Я с тобой
От автора: Дорогие дамы! Поздравляю вас с нашим женским праздником! Пусть у каждой в душе будет вечная весна, а улыбка украшает ваши прелестные лица! Не забывайте - вы все красавицы в любом возрасте, настроении и времени суток!
И вот вам мой подарок - две главы с долгажданной НЦ! Я очень надеюсь, что вам понравится и, как праздничная просьба, пожалуйста, отпишитесь, что думаете по поводу этих глав! Они очень для меня важны. Спасибо и приятного чтения!
Пы.Сы. Завела себе ЖЖ, если вы там есть, то добавляйтесь в друзья, а то мне там одиноко. Кстати, там я выкладываю свои арты к этому (и другим тоже) фанфикам. Эта глава там тоже представлена милым эротичным коллажом!)
https://sophiecassedy.livejournal.com/
***
К утру начался дождь. Рассвет выдался мрачным. Гермиона отыскала недалеко от дороги поваленное дерево, на котором решила немного передохнуть. Она не надеялась, что за это время распогодится. Небо затянуло тяжелыми тучами, а в этой части страны могло лить неделями. Холодный и пугающий туман стал понемногу отступать – это единственное улучшение, на которое можно было надеяться.
За ночь по дороге проехало три машины. Каждый раз, завидев издалека яркий свет фар, Гермиона пряталась в лесной полосе. Возможно, имело смысл напроситься в попутчики, но за кого её могли принять – одинокую девушку, разгуливающую по дороге среди ночи?
Она сильно замёрзла и не переставала жалеть, что не оставила себе форму Йена. По крайней мере, у его рубашки длинные рукава. С каждым часом, проведенным вдали от дома, Люциус становился менее реальным. Словно фантом, галлюцинация, и страх, что она выдумала его, заставлял Гермиону беспомощно заламывать себе руки. Она даже не подумала, что следовало бы радоваться – она ведь избавилась от тирана. Нет, её терзали другие мысли: что она никогда больше не увидит его, не услышит тихий спокойный голос. Находясь вдали, Гермиона чувствовала себя неполноценной, словно кто-то оторвал от неё значительную часть. Быть рядом с Люциусом непросто. Он легко ранит, не задумываясь, причиняет боль, с ним сложно ладить, его почти невозможно понять. И всё же без него ещё хуже. Его невозмутимая уверенность всегда передавалась и Гермионе, она могла просто стоять рядом, зная, что в его обществе ей ничего не грозит. Кроме, собственно, обиды, которую он способен нанести. Никто не причинял ей столько страданий, как Люциус, но только он был способен излечить все раны, причиной которых сам же и становился. Но сейчас его нет рядом, и у неё всего один путь – к нему.
Тяжело вздохнув, Гермиона поднялась с места и взглянула вдаль. По крайней мере, дорога вела на юг, а именно туда ей и нужно…
|
|
***
В первую очередь Люциус отправился на Косую Аллею. Обшарив каждый закоулок и убедившись, что Гермионы там нет, он аппарировал в Хогсмид. Затем в Годрикову Впадину. Никаких следов девушки. Домовики прочёсывали маггловские районы Лондона. На всякий случай Люциус оставил дозорных у домов Поттера, Уизли и бывшей квартиры Гермионы. Там он тоже побывал. Аккуратное жилище, площадь всей её квартирки могла уместиться в одной спальне, в которой она жила в особняке. Здесь всё было просто и по-женски мило. Несколько дешёвых подсвечников, фотоснимки друзей и родителей, какие-то мелкие декоративные фигурки из керамики и фарфора. На стене красовалась большая картина, изображающая Гранд Канал Венеции с чередой гондол, здесь же, рядом с ней, декоративная маскарадная маска с венецианского карнавала. Он и не подозревал, что его молодая жена интересуется Италией. По большому счёту, Люциус не знал о ней ничего, несмотря на то, что перед тем, как осуществить свой план по женитьбе, собрал о грязнокровке немало информации. Но то были лишь голые, сухие факты: отметки в общеобразовательной школе, три года занятий в музыкальном классе, прежде чем она получила письмо из Хогвартса, перенесённая ветрянка (дети волшебников вообще не подвержены маггловским болезням, но Люциус знал о магглах гораздо больше, чем могло показаться, и многие слова из “соседнего” мира были ему понятны). Но уже после первой недели тесного знакомства с Гермионой Грейнджер, он понимал, что она устроена гораздо сложнее, чем прочие девушки. Её неуёмное любопытство и страсть к познанию, желательно с экспериментами на собственном опыте, откладывали серьёзный отпечаток на характер. Вообще, удивительно, что она вместе со своими дружками – Поттером и Уизли – пережила войну, потому как девчонка определённо притягивала неприятности на свою голову. Но, надо отдать ей должное, умела из них выпутаться. Хотя Гермиона, порой, казалась совершенно беспомощной. Этакое тепличное растение, маленький несмышлёный ребёнок, за которым нужен глаз да глаз. Воспоминания о том, как он носил её по лестнице вверх-вниз, вызвали неожиданную улыбку. Её маленькое теплое тельце прижимается к его широкой груди, длинные мягкие волосы, так и хочется зарыться в них пятернёй, прижаться губами к манящему рту, ласкать пальцами затылок, держать её на своих коленях. Гермиона ещё совсем маленький ребёнок, но, Мерлин, как же она умела перевоплощаться в молодую искусительницу! Она соблазняла его с невинной искренностью, не имея опыта – и в этом состояла особенная пикантность их отношений. И именно по этой причине Люциус находил особенно сложным сопротивляться её чарам.
И сейчас, стоя в её квартирке – маленьком мире, который она построила для себя, – Люциус открывал удивительные вещи. Например, пухлая книга по атомной физике, лежащая на журнальном столике. Кое-где на полях сделаны заметки или загнуты уголки – неужели волшебница в девятнадцать лет может не просто понять содержание такой книги, но и читать с интересом? Тут же лежал путеводитель по Италии, в которую, судя по всему, Гермиона собиралась совершить путешествие. Странно, что, описывая Джинни Уизли их медовый месяц, Гермиона отправила их во Францию. Возможно, именно там она и бывала, а об Италии не могла вспомнить ничего конкретного. Люциус поймал себя на мысли, что не прочь свозить девушку в Венецию. Если он её отыщет, разумеется.
Признаться самому себе, что он волнуется за Гермиону, оказалось особенно сложно. Конечно, присутствовала и некоторая злость, за то, что она посмела покинуть его. Но больше Люциус переживал, что она где-то потерялась, и не может отыскать дорогу домой. Сбросив с себя оцепенение, которое овладело им в её квартире, Люциус встряхнулся и, велев домовику следить за домом, отправился в следующее место. Нужно отыскать её, как можно скорее.
Но только под вечер этого дня появился домовик с сообщением, что Гермиону видели в Шотландии…
|
|
|
|
***
Ещё один безумный изнурительный день подходил к концу. Гермиона чувствовала, что совершила огромную глупость, когда убежала от Йена Фергюссона. Пусть, она сидела под замком, но в участке была еда и тёплая постель. Очень хотелось спать, глаза слипались, казалось, стоит только прислонить голову вот хотя бы к дереву, как сразу уснёшь. Но теперь Гермиона была осторожнее. Второй раз попадаться в руки полиции не хотелось совершенно. Во-первых, едва ли ей повезёт очутиться в руках такого же доброго и понимающего человека, как Йен. Во-вторых, после вероломного побега, он, скорее всего, дал сообщение в другие полицейские участки. Хотя, ни в чём нельзя быть уверенной.
Местность в основном была сельской. В этом Гермионе везло. По крайней мере, можно было остановиться и попить воды у колонки. Когда она проходила мимо одного дома, из окон которого доносился особенно аппетитный запах жареной рыбы, на глаза навернулись невольные слёзы. Просить еду, словно нищенка, Гермиона не осмелилась. А в это время года ничего съедобного ещё не растёт, только сорная трава. Заглушить ноющее чувство в желудке становилось всё сложнее.
Дождь продолжал капать. Гермиона начала чихать. Положение её казалось совершенно безвыходным. Уже после полудня, когда она шла по обочине дороги, не в силах бороться ещё и с пересечённой местностью, рядом остановился автомобиль, и водитель – пожилой мужчина – предложил подвезти её до города. Гермиона совершенно не представляла, что будет делать там. Но, возможно, в городе отыщется хотя бы один волшебник, который сможет помочь? Но каким образом отличить мага от маггла? Не может же она ходить и на всю улицу кричать, что ищет волшебника! Оставалась надежда, что могут узнать именно её, ведь, по словам Гарри, Гермиона не последняя ведьма в их мире, и её лицо часто мелькало на страницах газет после войны.
Но и тут Гермионе не повезло. Она согласилась сесть в машину только потому, что собственные ноги уже не держали. Мужчина попытался залезть ей под юбку, и Гермиона так испугалась, что умудрилась сломать незадачливому насильнику нос, ударив его головой о руль. Если бы он поймал её не в машине, а где-то на открытом пространстве, то едва ли Гермиона сумела бы отделаться испугом и унижением. Она убежала в лес и просидела там достаточно долго, не решаясь вернуться к дороге. До города оказалось не так уж и далеко, но к тому времени, как Гермиона добралась до центра с часами на башенке, стрелки показывали половину одиннадцатого. Начался проливной дождь, и она спряталась на крыльце ратуши, сев на каменные ступеньки и положив голову на колени. Похоже, именно здесь и придётся провести ночь.
***
Разговор с Йеном Фергюссоном занял не больше пятнадцати минут. Люциус не стал церемониться с полицейским, и, наложив заклинание Imperius, велел рассказать всё, начиняя с момента появления Гермионы в Уикпуле. До сих пор неясно, как девчонку сюда занесло – настоящая дыра на краю света! Теперь, когда радиус поиска сузился до десятка миль, это уже не казалось таким невозможным. Люциус знал несколько заклинаний, которые позволяли Пожирателям выслеживать своих жертв. Они не действовали на больших расстояниях, но если кто-то пытался бежать, то Пожирателям Смерти не составляло труда найти путь, по которому ушёл пленник.
Забрав с собой платье Гермионы, в котором она исчезла той ночью, Люциус вышел на крыльцо и отломил толстый прутик от куста сирени, который рос прямо у здания полицейского участка. Большинство тёмных ритуалов требовали от волшебника жертв – и физических, и моральных, но Люциус даже не задумывался над этим, зажал в зубах прутик, извлёк из внутреннего кармана мантии серебряный стилет с кривым лезвием, которым тут же рассёк руку от сгиба локтя до запястья. Мгновенная боль впилась во всё тело ядовитыми иголками. Стилеты – паршивая штука, некоторые колдуны при пытках предпочитают их Круциатусу. Выплюнув переломанную веточку, Люциус твердым голосом зашептал заклинание, вытирая кровь платьем. Видимая ему одному фигурка Гермионы появилась в нескольких футах. Путь, которым она прошла, теперь светился яркой белой линией, оставалось лишь следовать за ней, словно по ниточке…
***
Жизнь бывает удивительно несправедливой.
Гермиона была зла. Скорее, в ярости. Она оставила Панси в покое, решив, что всё это – дело рук Люциуса. Только он мог поступить так немилосердно, выкинуть её, словно ненужную вещь, и позволить медленно и мучительно умирать от голода и холода. А сам остался в своём проклятом особняке наслаждаться обществом любовницы! Иначе как объяснить тот факт, что он не нашёл её до сих пор? Прошло трое суток, неужели он считает, что она способна сама найти путь обратно, не зная даже адреса?
Но всё равно она вернётся домой, пусть он этого и не хочет, она найдёт способ! И будет жить с ним рядом назло, мучить его ежедневным присутствием и назойливыми разговорами. Девушка вертела в руках обручальное кольцо. За бриллиант такого размера можно купить машину. Утром она отыщет человека, который отвезёт её в Уилтшир. И как это она сразу не догадалась поступить именно так?
Глупая, глупая Гермиона! Как ты могла надеяться, после всего, – что нужна ему? Разве мало он тебя отталкивал? Вспомни, как он поступил с тобой, когда ты, униженная и покорная, ползала перед ним на коленях, вымаливая жалкие крохи любви! Этот человек надругался над тобой, грязным образом воспользовался телом, чтобы удовлетворить собственную похоть, а затем высмеял! Мало ты плакала из-за него? Неужели недостаточно боли? Не смей больше полагаться на Люциуса Малфоя, он ради тебя и пальцем не пошевелит! Он уже отказался от тебя, ты не нужна ему, не нужна, не нужна!!!
Господи…
Гермионе показалось, что её только что сильно ударили дубиной по голове. В глазах потемнело, а уши заложило. Нет, этого не может быть, она окончательно сошла с ума после всех своих злоключений. Иначе, как можно объяснить, что она видит перед собой призрак?
Девушка привстала, чтобы убедиться в собственном сумасшествии. Она так пристально вглядывалась в ночь, что защипало глаза от усилий. Призрак приближался – немного нерешительно, и на его лице застыло такое выражение, что не оставалось сомнений – это не Люциус. Кто угодно, только не он! Её муж никогда ещё не смотрел на неё с такой нежностью, никогда ещё…
Гермиона больше не думала. Сердце так сильно стукнуло в груди, словно лопнуло, разорвалось на сотни тысяч капилляров. Она сорвалась с места и через две секунды уже врезалась в его грудь, хватаясь за него так сильно, как только могла. Его запах – ни один мужчина на свете не пахнет так соблазнительно, так, что она теряет голову, так, что хочется кричать от удовольствия. Ни у кого нет таких тёплых рук, и никто другой не отыскал бы её здесь, на краю света…
– Люциус…
Его ладони крепко сжали её лицо, буквально отдирая голову от груди. В глазах Гермионы застыли непролитые слёзы облегчения, губы подрагивали в несмелой улыбке, и он видел в них призыв, впервые по собственной воле, порывисто, искренне целуя девушку. Она охотно отдалась его объятиям, он чувствовал, как её руки ощупывают его тело – Гермиона ещё не могла до конца поверить, что он стоит здесь, а не причудился в страшном сне. Наконец, они оторвались друг от друга, и он к своему удивлению заметил в её взгляде неодобрение.
– Что-то не так?
– Почему так долго?
– Прости? – он изумлённо выгнул бровь.
– Слишком долго меня искал! Я… я…
И тут она снова уткнулась ему в грудь и зарыдала. Люциус почувствовал себя беспомощным, желая лишь одного – чтобы она перестала так жалобно вздрагивать в его руках, чтобы перестала своими всхлипами рвать сердце на части. С каких пор его так трогают женские слёзы? С каких пор он начал губами сцеловывать их с холодных мокрых щёк и раздавать нелепые обещания? С каких пор, чёрт возьми, жертва ищет утешение у своего мучителя?
– Не бросай меня больше, пожалуйста…
– Не брошу, – словно под гипнозом, ответил он, снова прижимая её к себе. – Ты готова вернуться домой?
– Три дня, как готова, – буркнула она, вызвав у него невольную усмешку.
***
Люциус присел на корточки у камина, чтобы разворошить потухающие угли, но так и остался в этой позе, глубоко задумавшись. Он никак не мог понять, что значили для него эти дни, пока Гермионы не было рядом, и что он чувствует теперь, когда она снова с ним. Облегчение? Разумеется. С плеч свалился неподъёмный груз. По крайней мере, она жива и здорова, и не придётся ни перед кем оправдываться. Но одно ли облегчение стало причиной поцелуев, обещаний, объятий, которые он щедро раздавал ей при встрече? Люциус упрямо отметал иные объяснения своего поведения. Но глупо отрицать, что грязнокровная жена перестала быть для него предметом презрения и безразличия.
Ещё его немало волновали странные обстоятельства её исчезновения. Гермиона рассказала во всех деталях свои злоключения, с того момента, как вернулась в спальню, где нашла неизвестный порт-ключ. Книжка! Её мог оставить человек, хорошо знавший Гермиону. Жаль, что она выкинула бывший портал где-то в дебрях Шотландии, возможно, Люциус сумел бы распознать природу магии. У него было несколько подозрений, но делиться ими с женой он не собирался.
Он услышал её тихие шаги у себя за спиной. Даже не шаги, скорее, шорох шёлковой ткани халата. Ступала она неслышно, словно львица во время охоты.
– Почему ты не спишь? – спросил Люциус не оборачиваясь.
– А ты почему?
– Откуда эта раздражающая привычка отвечать вопросом на вопрос?
– Неужели так сильно раздражает?
Гермиона подошла совсем близко и положила свою маленькую ручку на его плечо. От девушки приятно пахло мыльной пеной и шампунем. Люциус краем глаза заметил, что её босые ноги по щиколотку утопают в высоком ворсе пушистого ковра.
– Опять бродишь по дому босиком?
– Нет. Просто на этом ковре приятно стоять без обуви.
– Как твои ноги?
– Не болят, – он услышал, что она ответила это, улыбаясь. Не было необходимости оборачиваться, чтобы увидеть маленькие ямочки на щечках. Лучше не смотреть на неё вообще, пока она не поднимется к себе.
– Люциус?
– Да?
– Мне страшно оставаться одной.
– Тебе больше нечего бояться…
– Люциус, пожалуйста…
Он едва не застонал. И, вопреки собственному зароку, повернулся к ней, встретившись с отчаянной мольбой в карих глазах. Этот взгляд делал его слабым, отбирал волю и разум, заставлял поступать необдуманно.
Люциус обхватил её колени и потянул вниз. Только крепкие руки удержали её от падения, осторожно опустили на мягкий ковёр. Двумя пальцами он взял её за подбородок, заставляя смотреть себе в глаза, убеждаясь, что ему не причудился молчаливый призыв и сдержанное желание. Гермиона чуть повернула голову вбок и обхватила губами его большой палец, нерешительно пробуя языком мягкую подушечку. Люциус на мгновение закрыл глаза, заглушая в себе все голоса, повинуясь лишь одному, самому громкому. Он склонился над ней, и требовательные губы коснулись её рта, жёсткие пальцы обхватили затылок. Люциус приник к ней с неистовством человека, который ждал это мгновение всю свою жизнь. Гермиона задрожала от трепета и страха снова испытать боль – не физическую, к ней она подготовилась. Но быть отвергнутой, униженной, высмеянной – едва ли её сердце переживёт ещё раз подобное, но, растворяясь в этих губах, она забывала обо всём на свете, будто жила последний день своей жизни. Гермиона помнила каждый его поцелуй, она мысленно рисовала их разными цветами и оттенками, но этот так разительно отличался от прочих – в нём были все краски радуги, весь спектр человеческих чувств, от леденящей ненависти до мучительной жгучей страсти. Его пальцы ласкали затылок и шею, отыскав какие-то точки, от прикосновения к которым Гермионе хотелось плакать от счастья. Ей едва хватало воздуха, грудь вздымалась рывками, а непривычные спазмы внизу живота вырвали из груди низкий стон. Его губы на её виске, опускаются ниже, зубы легонько сжимаются на пульсирующей жилке на шее, а затем горячий язык обводит раковинку уха, а горячее обжигающее дыхание окончательно лишает разума.
Люциус легко расправился с мелкими пуговичками, нетерпеливо избавляя Гермиону от одежды. Соблазнительная грудь с острыми розовыми сосками, удивительно тонкая талия – легко можно обхватить двумя руками, длинные стройные ноги, округлые бедра. Губы нетерпеливо сомкнулись на груди, дразня её языком и чувствительными покусываниями, Гермиона выгибалась навстречу, прижимая его голову к своему телу. Её пальцы запутались в его волосах, разметавшихся по сильным плечам. Шершавая одежда касалась обнаженной плоти, но ей не терпелось почувствовать на себе тяжесть его обнажённого тела, ласкать в ответ, чтобы её счастье стало их общим. Но Люциус словно забыл о себе, заботясь лишь о том, чтобы она извивалась в его руках, сгорала от опасных раскалённых до предела чувств, даже не подозревая, что способна испытывать нечто подобное.
Гермиона громко выдохнула, когда его рука раздвинула её бедра, и два пальца проникли внутрь. Она чувствовала, что там всё мокро, и почему-то испытала стыд и отвернулась в сторону, скрывая собственное наслаждение. Но он дотронулся до её щеки, очертил пальцем нежный овал лица и прошептал:
– Гермиона, не закрывайся от меня.
Она послушно посмотрела в его глаза, которые говорили: “Я здесь, рядом с тобой. И ты не смей уходить”.
– Люциус…
Она потянулась к нему, обхватив руками шею и прижавшись требовательным поцелуем к его приоткрытому рту. Люциус позволил её языку проникнуть внутрь, а затем обхватил его губами и принялся тихонько посасывать. Гермиона снова застонала, неосознанно двигаясь бёдрами навстречу его пальцам. Только сейчас, когда он окончательно избавил её от страха, которому сам же и являлся причиной, он позволил ей развязать шейный платок и расстегнуть пуговицы на рубашке. Гермиона коснулась его губами под подбородком, сжав широкие плечи руками. Её пальцы медленно обводили каждый контур его тела, и Люциус никогда не подозревал, что невинные прикосновения способны взорвать внутри огромный чувственный комок. Желание захлёстывало их обоих, но каким-то образом и он, и она исследовали друг друга медленно, терпеливо отдаваясь губам и рукам. И только когда оба уже дрожали от нетерпения, он обхватил её за ягодицы и медленно, не отрывая взгляда от её глаз, глубоко вошёл.
– Боже… – простонала Гермиона, выгибая спину. Воздух застрял где-то на вздохе, в этот момент для жизни ей требовалось лишь одно – его горячая твёрдая плоть внутри. Гермионе показалось, будто она и не рождалась до этого момента. Всё было обманом, кроме их тел, слившихся воедино.
Она едва не выкрикнула “нет!”, когда он начал отодвигаться от неё, а затем снова заполнил до конца – будто бы он был сделан только для неё одной, чтобы наполнять жизнь сладким мучением и жестоким удовольствием. Гермиона смотрела на его лицо и не могла оторваться. Его взгляд гипнотизировал, привязывал к себе. В этот момент казалось, что и без того жесткие линии приобрели углы, всё в нём было до такой степени мужественно и притягательно, что она испытывала наслаждение, лишь только глядя на него, своего мужа. Впервые эта мысль вызывала такой трепет. Муж!
Он вдруг чувствительно прикусил её за губу, на которой тут же появилась маленькая капелька крови. Люциус остановился, строго вглядываясь в её лицо. В глазах Гермионы появилось изумление и недовольство.
– Не смей думать в этот момент, – сказал он, слизывая солёную кровь с её губ.
– Я…
Он заглушил слова поцелуем, почувствовав, как она нетерпеливо ерзает под ним, сильнее сжимая ноги вокруг его бёдер.
– Пожалуйста, – выдохнула она ему в рот, следуя примеру учителя, острыми зубками прикусив его нижнюю губу.
Люциус чуть отстранился, согнув её ноги в коленях, и снова вошёл на всю глубину, вырвав из её груди невольный крик. Гермиона зачарованно следила за каждым движением могучего тела, в такой позиции она могла хорошо видеть его, любоваться мужчиной, прекраснее которого просто не существовало. Боже, как же она жила до этого? Как она могла дышать, не чувствуя его внутри? Как…
Все мысли разом исчезли из головы, будто кто-то неожиданно включил яркий свет в тёмной комнате. Гермиона раскинула руки в стороны, окончательно потеряв контроль над собственным телом. С ним творилось что-то неладное, казалось, что оно вот-вот разлетится на кусочки; она попыталась перевернуться на живот, больше не в силах переносить это, крики вперемешку со стонами безостановочно вырывались из груди. И в тот момент, когда, казалось, каждая клеточка измученной плоти перестала откликаться и повиноваться, последовал ослепительный взрыв, освобождая тело от мучительных оков. Парящая лёгкость, необузданная свобода эмоций и чувств, падение в бесконечную пропасть – Гермиона не узнала собственный голос, она продолжительно вздрагивала, всё ещё не способная поверить, что её огромная душа заключена в этой маленькой телесной тюрьме. Ей понадобилось много времени, чтобы вернуться в себя, обнаружить, что она тесно прижимается к мужской груди, горячая ладонь лениво поглаживает её бедро, а серые глаза разглядывают бесстыдное тело, которое не могло принадлежать Гермионе. Разве оно могло бы так предать свою хозяйку, позволить ей вести себя столь беззастенчиво? Девушка только сейчас спохватилась, что не было боли, которой она так страшилась, к которой готовилась, когда спускалась вниз. Как же это отличалась от того раза, когда Люциус думал только о себе, а не о ней!
– Люциус?
– Мм? – лениво протянул он, ещё теснее прижимая девушку к себе.
– А ты… тоже…
– Что? – он заметил, как её лицо покрылось краской, и она поспешила спрятать глаза.
– Ты тоже это испытал? – шёпотом закончила она и вся сжалась, когда он тихонько засмеялся, вдруг перекатываясь на спину и увлекая её за собой.
– А ты как думаешь? – хрипловато спросил он.
– Я думаю, что если бы ты испытывал то же, что только что случилось со мной, то едва ли стал бы ждать так долго.
– Ты чертовски права, – серьёзно ответил он. – Но больше я не намерен ждать ни минуты…
Сладкий яд
И второй удар...
***
Гермиона открыла глаза и долгое время не могла понять, где находится. Голова казалась грузной и неподъёмной, словно в неё налили свинца, всё тело ныло от непривычной тяжести в мышцах. Да и сон на полу едва ли можно назвать комфортным, но никогда ещё Гермиона не чувствовала себя так хорошо после пробуждения. Боясь разбудить Люциуса, она осторожно повернулась в его объятиях, чтобы убедиться, что рядом действительно он.
Лицо мужчины выглядело расслабленным и умиротворённым. Гермиона ещё не знала, в каком настроении проснётся Люциус, возможно, он снова оттолкнёт её от себя, велит называть на “вы”, поэтому она позволила себе легонько коснуться губами его рта, пока супруг не наложил на это запреты. Его рука инстинктивно прижала Гермиону ближе – Господи, как приятно, когда ты уже не одна, а вас двое!
Этот момент хотелось продлить как можно дольше. И поэтому Гермиона снова положила голову ему на плечо и закрыла глаза, сладко засыпая. В следующий раз она проснулась оттого, что его рука зажата у неё между ног, а пальцы погрузились глубоко во влажное тепло. Он легонько посасывал её сосок, наслаждаясь беспомощностью девушки.
– Ммм… – протянула она, не в силах сформулировать мысли в слова.
Люциус вдруг резко перевернул её на живот, покрывая спину поцелуями. Гермиона запрокинула голову назад, выгибаясь навстречу ненасытным губам. В этот раз Люциус не стал ждать долго и быстро в неё вошёл, изливая всю свою страсть в нетерпеливых толчках. В первый раз, который Гермиона всё ещё не могла так просто забыть, подобное положение она находила унизительным, а теперь его неистовые движения довели её до высшей точки наслаждения быстро, и пока из груди Люциуса не вырвался громкий стон, она успела испытать оргазм несколько раз.
– А я боялась, что мне приснилась прошлая ночь, – пробормотала она.
– Хороший был сон?
– Неплохой.
– А пробуждение?
– Вполне удовлетворительное, благодарю.
– Вам не угодить, миссис Малфой!
– Старайтесь, мистер Малфой, и, рано или поздно, у вас всё получится.
Он звонко шлёпнул её по ягодице. Гермиона состроила недовольную гримасу, заставив его хищно ухмыльнуться.
– Я ужасно голодна, – потягиваясь, сказала она.
– О каком голоде идёт речь? – она заметила в его глазах похотливый блеск и рассмеялась, прикрываясь от мужа его же мантией, которая ночью служила одеялом.
– Мы пропустили оба завтрака и такими темпами пропустим обед. А я двое суток ничего не ела!
– Я тоже, – признался он, и Гермиона едва не утонула в нежности к этому человеку. Он искал её, и, видимо, тоже побывал в аду, пусть и отличном от её собственного.