В пятницу, после того как Мак встретил Бобби, он рылся в подсобке в поисках удлинителя длиной в пятнадцать футов для Старика Хендерсона, когда зазвонил телефон.
– Я отвечу, ладно? – сказал Мак и взял трубку: – Магазин инструментов.
Это была Норма:
– Мак.
– Привет, дорогая. Можно я тебе перезвоню? У меня покупатель.
– Я подожду.
– Ну жди.
Он положил трубку на стол и вернулся к старику, который стоял в проходе и вытягивал один за другим удлинители, пытаясь прочесть надпись на упаковке.
– Вам обязательно пятнадцатифутовый? – спросил Мак.
– Да, – сказал старик, – хотя можно и двадцати… На двадцать у вас есть?
– А для чего?
– Хочу телевизор на веранду перенести, чтобы смотреть игру.
– А на веранде розетки нет?
– Если б была, поперся бы я за удлинителем, а?
Мак рылся в упаковках, наконец выудил одну:
– Вот на двадцать пять.
Мистер Хендерсон посмотрел с подозрением:
– На сколько потянут лишние десять футов?
– Не беспокойтесь, я возьму с вас как за пятнадцатифутовый. Мне казалось, они есть, но, видать, распродали.
– Что ж, длиннее не короче.
– Как думаете, у Сент‑Луиса в этом году есть шанс? – спросил Мак.
– Разве что все остальные вдруг перемрут.
Мак достал бумажный пакет.
– Не нужен мне пакет, – отказался мистер Хендерсон.
– Ладно, тогда хорошего вам дня.
Старик хлопнул дверью, колокольчик на двери оглушил Мака. Он начал вешать удлинители на крючки, пытаясь подсчитать, сколько может быть лет мистеру Хендерсону. Он ведь дружил еще с бабушкой Мака, а было это, значит, чуть ли не восемьдесят лет назад… И тут Мак вспомнил про Норму и побежал к телефону:
– Дорогая, ты еще ждешь?
– Да. Жду.
– Прости. Ну, что случилось?
Норма явно старалась взять себя в руки. После беременной, сильно раздавшейся паузы родила:
– Я сделала прическу.
Мак сел на табурет за конторкой. Сегодня у нее была назначена укладка у Тот Хутен. Он знал, чем это грозит.
– Ни слова, Мак, я не хочу ни слова слышать о моей прическе. Если придешь и что‑нибудь скажешь, лучше не приходи.
– Не скажу. Что она натворила на сей раз?
– Я и так донельзя расстроена, без твоих подколок.
– Норма! Я ничего не говорил. Я тебя даже не видел.
– Пообещай. Дай слово, что ничего не скажешь, а то я просто уйду ночевать в мотель «Ховард Джонсон», и этим все кончится.
– Хорошо, Норма, только успокойся.
– Я не шучу.
– Я ни слова не скажу.
– Я оставлю тебе обед на столе. И если собираешься отпускать шуточки, то не выйду из спальни.
– Норма, я ничего не скажу, довольна? Но хотя бы намекни. Что она сделала?
– Мы… э‑э… попробовали кое‑что новенькое.
– И?
– Не сработало.
Мак закатил глаза:
– О боже.
– Вот видишь! Сказал! Я так и знала. Лучше не приходи, если у тебя такое отношение…
– Нет у меня отношения. Я сказал только «О боже», и все.
– Да. Но важно, как ты это сказал. Я знаю, что ты сидишь закатив глаза, так что если все же придешь домой, я не хочу, чтобы ты даже смотрел на мою голову.
– Норма, куда ты предлагаешь мне смотреть? У тебя лицо на голове, между прочим. Хочешь, чтобы я общался с твоими коленками?
– Видишь, вот опять. Не можешь удержаться, чтобы не смешить. У меня серьезный несчастный случай с волосами, и мне нужна твоя поддержка. А ты меня только еще больше расстраиваешь!
– Ладно. Прости. Но хотя бы скажи, что вы пытались сделать.
– Объемную волну.
– Объемную волну?
– Да, как перманент, только полегче. Это должна была быть легкая объемная волна.
– И что произошло?
– Мы не знаем, но легкой она не получилась.
– Ну, дорогая, не волнуйся ты так из‑за этого. Отрастет… В прошлый же раз отросло.
– Нечему тут отрастать, – прошептала она.
– Почему?
– Потому что, если хочешь знать, если тебе так важно узнать… Она ее срезала.
– О господи.
– Вот видишь! Тебе ничего невозможно сказать, на все негативная реакция… Сначала просишь рассказать, а потом отпускаешь шуточки.
– Ладно. Ладно… Прости. Наверняка это выглядит отлично. – Он помолчал. – А насколько коротко?
Ответа не было.
– Ну не настолько же коротко, правда?
– Коротко.
– Насколько коротко?
– Итальянский мальчик.
– Какой мальчик?..
– Стрижка так называется – «итальянский мальчик».
– О господи…
– Ну все! Обедай один. Я еду в мотель.
– Ой, да ради бога, Норма, не поедешь ты ни в какой мотель. Я скоро буду.
Мак приехал через десять минут, но Норма не выходила из спальни. Наконец, после длительных задабриваний и упрашиваний, показалась в дверях. Он смотрел на нее, никак не реагируя.
– Тебе что же, нечего сказать? Я знаю, ты умираешь хочешь высказаться, – так давай, вперед.
– Ну… Нормальная короткая стрижка.
Норма разрыдалась:
– Все погибло… Я ужасно выгляжу… Кошмарно… Мне хочется одного – умереть. Совсем не похоже на Одри Хепберн. На картинке выглядело просто отлично.
– Ну, дорогая, что ты, перестань. Очень даже ничего.
– Ты просто меня успокаиваешь.
– Нет, правда.
Перед тем как заснуть, Мак повернулся к Норме:
– Дорогая, я хочу, чтобы ты знала одну вещь.
– Какую?
– Ты самый сексуальный итальянский мальчик, с которым я спал.
Последовала пауза. Потом Норма похлопала мужа по руке:
– Мучас грасиас, сеньор.
Мисс Хендерсон
Бобби сдал школьный выпускной тест еще в армии и, вернувшись, месяца через четыре наконец решил, что надо бы ему пойти в колледж и приобрести профессию. В какой – пока не придумал. Одно время Док надеялся, что сын пойдет по его стопам и станет фармацевтом, но, учитывая, что Бобби с трудом вытянул математику и химию, это явно исключалось. Он подумывал, не поучиться ли на бизнес‑администратора, но сомневался. За неделю до отъезда он сидел на веранде и пытался представить свое будущее, когда увидел мисс Хендерсон, его учительницу из шестого класса, – она вернулась из летнего отпуска и медленно поднималась по ступенькам.
– Здравствуй, Роберт, – сказала она, слегка запыхавшись. – Мама говорила, что ты уже дома.
Бобби сам удивился, что так рад ее видеть.
– Здравствуйте, мисс Хендерсон, как поживаете? – Он встал и предложил ей стул.
– Отлично, – сказала она, усаживаясь. – Ты собрался в колледж, верно говорят?
– Да, мэм, в штат Миссури.
Она принялась рыться в сумке – что‑то искала.
– Я хотела зайти к вам до твоего отъезда и вручить тебе небольшой подарок. Надеялась сделать это на выпускном, но ты уехал в армию, и я подумала – принесу теперь.
Она протянула Бобби довольно потрепанный пакет. Бобби ужасно удивился.
– Спасибо, мисс Хендерсон.
Пока он боролся с оберткой, она сказала:
– Может, ты не догадывался, Бобби, но ты был одним из моих любимых учеников.
– Я? Шутите!
Это была красивая миниатюрная кожаная карта мира. На приложенной записке были такие слова: «Пусть тебе послужит. Удачи во всех начинаниях. Мисс Хендерсон».
Бобби опешил.
– Даже не знаю, что сказать, мисс Хендерсон, кроме как поблагодарить.
– На здоровье.
– Знаете, я всегда думал, что самый тупой в вашем классе.
Она улыбнулась:
– Ты, может, не лучшие результаты показывал, и угомонить тебя было нелегко, но в тебе было то, чего у большинства остальных не было, – пытливый ум. Ну ладно, не буду рассиживаться. Твоя мама сказала, ты пребываешь в сомнениях по поводу специализации, верно?
– Да, мэм. Надеюсь, не вылечу за неуспеваемость.
– Ты у меня два года проучился, и я тебя как облупленного знаю, но мой совет – выбери то, что тебе всерьез нравится, Бобби, предмет, который тебе не наскучит. И если такой найдешь – уверена, у тебя все пойдет как надо.
– Спасибо, мисс Хендерсон. И за карту еще раз большое спасибо.
Он думал о ее напутствии, но ему было интересно буквально все на свете, так что выбрать что‑то одно было трудно. Трудно, пока он не приехал в колледж и не прочитал весь список факультетов. Все удивились, когда он позвонил домой и объявил, на чем остановился. Не удивилась лишь мисс Хендерсон. Насколько она знала, история Америки идеально подходила для Бобби.
Однако в сфере романтических отношений бывает так, что человек, не понимающий, что для него плохо, не может также понять, что для него хорошо. Бобби больше года крутил романы без продолжения и только на втором курсе начал встречаться с Луис Скотт, студенткой с кафедры английского языка. Он познакомился с ней через приятеля, и выяснилось, что она из Поплар‑Блаф и у них куча общих друзей. Ее мать бывала гостьей на радиопередаче его матери, они даже переписывались. На первом свидании Луис повела его на теннисный корт и обыграла вчистую. Она была умна, привлекательна, с отличным чувством юмора, красивыми рыжими волосами. И самое главное – сходила по нему с ума.
Утром 23 декабря 1955‑го гордый Мак Уоррен, стоя на пороге своего магазина, махал дочери, Линде, которая шла в компании других девочек в костюмах и с колокольчиками под предводительством Дикси Кэхилл выступать в рождественской программе Дороти. Норма и тетя Элнер уже сидели среди зрителей и ждали, парикмахер Эд приготовил первую порцию яичного коктейля, а Бесс и Ада Гуднайт, наряженные миссис и мистером Санта‑Клаус, как всегда, раздавали подарки в начальной школе. Елка возле дома украшена была старыми игрушками, и светильники в каждом окне были все те же – картонные свечи с голубыми лампочками. Анна Ли и ее муж, Уильям, теперь практикующий дерматолог в Сиэтле, штат Вашингтон, и их дочка приехали провести праздник дома. Единственное, что отличало в этом году Рождество, – это присутствие Луис Скотт, которую Бобби привез на каникулы.