Видения Евфимия Чакольского 1611-1614 гг.

ВСТУПЛЕНИЕ

«Видения Евфимия Чакольского» относятся к периоду интервенции шведских и польско-литовских отрядов на Русский Север, к периоду, когда события Смуты, почти стихнув в центре России, обрушились на ее северные рубежи. В ряду видений Смутного времени видения пинежского крестьянина Евфимия Чакольского занимают особое место. В этом тексте почти нет общерусских исторических и политических реалий Смуты, а встречающиеся упоминания о прошедших событиях неконкретны, нет каких-либо обличений Российских правителей; с другими памятниками его объединяет только общий для всех них мотив покаяния, стремления объяснить беды, нашедшие на Российское государство, отступлением народа от истинных христианских заповедей и ценностей. Все это объясняется удаленностью Пинежских пределов от центра России, от центра событий. В то же время этот памятник показывает, что в Смутное время жители окраин также были сопричастны истории, судьбе Российского государства. Евфимий Чакольский — реальное лицо, некий благочестивый крестьянин из пинежского села Чакола, имевший большой авторитет у местных жителей, о чем свидетельствует запись его видений, а также упоминание имени Евфимия Чакольского еще в двух памятниках литературы Пинежья, повествующих о событиях, хронологически близких нашему тексту: «Повести о Черногорском монастыре» и «Тетради о чудесах Параскевы Пиринемской». От лица Богородицы, являющейся ему в видениях, он не только обличает нерадивость священнослужителей, пьянство, призывает народ к покаянию и молитве, но и взывает к конкретным и понятным для местных жителей богоугодным делам — построить новый храм, заказать на общие деньги икону для церкви. Особый интерес придают памятнику безыскусность повествования, живое народное слово и обилие местных севернорусских бытовых подробностей и деталей. Сама обстановка, в которой происходят описываемые события, очень характерна для жизни севернорусского мира — т. е. сельского общества, общественного института самоуправления севернорусскими крестьянами, не знавшими крепостного права, жизнью своих селений; именно в этом значении употребляется в памятнике слово «мир». Видения Евфимия Чакольского происходят перед миром в церкви и в трапезной или о них там рассказывается всему миру, а мирской поп записывает виденное и слышанное, свидетельствуя при этом истинность записей. В тексте памятника перемежаются повествования от первого и третьего лица, что, впрочем, часто встречается в произведениях этого жанра, в том числе и в текстах видений Смутного времени. В жанровом отношении текст «Видений Евфимия Чакольского» вполне традиционен, в нем имеются все композиционные элементы жанра видений: это и обязательный «тонок сон», и традиционные описания явившихся в «тонце сне» святых, и обязательный призыв записывать виденное и распространять эти записи.

Именно такая запись и сохранилась до нашего времени в единственном, дефектном, списке (БАН, 45.10.9; 30—40-е гг. XVII в.; отсутствуют: часть листов в середине и листы с окончанием текста «Видений Евфимия Чакольского»). Впервые рукопись была указана В. И. Срезневским, который назвал текст отрывком судного дела и опубликовал его небольшой фрагмент ( Срезневский В. И. Отчет о поездке в Вологодскую губернию (май—июнь 1901 г.) // ИОРЯС. 1902. Т. 7. Кн. 4. С. 181, 233—235 ). По этому же списку памятник подробно пересказан М. А. Островской, в критической заметке к пересказу она впервые определила жанр «Видений Евфимия Чакольского» (Островская М. А. Поморские видения 1611—1613 годов // Научный исторический журнал. 1914. № 4. Т. 2. Вып. 2. С. 61—75).

Текст публикуется по рукописи БАН, 45.10.9, исправления вносятся по смыслу.

ОРИГИНАЛ

Лѣта 7119 въ 7 ко второй недели Великаго поста[1]

Еуфимей Феодоровъ сынъ помолился Господу Богу, ко второй суботѣ у отца духовнаго на покаянии был и причастие святое принял. И на ту ночь ночевал к воскресению Христову в трапезѣ у святые великомучени цы Екатерины[2] со инѣми причастьники. И приуснул на скамьи у столпа под образом Божиимъ Спасовым и Пресвятые Богородицы.

«И не вѣдаю, меня понесло, и не вѣдаю, повело, а ноги не дотыкаются до земли. И положило меня ниць под образомъ Пречистые Богородицы, что межи Царскихъ и Сѣверных дверей.[3] И я стал плакатися со слезами, видя Пречистые образъ. И Пречистая плачется слезами великими за миръское согрѣшение и глаголеть: „Постъники, де, постятся, а со слезами не молятся в ночи и в день. И весь мир согрѣшил. А яз, де, сама Пречистая, плачюся ко Христу со слезами”. И яз, Еуфимей, то видение сказал отцу духовному попу Феофилакту: „И, кабы, де, священникъ, молебны пѣти Пречистой”. И поп молвил: „Что, де, тебѣ Бог наказал, то и твори, а нам, де, сего дни ехати в Пиренему молебновъ пѣти в часовню”.[4] Да и поехали.

И того же Великаго поста к третему воскресению я, Еуфимей, у правила был ко святей дорѣ.[5] И в то воскресение на обѣдни я молился Пречистой Богородице — у крыласа стоял у праваго[6] — что Пречистая образ дала от труда, чтобы мир не смущался и вѣрил бы моим рѣчамъ, что яз то в видении помыслил в мир сказати. И у меня в то время сердце здрожало, и рука правая здрожала, и левая, и заломило голову назад к ногам. И несло меня к Царским дверям, и от Царскихъ дверей несло на ногах из церкви в трапезу, а из трапезы на улицу. А голова назаде заломлена. А мир то все видѣлъ, как меня тружало: ногу у меня лѣвую заломило вверхъ и меня здымало.

И Пречистая меня за руку имала и моею рукою мѣтныхъ людей по очам била рукавом за грѣх, хто чемъ Богу и людем повинен, — а мнѣ в тое пору Пречистая все растворила. И Пречистая же моею рукою, рукавом, и попа по очам махала, что он преже меня, тружаника, иным крестьяном, двоеженцам и ротником, дору давал. И диячка П речистая же моею рукою, рукавомъ, по очам и по книги била. И книгу затворить ему велѣлъ, да и дѣла ему до книгѣ нѣтъ.[7] А Пречистая мною волна и велѣла говорить. Да Пречистая же мнѣ велѣла в мирѣ сказати, чтобы крестьянѣ казенные свѣчи имали да къ церкви Божии приносили. И Пречистые же наказаниемъ тружаючись, яз выходил из церкви в трапезу, свѣчниковъ бранил.[8] И Пречистая же мнѣ нарекла: „За ваше миръское согрѣшение Господь Богъ спуститъ с небесе тучю з дождемъ, и з градом, и с каменемъ горящим, толко не обратитеся, лихоимцы и мздоимцы, и не останете злых дѣлъ, и не учнете со слезами молитися Спасу, и Пречистой Богородице, и всѣм святым”.

Да Пречистая же мнѣ сказала, что, де, иные крестьяне крестъ кладут несполна. Да в том же трусѣ Пречистая, усмотря человека в церкви в нечистомъ платье, а другово человека в самоедском платье,[9] выгнала из церкви моею рукою, рукавом машучи и бьючи. Да и про то Пречистая меня тружала, чтобы пьяные люди в церковь не ходили, или нечистые, и в платье нечистомъ — церкви бы Божии не сквернили, берегли бы накрѣпко того и розпрашивали бы. И тѣх статей надо мною было много, и на всѣхъ статьяхъ меня тружало всяко: и вверхъ бросало в церкви Божии, а до земли не допуская. А миръ то все видѣлъ, тот мой труд.

А в тѣ поры молебны пѣли звоном и со кресты ходили в другую церковь молебеновъ пѣти. И в другой церкви меня тружало же. А молебны велѣлъ служити яз, Еуфимей, по Пречистые наказу: „И вы бы естя, многой мир, обратилися ко Господу Богу, и молилися со слезами, и Пречистыя наказанья слушали, и моим трудаж вѣрили, что меня тружало за мои грѣхи. А хто не послушает и не повѣритъ Пречистая наказанья и моим трудам, и того Пречистая миром проклинати. И надо всяким то же збудется, что надо мною грѣшным было”. И на всѣх статьях Пречистой Богородице молился, как она меня тружала — и с трудовъ спустит. А мир то видѣлъ: и поп, и дьячки, и мужи, и жены. И Юрье Семеновъ сынъ Щепеткин[10] — и ему, Юрью, страсть была же Пречистые Богородицы наказаниемъ и повелѣнием. А Пречистая мною, грѣшникомъ, волна».

Да в том же трусѣ Божиим повелѣнием тот же тружаникъ в церкви вопил — велѣл бревна ронити всѣм миром на весну и ставити храм в Пиренемы у святого великомученика Георгия и у новоявленнаго милостиваго чюдотворца:[11] «И вы, православные крестьяне, обратитеся ко Господу Богу, и ко Пречистей Богородицы, и ко всѣм святым всѣм сердцемъ и всею душею с великими слезами о вашем согрѣшеньи. И Господь Богъ милосердый молитвами Пречистые Богородицы и всѣх святых покаяние ваше приимет и подастъ вамъ всего много, чего у Спаса, и Пречистые Богородицы, и у всѣх святых просите».

«А я, попъ Феофилактъ, над нимъ, Еуфимьемъ, сие видел и рѣчи таковы от него слышал во святых церквах при всем мире. Писал поп Феофилактъ своею рукою. А тѣ люди, которые были в церкви в платье неподобном, и тѣ винилися: „Так было”».

Лѣта 7120-го декабря въ 6 день

На Болшей Пѣнегѣ, в Чаколскомъ стану, Рождества Пречистые Богородицы в приходе на память иже во святыхъ отца нашего Николы Мир Ликийских чюдотворца, в постъ Филиповъ святых апостолъ[12] бысть чюдо дивно и ужасти исполнено. В церкви святые великомученицы Екатерины при всем православном християнствѣ Чаколского стану в пяток, егда Божественною литоргию совершивше и над канономъ Николе чюдотворцу тропари отговорят,[13] бысть чюдо. Человѣкъ той же, котораго в лонском году тружало въ Великий пост, имянем Еуфимей, по прозвищу Елка, стоял Божественную литоръгию во церкви святые великомученицы Екатеринѣ. И нааде на него во время Божественныя литоргии сумрак. И ставъ пред нимъ человекъ въ платье сизом хрептом, а лица своего не показал, а не говорил ничево. И по литоргии, и по тропарех над каноном взяла невидимая сила того Еуфимия, на хребет заломило и понесло на одной ногѣ от Царских дверей. Несло к Северным [14] дверемъ и принесло ко образу Пречистые Богородицы Одегитрия, что промежи Царскими дверми и Сѣверными. И он, Еуфимей, начал во весь голосъ говорити: «О Мати Божия, Пресвятая Богородица! Помилуй, не изломи, скажу, скажу, скажу право! Скажу, не потаю, скажу!» И на многъ час то ему глаголющу. И абие повороти его на запад лицем, и к народу нача рукавом махати: «Народ Божей! Обратитеся, покайтеся, обратитеся!» И того ему много глаголющу. И народ стоя, ничтоже глаголя, толко и говоря, де, «Господи, помилуй!»

И тот же Еуфимей в трусѣ и во трудах глаголя: «Не у всякого человека платье чисто, и не всяк человекъ достоин во церковь ходить — тѣмъ церковь Божию сквернитъ. Покайтеся! Толко не покаетеся, будет воля Божия и над храмы!» И той же Еуфимей нача велиим гласомъ к народу вопити: «О злии злодѣи! Обратитеся! Ходите в Божественную и пречестную в церковь подобны! И молитва послѣ байны надобе! И не всякая байна подобна, и в байны не всякая вода чиста!»[15] И отцу своему духовному припречал, и рукавом во труде ему махал, говорил: «Ты, де, пастырь овцам и нам, крестьяном, учитель и наставникъ. Учи, наказуй! Двоеженам, и троеженам, и четвероженам причастья не давай! И пьян самь, и дьячек, и понамарь в церковь не ходи! И пияныхъ в церковь не впущай же! И жены, которые дѣтей крещают и в церковь ходят, платье на них и поясы нечисты. И о том имъ ты, отець духовный, сказывай же! А жены бы тѣмъ не красилися, и не таилися такой мѣры». И по труде, егда Еуфимию невидимая сила ослаби: «Молебен пой, батко, да и звонить вели». — И в тѣ поры пѣли молебны Пречистой Богородице и великомученице Екатеринѣ звоном. — «И за книги вели прииматца подобными руками. Да и креститься вели гораздо, многие православные крестьяне крестятся не гораздо». И того Еуфимия во церкви пред Царскими дверми и пред образом Пречистые Богородицы Одегитрея всяко крятало: и наперед, и назад, и на бок ломало. «А толко не покаетеся, и в третии увидите надо мною такой трус и тружание. И над вами, и всеми православными крестьяны то же будет, что надо мною видели. И среду и пяток храните чисто! И крестьяне бы деревеньския свѣч в трапезу промѣнных не вносили, и крестьяне бы тѣхъ свѣчь в трапезѣ не имали и не покупали».[16] И егда той Еуфимей был по-прежнему, какъ всѣ православные крестьяне, и сказал отцу своему духовному Феофилакту:

«Того же 120-го году на память иже во святых отца нашего Николы Мирликийскаго чюдотворца. Ночи яз, де, спал дома, и поутру ставъ, да умылся, и помолился Спасу и Пречистой Богородице. И по молитве и в одной рубахѣ прилегъ на лавку без постелки. И наиде на меня легок сонъ. И пришел, де, ко мнѣ человекъ, взял меня и поставил на погосте в Чаколѣ. И водил меня по Запогостью, гдѣ бобылские худые дворишка стоят, которые держат пива продажные.[17] И что зиму яз в трапезѣ в Чаколѣ говорил в тое пору, как трус был Божиимъ праведным попущениемъ. — Воры приходили на Двину и попа, де, посѣкли в Тойме ночи у питья.[18] — И яз, Еуфимей, тогда то говорил: „Кому, де, миръ поучати и наказывати на страх Божий, а тѣ, де, сами по ночам пьют. А на них же смотря, миръ таково же погибает. Да таково же им и обрѣтается”. И старец Амфилофей мнѣ, Еуфимью, учалъ говорити: „Ты, де, сталъ попом указывати!” А говорил мнѣ со рьяни, кручиною: „Какой, ли, де, ты!” И я, Еуфимей, того устрашася, поослаб и не учалъ, было, в мирѣ говорити, как мнѣ стало студно, да не говорилъ и до нынѣшнаго видѣния и тружания. А тот старец Амфилофей <...> про него тѣ бѣлые люди: „Тому не подобает на столе ясти с нами, тот ротникъ, погибшей человекъ”. И говорят, сѣдя: „Нынѣ, де, кресты целуютъ в Росийском государьствѣ многие люди. И за то нынѣ царства, и городы, и волости погибаютъ, и храмы от молния за то погорают".[19] А на меня, Еуфимья грѣшного, позирают, и поговаривают, и наказывают, и велят извѣщати в народѣ, и велят, написывая, розсылати по всем градом и по волостем. И послѣ стола тѣ свѣтлые люди, востав, почали город глиною мазать высоко, а сами говорят: „Надобѣ, де, город на весну крепить крѣпко и высоко”».[20]

И просняся, и воставъ, Еуфимей молился Господу Богу, и Пречистой Богородице, и всѣмъ святым и шел к церкви, кабы застать начало воскресенской завтрени. И стоял у Божия милосердия в церкве великомученици Екатерины воскресенскую завтреню. «И какъ начали пѣти ирмос четвертые пѣсни,[21] и в тѣ поры почалъ молитися Господу Богу и Пречистой Богородице и просити у Господа Бога и у Пречистые Богородицы о том, что мнѣ в сновидѣнии видѣлося: „И меня ты, Господи, и Пречистая Богородица, не пощади в том, чтобы мое сновидение в мирѣ было явно, что и прежнего моего явления и труда моего не помнят, от пиянства не уимаются!”»

И как начали пѣти ирмос пятые пѣсни, и в тѣ поры того Еуфимия заломило на хребет, и голову заломило же. И понесло по церкви и принесло ко образу Пречистые Богородицы Одегитрия, что стоит промеж Царьских дверей и Сѣверных. И почало его крятать всяко, тружать и ломать. И Еуфимей в труде говорил: «Велитъ молитися и говорить велит Исусову молитву: „Господи Исусе Христе сыне Божий, помилуй нас!” А охати не велит, то слово худо». И сам говорит: «Господи, помилуй!» И в том часѣ почал вопѣти и крычати нелѣпыми гласы. И как отпустило, и Еуфимей в тѣ поры п ерекрестился и поклонился Пречистой Богородице до земля: «Пощади, Пречистая Богородица, рад тебѣ страдати и в мирѣ извѣщати, что повелѣла, вѣрою и правдою. И доставь меня Царства Небеснаго, избави мя муки вѣчныя. И отстану сего сесвѣтнаго всего житья и всѣх творцовъ миръских. Полно, полно!» И то слово удвоиша и утроиша.

И почал в труде в церкви вопить во весь голосъ, как мога: «Надобѣ на Двинѣ Архангельской город крѣпить накрепко и надобѣ глиною мазати высоко!»[22] — И то слово много говорил. — «И в Пиримени зачали храм соружать, и нынѣ оплошали и окинули. А толко за грѣхъ что Богъ и Пречистая Богородица спустит от лица своего, не пощадит и от небеснаго огня за умножение грѣхъ, тогда не понадобится ли?! Чаю, будет понадобится!» И во труде говорил в народе: «Слушайте, и пишите, и розсылайте по погостом!» И во умѣ у него, Еуфимея, было, про собя сказали, о совокупленье з женою, что преже сего двожды его тружало, въ первом трудѣ и в другом не претило. И нынѣ въ третьемъ труде ему не претило же впередь съ женою не совокуплятися. И сказа: «К церкви ходят многие неподобны люди и не в чистом платье». И о том он, Еуфимей, крѣпко вопилъ и говорил, чтобы впередь ходили в чистотѣ. И ходя по церкви и по трапезы, говорилъ попу, и дьячку, и пономарю, и многимъ мирским людем, чтобы обратилися, и Богу молилися со слезами, и по домом бы наказывали накрѣпко, чтобы без собя жены ваша жили в чистотѣ и грѣха не творили. И к метным людем припадывал, зубы стисня, говорилъ: «Обратись, обратись к Спасу и къ Богородицы, пролей слезы от сердца за свой грѣх! Милостивъ Господь Богъ, кающагося приемлет!»

Лѣта 7121-го в первую неделю Петрова поста[23] Рождество Пречистые Богородицы в Чаколѣ

Прежний тружаный человекъ Еуфимей именем, рекомый Феодоровъ сынъ, в дому своемъ, в ызбѣ прилег на лавку. «И в сумракѣ ста у мене жена, сияющи в ризах, цвѣтом риза сиза, и учала меня тружати и ломити. И стало мнѣ быти страшно и тяжело. А говорит мнѣ: „Про что, де, ты опустился и ослабѣлъ, не г оворишь моего наказания в мирѣ?" И мнѣ прииде во ум то, начал молитися Пречистой Богородице: „Пощади, пощади мя, Пречистая Богородица, рад тебѣ, Госпожи, тружатися и извѣщати!” А во образ я ея разсмотрети не могъ от страха, видел в мегновении ока. А я, Еуфимей, говорити перестал был для того <...> тогда как на меня зашумѣлъ. И пришел из трапезы на подворье. И палъ с печи, и убился до крови. И лежал без памяти, и призывал игумена Кеврольскаго,[24] и покаялъся. А я, Еуфимей, по ся мѣста опять рад Спасу и Богородицы трудитися и молитися. Аминь».

Лѣта 7121-го Болшие Пинеги, Чаколскаго стану, Рождества Пречистой Богородицы приходе

Чакольской же житель, крестьянинъ Елфимей Феодоров сынъ, зовом по прозвищу Елка, что и прежние его труды явны были и видѣние. «И яз, Еуфимей, зовом Елка, моляся в Троицы славимому Богу, и Пречистой Богородици, и всем святым. И почал Божию благодать в себѣ таити и Пречистые Богородицы наказаная в мирѣ не почал сказывати для мирского сумнѣния и осуду. И заговѣ въ Петровъ постъ и Павловъ святых апостолъ съ ерейского попова благословения, постились Петровъ постъ первую неделю. Всѣ крестьяне Чакольскаго стану обѣщались варити канон[25] к воскресению к первому Петрова посту нынѣ 121-го. И в воскресение Христово отстоявъ святую литоргию и над кануномъ тропари и „Свято”[26] отговоря. И чакольской поп почал канун молити Всемилостивому Спасу, въ Троицы славимому Богу, и Пречистой Богородицы, и всем святым. И яз, Еуфимей, почалъ говорити попу Феофилакту: „Попъ, будет ты хошь меня слушати, и ты меня слушай Пречистой Богородицы наказаная". И поп говорил: „Яз Пречистой Богородицы наказаная рад слушати”. Еуфимей говорилъ: „И ты пой молебен звоном Пречистой Богородицы. И яз вам Пречистые Богородицы наказание без трудовъ скажу". И попъ не пивъ канонъ и почалъ пѣти молебен звономъ Пречистой Богородицы. И на молебне запѣлъ попъ ирмос. И наиде на меня Божей трус и Пречистой Богородицы наказание. Меня, Еуфимия, заломило на хребет, и стала меня тружати Пречистая Богородица. „О Владычица Пресвятая Богородица! Пощади! Рад яз твое наказание в мирѣ сказывати!”» А труды его видели все православные крестьяне. И отпѣвъ молебенъ, и почали канун молить, и Еуфимию канун молить даваютъ. И Еуфимей молит канун, а не пьет. «И крестьянинъ Шеймогорской волости именем Мосѣй канун дал молить мнѣ, Еуфимию. И язъ, Еуфимей, почал канун молити Всемилостивому Спасу и Пречистой Богородице. И меня, Еуфимия, почало тружати с кануном, а канун в туясѣ на рукѣ на одной. А меня, Еуфимия, заломило на хребет и тружало много с кануном». А Еуфимей говорил: «Тот канун доходен Пречистой Богородицы. Православные крестьяне, молитесь Богу, обратитесь!» И попъ моля канун. И в скопкарѣ[27] осталось канун, и Еуфимей говорил: «Кануну не оставливайте, пейте все!» А преже того было, канун оставливалъ пономарь и попъ. И Еуфимей говорилъ: «В томъ грѣхъ великъ, и послѣ того оставливают канун в церкви и пьют». «И послѣ вечерни почали канун пить мирьской, а мнѣ, Еуфимью, поп далъ просвиру, и говорилъ: „Ты кануну не пьешь с нами”. И с того меня Пречистая Богородица за то меня тружало — а труды мои видѣлъ весь миръ — и за то мнѣ, Еуфимию, тружание было, что младенцы меж собою сквернятся и церкви Божии сквернят. А то вы и сами вѣдаете, что надобѣ глупых побечетчи». А у нас про то сыскалось: что робята межи собою укорялись, а жены траву жали в кусте и то слышали. Богу нашему слава нынѣ.

Лѣта 7122-го декабря въ 26

Божиимъ изволениемъ и Пречистые Богородицы в видении видел прежний труженикъ Еуфимей Федоровъ сынъ первые недели по Рожествѣ Христовѣ: «Идет, дѣ, Пречистая Богородица со аггелы, и со апостолы, и со множеством святых. А говорит, дѣ, Пречистая Богородица: „Ходила, де, яз на помощь православным, да воротилась, потому, де, что не обратятся ко Спасу со слезами и не молятся. И яз, де, их не защищу. А будетъ, де, обратятся вседушьно ко Спасу, и еще, де, Господь умилосердится на них. А яз, де, о них страдала много”. А идет, де, с нею, Богородицею, много святых. А на правом, де, плечи у нее, Богородици, образ Спасовъ и Пречистые Богородици на иконѣ. А икона, дѣ, величествомъ в аршинъ. А у меня, де, Еуфимья, в тое пору кабы крестъ Христовъ в рукахъ несут».

И пришел он, Еуфимей, ко церкви Божии, и отслушавъ заутреню, и молебеновъ, и часовъ. И стало его, Еуфимия, тружати, ломити назад и всяко крятати всяко. И учал вопити крѣпко и молитися со слезами. А говорил: «Согрѣшилъ, де, пред тобою, Мати Божия! Вижу, де, благодать Божию великую, а таю. А нынѣ, де, скажу и рад тебѣ страдати!» И учал он, Еуфимей, вопити, аки с пытки: «Обратитеся, миръ, окаянники, согрѣшили, де, вси: и попы, и дьячки, и проскурни!» Да опять много учал вопити: «Образ, де, надобѣ написати Пречистые Богородицы всѣм миром. Пречистая, де, Мати Божия изволила: „Еще, де, не отвращу лица своего от вас". И клали бы, дѣ, на строение образа Божия по силѣ немного, без пожалѣния, с радостию и без роптания. А писати, де, образъ, постясь всѣмъ миромъ, да и иконнику, де, поститися же. А писати, де, образ и поститися в Великий постъ. А нынѣ, де, толко обратитесь со слезами, и еще, де, Пречистая Богородица пощадит вас от всѣх притчей, от нынешней бѣды. А и впред, де, у Спаса и у Пречистые Богородицы всего много: может, де, Спасъ показнити и помиловати».

А тружало его, Еуфимья, много, и ломило крѣпко, и вопил он со слезами много. И пал ниць пред образомъ Пречистые Богородице, что промеж Царскихъ и Сѣверных дверей, и плакался, выл, рыдал великим воплем: «Погибли, де, царство, и городы, и весь миръ за ересь всякую и за чернокнижие. Ох, де, противники, злодѣи, обратитесь!» И говорил то: «Смотрите, де, миръ, что надо мною, грѣшным, дѣется, и слушайте моих рѣчей, и памятуйте, и розсылайте, написав! Не бойтесь, не сам яз затѣялъ, Спасъ да Пречистая мною вольна и владѣетъ мною и языком моим!» И попу говорил: «Чтобы, де, у васъ ропотъ меж собою впред не был! И службы, де, у вас церковные залегаютъ! Сего дни, де, которой праздникъ великой,[28] а у тебя, де, обѣдни нѣт за питьемъ!» И попъ сказал: «Я, де, в том перед Спасом». И вопил того много, чтобы, де, жили по-старому, какъ писали святии аггели, и святии апостоли, и богоноснии отцы. И у нас в Чаколѣ то мир видѣлъ, и порадели, и вѣру от чиста сердца ко Спасу и Пречистой Богородице подержали. «И обѣтъ бы сотворили той праздникъ, Пречистые Богородицы Собор, праздновати честно, с молебены и с каноны. И образ той написати, Собор Богородицы, понеже на той праздникъ чюдо се Богъ явил. А клали бы на строение того образа всѣм миромъ, по силѣ, с радостию, без роптания, да моли лись с верою!»

И того же 122-го в ту же в первую неделю по Рождествѣ Христовѣ пришел с погоста Петръ Павловъ сынъ Артемова домой и учал того тружаника Еуфимия бранити: «Воруетъ, де, мужикъ дуростию». И то он, Петръ, много поносил тогда и преже того. И после ужины наиде мракъ, аки сон, на его Петрову дочеръ Пелагию, и явися, де, ей святый Артемей Веркольский[29] и стал, де, ея будити: «Стань, де, Пелагия!» И она устрашилася. И он в другие, и втретие: «Стань, де, не бойся, скажи отцу своему, и матери, и людемъ, живут, де, они не гораздо! Попъ, де, их благословилъ говѣти къ кануну обѣтному, кабы, де, дал Богъ помощь на воровъ,[30] и ко другому кануну, к празднику Рождества Христова. И онѣ, де, благословились да иные, де, говѣли, а иные, де, не говѣли. А мы, де, за них страдаем. А яз, де, нынѣ иду со службы». И она, проснясь, учала тихонько сказывати всѣм. И отець ея Петръ учал ея закликивати: «Што, де, ты, робя, вракаешь! Много, де, тебѣ и надобѣ, что Елки же!» И как огонь угасили, и вся семья легла спать, и ту девицу Пелагию заломило назад голову до ног. И лежала три дни, не говорила. А мучило ея крѣпко, билась, и рот у нея ворочало под ухо на обѣ стороны.

И по трех днех Богъ дал ей язык. И она сказала отцу своему Петру: «Прощайся, де, ты съ Еуфимьем Федоровым с тружаником. Ты, де, на него поносишь и говоришь напрасно. Меня, де, нынѣ святая Парасковгия Пиренемская да святый Артемей Веркольский для тебя тружают. И то, де, мнѣ сказали: „Пьете, де, и ядите рано, и крох не бережете — то, де, велми грѣшно”». А говорила та девица смыслено, аки не млада, а возрастом она девятым лѣтом. И Петръ ту свою дочерь привозил к церкви, и велѣлъ молебен пѣти, и съ Еуфимьемъ прощался со слезами. И то тружание сказалъ в народе в трапезѣ подлинно, как написано здѣсь. И Петрова жена Ульяна сказала: «Яз, де, грѣшная, видела в видении, как над тою своею дочерию, де, сила. На печи сидя и во мрацѣ, и пришел, де, тот же святый Артемей млад, въ бѣлах ризах, а заговорил, де, то: „Смотри, де, Ульяна, что над вашим дитятем дѣется! Вечеру, де, муж твой Петръ, что древилъ про Еуфимья?!”»

И того же 122-го генваря въ 9 день въ третюю неделю по Рождествѣ Христовѣ, на втрени по 6 пѣсни...

[1] ...въ 7 ко второй недели Великаго поста. — В 7119 (1611) г. Пасха праздновалась 27 марта. Таким образом, описанные события происходили в ночь с 12 на 13 февраля.

[2]...а трапезѣ у святые великомученицы Екатерины... — С 1652 г. — времени, которому согласно церковным летописям относится основание Чакольского прихода, церковь святой великомученицы Екатерины являлась приходским храмом (см.: Краткое историческое описание приходов и церквей Архангельской епархии. Вып. 2. Архангельск, 1895. С. 240—241). Более ранних известий о каких-либо храмовых постройках в Чаколе не имеется. По-видимому, в данном тексте мы имеем самое раннее упоминание о существовании в Чаколе церкви св. Екатерины. Кроме того, из текста явствует, что приход Чакольский в 1611 г. уже существовал, но приходским храмом называется церковь во имя Рождества Пресвятой Богородицы и указывается священник этой церкви Феофилакт. Сведений о церкви Рождества Богородицы в Чаколе, подтверждающихся какими-либо документальными источниками, мы не имеем. В то же время существование этой приходской Чакольской церкви подтверждается упоминанием о ней в другом литературном памятнике Пинежья «Тетради о чудесех Параскевы Пиринемской», в котором речь идет о событиях 1610 г. и называется не только церковь Рождества Богородицы, но также и ее священник Феофилакт (текст памятника не опубликован, см. рукопись: БАН, Арх. Д. 351, л. 306). Таким образом, можно предполагать, что до основания в 1652 г. Чакольского прихода с главным храмом во имя святой Екатерины здесь уже существовал ранее приход с церковью Рождества Богородицы, в котором также была и церковь святой Екатерины. Трапеза, трапезная — внутренний притвор (предхрамие) в церкви, получивший такое название, так как в монастырях в трапезе или в специальном помещении около нее обедают иноки. В мирских храмах в трапезной совершается оглашение и покаяние, здесь прихожане молятся и слушают поучения. Особое значение имели трапезные в севернорусских храмах, так как церковный погост здесь становился одновременно административным центром волости. Мирское правление непосредственно влияло на жизнь церкви: миром избирались кандидаты из числа крестьян на различные церковные должности, волостным миром покупалась земля для церкви, на мирские деньги приобретались для церкви служебные книги и т. д. В трапезе нередко собирались мирские суды, писались официальные документы и совершались частные сделки (см.: Островская М. А. Древнерусский северный мир // Известия Архангельского общества изучения Русского Севера. Архангельск, 1912. № 3. С. 100—101). Не случайно, что объявление Евфимием Чакольским своих видений совершается перед миром в трапезе.

[3] ...под образомъ Пречистые Богородицы, что межи Царскихъ и Сѣверных дверей. — Царские врата (двери) находятся в храме в середине иконостаса, через них во время богослужения выносятся Святые Дары; Северные врата ведут в ту часть алтаря, где находится жертвенник. Между Царскими и Северными вратами всегда помещается икона Богородицы Одигитрии, так что в древнерусском иконостасе она получила свое наименование «Межвратная».

[4] ...ехатив Пиренему молебновъ пѣтив часовню. — По свидетельству церковных летописей Пиринемский приход образовался не ранее 1672 г., до этого времени крестьяне Пиринеми и близлежащих деревень относились к Чакольскому приходу. Чакольский священник выезжал для отправления необходимых треб в Пиринемскую часовню св. Георгия. Время построения часовни неизвестно, однако из текста «Тетради о чудесех Параскевы Пиринемской» мы узнаем, что в 1610 г. эта часовня была уже ветхой (см. рукопись: БАН, Арх. Д 351, л. 305—305 об.).

[5] ...у правила был ко святей дорѣ. - Дора (антидор) - часть просфоры, оставшаяся после того, как из просфоры вынимается часть, непосредственно употребляемая во время служения Литургии — «Агнец». Дора предназначается для раздачи молящимся в храме по завершении Литургии. Неверным (некрещеным), присутствующим в храме, давать антидор запрещено.

[6] ...у крыласа стоял у праваго... — Клирос — место, устроенное в передней части храма для чтецов и певцов (клира); обычно в храме имеется два клироса: правый — против Южной алтарной двери, и левый — против Северной.

[7] ...даи дѣла ему до книгѣ нѣтъ. — Данный оборот является традиционным для владельческих записей на рукописях.

[8] ...чтобы крестьянѣ казенные свѣчи имали да къ церкви Божии приносили... яз выходил из церкви в трапезу, свѣчниковъ бранил. — См. текст к сноске 16.

[9] ...в самоедском платъе... — Самоедь, самоеды — общее название финно-угорских языческих племен, проживающих в Мезенской тундре. В Чакольский стан, где в начале XVII в. было две крупные торговые лавки, люди из этих племен приезжали в основном для продажи оленьего мяса и изделий из оленьих шкур. Кроме того, известно, что самоеды часто направлялись кеврольскими воеводами на тяжелые хозяйственные работы. Так, например, сохранился документ от 19 октября 1614 г., «память» Кеврольского воеводы Михаила Иванова Спешнева лучшим людям на Чаколе, в Перемьском, Пильих горах, Немьюшке, Мезени и Олеме о сборе ратных людей, о высылке их на засеки и о присылке с Мезени «самоеди Тиунские и Канинские человек пяти или шести легких на резвых оленях» (см.: СПб. ФИРИ, колл. 248, д. 3).

[10] ...Юръе Семеновъ сынъ Щепеткин... — Юрий Семенович Щепоткин — брат одного из первых пинежских именитых людей, купца гостиной сотни, дьяка приказа Печатного дела Богдана Семеновича Щепоткина.

[11] ...велѣл бревна ронити всѣм миром на весну и ставити храм в Пиренемы у святого великомученика Георгия и у новоявленнаго милостиваго чюдотворца... — Речь идет о построении на мирские деньги храма во имя св. Георгия с приделом во имя св. Параскевы Пятницы. О времени строительства этого храма никаких других источников, кроме текста «Видений Евфимия Чакольского», не известно. Однако храм этот несомненно был построен чакольскими крестьянами, из «Тетрадей о чудесах Параскевы Пиринемской» и других источников мы знаем о его дальнейшей судьбе: в 1643 г. храм сгорел, и на его месте был построен новый, который впоследствии неоднократно перестраивался. Последняя постройка XIX в. сгорела от молнии в 1989 г. Поводом к строительству храма стало открытие в 1610 г. в Пиринемской часовне мощей Параскевы Пиринемской, почитание которой так и осталось местным.

[12] ...в постъ Филиповъ святых апостолъ... — Филиппов (или Рождественский) пост продолжается с 15 (28) ноября до Рождества Христова 25 декабря (7 января).

[13] ...над канономъ Николе чюдотворцу тропари отговорят... — Канон — определенный жанр гимнографии, ряд песен, отображающих суть и значение праздника. Канон обычно состоит из 9 песен, содержание которых приноровлено к содержанию 9 песен библейских. Каждая песнь канона складывается в свою очередь из ирмоса и нескольких тропарей. В нашем тексте иногда словом «канон» также обозначается мирское пиво — «канун» (см. текст к сноске 25). Тропарь — церковное песнопение, в котором кратко отображается сущность праздника или житие святого.

[14] ...Северным... — В рукописи ошибочно «Царским», исправлено по смыслу.

[15] И молитва послѣ байны надобе! И не всякая байна подобна, и в байны не всякая вода чиста! — По народным представлениям, баня (севернорусск. байна) — место обитания нечистой силы, поэтому христианину, соприкоснувшемуся с этой силой, необходимо очистить себя молитвой.

[16] И крестьяне бы деревеньския свѣчв трапезу промѣнных не вносили, и крестьяне бы тѣхъ свѣчь в трапезѣ не имали и не покупали. — В этом запрете, выраженном словами Евфимия Чакольского по «наказу» Богородицы, отразилось не только христианское запрещение торговли в храме, но и реальная забота севернорусских церковных служителей, препятствовавших продаже прихожанами самоизготовленных, «не казенных», свечей. Кроме нарушения церковного устава такая продажа способствовала опустошению церковной казны, так как во многих церквах, особенно на окраинах России, поступление денег от свечной продажи в казну являлось едва ли не главным источником дохода церкви.

[17] ...по Запогостью, гдѣ бобылские худые дворишка стоят, которые держат пива продажные. — Запогостье — окраинный окол Чакольского погоста, населенный в основном бобылями — непашенными крестьянами. Бобылями становились в основном захудалые крестьяне, «отбывшие от пашни» вследствие обеднения; они могли иметь свой двор или были «бродячими», кормились различными ремеслами, а также часто занимались приготовлением на продажу пива (см.: Островская М. А. Земельный быт сельского населения Русского Севера в XVI—XVIII веках. СПб., 1913. С. 78).

[18] Воры приходили на Двину и попа, де, посѣкли в Тойме ночи у питья. — Тойма — населенный пункт в бассейне реки Тоймы, на месте впадения ее в Северную Двину (в настоящее время Верхнетоемский район Архангельской области). Интервенция на севернорусские земли шведских войск, впоследствии объединившихся с отрядами черкасов — казаков-изменников, потерпевших крушение в центре России, а также польско-литовских отрядов продолжалась длительное время — с 1610 до 1618—1619 гг. Особенно тяжелыми для Севера России были 1611—1614 гг., когда шведами были взяты Новгород и Вологда, когда отряды «воров» совершали опустошительные набеги на поморские города и веси: Вагу, Тотьму, Устюг, Двинские земли. Об одном из таких набегов и говорит Евфимий Чакольский. Его обличительные слова направлены не на врагов, а на предавшихся пороку пьянства священников местных церквей. Обличение Евфимием Чакольским пьянства в среде духовенства созвучно обличению пьянства воевод и военачальников, приведшего к трагическому захвату Вологды, в отписке архиепископа Вологодского и Пермского от 29 сентября 1612 г. к московским боярам, завершающейся словами: «А все делалось хмелем: пропили город Вологду воеводы» (см.: Прокофьев Н. И. Образ повествователя в жанре «видений» литературы Древней Руси // Уч. зап. МГПИ. М., 1967. №256. Ч. 1. С. 45—46).

[19] Нынѣ, де, кресты целу