Как-то в Хэллоуин Майкл, Принс и Пэрис зашли к нам домой, перед тем как отправиться вместе с нами по соседям требовать угощение. Принс и Пэрис были в костюмах, которые сделали их неузнаваемыми. На Майкле, тем временем, были хирургическая маска и шапочка, стетоскоп на шее, рубаха Спайдермена и такие же колпаки поверх ботинок, и в нем вполне узнавался Майкл Джексон в плохом маскараде. Однако за всю ночь его никто не остановил, чтобы взять автограф или поговорить.
Я даже думаю, в каком-то смысле он хотел быть узнаваем, но в то же время желал передвигаться свободно, как все остальные. Я говорю так потому, что в тот вечер велел Майклу приехать после наступления темноты, в синем фургоне, и запарковаться в моем проезде. Про темноту он все понял правильно, но приехал в длиннющем белом лимузине. И он действительно попытался припарковаться в проезде, но лимузин там не поместился, так что водителю пришлось выезжать задом и парковаться на улице, что тоже оказалось весьма непросто. Принс и Пэрис зашли в дом вместе с моей женой и детьми, а я забрался в лимузин к Майклу.
– Ты же должен был приехать в синем фургоне! – сказал я ему.
Он засмеялся и ответил:
– А я думал, ты велел привезти белый лимузин, – и засмеялся снова.
– Как ты собираешься остаться в нем неузнанным? – спросил я. Какие-то дети уже стучали в окна, пытаясь разглядеть, кто внутри.
– У меня есть план, – ответил Майкл, после чего открыл двери лимузина и впустил всех детишек, которым хотелось попасть в машину. В тот момент на нем еще не было хирургической маски, шапочки и стетоскопа – он был в рубахе Спайдермена и надетом поверх нее черном блейзере с золотым крестом на кармане. Кое-кто из детей спросил, не Майкл Джексон ли он, на что он ответил: «Нет, я просто нарядился им на Хэллоуин». Детей, кажется, этот ответ удовлетворил, и один из них воскликнул: «Вау! Отличный костюм!»
Дети начали задавать вопросы о лимузине и говорить, какой он, по их мнению, классный. Майкл спросил:
– Хотите посмотреть, что он умеет? – и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Смотрите сюда! Закройте двери!
Он понажимал на какие-то кнопки – и включилась стереосистема, понажимал на кнопки еще – и весь салон начал заполняться туманом. Затем он включил стробоскопическую лампу и прибавил громкость музыки. Внутри стало как на дискотеке. Майкл несколько раз спросил детей, нравится ли им, и, я думаю, ровно для этого он и приехал на таком лимузине. У него было четыре других лимузина, любой из которых он мог взять, но ни один из них не умел делать того, что умел этот.
Затем мы с Майклом вышли из машины и прошли по пыльной дорожке к моему дому, чтобы он мог надеть костюм. Помню, ему не терпелось отправиться за сладостями не меньше, чем Принсу и Пэрис. Моей жене пришлось несколько раз удерживать его, чтобы он не выскочил за дверь, пока она поправляла ему рубашку, воротничок и поворачивала сидящие криво колпаки на ботинках. Потом она помогла ему надеть хирургическую маску и шапочку так, чтобы сделать его менее узнаваемым.
– Ну так кто же ты, Майкл? – спросила она.
– Я Спайдермен… с изюминкой, – ответил он, прикасаясь к стетоскопу.
Мы отправились за угощениями в Баллард, и никто нас не беспокоил. Люди, узнававшие Майкла, не приставали к нему. На следующий день они рассказывали мне, что видели меня в городе в компании Джексона.
Поскольку Майкл никогда не желал фотографироваться и не допускал фотокамер на ранчо, единственная его фотография, что у меня осталась, это та, которую дал мне он сам. Я всегда уважал это правило и ни разу не фотографировал его, даже когда он бывал у меня дома. Однако существует видеозапись (вероятно, неведомо для самого ее владельца), где мы с Майклом и детьми просим угощение. Мой сосед в тот вечер снимал на камеру всех, кто приходил к его двери. Дети стояли впереди нас, засовывая конфеты в сумки, пока мы с Майклом разговаривали. Внезапно Майкл крикнул: «Камера!» Он немедленно оттащил Принса и Пэрис из зоны видимости, споткнувшись и едва не упав в процессе. Полагаю, что все это попало на пленку, но я никогда потом не спрашивал хозяев дома, догадались ли они, кто это был.
Дом с памятными вещами
Как-то пятничным вечером Майкл попросил меня приехать часам к десяти, чтобы посмотреть вместе с ним кино. Я спросил позволения у жены, и она сказала: «Езжай, развлекись». Так как фильмы у Майкла всегда были те же, что шли в это время в кинотеатрах, смотреть их вместе с ним было вдвойне интересно.
Я приехал к Майклу, и он встретил меня у входной двери. Обсуждая события минувшего дня, мы прошли сквозь столовую, кухню и вышли через черный ход на крытую автостоянку. Там мы забрались в Навигатор, и я впервые стал свидетелем того, как Майкл водит машину. По совету адвокатов Майкл не выезжал сам за пределы территории – и я уверен, на то было множество причин. Непоследней из них наверняка являлось то, что машину он водил плохо. Он, как положено, держал руки на руле под углами 10 и 2 (в проекции на часовой циферблат) и ехал очень медленно. Его сиденье было подвинуто вперед так близко, что подбородком он едва не касался руля, когда смотрел вперед. Он попеременно то тормозил, то газовал, и постоянно вилял и выправлял машину, даже на прямой дороге. Ему было интереснее разговаривать, чем вести автомобиль, поэтому он то и дело поворачивался ко мне, чтобы что-то сказать.
Я даже запомнил, что в тот вечер мы смотрели одну из серий «Властелина Колец», которая тогда только вышла на экраны. Помню, я взял себе на время просмотра мороженое с шоколадным сиропом и орехами, а также попкорн и колу, и пошел вслед за Майклом, который прошел в зал раньше меня. Майкл обычно почти не разговаривал по время сеанса – только иногда комментировал, как была выполнена съемка тех или иных кадров или отмечал какие-нибудь приемы, использованные в фильме.
По окончании фильма Майкл сказал:
– Барни, поехали в дом с памятными вещами. Я тебе как-то обещал, что покажу его. Я сам не был там уже больше года, и сейчас момент ничем не хуже любого другого.
Так что мы поехали, тормозя и газуя, обратно к дому, миновали железнодорожную станцию, взобрались на холм на западной границе территории и наконец остановились у маленького домика, окруженного дубами.
В гостиной этого дома лежали стопки больших книг газетного формата в кожаных переплетах. Стены украшали трофеи и плакаты. Майкл взял одну большую книгу, я взял другую, и мы начали их рассматривать. Там были новостные статьи о Jackson 5, Майкле, Дженет и их родителях. Время от времени Майкл находил что-то, что вызывало у него смех, или говорил: «Барни, смотри-ка сюда», – и зачитывал мне статью.
Из всего, что мы прочли и обсудили в тот вечер, мне ясно запомнилась только одна история. Майкл увидел фотографию Jackson 5 с выступления где-то на востоке страны и прокомментировал:
– Знаешь, в тот период нашей карьеры, когда мы выступали, люди бросали деньги на сцену, и все, что мы подбирали, отец разрешал нам оставлять себе. Это было здорово, потому что помимо этого у нас не было денег на развлечения. Когда деньги падали на сцену, мы танцевали вокруг них, садились на шпагат прямо рядом с ними, хватали наличность и совали ее в карманы. Мне это очень нравилось, потому что деньги для меня напрямую пересчитывались в то, сколько конфет я смогу купить.
Я уверил Майкла, что делал со своими карманными деньгами в детстве в точности то же самое.
– В некоторые вечера мы таким образом собирали по тридцать-сорок долларов!
– А я помню, как получил четвертак за стрижку газона и думал, что я богат, – вспоминал я. – Даже представить не могу, каково это было бы – получить тридцать или сорок долларов! Я, помню, что платил четвертак за упаковку в 25 жвачек Double Bubble или за столько же лакричных конфет.
Вскоре осмотр комнат и шкафов в доме нам наскучил, и мы осознали, что голодны. Было три часа утра. Я с улыбкой взглянул на Майкла:
– Суши?
– Давай! – согласился он.
Конечно, мы оба имели в виду серебряный поднос в холодильнике, который по указанию Майкла приготавливался ежедневно как раз на такой случай.
Суши у Майкла
Майкл почти никогда не уставал и всегда был готов к приему пищи по ночам, когда не мог спать. Так что мы, тормозя и газуя, вернулись обратно в главный дом и прошли через черный ход в кухню. Я достал из холодильника поднос с суши и поставил его перед нами на барную стойку. Когда я говорю «из холодильника», люди, вероятно, воображают себе холодильник вроде того, что у них дома. Но, как и все у Майкла, его холодильник был совсем не похож на обычный. Он имел пять стеклянных дверей и занимал в кухне целую стену. В нем содержался полный ассортимент прохладительных напитков, и каждый тип напитка – сок, вода, газировка – занимал по целой полке. На самом деле, для подноса с суши там даже не оставалось места – его ставили поверх банок с газировкой.
Майкл выбрал себе яблочный сок, а я взял Perrier. Как я уже упоминал, при мне Майкл никогда не пил алкогольные напитки и никогда не употреблял бранные выражения. За ужином он взял в руку «эби» (суши с креветкой) и спросил:
– Барни, а это правда, что у креветок по спине проходит тонкая полоска… – он замялся, подбирая слово: – …помета? – И провел пальцем по креветке.
Я рассмеялся вслух, и Майкл тоже усмехнулся. Видно было, что он колеблется, не решаясь ее съесть. Я сказал:
– Да, очень даже правда, Майкл. Но твои повара милостиво удалили эту полоску, прежде чем положить креветку на рис. Не волнуйся, есть ее вполне безопасно.
После этого мы вернулись в его комнату и решили посмотреть, что находится внутри больших коробок, которые прибыли в предыдущий день. Вдоль стены в коридоре их было выставлено штук десять – все разных размеров. Оказалось, что в них книги, которые Майкл заказал по каталогу (он обожал книги). Пока Майкл распаковывал одну коробку, а я другую, он рассказал мне, что всегда мечтал о большой библиотеке, полной любимых книг – а таковых у него было много.
Из одной коробки я вытащил большую книгу в твердом переплете об архитектуре и искусстве в стиле барокко рококо. Так как это был наш общий интерес, мы специально отыскали в стопках книг именно ее. Усевшись в спальне Майкла, мы начали рассматривать книгу постранично. Многие фотографии изображали места, в которых Майкл лично бывал.
– Кажется, здесь где-то должен быть рисунок изумительных кованых ворот, – сказал Майкл. Перевернув еще несколько страниц, он воскликнул: – Вот они! – и указал на изображение ворот, которые, без сомнения, являли собой настоящее произведение искусства. Как и ворота Неверленда, они были частично позолочены. Майкл сказал:
– Я собираюсь воспроизвести их на месте входных ворот, у озера. Сниму те, что там сейчас, и закажу копии этих.
Он знал в точности, кто изготовил эти ворота и где они находились. Он даже, как выяснилось, пытался их купить.
– Я пробовал их выкупить как-то много лет назад, – поделился Майкл, – но они не продавались ни за какую цену. Я знаю наверняка, потому что предлагал за них много.
Те, кому интересно, могут погуглить «Place Stanislas Wrought Iron Railings». Ворота находятся в городке Нанси во Франции, и именно они послужили вдохновением для обложки этой книги.
Однажды вечером мы с женой сидели в библиотеке Майкла, и жена листала ту книгу об архитектуре. Майкл сказал:
– Крис, я спрошу вас кое о чем, но вы должны ответить «да».
Он часто так делал, и это означало, что он хотел подарить или показать тебе что-то, что, он знал, тебе понравится.
– О чем? – спросила жена.
– Нет, вы не сказали волшебное слово.
– О чем, пожалуйста? – поправилась она.
– Нет, – засмеялся он. – Волшебное слово – это «да».
– Ну хорошо, «да», – улыбнулась жена.
– Я хочу подарить эту книгу вам, – сказал Майкл. – Я знаю, что вам нравится такая архитектура, потому что вы хвалили ее раньше.
Он попросил Крис передать книгу ему и надписал ее на форзаце: «Крис. Со всей любовью, самой первой любящей семье. Майкл Джексон». Майкл понимал, что я частенько провожу у него в гостях целые ночи. Где-то в ходе наших посиделок ему подумалось, что моя жена, должно быть, не в восторге от моего отсутствия ночами, даже если это ради того, чтобы провести время с Майклом Джексоном. Поэтому, думаю, он подарил ей эту книгу в некотором смысле в знак мира и извинения за то, что иногда разлучает нас.
Точка зрения Крис
Однажды, не так давно, мы с Крис беседовали за обедом о моей книге. Я спросил ее:
– Если бы тебе нужно было описать Майкла одним словом, какое слово ты бы выбрала?
Она задумалась на минуту и ответила:
– Сложно выбрать, но я бы сказала, что это слово «пышный». И обложка твоей книги должна это отражать.
Я согласился. Она помолчала немного, а затем заметила:
– Майкла отличало то, что дело было совсем не в его знаменитости. Если бы он никогда не стал известным, он все равно очаровывал бы людей – чем бы он ни занимался по жизни. С ним просто приятно было находиться рядом. Я с удовольствием вспоминаю каждую минуту, которую мы провели вместе. Он был обаятельным, обладал чувством юмора, и мне повезло, что я могла называть его другом.
Миссис Дэнверс
В первые несколько лет нашей дружбы у Майкла работала женщина, заведовавшая хозяйством. Казалось, что она всегда находилась где-то неподалеку: стояла молча и следила за всем, что происходило вокруг. Понаблюдав за ней во время своих визитов, я однажды спросил Майкла, улыбается ли она хоть когда-нибудь.
– Знаешь, я никогда не замечал, но думаю, что да, – ответил он.
– Наверное, когда меня здесь нет, – предположил я.
Эта женщина была невысокого роста, имела чопорный вид и всегда носила брюки и пиджак. Майкл, казалось, не замечал в ней ничего особенного, хотя мне казалось, что она постоянно чем-то недовольна. Она напоминала мне персонажа из фильма Альберта Хитчкока «Ребекка» с сэром Лоуренсом Оливье и Джоан Фонтейн в главных ролях. Женщина, которая по сюжету заправляла хозяйством – миссис Дэнверс (в исполнении леди Джудит Андерсон) – была практически копией этой дамы, за исключением стиля одежды. Наверное, с Майклом она была достаточно вежлива, чтобы он не замечал ее настроя – прямо как миссис Дэнверс в фильме, – но все остальные в доме ее сторонились.
Однажды, будучи в гостях у Майкла, я обратил внимание, что уже давно эту женщину не вижу. Я спросил его:
– Помнишь ту даму, что стояла вон там, когда мы ужинали? Ну ту, в брючном костюме, которая всем здесь заправляла? – Он говорил мне ее имя, но я забыл. – Она еще работает здесь?
Майкл покачал головой:
– Нет, мне пришлось ее уволить. Выяснилось, что она была в группе людей, которые воровали античные вещи с ранчо и продавали их.
– Как ты об этом узнал? – спросил я.
– Я узнал, когда кто-то из моих знакомых увидел один из моих столов в отеле Santa Ynez Inn и сообщил мне об этом. Я поехал туда – и действительно, это был мой стол. Мы провели очную ставку с работниками, которые были в этом замешаны, и мне пришлось их всех уволить. Она была среди них.
– Ты завел уголовное дело?
– Нет, я никогда не завожу, – ответил Майкл, подразумевая, что подобные случаи уже происходили раньше.
Я спросил, удалось ли вернуть стол.
– Нет, он по-прежнему там, – сказал Майкл.
– Тебе не хотелось получить его назад? – спросил я.
– Нет, – ответил он. – Там он подходил к интерьеру, и цена его не стоила того, чтобы вызывать полицию и заполнять бумаги. Мы никогда не заводим уголовные дела в таких ситуациях, главным образом по этой причине.
Песни Битлз
Как-то мы с Майклом беседовали о музыке, и он сказал мне, что купил огромный каталог песен, вокруг которого выстроил почти миллиардный бизнес.
– Полагаю, это каталог песен Битлз, который ты выкупил на торгах, победив Пола Маккартни?
– Да, именно он, – ответил Майкл. – Пол на меня немного разозлился за это. Но знаешь, ведь он сам рассказал мне, что настоящий источник денег в музыкальном бизнесе – это владение правами на публикацию песен. А этот каталог являлся обширнейшей коллекцией из тысяч ценных произведений – не только Битлз, но и других артистов.
В этот момент зазвонил телефон, и пока Майкл отвечал на звонок в своей комнате, я вышел на улицу прогуляться и насладиться видом. Спустя минут десять, Майкл присоединился ко мне.
– Плохой звонок или хороший? – спросил я.
Майкл ответил:
– Я никогда не рассказывал тебе об этом, но я изъял из каталога семь песен Битлз и отложил их в сторону, запретив использовать где-либо, чтобы их ценность возрастала. Компании стремятся использовать популярные песни во всевозможных проектах вроде фильмов и рекламы, и если эти песни – в моем каталоге, они платят моей компании за их использование. Этот звонок был от представителя канадской фирмы, который предлагал мне восемь миллионов за право использовать одну из этих семи песен в рекламе автомобиля.
– Ты дал согласие? – спросил я.
– Нет, – ответил Майкл. – Я по-прежнему берегу ее.
– Это много денег за одну песню, Майкл.
Он усмехнулся и сказал:
– Чем дольше я их удерживаю, тем более ценными они становятся. Я жду правильной цены, и я пока не знаю, какова она.
Принс и Пэрис
Однажды вечером мы с Майклом сидели в его комнате и беседовали, а Принс и Пэрис играли возле его кресла. У них были какие-то маленькие металлические машинки, и, судя по смеху, дети забавлялись от души. Майкл прервался на полуслове, повернулся к ним и сказал:
– Принс! Пэрис! Мы с Барни разговариваем и едва слышим друг друга сквозь ваш шум. Ведите себя потише.
– Хорошо, папа, – ответили они хором. – Извини.
– Извиняю, – ответил Майкл и вернулся к нашему разговору.
Вскоре, однако, возня детей заставила Майкла снова попросить их не шуметь. Они снова извинились и на время притихли. Когда шум поднялся вновь, Майкл посмотрел на меня и покачал головой. Повернувшись к Принсу и Пэрис, он сказал:
– Знаете, ребята, меня бы в детстве за такое уже отшлепали.
Я спросил Майкл, правда ли это, и он ответил:
– Чистая правда. Отец часто бил нас. Помню, когда я был маленьким, он приходил домой с работы и мы все убегали и прятались – настолько мы его боялись. Я пообещал себе много лет назад, что никогда не подниму руку на своих детей и не заставлю их бояться меня.
Уверен, вам интересно, был ли я знаком с семьей Майкла. Время от времени Майкл рассказывал мне, что Дженет или мать, Кэтрин, навещали его, но сам я их не встречал. Он часто в ходе бесед упоминал, что очень любит свою мать. Однажды он даже рассказал мне, что переименовал одну из гор на окраине ранчо в гору Кэтрин, в честь матери. Майкл добился официальной смены названия, чтобы это имя появилось на картах. Мы, жители Долины, называли ту гору просто Лысой горой. Весной она всегда была покрыта оранжевыми маками, а земной на вершине часто лежал снег.
Я рассказал Майклу, что однажды много лет назад встретил Ла Тойю, когда она приезжала в город на съемки видео Пола Маккартни. Пол, помню, остановился тогда в Palacio del Rio – красивом старом особняке на холме за рекой.
– А вы, ребята, жили в отеле Chimney Sweep Inn, которым тогда владели мои родители, – вспоминал я. – Вы сняли один из коттеджей в глубине.
– О да, я помню… – ответил Майкл. – Там на стене внизу еще висела старая лошадка с карусели.
– Да, – подтвердил я. – Это была одна из тех, что я привез из Мексики. А наверху в спальне роль спинки кровати выполняло бронзово-дубовое кассовое окно из старого банка, которое я вывез из Южного Иллинойса... В общем, я как раз был в отеле, когда зашла Ла Тойя и спросила, как пройти к магазину одежды. Я собирался в булочную, поэтому сказал, что провожу ее. Мы прошли несколько кварталов, я указал ей на магазин через дорогу и пожелал приятного шоппинга, а сам отправился в булочную. Я помню, что не сразу осознал, кто она, а когда понял, удивился. Я даже не знал, что у тебя были сестры! Какая же она была красавица, Майкл!
На это он усмехнулся.
– Знаю. И она очень милая.
Следом я рассказал Майклу, что позже в ту неделю моей маме довелось побеседовать по душам с его матерью, которая тоже жила в том отеле. Кэтрин произвела на маму приятное впечатление. Она оказалась очень скромной и непритязательной. Майкл лишь одобрительно улыбнулся.
Дикие кабаны
Однажды днем мы с Майклом гуляли у озера, где он незадолго перед этим выстроил небольшую беседку. Майкл рассказывал мне о своих планах касательно самого озера. Он собирался создать у западного берега большой водопад и расширить озеро, чтобы на нем можно было кататься на водных мотоциклах. Хотя озеро было площадью в пять акров, для водных мотоциклов оно и впрямь казалось маленьким и местами слишком мелким.
Когда мы прогуливались вокруг озера, Майкл указал на газон:
– Видишь, цветы повсюду разбросаны? Это я прошу садовников сажать их в случайных местах, чтобы было похоже, будто они выросли там сами по себе.
Цветы действительно так и росли, и я, помню, подумал, что это кошмар садовника, потому что траву между ними ему приходилось подстригать ножницами, вместо того, чтобы просто всю ее скосить. Майкл ежемесячно тратил на цветы целое состояние: я помню цифру, названную старшим садовником, – что-то в районе 30 тысяч долларов в месяц. Трудно вообразить, что кто-то может платить такие деньги за цветы. Но глядя по сторонам, я понимал, что они на самом деле абсолютно везде.
Возле кинотеатра находилась большая цветочная клумба, и я помню день, когда она была совершенно выкорчевана и садовники ее высаживали заново. Я спросил Майкла, что случилось, и он ответил:
– Здесь есть семейство диких кабанов – они спускаются с гор и разоряют клумбы. Я уже не помню, сколько раз мне приходилось пересаживать цветы, и я никак не могу найти цветок, который бы не нравился им на вкус.
Я заметил:
– Знаешь Майкл, любой из этих работников, наверное, с удовольствием забрал бы такого кабана домой на ужин. Ты мог бы устроить для них ловушку и перевезти их на соседнее ранчо, где они не будут тебе досаждать.
– Нет, – сказал Майкл, – я так поступить не могу. Ведь это же я переехал в их дом.
Билли Джин
Однажды вечером, когда Майкл набирал на двери код, чтобы пройти через черный ход в кухню, я спросил его об охранной системе – мне было любопытно, забирался ли кто-нибудь когда-нибудь в дом. Он ответил:
– Вообще-то да. Однажды одна девушка проникла в дом. Я даже не знаю, как ей это удалось. Я тебе не рассказывал эту историю?
– Кажется, нет, – ответил я.
– Была у меня одна поклонница, которая пробралась на ранчо, в дом на третий этаж.
– И как ее обнаружили?
– Кто-то заметил движение на мониторе наблюдения, установленном в классной комнате детей.
Майкл спросил меня, знаю ли я историю Билли Джин. Я ответил, что нет, хотя песню знал достаточно хорошо. Он рассказал:
– Ну, так вот это она и есть. Она была просто одной из рьяных поклонниц. Я назвал ее Билли Джин, хотя это не ее настоящее имя. Эта девушка всегда стояла у наших ворот, когда я жил в Энчино, и продолжала преследовать меня и околачиваться у ворот, когда я переехал сюда, в Неверленд. Она делала несколько попыток попасть в дом, но ее всегда ловили. Перед тем, как ей удалось проникнуть в дом, она однажды еще добралась до внутренней ограды, где ее и остановили. – Майкл продолжил: – Когда ее поймали в доме, она сказала, что провела там несколько часов. Мы просто выпроводили ее с территории и отпустили. К тому времени я уже знал ее достаточно хорошо и не видел в ней угрозы, поэтому мы не сдали ее в полицию.
Я спросил Майкла, сказала ли она, чего хотела.
– Нет, в общем-то. Думаю, помимо того, чтобы увидеть меня, она хотела проверить, получится ли у нее попасть в дом. Как-то несколько месяцев спустя, когда я выезжал с ранчо, она стояла у главных ворот, как обычно, но на этот раз у нее в руках была связка ключей. Она позвенела ими так, чтобы я заметил. Я попросил водителя остановить лимузин и опустил окно. «Что это?» – спросил я ее. Она ничего не ответила – просто отдала мне ключи и ушла прочь. Оказалось, что в этой связке были ключи ко всем дверям в доме.
Я спросил, понял ли он, как она их получила.
– Нам так и не удалось выяснить, – ответил он. – И то был последний раз, когда я видел ее.
Бланкет
Думаю, сейчас уместно будет упомянуть, что приглашения на ужин на ранчо действовали для нас практически на постоянной основе, но мы никогда ими не злоупотребляли. Мы приезжали только тогда, когда Майкл сам звонил и звал к себе, или кто-то с ранчо приглашал нас от его имени. Со временем мои дети иногда стали даже отклонять приглашения в пользу какого-нибудь другого, более интересного мероприятия, проходящего в тот же вечер. Майкл тогда говорил: «Если они передумают, я пришлю за ними Кейто на лимузине».
В тот конкретный вечер, когда мы входили в дом, Крис заметила в холле детскую коляску, со вкусом отделанную голубой и кремовой тканью. В этот момент жена безошибочно определила, что в доме появился младенец.
После ужина Майкл сказал:
– Ребята, у меня для вас сюрприз. Пойдемте наверх.
Поблагодарив персонал за ужин, он повел нас по лестнице в комнату, которую теперь превратили в детскую. Там Майкл наклонился над люлькой и поднял на руки младенца. Он отнес ребенка моей жене и передал ей со словами: «Это Бланкет, мой новый сын. Он прибыл только сегодня». Жена, укачивая Бланкета, удовлетворенно посмотрела на меня. Выражение ее лица показалось мне очаровательной смесью молчаливого «я же тебе говорила» и удовольствия от возможности снова подержать на руках ребенка. Пока она разговаривала с двумя девушками, которые заботились о Бланкете, Майкл отвел меня в сторонку и поведал историю его происхождения. Я спросил:
– Почему ты назвал его Бланкет?
– Это только временно, – ответил он. – Я думаю назвать его Майклом Джексоном.
– В смысле, Майклом Джексоном-вторым? – уточнил я.
– Нет, – ответил он, – просто Майклом Джексоном. Я планирую завести еще нескольких детей и всех их назвать одинаково. Как Джордж Форман поступил со своими мальчиками. Мне кажется, это даст им преимущество в жизни. Ты как думаешь?
Я сказал ему, что, по моему мнению, будет некоторая путаница, но преимущество бесспорно.
Дни рождения
Хотя Майкл вырос в религии Свидетелей Иеговы, он как-то сказал мне, что ему никогда не нравился запрет на дни рождения и Рождество, так что в один прекрасный день он решил отменить эти два правила, а также несколько других. Я все собирался спросить его о тех других, но каждый раз забывал. Он попросил кого-то пометить в календаре дни рождения всех членов нашей семьи и предупреждать его об их приближении, чтобы он мог спланировать праздник – это было его любимое занятие. Он устанавливал у кинотеатра белый тент, в котором накрывал обед с тортом и всевозможными подарками. Потом он посылал Кейто, наряженного в черный костюм и белые перчатки, в красивом темно-синем отполированном Бэнтли к нам домой. Кейто забирал детей и их друзей и увозил их Неверленд на празднование. Ко дню рождения Бианки все устроили именно таким образом, но слоны во время своей ежедневной прогулки к дому все разнесли. Они перевернули тенты и съели торт. Бианка вспоминает, что это было очень весело.
В один год Мейсону устроили аж два дня рождения! Однажды днем Майкл позвонил и сказал, что для Мейсона все готово.
– Готово для чего, Майкл? – не понял я.
– Как для чего? Для его дня рождения, конечно!
– Но сегодня не его день рождения, – сказал я. – Ты устраивал для него праздник в апреле.
Майкл ответил в своей типичной манере, не задумываясь:
– Да какая разница, отметим еще один. Знаешь, я верю в дни не-рождения!