я не могу объяснить, что я почувствовала тогда увидев большую фотографию своего брата и заголовок на этой странице: «МАЙКЛ ХАТЧЕНС УМЕР В 37». Я все еще кричала внутри себя: «Ты не прав, это ошибка!»
ЛЮБИМЫЙ ОДНАЖДЫ. (Глава 1)
Дни и месяцы, следовавшие за смертью Майкла, казались словами, которые наиболее часто предлагались мне, и однажды я услышала что повторяю из все чаще и чаще: «Почему? Как это случилось?» и «Ты знаешь что-то что могло быть неправильным?». Не сомневаюсь, что тот, кто потерял своих любимых от суицида, особенно когда ничего не ясно, всегда ищут причину, настает время, чтобы спрашивать эти вопросы. На нас также давили медиа спекулянты. На поверхности казалось, что Майкл не имел ничего. Вы должно быть думаете, что достаточно быть талантливым и невероятно успешным в своем выборе карьеры, особенно когда успех переходит в славу и все приятные моменты приходят вместе с этим. И достаточно иметь красивую экзотическую внешность, которая привлекает женщин без усилий. Майкл был тоже одним из тех особенных индивидуалов, которые вдохновляют и мужчин и женщин. У него были хорошие друзья, и наиболее любимая и отзывчивая семья.
Возможно, была некоторая мера внутренних чувств Майкла, это когда нужно оценить динамику внутри семьи и климат в котором он рос. По сути, я могу сказать вам, что Майкл был самым любимым ребенком, счастливым, спокойным и нежным.
Как члену непосредственной семьи, мне казалось, что это наиболее возможный образ Майкла, не важно, что бы он выбрал в своей жизни. У него было огромное одобрение со стороны наших родителей, и я всегда признавала, что Майкл был любимым ребенком. Это было меньшее, из недостатков наших родителей, частью их – за себя я всегда знала, что меня любят тоже. Это было большее, что удовлетворяло дорогую сердцу натуру Майкла. Я теперь знаю, что рождение и род играют основную роль, так же как родители относятся к ребенку, тем самым формируя его как личность и следовательно точку зрения в жизни. Многие семьи всегда выделяют особенное место для перворожденного сына – все просто. Или все усложняется, если рождается младший сын, такой как Ретт.
Другой предмет спора является тем же самым, дублирующим семейство. Мама и я были семьей с отсутствующим отцом, когда примкнули к Келлу, который и стал в последствии мне отцом. Мы никогда не имели обозначений как отчим или сводные. После того как наши родители развелись, Келл женился на Сью, а мама позже вышла замуж за Росса. Если бы даже Ретту было 15 в то время, а Майклу 17, а я была бы связана со своей семьей, все равно это бы сделало все роли более выдающимися. Так как каждый из нас принимал более более выраженную роль, что и разделяло нас. Это были отличия от стандартной семьи, где все знали какую роль они играют внутри семьи. Мы не долго были ответственными, каждый учился и становился ответственным за свой собственный стиль жизни, отвечая за все сам или чувствуя ответственность – кроме любимого выбора.
Это помогало разглядеть все тщательно на фоне жизни Майкла. Не через те истории написанные в таблоидах теми, кто брал интервью у него в течении его карьеры, потому что в те времена он осознавал, что продает альбомы его «дикой» персоны, характера, который он объясняет как «другой Майкл Хатченс» - исполнитель, характер человека, которого видят на сцене. Мне было 9 когда я учила как оценивать хорошую прессу и публичное отношение к ней. Друг мамы, который представлял рекламное агентство, обрабатывающее общественные отношения для телевизионных серий Рин Тин Тин, уговорил меня написать фэн-письмо австралийскому Рин Тин Тин (это собачка, которая появилась на коммерческом австралийском телевидении, раньше, чем американская собака, которая выполняла героические поступки раз в неделю. После передачи на детском ТВ). Австралийская собака, немецкий шеппард по имени Лофти на самом деле принадлежал другу моей мамы. Письмо было написано и скопированно. Я просто составила копию своей детской рукой, потом оно было перепечатано в газеты и разрекламированно компанией. Я помню эта настоящая копия пришла позже. Посланная авиа-почтой оно пришло позже, чем я прилетела в Мельбурн. С моей опрометчивостью я наделала в письме все возможные ошибки, но им понравилось, потому что ошибки сделали письмо наиболее подлинным. Когда моя бабушка вырезала это письмо из газеты, мне было неинтересно это все, потому что это была не моя идея. Это дало мне ценный урок; не верь всему, что ты читаешь в газетах.
Вы не можете даже положиться на «серъезные» источники новостей, как Майкл, и в конечном итоге остальная семья тоже. Когда какие-то люди непосредственно ссылаются на семью, на наши «фамильные вещи», точно также как если бы в этом был глубоко укоренившийся секрет над которым другие могли бы поразмыслить, я должна допустить, что я даже не знаю о чем они говорят. Большая половина человечества исходит из того, что эти ссылки дошли до того, будто семья распалась. Кроме того, Майкл уехал всего на шесть месяцев из дома в начале его турне с INXS, когда наши родители развелись. Я сказала тогда, что это было его лучшее, наиболее стабильное начало в жизни – и это включало Ретта и меня. Тем не менее, смерть Майкла произвела поразительное влияние на всех нас, не просто потому что мы любили его, как вы видите, он стал символическим патриархом.
Я начала писать о Майкле немедленно после его похорон. Я всегда обращалась к ручке и бумаге, когда чувстовала страсть к этому – особенно, когда это все казалось таким неясным, и также в те времена, когда я чувстовала, что есть что-то подобное невероятной несправедливости. У меня никогда не было словесной борьбы, никогда. Майкл был таким же – я полагаю, он был способен выразить свою страсть в его песнях. Никто из нас не мог бы сталкиваться, если бы кто-то втерся в наши связи, с тенденцией к отступлению в тишину раньше, чем в противостояние, в ярость. Насчет Ретта это совсем другое дело. Я не знаю почему, но иногда он казался развитым в аргументах.
С похождениями Майкла, я столкнулась с величайшим нерешенным конфликтом в моей жизни, разбитая семья и ярость против прессы, которая делала все неправильно. Я была разгневанна ненужной смертью Майкла и возмущена поведением многих из тех, кому он доверял и в некоторых случаях расплачивался своей красотой, тех, кто наблюдал за его любовными делами и главное заботились о нем. Это было мучением видеть этих людей – возможно за деньги – говорящих свободно о делах семьи, о которых они знали. Люди, которые едва знали его претендовали на близкие связи с ним. Я допускаю это для тех, для кого это было неизбежно, но это делало меня горящей желанием записать все на пленку. У Майкла были дома в Австралии, Лондоне и Франции и он был великодушным хозяином всякий раз когда его расписание ему позволяло это. Но он был, в основном, в турне или в студии около десяти месяцев в году, жил на чемоданах в отелях. Другие парни из INXS были ему как братья, но, в основном, у него не было времени налаживать более глубокие дружеские связи, особенно учитывая сколько людей сейчас на это претендуют.
Я устала читать газетные репортажи загадок с ошибками или ложью о несчастном детстве Майкла и его отчуждении от семьи. Особенно, я ненавидела читать эти нонсенсы, потому что это особенно поносило характер любимого брата, которого я знала и который теперь не поправит ошибки. Там были истории о семье враждующей над его имуществом, о его планах жениться на Пауле – все, опять, неправда! В своей жизни Майкл ненавидел вторжение прессы и искал защиту, чтобы иметь немного личного пространства. Он ужасался кошмарной неправде о нем, теперь спустившейся с привязи. Я почувствовала, что это было почти обязанностью говорить за него.
Наша главная австралийская газета хотела скооперировать маму и меня в специальное издание награждения Майкла после трех месяцев после его смерти. Мы отказались. Когда «награждение» было опубликованно, написанное каким-то претенциозным источником, мы были в ужасе прочитав, что Майкл предположительно не был близок с нами и что можно сосчитать времена на пальцах одной руки, когда мы виделись с ним. Его связи с матерью аналогично были потеряны и расторгнуты. Также там доказывалось, что мать и я показали высокое безразличие ко всей этой лжи и отнеслись к ним с неуважением и пренебрежением. Кто эти трусы, безымянные смутьяны? Какое им дело? Но в нашем грубом и недовольном состоянии только спустя месяц после смерти Майкла я чувствовала, что- что-то произодет.
Во-первых, даже незначительная погрешность мучительна. Но я не пошла объяснять, что Майкл имел свою жизнь, а я свою, что мне не нужно было следовать за ним от гастролей до гастролей, как группи, предполагаю. Почему я должна была, когда мы нежно любили эти периоды и дорожили ими и личным временем всей семьей во Франции и на Голд Косте? Когда была особеная причина и если бы мне легко было поехать на гастроли, конечно я хотела, особенно в ранние годы его карьеры. Почему нет? Но так как природа и сложности лжи усиливались, стало необходимо написать правду, больше всего ради Тайгер Лили и для его милой Зои Энджэл на будущее. Я была обязана сделать это для них, написать честно что случилось и эскиз правдивого портрета их любимого отца и дяди. Я начала восстанавливать каждый разговор, который у меня был с Майклом за последние два-три года, раскапывая каждую записку или факс от него и оказалась перед фактом, что «да», он был совершенно несчастным, хотя редко показывал или допускал это. Я позвонила людям, которые, надеялась, обеспечат меня фрагментами ответов, которые касались мистерии его смерти – Боб Гэлдоф, его старый друг Эндрю Фэррисс и его долговременная любовь и друг Мишель Беннетт. И я села писать о Майкле Хатченсе, которого я знала как ребенка, тинейджера, славного юного подростка и в конце-концов, проблемного мужчину, которым он стал.
В последние два года было очень тяжело сохранить достоинство, пока я пробовала игнорировать те истории, которые были написаны о моей семье разными так называемыми друзьями, которые отказались даже назвать их имена. Печально, эти истории повторялись друг за другом в таблоидах. Они выбирают незащищенные публикации, обвиняя людей, которые знают что-то лучше; это приводит к странным письмам и ты начинаешь ненавидеть почту. Я удивлялась, как эти люди могли спать спокойно ночью?
Я держала у себя записную книжку столько сколько было нужно, так я могла запомнить, как бы это ни было странно, после всего я обнаружила, что Тина тоже записывает все в записную книжку, так что мы решили работать вместе над книгой о Майкле. Это была моя идея, а Тина сопротивлялась сначала, но скоро мы обнаружили, что в этой работе была небольшая терапевтическая польза. Мне нужны были все терапии, которые я получала. Я даже поняла, что я заболела, поэтому Росс отвез меня к Тине в Лос Анджелес на два месяца. Терпение и понимание приходили, когда я сокрушалась в слезах снова, Росс тоже любил Майкла. Так вот как эта книга начинается. В Калифорнии мы обнаружили, что у нас есть маленький мир и личное пространство. Медиа не травили нас так неумолимо – менее, чем в начале.
Я думаю, что ничего так больше не повредит мне после шока от смерти Майкла. Но мы не будем горевать и начнем заживляющий процесс в настоящее время, так как все просто становится хуже и хуже. Как и моя дочь, я чувствую беспомощность при ранении всей этой ложью о Майкле, особенно когда они увековечивали людей, которые претендовали на то, что они его друзья или которые искали выгоду из его доброты и лояльности, когда он был жив. Тина и я начали процесс трат и биржи, корректируя и интегрируя наши памяти. Иногда мы работали вместе и говорили по телефону, мы даже были способны смеяться.
Может быть это даст нам силу для того, чтобы начать судебное дело против исполнителей имущества Майкла в апреле 1998. Наша причина стать чистыми. Мы будем способны решить это судебное дело в мае 2000.
Наша мама Патриция Кеннеди имела свою собственную модельную школу в Мельбурне. Это удивляло любопытных девочек с игровой площадки. Часто, когда детям нужно было шоу или съемки, я учавстовала в этом. Или если моя мама не находила ассистентку, я сопровождала ее и просто наблюдала все действия в переодевалке. Я всегда была увлечена ее хамелеонским качеством, когда она сама была модельером. В те дни это было редкостью найти подходящего гримера артистам и стилиста по прическам на съемки или за сцену; модель была она сама. Профессиональная модель отправляет огромную сумку с ее собственными аксессуарами – перчатки, шарфы, туфли, украшения, шиньоны и конечно грим. Мама была очень умной, в отношении изменения своей внешности для каждой фотографии. Это было дефиле, она осторожно ложилась на свои принадлежности задолго до представления. С помощью одевающего, она выполняла многие удивительные трансформации со световой скоростью и появлялась в красивой позе, со свежей установкой, готовая взлететь. Суперженщина и то не так быстро менялась. Позже, когда мама обучалась искусству грима, она очень близко работала с оператором и годы опыта на переднем плане, для журналов и коммерческого телевидения, были бесценны. Я уважаю ее за красоту и посвящаю ее в модели этой эры: она правда была супермоделью.
Мама очень сильно пользовалась спросом для печати и дефиле и была основной в Сиднее, где она, в конечном счете, стала гримером артистов. Долгие дни за гримированием артистов – она работала в среднем по двеннадцать часов в день, остальные короткие часы были посвященны заботе о детях. Я осталась в Мельбурне с моими дедушкой и бабушкой, но в столь ранние годы я летала к ней одна, чтобы побыть с ней и радовалась этому.
Майкл всегда держал особенную фотографию в рамке над его кроватью в доме в Южной Франции. Гости виллы шестнадцатого века находили много фотографий на первом этаже, на которых были изображены счастливые группы непосредственной семьи – мама, Келл, Ретт, Майкл и я в Гонк-Конге. А вот фотография на его ночном столике была не та, на которой обычно изображают любимых девушек, это была очень гламурная фотография мамы, взятая в 1953 году из награждения «Платье Года», где она была одета в грандиозное творение.
Я вышла замуж за отца Тины, когда мне было 18 лет. Он был намного старше. Моя мама и бабушка тоже вышли замуж юными. Я поняла очень рано в нашей совместной жизни, что я сделала ошибку, замужество не последнее, но оно дало мне прекрасную дочь, которая к тому же мой удивительный и правдивый друг, всегда рядом в кризисе – как надеюсь и я для нее.
После развода с отцом Тины, я оставила детей далеко в своих планах. Я изучала поведение и модельный бизнес в Мельбурне, который, в конечном счете, позволил открыть мне собственную школу. Я моделировала также хорошо как учила, но стала больше интересоваться другой стороной камеры. Телевидение было следующей ступенью работы и тогда я нашла то дело, которым хотела заниматься.
Я летала в Сидней для моего первого коммерческого телевидения и попробовала накладывать грим. Это было впервые для меня, так как мы всегда накладывали наш собственный грим, когда делали показы или фотосъемки, кроме больших показов и специальных сессий. Мой первый опыт в гримировании был тревожным. Несколько опытов было для тв-грима и я думала что это что-то похожее, и я оставляла белыми руки и шею. Я была занята регулярно и тратила время летая туда и обратно, из Мельбурна в Сидней для коммерческих дел, а также я проводила много времени в туалетных, пробуя тонировать мое ослепительное лицо.
Я переехала в Сидней, когда мне была предложена позиция менеджера новой модельной школы. Я приняла это условие и с тех пор я занимаюсь коммерцией, с того самого предложения. Мне нужны были деньги, так как я копила, чтобы привезти Тину в Сидней. Это стало чрезвычайно важно, чтобы она была со мной, к тому же она любила быть с бабушкой.
Тогда я встретила артистку, которая знала всегда точно, что она должна была делать, так я начала ее учить телевизионному гриму в своей школе. Ее имя Джоан Вон Адлерштейн. Мы стали хорошими подругами и Джоан всегда просила меня помочь ей, когда она была занята. Я была жадной студенткой, так как я знала, что это продолжит мою карьеру. Однажды, когда Джоан уехала кататься на лыжах она попросила меня подменить ее в студии и в ее вечерних классах в школе. С ней случилась авария и она провалялась в госпитале несколько месяцев, так я заменила ее. Я все делала хорошо и делаю сейчас, но у меня не было никаких трудных дел, а она мне доверила. Я студентка из книжки и практиковалась на том, кто позволял мне это сделать. Разбитая Джоан была плоха и к тому времени когда она могла вернуться в студию еще не было работы для нас. Я продолжала.
Чуть раньше мой младший брат Джон был застрелен в глупом и ужасном инциденте. Он был с группой друзей на праздновании Дня Рождения. Один из парней приехал с позамиствованной винтовкой из охотничьего путешествия и не посмотрел, были ли какие-нибудь пули в барабане этой винтовки. Друзья брата игрались с оружием и случайно нажали на курок. Одна пуля попала в сердце моего брата и он сразу же умер.
Я вспомнила об этом здесь потому что моя мама никогда не упоминала о трагедии и горевала все годы, не замечая других троих детей.Тогда она сфокуссировала свое внимание на Тине, стала одержимой и даже говорила людям, что Тина была ее дочерью. Это казалось помогало ей забыть о горе и я доставляла ей это удовольствие, но ее собственничество беспокоило меня. Пришло время, что она начала прятать мои письма от Тины, извиняясь за то, что Тина не смогла прилететь в Сидней на выходные. Так что даже последняя семейная история не вся такая солнечная и идеальная. Может быть я чувствовала что я должна была что-то исправить в своих детях.
Келланд Фрэнк Хатченс был первым в его семье рожденным в Австралии. Его родители приехали из Великобритании. Мать Келла Мэйбл, любящая называться Мэбс, стала вдовой в пятьдесят лет, когда его отец Фрэнк, морской капитан, умер. Его сестра Крой тоже была вдовой и жила в Порт Моресби, Папуа Новая Гвинея. Когда Келл встретил мою маму он был очень популярный холостяк в Сиднее. Считалось, что она «хорошо отхватила», он был очень востребован на вечеринках. Он был очень образованным и путешествовал по бизнесу во многие страны. Всегда забавляя хорошими историями, Келл был очень привлекательным в округе. Иногда, я слышала вещи которые он говорил, я думаю, это была кртитка на людей, которые были приятны ему. А также он был физически привлекательным, и воображал себя аналогом Дэвида Нивена.
Ему было тридцать семь когда он встретил мою мать, но пока еще жил дома с его собственной матерью, которая преданно портила его. Сегодня много женщин решают такое решение установкой, но в те дни, задолго до сексуальной революции, некоторые «милые» женщины желали идти домой к мужчине только после свидания. Келл может быть и хорошо проводил время со своими желающими партнершами во время путешетвий, но в Сиднее он соблюдал вежливость. Он был знающим в свиданиях с красивыми женщинами, моделями, в частности. В то время, когда австралийские мужчины обвинялись в безудержном шовинизме, он был очень культурным джентльменом. Когда многие австралийские мужчины даже не мечтали заказать цветы для женщины, Келл шел по улице с красными розами и бутылкой вина. Он создал свой образ как настоящего романтика, победителя, танцующего, и наиболее эксклюзивной персоны в ресторанах и клубах.
Моя первая встреча с Келландом Хатченсом была в Декабре 1958. Я была с моей подругой Леой Маккартни, которая только что приехала из-за границы и была Мисс Австралией. Она встретила своего бойфрэнда и настояла, чтобы я поехала с ними выпить за Рождество. Когда мы были представлены, Келл сказал мне: «В один из этих дней я женюсь на тебе!» Я не приняла это всеръез, но после первой встречи я обрела уверенность в этом, и скаждым днем становилась более уверенна, так как была бомбардируема предложениями, телефонными звонками, розами. Даже мои студенты, которые видели это, давили на меня, засыпая вопросами. Среди страхов, поиска души и сопротивления моих инстинктов, я приняла его предложение. В этот «Большой День», я просто одеревенела. Моя сестра Маурин была моей подружкой на свадьбе и я рассказала ей о моих сомнениях и то, что я не пройду через это. Она ведь не была счастлива. Но потом она была одета в платье, было много гостей в церкви.