Каждый год в канун Рождества Майкл договаривался с близлежащим приютом и организацией по охране животных Zoo to You, чтобы они привозили на ранчо животных для развлечения гостей. Может быть, в этом участвовали и другие организации, но именно это название всплывает у меня в памяти, когда я думаю о животных, которых там видел. Однажды, когда мы с семьей гостили на ранчо, Майкл пригласил их привести из его собственного частного зоопарка малыша орангутанга и малыша шимпанзе. Мои дети были в полном восторге. Они сидели на газоне и играли с обезьянками, пока мы с Майклом болтали в его офисе. Недавно Бианка, вспоминая тот день, рассказывала: «Один из мужчин шепнул мне, что шимпанзе – умственно отсталый, и мне было так его жалко! Я помню, они оба были одеты в подгузники и целовали меня в губы! Шимпанзе забрался ко мне на колени, обнял за шею и держался за меня так, будто я его мама. Мне не хотелось его оставлять».
Офис Майкла сам по себе был маленькой страной чудес. Я помню, что видел там телевизоры с плоским экраном всех размеров, какие только Sony тогда производила. Три из них стояли на его антикварном столе для переговоров, и остальные – на всех доступных поверхностях, какие были в помещении. В этом офисе мы с ним посмотрели вместе не один фильм. Камин был всегда разожжен. Комната была теплой, и в ней приятно пахло домашней ароматической смесью. Куда ни посмотри – повсюду находились всяческие интересные вещи. У Майкла там были и механические часы, и очень большой, отделанный золотом красный бархатный трон, и картины маслом на стенах (одна из них изображала Принса спящим на этом самом троне), и коллекция изготовленных вручную декоративных стеклянных шаров, и старая отреставрированная красная детская тележка, полная фарфоровых кукол, и полки, заставленные старыми книгами в кожаных переплетах. Но моей любимой вещью в офисе была та, которую я сам купил в магазине антиквариата и подарил Майклу. Он держал ее в центре на каминной полке. Про этот предмет стоит рассказать отдельно.
Это была искусно изготовленная японская статуя из тикового дерева высотой примерно в два фута и почти столько же в ширину. Композиция изображала русалку, сидящую в роще из тщательно вылепленных кораллов. У русалки был очень длинный хвост, который обвивался вокруг всего основания статуи, и она держала на руках малышку-русалочку. Скульптура была частью большой коллекции японской мебели, которая продавалась в антикварном магазине Солванга. Я влюбился в нее с первого взгляда, хотя и не мог позволить себе ее купить. Но я описал статую Майклу и сказал, что это единственная антикварная вещь, которую моя жена нашла по-настоящему красивой.
– Барни, можешь привезти ее сюда, чтобы я на нее посмотрел? – спросил Майкл. – Хозяйка магазина позволит?
Я ответил, что могу, но хозяйка хочет за нее 1600$.
– Похоже, что она того стоит, и я определенно коллекционирую такие вещи, – сказал Майкл.
Помню, я доставил ему эту статую дождливым вечером. В его офисе было тепло и приятно, и, когда я вошел, там ярко горел камин. Я присел на письменный стол Майкла и развернул композицию. Майкл откинулся на спинку кресла и некоторое время рассматривал ее. Затем он повернул ее, чтобы осмотреть сзади, поднял, чтобы посмотреть на основание, и поставил обратно на стол. Открыв верхний ящик стола, он достал оттуда 16 стодолларовых купюр. Я улыбнулся:
– Я был уверен, что ты не ошибешься, поэтому заранее принес деньги из сейфа, – сказал он. – Это настоящий шедевр!
Майкл подошел к каминной полке, снял с нее кое-какие предметы и заменил их скульптурой. Издалека казалось, будто это место было создано специально для нее.
Спустя неделю или около того, когда я гостил на ранчо с семьей и разговаривал с Майклом в его офисе, я заметил на столе пачку свернутых чертежей. Меня они заинтересовали. Майкл с улыбкой сказал:
– Я надеялся, что ты о них спросишь.
Это было одно из его забавных качеств. Он всегда шел окольным путем. Вместо того, чтобы сказать: «Эй, Барни, взгляни-ка сюда», он клал вещь на видное место, так, чтобы я сам о ней спросил.
В общем, он объяснил:
– Это проект тематического парка Неверленд.
Я удивился, сказав, что никогда не слышал о таких планах.
– Вероятно, потому, что я старался держать их в секрете. Эти чертежи мне прислали только на днях, и я хотел тебе их показать.
– Можно я жену и детей тоже позову посмотреть? – спросил я.
– Конечно, – ответил он. – Зови их сюда.
Я вышел на улицу и вынужден был оторвать детей от обезьян, пообещав им, что позже они смогут вернуться и поиграть еще. Я сказал, что хочу показать им что-то интересное. Вместе с Крис и детьми мы вернулись в офис Майкла, где он разложил на полу чертежи, прижав их стеклянными шарами. Он начал объяснять свое видение проекта.
Первый рисунок изображал макет лондонского Тауэра, и можно было видеть растянувшиеся под ним мощеные булыжником улочки. Майкл сказал, что там будут магазины с разнообразными товарами – от чая до горячих обедов. Он объяснял с энтузиазмом, энергично жестикулируя:
– В Неверленд можно будет попасть двумя путями. Первый способ – это в специальных ремнях, на которых ты спускаешься сверху, вокруг Тауэра, на улицы внизу. В этой части Неверленда можно будет найти все, что есть в Лондоне. Второй путь внутрь лежит через большой кинотеатр. Вы садитесь в кресло перед огромным экраном, на котором показан остров Пиратов. Остров должен быть в три раза больше, чем аттракцион Matterhorn в Диснейленде. На экране начинается фильм, рассказывающий обо всем, что можно увидеть в Неверенде, чтобы вы могли сориентироваться, куда хотите пойти. На самом острове имеется Бухта Русалки, домик на дереве, где живут Потерянные Мальчики, Лагерь Индейцев и Пещеры Пиратов. Там также есть пиратский корабль в натуральную величину, на который можно доплыть. Вокруг острова будут курсировать подводные лодки и довозить людей в нужные места. По окончании фильма экран раздвинется в стороны и перед вами откроется сам остров, окруженный водой, – ровно так, как вы видели в фильме. Там будут все типичные аттракционы, какие бывают в парках развлечений. Вдалеке, за водоразделом, будут виднеться американские горки, опутывающие весь остров, как на аттракционе Matterhorn.
Мы все были в восторге от проекта, и нам не терпелось этот парк посетить. Дети даже на минуту забыли об обезьянах. Я спросил Майкла:
– А где он будет находиться?
– Я еще не решил, – ответил он. – Несколько стран выразили желание организовать у себя такой парк, но нужно быть осмотрительным, потому что я не хочу повторить ошибки, допущенные Disney Corporation при размещении парков в других странах. К тому же я хочу, чтобы парк мог работать круглый год, как Диснейленд или Дисней-уорлд, поэтому климат этого места должен быть достаточно теплым. Если в США, то, может быть, где-нибудь в Аризоне.
– Это твоя идея? – спросил я.
– Да, я планировал этот парк годами, и все это защищено копирайтом, так что никто это у меня не отнимет. Возможности тут на самом деле безграничные. Я даже не все свои идеи еще перенес на бумагу.
Мы помогли Майклу свернуть чертежи и положили их обратно на стол. После этого я никогда больше ничего о них не слышал.
Когда он сказал эту фразу о своих идеях, мне вспомнилось еще кое-что, что часто случалось, когда мы бывали вместе. Майкл, бывало, говорил: «Барни, быстро, мне нужна бумага и ручка!» Я приучился всегда иметь их при себе на такие случаи. Майкл брал бумагу и записывал на ней что-то, а потом клал ее вместе с ручкой к себе в карман. У меня таким образом все ручки перевелись! Когда я спрашивал его, что он записывает, он отвечал: «Идеи, или иногда слова для песен. Они ко мне просто приходят, и я должен их записывать. Если я не запишу, они исчезнут и я никогда о них не вспомню». Однажды я нашел одну такую записку, которую он оставил у меня дома. Она содержала несколько бессвязных слов, значение которых было ведомо одному лишь Майклу.